Бора-Бора. Долгий путь домой

Альберто Васкес-Фигероа

Бора-Бора. Долгий путь домой

Alberto Vazquez-Figueroa

Bora-Bora

© Alberto Vazquez-Figueroa, 2020

© Станчук В. В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

* * *

Остроконечный гребень, сделанный из кабаньих зубов, слегка коснулся плеча. Старик решительно вскинул небольшой деревянный молоточек, и Тапу Тетуануи, стиснув плотно губы и сжав кулак, приготовился доказать, что он уже стал мужчиной. Ни жестом, ни стоном он не выдаст себя, не покажет, что испытывает боль, которая станет усиливаться с каждым мгновением.

Старый татуировщик убедился, что каждая из игл точно размещена по линиям ранее тщательно нанесенного рисунка, пристально посмотрел в глаза юноши, внутренне усмехнулся и наконец резко ударил по длинной рукоятке из китовой кости. Белые иглы впились в кожу как раз настолько, чтобы не повредить мышцы.

Несмотря на то что юный Тапу Тетуануи готовился к этому с тех самых пор, как себя помнил, он, никогда еще не испытывавший ничего подобного, вздрогнул – его удивило, что боль была настолько сильной. Может, он просто слишком долго ждал?

Боль почти всегда появляется неожиданно, будь-то боль от падения, удара или от укола морского ежа, на которого можно случайно наступить, гуляя по лагуне. Но когда видишь, как падает колотушка, тебе кажется, что она вот-вот расколет твой затылок. И эта резкая, ранее неизведанная боль сводила с ума, из-за нее терялось чувство реальности.

Старик снова посмотрел ему в глаза. Похоже, он заранее знал, что увидит в них, так как тут же убрал гребень, окунул его в сосуд из раковины, наполненный чернилами из масла ореха таири и древесного угля, и провел им по следующей линии рисунка.

Тапу Тетуануи спросил себя: сможет ли он выдержать эту пытку? Но татуировщик не дал ему опомниться. Он начал снова наносить удары, непрерывно окуная гребень в краску с уверенностью человека, проделывающего подобную работу миллионы раз и знающего, что здесь времени терять нельзя.

Наконец он маленьким чистым тампоном вытер капли крови, сочившиеся из едва заметных ранок и смешивающиеся с черной краской, и хрипло пробормотал:

– На сегодня хватит.

– Я могу потерпеть, – возразил Тапу.

– Я знаю, – ответил тот, начиная укладывать инструменты в корзиночку из пальмовых листьев. – Кожа у тебя крепка́, однако мне необходимо знать, зарубцуются ли ранки или воспалятся. Придешь через пять дней.

Юноша с растерянностью посмотрел на темное, едва больше отпечатка большого пальца пятно на плече и попытался настоять на своем, однако старик резко его оборвал.

– Я сказал, хватит, – прорычал он. – Я знаю, что делаю.

В двухстах метрах от хижины татуировщика Тату Тетуануи присел на прибрежный песок и, опершись локтем на колено, вновь посмотрел на следы, оставленные гребнем из кабаньих зубов.

По правде говоря, они не сильно продвинулись: пока это был лишь набросок будущего рисунка. Но когда он будет полностью закончен, люди, лишь взглянув на него, поймут, что Тапу родился на Бора-Бора, что он из клана Тетуануи и что он ни за что на свете не вступит ни в секту ариои, ни в какую другую общину подобного типа.

Тапу будет человеком свободным и независимым и на его плече когда-нибудь появится рисунок, которым украшают себя военачальники, кораблестроители, а возможно, придет день – и он станет главным мореплавателем Великого Океана, о котором будут слагать легенды…

Приближался вечер. Слабый бриз пробегал по прозрачным водам огромной лагуны скалистого острова Раиратеа, очертания которого можно было заметить на расстоянии чуть менее двадцати миль.

Понаблюдав некоторое время за рыбаком, забрасывавшим свою сеть с утеса островка Пити-уу-Таи, он встал и не спеша зашагал по удивительно белому песку пляжа[1].

