Конец пути

Сержант Гувер приставил меня к получению Боевого Креста – второй по значению медали, присуждаемой в нашем отделении. Такая награда сама по себе была отличной рекомендацией, и я думал, что получу её наверняка. Но вышестоящее командование решило иначе, понизив значение награды на два уровня – до благодарности от руководства.

Позже на той неделе нас с Хондо вызвал в кабинет начальник, чтобы поблагодарить за участие в операции. Инспектор спросил, что́ департамент может для нас сделать. Хондо попросился в Академию преподавателем. Я же хотел, чтобы меня перевели в отдел, где работали полицейские в штатском. В последующие месяцы просьбу Хондо удовлетворили. Мне же сказали, что для перевода нужно больше времени пробыть на улице. Честно говоря, я тогда изрядно разозлился на них за такое решение, потому что ненавидел ходить в полицейской форме.

Весной 1989 года я производил от трёх до пяти арестов в неделю. Проблема заключалась в том, что большинство из них я произвёл вне территории жилищных комплексов, то есть ловил преступников на улицах, а не внутри того или иного «Дома…». Мой командир, капитан Браун, не был большим поклонником полицейских, специализирующихся на арестах, особенно вашего покорного слуги.

Моя проблема заключалась в том, чтобы оставаться незамеченным с моими арестами вне комплексов. Аресты раздражали всё моё начальство – от командного состава до кабинета шефа. Я получил сразу несколько жалоб – от Совета по рассмотрению жалоб гражданского населения (СРЖГ) и Управления внутренних дел (УВД), полиции, которая расследует дела полицейских, патрулирующих улицы. Мои отношения с этими двумя подразделениями стали решающим фактором того, что я стал делегатом Благотворительной ассоциации патрульных (БАП).

Однажды ночью капитан, пересмотрев состав, занятый на дежурстве «4—12», убрал меня с Хондо с «Домов Одюбона». Хондо патрулировал на скутере.

Лейтенант Кларксон, наклонившись над столом, сказал:

– Офицеры, сегодня никаких арестов вне комплекса, иначе у нас с вами возникнут большие проблемы.

Я отдал честь под козырёк, а сам подумал: «Хорошо, придурок». Ходили слухи, что Кларксон в 1960-х был членом организации «Чёрная пантера» прежде, чем стать полицейским жилищного управления. У него в машине на зеркале заднего вида даже висела чёрная пантера.

Я запрыгнул на скутер Хондо, и он подвёз меня к «Домам Одюбона». Я сказал ему:

– Оставайся неподалёку. Я всё-таки пойду и кого-нибудь арестую.

Некоторое время спустя я уже вёл наблюдение с крыши одного из зданий «Домов Одюбона». Я положил фуражку на воздуховод и перегнулся через стальную ограду, высматривая на Амстердам-авеню любую незаконную деятельность, связанную с наркотиками. Двое латиноамериканцев, прислонившись к машине, стояли перед зданием. Они посмотрели на меня. Я помахал им, они помахали в ответ. Я переместился на пару метров левее, чтобы лучше видеть всё, что могло происходить на авеню, не заметив, как мой ботинок проскользнул под стальную ограду и сбросил гравий с крыши на тротуар.

Я снова перевёл взгляд на улицу и увидел, как те двое показывают мне средний палец. Я не преминул ответить на комплимент тем же. Они дёрнулись, намереваясь подняться на крышу. Я, если эти два идиота всё-таки решат прийти, встал у стены так, чтобы меня не было видно со стороны входа на крышу; спрятал фуражку. Через несколько минут послышались шаги на площадке перед входом на крышу. Я слышал голоса, но не понимал, о чём разговор, потому что общались они по-испански. Чёрт возьми, они действительно поднялись на крышу! Открылась дверь. Один из них, в белой куртке, держал пистолет двадцать пятого калибра. Второй был безоружен.

Присев на колено, я крикнул:

– Полиция! Не двигайтесь! – Когда они повернулись, я добавил: – Брось пистолет!

«Белая куртка» бросил оружие.

Я подошёл, отшвырнул пистолет подальше и приставил обоих к стальному забору. Сначала надел наручники на «белую куртку», затем, протянув наручники через забор и обмотав цепью ограду, приковал к забору второго парня. По рации я сообщил в Центр:

– У меня двое арестованных. Контрольная группа, попросите начальника Полиции жилищного управления немедленно ответить и организуйте транспорт.

Хондо прибыл на место происшествия первым и помог мне с арестом.

