Монино детство. Новелла о 80-х

Однажды она заявила Ирке, что Иркино место не в МГУ, а во дворе с метлой и лопатой. Ирка глотала слезы, а Изольда все сыпала соль на рану:

– Разве может умная девочка перепутать метафору с гиперболой? Это же позор чистой воды! Это как перепутать «Памятник» Державина со стишками Монина. Вот, плачь теперь, неумеха!

Но за спиной Изольда защищала нас, как Некрасов Белинского. Если бы не она, нас с Лехой, да и не только нас, уже давно бы куда-нибудь перевели и поставили на учет. И, если другие учителя спешили после уроков домой, Изольда оставалась допоздна, проверяя домашку и подтягивая всех желающих. Дома ее ждали облезлый кот Михаил и затюканная дочь Варя, обязанная читать по пятьдесят страниц русской классики в день.

Вот бывает так: скажут тебе доброе слово, а тебе все равно. Но если сквозь лупы очков Изольды жег не испепеляющий взгляд, а светился огонек одобрения, то тебя словно окатывало теплой волной.

В общем, мы ее и любили, и уважали, и боялись. И тоже не понимали умом, как Федор Тютчев Россию.

Итак, в класс вошла Изольда, и ее вид не сулил ничего хорошего.

– Комаров, к доске!

– А почему сразу я? – возмутился Леха.

– Хочу направить твою энергию в мирное русло.

– Изольда Васильевна, – обратилась к ней Ирка, – а можно я?

– Можно, но сначала я поставлю Комарову двойку.

– Изольда Васильевна, за что? – взмолился Леха.

– Монин, к доске!

– Изольда Васильевна, а почему сразу я?

– Садись, Монин, два!

– За что?

– А за то, что я – ваш классный руководитель. И я не хочу, чтобы сюда приходила милиция и я краснела за моих учеников.

– Так мы же ничего не сделали! – возмутился я.

– За теми, кто ничего не делает, милиция не приходит, – отрезала Изольда и продолжила. – Ты, Монин, можешь себе представить, чтобы за Пушкиным погнался уголовник с кирпичом?

За меня ответил Леха:

– Пушкин сам гонялся!

– За кем же? – язвительно спросила Изольда, не ожидая подвоха.

– За юбками. Поэтому и допрыгался.

А вот это было чересчур! Изольда поднялась из-за стола, медленно сняла очки и поставила руки в боки. В ее глазах было столько ненависти, презрения и решительности, что даже смелый Леха сделал полшага назад. В классе воцарилась гнетущая тишина.

Тут раздался грохот стула о парту и все уставились на Чижика, который уже стоял с поднятой рукой по стойке смирно, как часовой на посту.

– Изольда Васильевна!

– А тебе что, Рыжов? Тоже хочешь плюнуть в святыню?

Чижик замялся, с уважением посмотрел на портрет Александра Сергеевича и выдал ни к селу ни к городу:

– Изольда Васильевна, а вы слышали о презумпции невиновности?

***

И вот мы трое стоим в кабинете директора школы Петра Сергеевича Рыжова, который по совместительству является Чижиковым папой.

– Еп-понский бог! Что опять?

– Васиного папу кирпичом приложили.

– И?

– А в нас кинули ледяное яйцо.

– И?

– А потом нас замели милиционеры.

– Вы из меня дурака делаете?

– Петр Сер…

Он нас перебил:

– Завтра родителей в школу.

– И моих тоже? – пошутил Чижик.

– А я и так здесь! Отдуваюсь, как говорится, не отходя от кассы. А ну, марш на урок!

В коридоре нам встретился опоздавший Крыса и сообщил, что дядя Юра жив, но в коме. Но главное – на ВДНХ будет выставка, а значит, мы сможем разжиться заграничными сувенирами.

Выставка

Ирка отказалась сразу.

– У меня, в отличие от вас, еще осталось человеческое достоинство.

Ну окей, будешь завидовать нам, когда мы придем в школу с модными пакетиками!

Мы доехали до ВДНХ и простояли час в очереди на выставку «Оборудование для нефтедобычи». Наконец нас пустили внутрь и мы окунулись в заграницу.