Вскоре он добрался до острого мыса Матира, врезающегося в море и образующего крайнюю южную точку острова. Перейдя узенький, не более ста метров шириной, перешеек, он вышел с подветренной стороны на песчаный, удивительно белый пляж и, как это нередко бывало, удивился невообразимому спокойствию моря, защищенного в том месте от юго-восточных пассатов, дующих на Бора-Бора большую часть года. Тогда западный берег мыса Матира – особенно в последние вечерние часы – превращался в тихую заводь, куда, по преданиям, удалялся бог Таароа, чтобы поразмыслить о своих отношениях с людьми.

Изумрудно-зеленое море становилось неподвижным, и только иногда выпрыгнувшая из воды рыбка нарушала спокойствие его глади. Казалось, что по воде, отделяющей самую ближнюю точку кораллового рифа от острова, можно шагать и шагать, пройдя так не один километр.

Он зашел по пояс в воду и уселся на раскрошившиеся, превратившиеся за столетия в песок кораллы, держа руку на весу так, как ему приказал татуировщик. Затем стал ждать захода солнца, давая, по совету старого, мудрого учителя, достопочтенного Хиро Таваеарии, «сердцу наполниться спокойствием».

Две пироги появились из-за мыса Рофау. Они четко вырисовывались на фоне заходящего солнца, касающегося горизонта и окрашивающего в розовый цвет вечерние облака, направляясь непосредственно в сторону мыса Матира. Хотя восемь гребцов и работали веслами изо всех сил, делали они это абсолютно тихо, не потревожив неосторожным движением безмятежную морскую гладь. Для них будто было важнее не выиграть импровизированную гонку, а сделать так, чтобы в стремительно сгущающихся сумерках никто не смог обнаружить их присутствия.

Дойдя до крайней южной точки острова, они развернулись, и теперь можно было различить голоса и смех, среди которых Тапу распознал зычный голос своего друга Чиме, Гиганта из Фарепити, которого никому не удавалось победить в борьбе или обогнать на лодке.

Когда пироги скрылись за мысом Рофау и снова исчезли из виду, а солнце, блеснув последним зеленоватым лучом, скрылось за горизонтом, Тапу Тетуануи вышел из воды и зашагал по широкой тропе, ведущей к дому красавицы Майаны.

Он предпочел прийти к ней затемно, чтобы девушка не могла увидеть его первой татуировки, так как обычно она привыкла заниматься любовью с парнями, чьи тела были полностью покрыты привлекающими внимание рисунками. Он боялся, что она просто посмеется над крошечным, словно засиженным мухами пятном.

В который раз он задавал себе вопрос: примет ли нежная Майана предложение стать его женой? И в который раз он вспомнил ее ответ, когда он сделал это впервые.

– Откуда я могу знать, подходишь ты мне или нет, если я еще не познала всех холостяков острова? – нашептывала она, даря ему свою пленительную улыбку. – Ты мне очень нравишься, но, прежде чем избрать тебя, я должна быть уверена, что ты самый достойный и никого лучше я уже не найду.

Тапу Тетуануи гордился тем, что женщина, на которую он претендовал, имела такой успех и большинство женихов острова выстраивались в очередь, чтобы переспать с ней – верный признак того, что она действительна была хороша. Но иногда, когда он видел, как она скрывается в зарослях в компании одного из претендентов, у него во рту появлялся горький привкус и он чувствовал себя глубоко несчастным.

– Это всего лишь ревность, – упрекал его учитель, достопочтенный Хиро Таваеарии. – Это чувство не достойно юноши твоего возраста. Майана имеет право искать свое счастье, подбирая себе пару так же, как и ты себе. Когда она решит создать семью, она будет обязана быть верной до самой смерти, но, прежде чем этот день настанет, каждый из вас является единственным хозяином своего тела.

– Но ведь я ее люблю, – взмолился Тапу.

– Может, ты думаешь, что это обязывает ее любить тебя? – последовал вопрос. – Ты слишком рано обнаружил, что Майана тебе доставляет больше удовольствия, чем какая-либо другая девушка. Однако это не дает тебе права требовать от нее поспешного решения. Посмотри на свое мужское достоинство. Когда ты возбужден, он прям и тверд, он почти сияет. А теперь загляни внутрь женщины: там темно, глубоко, там множество закоулков. – Он с многозначительным видом положил руку на голову юноши. – Вот так же и ее чувства. Они значительно сложнее, и тебе придется подождать, пока она не откроет тебе свои тайны. Но если наконец она решится, то решение ее будет единственно верным и окончательным.