Я проверил пистолет: пуля в патроннике, обойма полная. Когда я привёз подозреваемых, Кларксон, стрельнув в меня взглядом, сказал:

– Я думал, что довольно ясно сказал: никаких арестов вне комплекса.

– Босс, они были на крыше одного из зданий «Домов Одюбона» с заряженным оружием. Вы хотели бы, чтобы я оставил их, дав пять?

Кларксона моя тирада явно не удовлетворила, но связала руки.

Я оформил два ареста и стал допрашивать подозреваемого в белой куртке.

– О чём, чёрт возьми, ты думал, поднимаясь на крышу?

Он ответил:

– Вы забросали нас гравием. Я решил, что вы кабельщик, который что-то возомнил и решил перед нами повыступать.

– И вы поднялись на крышу, чтобы застрелить меня?..

Всё, о чём я думал в ту минуту: как же ополоумел город, раз один собирался убить другого только из-за упавшей рядом гальки!

ГЛАВА 6. Жертвы

Много раз за карьеру я видел Мрачного Жнеца: в виде самоубийства, естественной смерти и убийства. Это всегда возвращало меня в мою Сумеречную Зону. Я всегда остро реагировал, когда гибли хорошие люди в страшной расправе. Я никогда не мог понять, как можно забрать жизнь другого человека без всякой причины и через десять минут есть фастфуд и вести себя так, будто ничего не случилось.

Некоторые мои столкновения со Жнецом всегда будут меня преследовать, потому что я общался с его жертвами незадолго до их смерти.

В одну из ночных смен 1989 года мы ответили на вызов о подозрительном запахе, исходящем с десятого этажа «Поло Граундс» на Восьмой авеню.

Поднимаясь, я почувствовал вонь уже на подходе к девятому этажу. На десятом я точно знал, что тут смерть: витал в воздухе мучительный запах, который жалил ноздри. Взглядом я дал Хондо понять, что мы облажались: в квартире разлагалось тело – нам придётся оставаться при нём, пока не приедет медэксперт, не позвонит ребятам из морга, а те не приедут, не упакуют и не повезут тело на вскрытие.

Подойдя к двери квартиры, из которой шёл гнилостный запах, я почувствовал ещё и тепло, исходящее оттуда же. Я надел кожаные перчатки, чтобы защитить руки от ожогов, проверил, открыта ли дверь. Когда я толкнул её, меня ударило волной обратной тяги и охватил смертоносный шар пламени, наполненный газом и запахом разложения. Меня отшвырнуло к противоположной стене. Лёгкие поглотила вонь человеческого разложения, и меня вырвало. Хондо помог мне подняться.

– Ты в порядке, Пит?

Я отдышался, показал ему большой палец, и мы вошли в квартиру. Тело пожилой женщины лежало лицом вниз на кровати в главной спальне, раздутое, как воздушный шар. Её набухшие икры шевелились от личинок, ползавших внутри её тела. В квартире было жарко и душно, как в сауне. Женщина оставила горелки кухонной плиты включёнными, чтобы согреться. Она была мертва около недели. Тепло из духовки ускорило процесс гниения и испекло женщину, как фаршированную индейку.

Хондо позвонил дежурному, чтобы сообщить ему о ситуации. Дежурный сказал, что медэксперт на выезде – некто доктор Тайбер. На лице Хондо появилась ухмылка. Он сообщил мне плохие новости.

– Пит, – сказал Хондо, которого сложно было понять из-за сильного французского акцента, – послушай меня, этот чувак полностью ненормальный.

Открыв окна в квартире, я сжёг немного молотого кофе и сказал Хондо купить кристаллы DOA, которые помогут избавиться от запаха. Ещё дал ему деньги на несколько сигар, чтобы их тоже сжечь, и на детскую мазь, чтобы смазать под носом, пока будем ждать прибытия Доктора Смерть.

Примерно через два часа в квартиру вошёл невысокий, хорошо одетый мужчина и представился доктором Тайбером. Он сразу подошёл к трупу женщины и жестом показал мне помочь её сдвинуть. Я посмотрел на него, как бы говоря: «Ты сошёл с ума? Я к ней не прикоснусь».

Врач настаивал:

– Вы должны помочь мне, офицер.

– Ни хрена, приятель. Это твоё шоу.

Он перевернул её на бок, и я увидел ужасающее зрелище: оба её глаза выпали, прилипнув к подушке и оставив на лице две полые глазницы. А добрый доктор увидел что-то подозрительное в её грудной клетке.