– Значит так: разбиваемся на группы Норд и Ост, – распорядился Крыса.

Мы подчинились – он знал, как делать дела.

Мы с Крысой пошли шакалить по периметру, а Леха с Чижиком выступили в центр. Нашей задачей было следить за позициями конкурентов и успеть туда, где раздают ручки, пакеты и так далее.

Так! Началось движение! Мы с Крысой, как две раненые антилопы, ломанулись к одному из стендов. Раздают пакеты! Мы протиснулись сквозь толпу, взяли по пакетику, запихнули добычу в брюки и пошли на второй заход. Получив по второму пакету, и чуть не раздавленные толпой, мы с видом победителей отправились за Лехой и Чижиком.

Леха встретил нас гордой усмешкой, а Чижик был грустен. Оказывается, они отхватили по фирменному карандашу, но Чижик свой выронил, его оттеснила толпа и он остался ни с чем.

– Держи! – Крыса протянул ему пакет.

– Мне? – не поверил счастью Чижик.

– Манде! – с завистью огрызнулся Леха.

Мы побродили по выставке еще полчаса, но больше ничего не урвали и собрались домой.

У выхода мимо нас прошел Иркин отец. Мне показалось, что он заметил нас, но почему-то сделал вид, что не заметил. Я окликнул его.

– А, приветик! Много контрактов заключили? – дядя Валя, как обычно, юморил, но был как-то скован и у него бегали глаза.

Уже на улице Леха предложил Крысе обмен: карандаш на пакет, плюс Крыса получает мороженое. Они ударили по рукам, но денег на мороженое у Лехи не оказалось, и Крыса всю дорогу канючил, что получилось как-то нечестно. Леха же ухмылялся и говорил, что договор – дело святое, а мороженое он купит в следующий раз.

МВИ

По приезду домой все куда-то рассеялись, и я пошел к Ирке один. Я подарил ей пакет, и мы сели пить чай.

– Ир, мы сегодня видели твоего папу на выставке. Странный он какой-то…

– Да уж, – ответила она озабоченно, – его как подменили. Наверное, переживает за дядю Юру.

– Ну они же с детства дружили, понятное дело.

– Ну да. Знаешь, Ром, после того, как мы похоронили маму, он вообще ведет себя странно. Улыбается, но как-то искусственно. А я, что я могу?

Она отвернулась к стене.

Иркина мама погибла несколько лет назад. Ее сбила машина, а водителя так и не нашли.

Ирка повернулась ко мне.

– Умеешь хранить тайну?

– Конечно!

– Подожди.

Она принесла из отцовской комнаты шкатулку и вытащила из нее золотой кулон в форме чайки с тремя буквами, выгравированными на крыле: МВИ – Мария, Валентин, Ирина.

– Вот, Ромик, пришел человек и убил чайку, – выдавила из себя Ирка.

– Это же твой кулон!

– Нет, это мамин! – она потянула цепочку на шее и достала такой же кулон. – Видишь, на моей чайке буквы на правом крыле, а на маминой на левом.

– И в чем здесь тайна?

– В том, что мы с мамой эти кулоны не снимали, а когда ее нашли на дороге, кулона на ней не было.

– А откуда он взялся в шкатулке у дяди Вали?

– Не знаю, я только сегодня нашла. Обычно шкатулка в серванте стоит, а тут смотрю – она на папиной тумбочке. Я открываю, а там мамин кулон.

– Да уж, мистика!

– Но ты никому, ладно? – Ирка коснулась теплой ладонью моей руки, и меня словно долбануло током.

Я покраснел как рак.

– Ромик, ты что?

– Жарко тут у тебя. Пойду погуляю.

– Ну иди! – Ирка была расстроена, но в ее глазах промелькнул огонек насмешки.

Дома

Я гулял целый час, лишь бы не возвращаться домой. Мой отец пил каждый день, и приходил он обычно не в духе, устраивая нам с мамой концерты игры на нервах.

Мама даже придумала систему оповещения: если кактус стоит на подоконнике справа, то отца дома нет, если посередине, то он дома, но особо не буянит, а если слева, то он в гневе и мне лучше еще погулять.