– И что же я должен делать?

– Ждать!

– Но тогда как я смогу превзойти такого соперника, как великан Чиме? Или такого, как смельчак Ветеа Пито, который уже стал одним из лучших ныряльщиков архипелага?

– Если ты боишься лишь того, что Майану смогут привлечь гигантское мужское достоинство или дорогая жемчужина, это означает, сын мой, что твой выбор ошибочен. И самое неприятное, что может произойти, – она тебя отвергнет. Любовь, которая приносит миру детей, должна быть выше размеров мужского достоинства и стоимости драгоценных жемчужин.

Когда Тапу Тетуануи садился на циновку на галерее хижины своего наставника, он всегда удивлялся его мудрости и собирался претворить в жизнь большинство его советов. Но когда он оказывался рядом с домом своей возлюбленной и начинал улавливать ее неповторимый аромат, при одной только мысли, что он будет обладать ею, все его тело начинало дрожать. А потом «постыдное чувство ревности» снова овладевало его душой, и он был готов проломить тяжелым камнем голову каждому, кто в этот момент окажется рядом с Майаной.

В конце концов он их застал. Они стонали и перешептывались, смеялись и ласкали друг друга именно на том месте, куда она приводила его, – под раскидистой пурой с переплетенными ветвями, растущей в четырех шагах от ласкового моря. Он видел, как потом они пошли купаться туда, где ему нравилось подсматривать за страстными любовниками.

«Кто же это мог быть?»

Он устыдился своего постыдного интереса, а еще больше устыдился того, что спрятался за стволом пальмы и шпионил за парочкой, которая была вольна развлекаться так, как душе будет угодно. Такое унизительное поведение заслуживало самого строгого наказания.

Тапу круто развернулся и ушел подальше, решив подняться по склону холма, чтобы только не слышать их хихиканий и вздохов.

К счастью, когда он достиг вершины, наступила ночь, и на небе начали появляться первые звезды.

То было время, когда каждый из полинезийских мальчишек, мечтающий кем-то стать в этой жизни, должен был выбрать укромное местечко и посвятить пару ночей изучению звезд, запоминая места их расположения в определенный час.

Тапу Тетуануи не мог знать, ибо никто из его окружения по-настоящему не в состоянии был объяснить, почему эта часть неба была более всего усыпана звездами. Да потому, что на самом деле небосвод южной части Тихого океана не шел ни в какое сравнение с небосводом Северного полушария, напоминавшим унылую полупустыню.

Он удобно уселся на вершине и стал наблюдать за мириадами мерцавших над головой звезд, во многих местах собиравшихся в гигантские, плотные, хорошо различимые массы, формирующие новые галактики.

После многих лет наблюдений он хорошо научился различать большие звезды, а также некоторые созвездия, каждую ночь перемещающиеся по небу над его островом. Он был уверен, что недалек тот час – надо только проявить упорство, – когда он сможет показать, в какой точке небосвода они будут находиться в то или иное время суток, день и месяц.

Но когда настанет этот час – если только он настанет! – он вправе будет претендовать на то, чтобы называться великим навигатором. И тогда Майана ни секунды не будет сомневаться в том, кого следует выбрать в мужья, ибо ни одна здравомыслящая девушка не устоит перед соблазном стать женой морехода.

Короли становятся королями по праву наследия. Мудрецы становятся мудрецами, посвятив всю свою жизнь наукам, силачи становятся силачами лишь потому, что так при их рождении захотела природа. Но великий навигатор – это больше чем король, мудрец или силач. В мире, наполненном необозримым водным пространством и утыканном маленькими островками, тот, кто не покорит океан, должен будет довольствоваться королевским титулом, будучи правителем одного из скалистых островов; или станет мудрецом среди глупцов, или гигантом среди карликов.

Для Тапу Тетуануи, так же как и для большинства юношей его возраста, не было другого человека, чья слава могла бы сравниться с легендарным Мити Матаи[2]. Он получил столь звучное прозвище за то, что был единственным из членов экспедиции, предпринятой на юг двадцать три года назад, кто остался в живых. Страшный шторм унес их далеко за Пятый Круг, туда, где вода становилась твердой, превращаясь в огромные белые острова.