– Дайте-ка мне свой нож, офицер.

– Да, как же, чёртов вы псих! Извините, док, этого не будет.

Он вытащил из ящика стоявшего рядом комода ножницы, воткнул их трупу прямо в грудь и начал копаться в её грудной клетке. Через пару минут он вытащил оттуда свёрнутую пачку денег.

– Вы должны запротоколировать эти деньги, офицер.

– Такое не протоколируется, друг мой. Вы спятили.

В конце концов он подписал документы, отметив сей случай как естественную смерть. Примерно через час приехали мальчики из морга. Когда они, чтобы засунуть в мешок тело, подняли его, оно раскрылось, как перезрелая тыква. Одна нога оторвалась от тела, и по полу рассыпались сотни личинок. Зловоние усилилось в тысячу раз. Я бросился в коридор и снова блеванул.

Приехав в командный пункт, я решил, что смена моя на сегодня закончена. Выбросил всю одежду, даже дежурную куртку, прямо в мусорный бак. Запах смерти, прилипнув, преследовал меня ещё долго, и, чтобы смыть его, потребовалось несколько раз принять душ.

Мрачный Жнец сделал 1989 год ужасным, бродя по улицам Гарлема.

Нас с Хондо вызвали в «Дома Вагнера» по поводу домашней ссоры. Мы быстро поднялись на двенадцатый этаж. Когда я постучал в дверь, мне открыла обезумевшая женщина лет двадцати, говорившая по-испански.

Её отец, мистер Сантос, был ростом чуть больше полутора метров. Волосы чёрные, зачёсаны набок, чёрные усы. У его жены, которой было лет сорок пять – сорок девять, тоже были чёрные волосы, длинные, и немного располневшая фигура. Она хотела, чтобы муж покинул квартиру. Она подала на развод, потому что не хотела иметь с ним ничего общего. Муж кричал на неё, называя путаной. Я вошёл, схватившись за наручники.

Хондо сказал:

– Пусть он прогуляется куда-нибудь или побудет с друзьями.

Я вывел мужа в коридор, сказал ему остыть и объяснил, что лучше ему остаться на ночь у друга или родственника. При этом я испытывал очень неприятное чувство. Мне хотелось привести его в отделение. Я мог бы арестовать его за домогательство или хулиганство, но послушал напарника и отпустил Сантоса.

Я посоветовал миссис Сантос утром поехать в город и получить приказ о защите от мужа; поставил на деле отметку «Выполнено» и подал рапорт. Три часа спустя из Центра поступил вызов на ещё одну разборку, где фигурировал мужчина, держащий людей на прицеле. Инцидент происходил в том же жилом доме, где обитал Сантос. Я посмотрел на напарника и, разозлившись, сказал диспетчеру, что принимаем вызов.

– Я говорил тебе, что мы должны были схватить этого засранца! С тебя причитается, приятель.

Мы вбежали в здание, через две минуты добрались до нужного этажа и тихонько подошли к двери. Из квартиры послышалось:

– Папочка, пожалуйста, не стреляй в маму.

Я сказал Хондо:

– Ломаю дверь, брат.

Хондо по рации уже вызывал СЭП и руководство Полиции жилищного управления. Я сказал:

– Мы всё равно взломаем дверь: он собирается их застрелить.

Я упёрся в противоположную стену, чтобы с рычага выбить дверь, но тут услышал «Бам!» – чёртов выстрел.

Дочь закричала:

– Ты убил её! Мама мертва! Помогите мне, пожалуйста!

Я крикнул:

– Открой дверь, а не то я её вышибу, ублюдок!

Босс появился на площадке и приказал мне отойти. Я продолжал кричать:

– Он уже застрелил человека! Давайте взломаем дверь и запрём его в участке.

– Отойдите, офицер. Сейчас же.

У меня не было выбора. Всё, о чём я думал, было: «Вы, чёрт возьми, трусы! Вы не заслуживаете полицейских жетонов». Через несколько минут прибыла СЭП. И тут я услышал второй выстрел.

Дочь закричала снова:

– Помогите! Он только что убил себя!

Служба экстренной помощи ворвалась в квартиру. Я был третьим или четвёртым в цепочке, отправившейся в этот кошмар. Лицо и рубашка дочери были забрызганы кровью и мозгами.

Схватив девочку, я оттащил её с места кровавой бойни. Хотел утешить её, но всё, что мог сказать, было: «Всё будет хорошо».