Иногда отец задерживался допоздна, бухая то с коллегами по работе, то с разношерстными городскими приятелями, среди которых были известный бард Валерий П., несостоявшийся космонавт Аркадий В. и даже маргинал дядя Толя.

В такие вечера я, как щенок, забивался под одеяло и с замиранием ждал, когда на этаже остановится лифт. Отец открывал дверь своим ключом, потом начинались хождения по квартире, и я прислушивался к его шагам, интонациям. Он колобродил полночи: курил, хлопал дверями, гремел посудой, ругался.

Но самое-самое жуткое, что отец оскорблял маму. В такие моменты у меня внутри все взрывалось и я готов был ударить его. И чем старше я становился, тем сложнее мне было сдержаться.

Однажды он швырнул в маму свои очки и попал ей в лицо. Я, как был, в трусах, подскочил к нему с занесенным для удара кулаком, но мама взмолилась: «Рома, не надо!» А отец только усмехнулся: «Вот, вырастил гаденыша».

Когда отец напивался до чертиков и становился невменяем, мама хватала меня за руку и мы бежали из дома. Звонки в милицию заканчивались равнодушными отговорками: «Побои есть? Труп есть? Нет? Тогда сами разбирайтесь».

Я часто спрашивал себя, почему Ирке достался такой классный отец, а мне нет. В чем таком я провинился, что он терроризирует нас с мамой? Может, мне стать отличником, как Ирка?

О разводе не могло быть и речи. Идти нам с мамой было некуда, да и она все равно отца не бросит – куда он без нас?

В тот вечер кактус стоял посередине. Может, обойдется без скандала.

Родительское собрание

На очередном родительском собрании Изольда вывела нас с Лехой к доске и предложила обсудить ситуацию.

– Какую ситуацию? – спросил Леха с вызовом.

– То, как вы проводите свободное время!

– А как мы его проводим? – спросил я, сделав невинное лицо.

– Так, что за вами с кирпичами бегают разные уголовники.

– Так у них и спрашивайте! – возмутился Леха.

– Мы спросим! Мы спросим! Кто разбил окно во Дворце пионеров?

– А мы-то откуда знаем?! – воскликнул Леха с такой неподдельной искренностью, что во взгляде Изольды промелькнуло сомнение.

Но она быстро собралась и возразила обидно, но справедливо.

– Вот за другими детьми с кирпичами не бегают.

Из зала посыпались реплики:

– С этого все и начинается!

– Им давно пора в спецшколу!

– И наши дети с ними учатся!

Громче всех возмущался отец отличницы Светы Синицыной. В молодости он озвучивал негодяев в «Союзмультфильме», но был уволен за аморалку и с тех пор где-то подкручивался, что-то кому-то доставал, а заодно вымещал злобу на бедной Светке, лупя ее ремнем за любые оценки, кроме пятерок. В общем, вошел в роль, а выйти не смог.

– Большинство старшеклассников знает, что вы, вот вы двое, все шкоды и устраиваете, – прогремел он театральным басом и сверкнул глазами с такой ненавистью, словно мы с Лехой сожгли его дом и увели в рабство его семью.

– А меньшинство младшеклассников? – ухмыльнулся Леха.

– Что меньшинство младшеклассников?

– Они тоже знают, что мы все шкоды и устраиваем? – пояснил Леха с издевкой.

На секунду актер так растерялся, что мы с Лехой едва удержались, чтобы не заржать.

– Вот! – воскликнула Изольда, – лучшая иллюстрация к портретам Комарова и Монина. Прямо фильм снимай под названием «Виниться не буду, а буду хамить».

– И я о том же! – поддакнул ей отец Светы. – Хоть кол на голове теши, а им все смешочки! И наши дети с ними учатся!

Он вдруг раздухарился, вскочил со стула, весь затрясся и заорал:

– Гнать! Гнать таких к чертовой матери!

Его пегая грива аж летала по плечам, когда он грозил нам пухлым красным пальцем.