Все его товарищи в том путешествии погибли, но Мити Матаи удалось победить холод, голод и ураганные ветры; он вновь взял курс на север и, пройдя шесть тысяч миль, отыскал в огромном океане свой маленький остров.

А дело в том, что, несмотря на свою молодость, Мити Матаи к тому времени уже стал великим мореплавателем. Своим удивительным подвигом он доказал, что человек, которого однажды назвали великим мореплавателем, – поистине человек достойный и всегда знает, что делать…

С наступлением глубокой ночи звезды предстали во всей своей красе. Было начало октября, и воздух казался прозрачным, не таким, как обычно.

Тапу пришлось немало подождать, прежде чем настанет долгожданный месяц и татуировщик примется за работу над его телом. А все потому, что настоящие татуировщики работали лишь в период с октября по январь. И дело было не в каком-то суеверии, а в том, что в эту пору раны реже всего воспалялись.

– Все это из-за мух, – объяснил юноше его учитель, Хиро Таваеарии. – Они садятся на надрезы и заражают их, откладывая туда свои личинки. Поэтому, когда в начале октября начинаются дожди и почти все мухи с комарами исчезают, наступает время татуировок. – Старик легонько подергал парня за ухо. – Потерпи, – добавил он, улыбнувшись. – Все сбудется!

Тапу набрался терпения и почти полгода приносил татуировщику самых хороших рыб из лагуны и самые вкусные фрукты из сада своей матери, в надежде на то, что, когда наконец настанет октябрь, старик украсит его грудь удивительными, не похожими ни на какие другие рисунками, которые всех поразят и пробудят самые потаенные чувства Майаны. Но когда он дождался этого момента, то оказалось, что вместо рисунка на всю грудь у него на руке красовалось несколько десятков точек, похожих на те, что насиживают мухи. А он-то так надеялся!

Вдобавок ко всему девушка, которую он обожал, предавалась любовным утехам с другими.

Тапу чувствовал себя глубоко несчастным и искал утешения в звездах. Они были единственными, кто мог бы сейчас его успокоить.

По времени он определил, что вскоре Тупа – созвездье Рака – начнет подниматься над линией горизонта, как раз в трех румбах севернее виднеющегося вдали Тааа, что был братом острову Раиратеа.

Вначале должны были взойти две небольшие звезды, образующие кончики клешней, а затем подняться вся сияющая, образованная спутанными друг с другом звездами масса, в которой несколько столетий назад кто-то, следуя капризу своего воображения, рассмотрел силуэт рака.

Однако самым важным во всем этом было то, что, когда созвездие Рака в летние месяцы пройдет четвертую часть своего пути над горизонтом, задние лапы небесного чудовища точно будут указывать на восток.

Тапу спокойно ждал, уверенный, что скоро Крючок Мауи – Скорпион – появится на небосклоне именно в том месте, куда был устремлен его взгляд. Но вместо этого он увидел возникший из ниоткуда массивный силуэт, надвигающийся на него, будто тень из потустороннего мира. Таинственное существо двигалось бесшумно: ни хруст ветки под ногой, ни шелест задетого листа не выдавали его присутствия.

Его легко можно было спутать с ползущей по небу тучей или с вдруг выросшей перед юношей горой. Но приглядевшись, Тапу понял – перед ним человек. И человек этот был значительно крупнее тех, кого Тапу Тетуануи встречал за всю свою недолгую еще жизнь.

– Чиме?.. – прошептал он, подумав, что здоровяк, Гигант из Фарепити, направляется туда же, где недавно был он сам, стремясь провести ночь в любовных утехах с нежной Майаной и заранее зная, что проиграет более удачливым соперникам. – Это ты, Чиме?..

Вместо ответа раздалось рычание. Таинственное существо молча шагнуло вперед и, вскинув здоровенную булаву, изо всех сил опустило ее на юношу. Тапу едва увернулся, заметив, как булава, просвистев мимо его уха, врезалась в ствол пандануса[3], на который он опирался, и разломила его, будто обыкновенный бамбук. Не увернись Тапу, и голова его раскололась бы как орех.