Я попросил соседку отвести девочку к себе, чтобы успокоить её и сделать от её имени нужные звонки. Вернувшись в квартиру, где произошли убийство и самоубийство, я оказался на одном из самых кровавых мест преступления, которые когда-либо видел. У миссис Сантос была огромная дыра в затылке. Когда детективы, прибывшие на место, приподняли её голову, я увидел сквозь неё другой конец комнаты. Бессердечный ублюдок убил жену, устроив что-то вроде казни. Он заставил её встать на колени и умолять сохранить ей жизнь.

Он выстрелил в неё из револьвера триста пятьдесят седьмого калибра с полыми пулями. Стены и экран телевизора были все в крови и мозгах.

Сантос лежал на кухне лицом вниз в луже крови, заглотив пистолет, с пробитым пулей затылком. Дверца холодильника тоже была залита кровью и мозгами. Он легко отделался, мелкий ублюдок.

Утром мне пришлось явиться к коронеру, чтобы опознать тела.

Та ночь длилась долго. Она не даёт мне покоя и по сей день. Я должен был просто запереть этого мудака. Миссис Сантос жила бы дольше, если бы я прислушался к интуиции.

…У полуночной смены было много названий, например «тур вампиров» или «обход зомби».

Проститутки расхаживали по Парк-авеню со 125-й по 133-ю улицу, продавая тела от пяти до двадцати долларов за один быстрый приём крэка.

Однажды ночью летом 1989 года я разговаривал с молодой женщиной на Парк-авеню. Она была новичком в древней профессии, её звали Соня.

– Если снова увижу тебя в этом районе, закрою за проституцию и хранение наркотиков.

Она ответила, изображая умницу:

– Окей, офицер, я поняла.

Я знал, что она вернётся уже через час.

Следующей ночью я принял вызов о краже со взломом в котельную на Мэдисон-авеню, 2120. Подойдя к двери, я понял, что её взламывали. Включив свет, мы увидели женщину, лежавшую на полу обнажённой и с распростёртыми руками. Из-под её ягодиц торчало что-то с зелёными металлическими краями.

Это была проститутка Соня, мёртвая.

Место преступления представляло собой жуткое зрелище. Девушка лежала, не касаясь пола. Скорее всего, её поддерживали садовые грабли, глубоко вставленные ей во влагалище. Их металлические зубцы торчали между её ног. Медработник сказал, что она была ещё жива, когда убившие её монстры воткнули в неё грабли. Они избили её до крови, нанесли удары ножом и изнасиловали. Затем оставили её в подвале умирать от боли.

Позже на той неделе были арестованы трое мужчин, оставивших отпечатки пальцев на месте преступления.

Соню убили из-за трёх ампул крэка. Вот чего стоила её жизнь.

Когда я думал о бессмысленных убийствах и казнях, мне всегда хотелось взять пожарный шланг и смыть всю нечисть в канализацию.

ГЛАВА 7. Светлая сторона

Не поймите меня неправильно. В моей карьере были забавные истории со множеством розыгрышей и шуток, много хороших мгновений. Например, одним из приколов, которыми мы разыгрывали новичков, было посыпать внутренний край их фуражек порошком для снятия отпечатков пальцев. Сняв фуражки, ребята красовались с синим кольцом на лбу.

Служба в правоохранительных органах, если не найдёте юмора, всегда будет мрачной. Большинство копов в итоге бросали службу или усаживались на стулья в баре и пропивали жизнь.

Однажды во время патрулирования я с напарником, офицером Гэгсом, получил вызов о перестрелке, который мы после проверки отметили позже как «необоснованный». Когда мы приехали к зданию, я увидел длинный хвост рептилии, который торчал из мусорного бака и, как оказалось, принадлежал мёртвой метровой игуане. Я решил взять её с собой, и мы уехали с объекта.

В ту ночь полицейский по имени Ричи работал в радиомашине в другом секторе. Когда я впервые встретил его, то подумал, что ему около сорока, но позже узнал, что он всего на год старше меня. Ричи, уже лысый и измученный, не должен был выходить патрулировать улицы. Хоть Ричи был робок и начисто лишён здравого смысла, он был очень хорошим парнем.

Ричи и его напарник работали в секторе C—D («Чарли – Дэвид») в Тридцать втором округе. Мы с Гэгсом, решив совершить ложный выезд в их сектор, по рации попросили их машину ответить на выезд к «Домам Рэнджела».