Тут случилось неожиданное. Иркин отец поднялся, подошел к нам и обратился к родителям:

– А где вы были, когда этот уголовник бежал за ребятами? Если виновны, то пусть ответят, а нет, то нечего и сыр-бор разводить.

Светкин отец возразил:

– А почему это вы за них заступаетесь?

– А кто еще за них заступится? – ответил ему дядя Валя. – Налетели на парней. Прокураторы!

Я думал, тут начнется, но в классе повисла тишина.

– Пойдемте, ребята, – сказал нам дядя Валя, и мы вышли коридор.

– Может, к Юре сходим в больницу? – предложил он, и мы с Лехой кивнули.

Когда мы проходили мимо турников, Леха отстал от нас, примкнув к компании старших ребят.

А я, как всегда, полез не в свое дело и, не думая о последствиях, спросил:

– Дядя Валя, а откуда у вас кулон тети Маши?

Иркин отец посерел на глазах.

– Роман, это не имеет значения. Машу уже не вернуть.

В его голосе звучала такая безнадега, что я аж удивился. Действительно, другой человек. И от него сильно разило алкоголем.

Дядя Валя остановился, я тоже.

– Ладно, Роман, я пойду.

– А как же дядя Юра?

– В другой раз.

Я посмотрел ему вслед. Он чем-то напомнил мне Данилу – высокий, сутулый, бредущий куда-то.

И все-таки, откуда у него кулон?

Конкурс

Изольда вошла в класс с какой-то важной женщиной.

– Знакомьтесь, ребята, это Маргарита Ефремовна из гороно.

– Здравствуйте, Маргарита Ефремовна! – познакомились мы хором, поражаясь ее исполинской груди, которая могла бы вскормить не только всех младенцев СССР, но и половину стран Варшавского договора.

– Ребята, у Маргариты Ефремовны есть для вас важное сообщение! – объявила Изольда.

– Дорогие ученики! – торжественно начала Маргарита Ефремовна. – Мы проводим конкурс на лучшее сочинение о том, как Советский Союз борется за мир во всем мире, а США, наоборот, разжигают гонку вооружений. Кто хочет принять участие?

В классе поднялись две руки: отличниц Ирки и Светки. Изольда удивленно вскинула брови.

– И все? Разве вы не комсомольцы?

Ирка повернулась ко мне.

– Ромик, давай с нами!

Я дернулся, чтобы поднять руку, но Леха, сидящий у меня за спиной, долбанул мне по стулу.

– Монин, ты же все время пишешь Крыловой стишки? Зачем таланту пропадать? – сказала Изольда не то с издевкой, не то желая меня подбодрить.

Мы с Иркой были готовы провалиться сквозь землю. Ирка застыла на месте, словно обращенная в камень Медузой Горгоной, и у нее покраснела даже шея.

– Монин, ну! – не унималась Изольда.

– Конечно, Изольда Васильевна!

***

– «Конечно, Изольда Васильевна», – травил меня Леха, когда мы шли из школы.

– Леха, а может, я сам хочу?

– Чего ты хочешь?

– Написать сочинение. Может, мне грамоту дадут, – привел я слабый, но все-таки аргумент, – да и вообще прикольно.

– Прикольно будет, когда все гороно будет уссываться над твоими каракулями.

Мой почерк действительно был как у курицы лапой, но что-то меня задело.

– Спорим, что мое сочинение будет лучшим!

– А спорим!

– На что?

– На желание!

– Идет!!

***

Когда я пришел домой, то сразу же сел за письменный стол. Я хотел доказать Лехе, да и всем, что я тоже чего-то стою.

Вот тетрадка и ручка. Мне никто не мешает. Но, как на зло, слова не шли в голову.

Мне нравилось сочинять стишки об Изольде и наших одноклассниках, но сейчас нужно было сочинить на заказ, и у меня отключился мозг. Вот еще и пакет лежит из коварной Америки – фирменный, прочный, а на Крысином видаке мы без конца пересматривали американские фильмы.

Я подошел к окну и увидел, как Ирка с отцом сели в «копейку» и куда-то поехали.

– Интересно, куда это они? – подумал я, почему-то вспомнив про внезапно найденный кулон Иркиной мамы и странное поведение ее отца.