Тапу Тетуануи был невысок и пока не отличался физической силой. Но он был ловок и быстр, как рыба в воде, и, прежде чем неизвестный, опомнившись, вновь занес дубину, он резко вскочил на ноги.

Они попытались рассмотреть друг друга при тусклом свете звезд. Но было ясно и так, что схватка их, свидетелями которой должны были стать одни лишь звезды, будет неравной. Нападающий превосходил безоружного Тапу и ростом, и силой.

Тапу это понял сразу, и, хотя от охватившего его страха у него затряслись колени и перехватило дыхание, он увернулся от нового удара и по хорошо знакомой узенькой тропинке что есть духу припустился вниз по склону.

Человек-гора, рыча, ринулся следом. Перепуганный Тапу удивился, что этот громила столь же быстр и столь же ловок, как и он сам, невысокий и худой.

От страха у Тапу будто выросли крылья. Он осознавал, что спасет его только скорость. Несмотря на то что Тапу Тетуануи отлично знал здесь каждый кустик, он понимал: спрятаться от постоянно размахивающего дубиной и готового в любую секунду размозжить ему голову преследователя шансов очень мало.

Что же он такого сделал и кто был тот безумец, который так отчаянно пытался убить его?

Однако у мчащегося вниз с холма, охваченного страхом Тапу не было возможности ни задать себе подобного вопроса, ни ответить на него. В голове его лихорадочно крутились мысли – и наконец решение было принято.

Он направился к ветвистому, с толстым стволом аито – именно на этом месте тропа, огибая глубокий овраг, резко поворачивает влево. Понимая, что рискует сорваться, Тапу, тем не менее, устремился к нему.

В последнее мгновение ухватившись за ствол дерева, он прижался к земле и лишь потом сообразил, что его преследователь пронесся мимо и теперь, вопя от ужаса, продолжает бег уже над пустотой.

Затем послышался глухой удар и наступила тишина.

Прежде чем с трудом подняться и оглядеться в поисках своего врага, Тапу еще несколько минут лежал, ухватившись за ствол, в ожидании, когда восстановится дыхание и пройдет дрожь в коленках.

Казалось, что в мире вновь воцарились покой и гармония.

Небо по-прежнему было усыпано яркими звездами, однако свет их до дна расщелины не достигал. Оттуда не доносилось ни звука, и было не ясно – жив или нет нападавший?

Когда Тапу окончательно пришел в себя, он отыскал сухую ветку, переломил ее надвое и принялся усердно тереть, слегка дуя на маленький, чудом появившийся, огонь. Затем поднес его к сухим пучкам травы и, дав разгореться, сбросил их вниз.

Огненный шар, крутясь, опустился на шесть-семь метров вниз, и, пока он недолго продолжал гореть, Тапу Тетуануи успел рассмотреть окровавленную, похожую на ворох лохмотьев фигуру великана, распластавшегося на земле.

Тот лежал без движения, но Тапу почему-то был уверен, что он жив.

Юноша сломал еще три ветки, скрутил их друг с другом, сделав факел, и, подсвечивая себе, отыскал наиболее удобное место для спуска.

Незнакомец дышал.

Похоже, что у него было сломано несколько ребер, на голове зияла большая рана. Тапу не обладал познаниями в медицине, подобно уважаемому Хини Тефаатау, однако понял сразу, что сильный удар при падении для подобного гиганта не смертелен.

Тапу Тетуануи тщательно осмотрел его.

Перед ним лежало никогда ранее им не виданное страшилище. Оно вызывало ужас не только своим ростом и физической силой; при взгляде на его татуировку, покрывающую каждый сантиметр тела от лба до щиколоток, кровь стыла в жилах.

В этой татуировке ничего не напоминало те красивые рисунки, которые украшали тела взрослых жителей родного острова Тапу и даже Раиратеа или Таити и которыми он так восхищался. Она вся состояла из, казалось бы, бессмысленно перепутанных значков, находившихся в абсолютной дисгармонии с красотой человеческого тела.

Откуда же появилось это чудовище?

Почему оно пробиралось ночью тайком, пытаясь покончить с каждым, кто окажется на его пути?

Может быть, это был один из тех страшных людоедов, которые совершали набеги, приплывая с далеких островов с одной-единственной целью – пополнить запасы провизии аппетитным человеческим мясом?