Когда они прибыли, я дождался, пока они войдут в здание, а затем, едва они скрылись из виду, засунул игуану в их патрульную машину. Я положил её на приборную панель так, чтобы её передние лапы легли на руль. Ричи отметил выезд кодом «10—90X» («необоснованный»). Он был водителем патрульной машины, поэтому сел в неё первым, опустив голову, и начал писать что-то в записной книжке, даже не заметив, что ящерица смотрит прямо на него. Когда его напарник сел в машину и увидел игуану, он хлопнул Ричи по плечу и указал на рептилию. Ричи выскочил из машины и упал на задницу, пытаясь убежать от моего полумёртвого питомца. Мы с Гэгсом, конечно, катались от смеха по полу. Я связался с Ричи по рации и сказал ему перейти на восьмой канал, чтобы Центр нас не слышал. Я сказал: «Игуана-один, Игуана-один, пожалуйста, примите вызов о совершающемся ограблении», только чтобы увидеть их перепуганные лица и то, как они искали нас по всей территории жилищного комплекса. Они были жутко злы, когда мы наконец встретились.

Колон, напарник Ричи, заявил:

– Это война, Бэтмен, и считай, что она уже началась.

Весной 1990 года я начал разрабатывать на улице нескольких информаторов. Я переодевался в штатское несколько раз в месяц, но основное время всё ещё работал в форме. Я подружился с агентом по имени Стердж из Бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию (АТО). Стердж работал в отделе по борьбе с преступностью. Он заметил тогда, что я получил больше ордеров на обыск и произвёл больше арестов, чем весь его отдел.

Однажды ночью один из моих тайных информаторов по имени Стиви сообщил мне о женской группировке, продающей крэк из салона красоты прямо через дорогу от здания, где размещался местный полицейский участок жилищного управления. Их торговля шла исключительно хорошо, принося около двадцати тысяч долларов в день. Стиви, быстро закупив себе крэка, сообщил мне все подробности, нужные для получения ордера на обыск следующим утром.

Я направился в центр города, в отделение по борьбе с наркотиками, чтобы встретиться со своим хорошим другом – помощником окружного прокурора Мэтьюзом. Через час я уже сидел у судьи Бима, оформляя ордер.

У меня сложились довольно хорошие рабочие отношения с судьёй Бимом. Вместе мы успешно подготовили более дюжины ордеров на обыск, и все они касались денег. Судья Бим настолько доверял сведениям, которые я получал от тайных информаторов, что обычно я сам оформлял ордера. В тот день сработали так же. К тому же я и мой новый напарник Анджело ещё давали показания по форме 180—80 («обвинение в предыдущем уголовном преступлении»).

Анджело был пьяницей и целый год пользовался моим дружелюбием. Мы закончили нашу явку в суд к половине пятого дня и направились в итальянский ресторан «Форлини», чтобы перекусить. Мэтьюз присоединился к нам позднее, чтобы вместе выпить.

Спустя несколько часов выпивания бокалов с «оленьей кровью», более известной как «Егермейстер», я вышел поговорить с другим копом, попросив Анджело присмотреть за моими вещами, включая ордер, который надо было использовать следующим утром. Анджело решил, что ему надо вернуться в командный пункт. Но он не сообщил мне о своём намерении, а просто уехал, взяв ордер на обыск с собой. Он был так пьян, что поехал на метро до Бронкса, забыв, что командный пункт в Гарлеме.

Когда я вернулся в ресторан и обнаружил, что этот идиот ушёл, я запаниковал, подумав, что ордер забрал кто-то другой. Я примчался в командный пункт, встретил сержанта Гувера и сообщил, что́ сделал мой напарник-алкоголик. Я нашёл и Анджело, он спал в раздевалке. Разбудил его:

– Где ордер на обыск, придурок?

– Должно быть, я уронил его, когда ехал в метро…

Я думал только о том, как же облажаюсь, если ордер так и не найдётся.

Я позвонил Гуверу, который дежурил на телефоне, и рассказал ему о случившемся. Мы потратили несколько часов, пытаясь найти утерянный судебный документ на всех станциях метро Бронкса. У меня оставалось времени только до половины седьмого утра. К половине шестого утра мы побывали уже на всех станциях. Оставалась одна. Мы проверили все чёртовы вагоны, но, увы, никаких документов. Я даже спускался на платформу и проверял все мусорные баки. В одном из них лежали какие-то свёрнутые документы – и это был долбанный ордер! Я поблагодарил Бога за чудо, и мы помчались в командный пункт, смеясь как сумасшедшие. Но я всё ещё злился на Анджело.