Ко мне зашел Леха.

– Здоров, Достоевский! Пойдем в качалку.

В слезах, как баба

Я вернулся домой часов в девять. Рассерженный отец ходил по кухне кругами и курил. Как обычно, началось:

– Где шлялся?

– У Иры был.

– Знаю я, где ты был. Опять по стройке лазил?

– Нет, мы говорили с дядей Валей о геологии.

Отец рассвирепел.

– Знаю я этого чистоплюя. Все порядочного из себя строит. Ничего, скоро все всплывет.

– Что всплывет-то?

– Видел я его тогда! Как он от гаражей шел. Весь в слезах, как баба.

– В тот вечер, когда дядю Юру звезданули?

Отец ничего не ответил и, прикурив от сигареты еще одну, вышел на балкон.

Я не хотел с ним дальше разговаривать и спустился к Ирке. Дверь долго не открывали. Наконец она приоткрылась на цепочке и показалось недовольное лицо Иркиной бабки:

– Здравствуйте, а Ира дома?

– Здравствуй, Роман. Они с папой уехали.

– Куда?! Надолго?

– Я не знаю. Взяли и уехали, – и захлопнула дверь.

У нас же контрольная по алгебре на носу! Да и сочинение о коварной Америке нужно сдать! Я позвонил снова.

– А когда Ира вернется? У нас же контрольная скоро!

– Когда надо, тогда и вернется.

И как хлопнет дверью!

Не веря в происходящее, я сначала зашел к Чижику, а потом мы вместе поднялись к Лехе.

– Пацаны, что происходит? – спросил я, рассказав ребятам, что Ирка взяла и уехала.

Леха и Чижик были в таком же замешательстве.

– Как, вообще, можно свалить и к друзьям не зайти? – сказал с раздражением Леха.

– И, главное, почему? – подхватил Чижик.

Меня подмывало рассказать им о кулоне Иркиной мамы и словах моего отца, но я сдержался и прикинулся шлангом, надеясь, что они не почувствуют, что я от них что-то скрываю.

Новенькая

Прошло несколько недель. От Ирки вестей не было. Изольда сообщила нам, что Крыловы переехали в Прибалтику. Я хранил молчание и терзался мыслями об Ирке, но сделать ничего не мог.

А еще у нас появилась новенькая: Аня Высоцкая. Ее мама вышла замуж за директора ювелирного салона «Рубин», и они переехали из Ленинграда. Чтобы разбавить нашу шайку, Чижика от меня отсадили, и его место за партой заняла Аня.

На первой же перемене Крыса решил приобщить Аню к подмосковной культуре.

– Высоцкая, сыграем в сифака?

Аня, выросшая на Невском среди атлантов и кариатид, с интересом спросила.

– Это вроде «Что? Где? Когда?»

– Лучше! – воскликнул Крыса, с нетерпением потирая ладошки.

Он метнулся к умывальнику, достал половую тряпку, намочил ее, немного отжал и внезапно швырнул в изумленную Аню.

– Ты – сифак!

Бедная Аня смотрела неверящими глазами то на мокрую блузку, то на мерзкую тряпку, которую она все-таки поймала, но, увы, поздно.

Я забрал тряпку и метнул ее прямо в счастливую рожу Крысы.

– Ты сифак!

Крыса взвизгнул, вытер ладонью фейс и, выпучив от удивления глаза, указал мне на окно.

– Моня, смотри!

Только я повернул голову, как получил тряпкой по шее.

– Моня – сифак, ха-ха-ха!!

В общем, мы с Аней быстро сдружились, и я с замиранием сердца наблюдал, как наш замечательный город преподносит утонченной девушке из Ленинграда все новые потрясения.

Аня была умна, красива и очень самостоятельна. Она ни перед кем не лебезила, но в то же время не строила из себя принцессу. Учеба давалась ей легко, и она сама предлагала нам остаться после уроков или пойти к ней домой, чтобы вместе делать домашку.

Аня словно появилась, чтобы заменить Ирку, и, наверное, поэтому Леха и Чижик сразу ее невзлюбили, а мою с ней дружбу восприняли как предательство.