При одной только мысли о том, что ему могло и не повезти, Тапу содрогнулся. Кто знает, вероятно, в этом случае он уже был бы подан на ужин подобному пугалу? Но тут он услышал едва слышимый стон и отскочил в сторону, будто наступил на спинной плавник но’у – ядовитой рыбы-камень, что всегда была его злейшим врагом.

От одной мысли, что это животное может подняться на ноги, его охватил леденящий душу ужас.

Пока факел медленно догорал, Тапу стоял не шевелясь. Но вот стон повторился, и тело незнакомца дрогнуло – Тапу решил, что его недруг вот-вот придет в сознание. Недолго думая, он схватил валявшуюся в пяти-шести метрах в стороне тяжелую булаву и с замиранием сердца изо всех сил ударил ею по левой ноге раненого.

Послышался пугающий хруст ломающихся костей. Гигант зарычал от боли и тут же вновь потерял сознание.

Теперь уж Тапу был абсолютно уверен в том, что чудовище никогда уже не сможет догнать его. Он подальше отбросил булаву и, все еще дрожа всем телом, помчался домой.

С трудом пробираясь по дну оврага, подсвечивая себе факелами, поджигаемыми друг от друга по мере того, как первые догорали, он выбежал на пляж и уже было полностью пришел в себя… Но когда он вышел из-за поворота и перед ним во всей красе открылась бухта Поваи, сердце его вновь пропустило удар: родное селение было объято пламенем.

Горело более десятка жилищ. Горели, словно факелы, вытащенные на песчаный берег большие пироги. Неистовое пламя освещало и горы, и море, а на его фоне из стороны в сторону метались темные фигурки людей, пытавшихся остановить стремительно распространяющийся огонь.

Вдалеке четыре огромных катамарана с высоко задранными кормами выходили в открытое море, и охваченный ужасом Тапу Тетуануи тут же догадался, что его недруг вовсе не пришелец с другой планеты и не чудовище, восставшее из земных недр, а, скорее всего, один из шайки дикарей, что коварно напали на его мирный остров.

Он бросился на берег, чтобы помочь столкнуть в воду те пироги, которые можно было еще спасти, безуспешно пытаясь погасить огонь, чтобы потом присоединиться к тем, кто боролся с пламенем, охватившим кровлю Великого марае[4], дабы оно не уничтожило полностью прекрасный храм, так много значивший для его соплеменников.

То была ночь печали, ночь ужаса, которая навсегда останется в памяти жителей Бора-Бора, то была ночь, когда приплывшие на остров изверги убили девятерых мужчин, среди которых оказались и храбрый правитель Памау, и старый Та’уа – верховный жрец. Они похитили одиннадцать девушек, включая молоденькую принцессу Ануануа, и прихватили с собой большой пояс из желтых перьев – символ королевской власти, а также Великую Черную Жемчужину, самую большую из всех, когда-либо найденных в Тихом океане.

А если к этому добавить сожженные пироги и превращенные в пепел жилища, то получалось, что нападавшие в своей жестокости менее чем за час уничтожили самое ценное из того, что было на Бора-Бора.

Над опустошенным островом разливался кровавый рассвет. Жители оплакивали своих родичей. Когда солнце поднялось настолько, что позволило зорким впередсмотрящим разглядеть линию горизонта, от пирог врагов не осталось и следа.

Они налетели как тайфун и были подобны не оставляющим следа призракам. Хотя Тапу Тетуануи и был рад тому, что его дому и семье злодеи не причинили вреда, эта радость не уменьшила возрастающей в нем глухой ярости и не ослабила чувства горького бессилия.

С наступлением вечера он без обычных церемоний хоронил погибших. На острове не осталось ни одной достойной пироги, в которую можно было бы положить тела и отпустить их в море, где бы бог Таароа занялся душами погибших. И это оказалось самым большим оскорблением, когда-либо нанесенным правителю Памау, который, будучи великим воином Полинезии, всегда мечтал о подобающей его статусу торжественной похоронной процессии.

Когда люди наконец собрались на дымящихся руинах марае, наступила ночь. Было очевидно, никто не имел ни малейшего представления о том, что следует делать дальше и с чего начинать восстановление поселения.