Позже Гувер дал ему двухдневный отгул за то, что тот явился в нетрезвом виде и был совершенно не в состоянии работать.

В то утро группа по борьбе с наркотиками получила от командования приказ о выполнении ордера на обыск. Гувер остался сверхурочно и помогал мне оформить бумаги. Вечно счастливый капитан Велкер принёс новый автоматический девятимиллиметровый глок с автоматическим подзаводом. Он, инструктируя подразделение о предстоящей операции с наркотиками, вёл себя как полный козёл, заявляя, что ни одна витрина из пуленепробиваемого стекла не остановит пули из его новой пушки. Я просто качал головой, думая, что он чёртов придурок.

В половине седьмого утра мы, постучав в дверь салона, приказали двум женщинам, находившимся внутри за пуленепробиваемым стеклом, выйти. Они вышли с поднятыми руками. Я начал обыскивать салон сверху донизу, но спустя полчаса у меня не было ни одной зацепки. Капитан Велкер буквально сиял, поскольку я наконец-то выбил ордер «не по делу». Он приказал отделу по борьбе с наркотиками закругляться.

– Не могу поверить, что Стиви ошибся! Да ни за что на свете! – Я стоял у стены салона рядом с Гувером и ударил ногой по ней так, что оттуда выскочила и шмякнулась о пол электрическая розетка. Я посветил карманным фонариком в дырку, в котором была розетка. При ближайшем рассмотрении она оказалась пустышкой. Сунув руку в отверстие в гипсокартоне, я вытащил заряженное оружие, «тонну» наличных и более двух тысяч ампул кокаина.

Повернувшись к Гуверу, я процитировал фразу из фильма Билли Кристалла «Беги в страхе»:

– О, капитан!

Я выбежал на улицу к начальнику патруля, чтобы сказать, что́ нашёл в стене.

Велкер вернулся в салон, чтобы убедиться лично. Он покачал головой и пробормотал: «Невероятно». Я подмигнул ему и поблагодарил за помощь. Гувер обнял меня и сказал:

– Вот потому-то ты и есть грёбаный Бэтмен, брат. Буду ходатайствовать о представлении тебя к награде.

Мы громко засмеялись, потому что знали настоящую историю «адского» ордера.

Это был один из самых напряжённых и в то же время один из лучших рабочих дней в моей карьере. Гувер был отличным другом и великолепным копом. В самых разных ситуациях он всегда прикрывал мне спину.

ГЛАВА 8. Конфликты

В 1989 году во время патрулирования произошли конфликты, которые изменили моё мышление. Сначала я увидел копов, которые прикарманивали деньги дилера. Затем мне пришлось работать с несколькими полицейскими, которые относились к работе просто как к способу получать зарплату. В глубине души я знал, что такие копы – получатели зарплаты – не прикроют меня, если дело дойдёт до крайности. Я старался любой ценой избегать таких офицеров, поскольку никогда сам так не работал. Я бы сделал всё, чтобы защитить братьев-полицейских и жителей Нью-Йорка.

Да, признаю: я нарушал правила, касающиеся процедур из Руководства по патрулированию, и некоторые его основные положения, чтобы выполнить работу.

Всегда буду говорить: были времена, когда я поступал неправильно, но только ради достижения общего блага. Под этим имею в виду, что, если ситуация на улице складывается так, что приходится мгновенно что-то решать, чтобы защитить гражданских или напарника, то правила можно и обойти. Могу лично засвидетельствовать, что следовать правилам не всегда получается. Иногда, борясь с преступностью или выполняя обязанности офицера полиции, я поступал нетрадиционно. Для того чтобы работу выполнить, правила можно и нарушить.

Два случая изменили моё представление о том, как выполнять обязанности на посту. Первый произошёл летом 1989 года. Мы с Хондо заканчивали полуночный обход территории «Домов Вагнера», когда два офицера из службы по УДО запросили помощь, выполняя ордер на арест разыскиваемого беглеца. Они предупредили, что преступник может быть вооружён и опасен. Звали его Милтон. Рост преступника – метр девяносто пять. Его арестовали за вооружённое ограбление первой степени. Потратив пару минут на то, чтобы прочитать досье Милтона и изучить его фото, я постучал к нему в квартиру. Он наполовину приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, кто пришёл.