И вот еще одна вещь: Аня написала сочинение о коварной Америке за один вечер, а я мучился-мучился и сдал какую-то бурду. Из трех сочинений – моего, Светкиного и Аниного – выбрали сочинение Ани и зачитали его перед всем классом. Ее сочинение действительно было лучшим. Даже Ирка бы так не написала.

– Ребята! Вы все должны равняться на Аню! Вот как нужно! – объявила Изольда.

Это и стало последней каплей.

Эх, Леха!

Во дворе школы нас с Аней поджидали Леха и Чижик.

– Друзей на бабу променял? – прошипел Леха.

– Сам ты баба.

– Ага, а почему ты мой портфель не носишь?

Аня забрала у меня свой портфель.

– Леша, так лучше? – спросила она.

– Будет лучше, когда ты вернешься к себе в Урюпинск, а Моня вернется к своим друзьям.

– Я, кстати, из Ленинграда, – уточнила Аня.

Леха ее как будто не слышал.

– Ты Высоцкая? Значит жидовка?

В Лехину рожу сначала полетел мой портфель, а потом мы схлестнулись, каждый за свое: Леха за обиду, а я за Аню, к которой уже испытывал чувства большие, чем просто дружба.

Я впаял Лехе маваши в плечо, но он был плотный, как мешок с картошкой, и у меня чуть не отнялась нога. Леха засадил мне с правой в живот, потом с левой в челюсть. Я хорошо его знал и был готов к продолжению банкета, но из окна учительской показалось лицо Изольды.

– А ну-ка брейк! Леша!!

Леха отскочил, но жаждал крови.

– Помнишь наш спор на желание? – тяжело дыша, спросил он.

– Ну помню, – выдавил я.

– Так вот, желание такое: сейчас ты идешь с нами, а об этой… – Леха презрительно посмотрел на Аню, – ты забываешь и никогда с ней больше не общаешься.

– Леха, ты охренел? Это вообще против правил!

– Я тебе говорил, что твое сочинение будет говном? Сам спорил, сам и отвечай!

Я бы потерял в лицо в любом случае, но спор есть спор.

– Аня, я должен идти.

– Иди, иди, – спокойно ответила Аня и гордо зашагала прочь.

Но ее тихий голос ударил меня больнее, чем Лехин кулак. В этом «иди, иди» звучала нотка разочарования. И это касалось всего нашего трио.

– Пошел ты на хер, козел! – я был готов убить Леху, а он нагло улыбнулся и ответил без всякой злобы:

– Сам козел!

Он толкнул Чижика, и они свалили.

А я осознал, что из друзей у меня осталась только Ирка. Которая переехала в Прибалтику.

Пересадки

На следующий день Аня пересела за другую парту. А я, не желая сидеть перед Лехой, занял место напротив Изольды. Та удивилась, но промолчала.

На перемене Чижик не знал, куда себя деть. Он хотел дружить и со мной, и с Лехой, но мы с Лехой были в контрах, и Чижик, желая нас помирить, терся то рядом с ним, то рядом со мной.

– Чижик, ты пацан или сраный Фигаро? – не выдержал Леха его перемещений.

– Лех, может, помиритесь с Моней? – не унимался Чижик.

– Да пошел он! – жестко ответил Леха.

– Сам ты пошел! – крикнул я на весь класс.

Так мы и стали жить. Аня вела себя ровно и вежливо, но от нашей дружбы не осталось и следа. Чижик метался между мной и Лехой. Ну а Леха делал вид, что я как бы не существую, и я платил ему той же монетой.

Каждый был по-своему прав, но в итоге мы все проиграли.

С другой стороны, я подтянул учебу, и даже Аня бросала завистливые взгляды, когда меня хвалили учителя. А Изольда написала у меня в дневнике «Молодец!» рядом с пятеркой по литературе. Это был первый случай, когда кто-то из учителей написал у меня в дневнике что-то хорошее.

От Ирки вестей не было, дядя Юра лежал в коме, Крыса, как обычно, мутил схемы, а я стал как бы сам по себе, превратившись в ботаника и подружившись с книгами, которых у меня дома было в достатке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.