Судьба Адъютанта Его Превосходительства

Юрий Зеленин

Судьба Адъютанта Его Превосходительства

Читатели старшего поколения помнят замечательный фильм «Адъютант Его Превосходительства», а юным читателям будет повод познакомиться с одним из шедевров советского кинематографа.

У фильма была не простая судьба. В 1969 году, когда картина была уже готова, руководство Гостелерадио категорически запретило её к показу. Мол белые генералы показаны, как умные, порядочные люди, не чуждые обычным человеческим чувствам. Такого цензура не могла пропустить и фильм отправили на полку…

Афиша фильма 1970 г.

Там бы фильм и пролежал до перестройки, если бы режиссёр фильма Евгений Ташков (сыгравший в нём роль одного из руководителей советской разведки Мартина Лациса), вместе с директором картины не решились на активные действия. Зная о том, что заместитель председателя КГБ СССР Семён Цвигун человек достаточно либеральный, они решили показать фильм ему лично. Цвигун тогда проходил лечение и фильм повезли ему прямо в Кремлёвскую больницу. Картина ему очень понравилась и главный чекист страны приложил все усилия, чтобы уже в 1970 году фильм вышел на экраны. А в 1971 году опять же благодаря активности КГБ «Адъютант его превосходительства» был удостоен Государственной премии РСФСР. Первый вариант сценария «Адъютанта», по словам режиссёра, «был ужасен и по-графомански написан, поэтому ему пришлось полностью переписать его.

Полковник КГБ Георгий Северский автор сценария фильма.

Он даже не хотел указывать авторов в титрах, но Игорь Болгарин и Георгий Северский «подняли такой шум, закрутили такую интригу, что мне легче было поставить их фамилии в титры, чем вести с ними борьбу». Полковник Г. Л. Северский был одним из руководителей партизанского движения в Крыму. Там он и познакомился с Павлом Макаровым – прототипом главного героя фильма Павлом Макаровым, который ещё в 1927 году написал биографическую книгу «Адъютант Май-Маевского», изъятую впоследствии из открытого доступа в библиотеках страны и помещённую в спецхран, отрывки из которой будут представлены Вашему вниманию.

Биография Павла Васильевича Макарова

Родился он 18 марта 1898 в Скопине, Рязанской губернии, в семье кондуктора Сызрань-Вяземской железной дороги, в 6 лет осиротел, подростком, рабочий, потом, со всей семьей (матушка и два брата) «переехав в Крым, торгует газетами от редакции газеты «Южное слово», но затем меняет работу на кондуктора трамвая». В 1917, окончив 4 класса реального училища, накануне достижения призывного возраста поступил в Тифлисскую школу прапорщиков, которую заканчивает в 1917 году и распределяется на Румынский фронт в составе 5-й роты 134 Феодосийского полка.

Павел Макаров. 20 лет. Адъютант Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Генерального Штаба Ген. – Лейт. Май-Маевского.

После развала фронта в 1917 году, прапорщик Макаров распустил подчиненных и сам покинул окопы. Вернувшись в Крым (в январе 1918 года), он примкнул к большевикам»– поступил в большевистские революционные отряды, как и его брат Владимир. Оба работали при Севастопольском ревкоме, а брат Владимир вступил в РКП(б). Весной 1918 Павел Макаров был послан тем же Севастопольским ревкомом на север Крыма и в Северную Таврию, организовывать и объединять тамошние красные силы, оказался в Мелитополе тогда, когда к нему подходили немцы, а через него проходили на восток дроздовцы – и тут же, на месте вступил в отряд Дроздовского. Каковы были обстоятельства и цель этого вступления – дело темное. Его могли помнить как прапорщика участники дроздовского отряда (и он, и они были с Румфронта) – Выдержка из приказа о назначении Макарова адъютантом Май-Маевского как комкора в февр. с.с. 1919: – "приказ № 27 от 26.02.1919. по 2 Армейскому Корпусу: … Офицерского генерала Дроздовского полка подпоручик Макаров назначается личным адъютантом командира корпуса с 15.02.1919. (РГВА, ф. 39673 – штаб 2 Армейского корпуса, оп. 1, д. 9, л. 32), Повышение в капитаны ему устроил Май-Маевский летом 1919 г. – как своему адъютанту и доверенному лицу. Макаров в штабс-капитаны был произведен лишь 18 июня 1919 года, а капитаном стал в течение лета.

Генерал Май-Маевский со своим адъютантом П.В. Макаровым.

По просьбе брата, Павел устроил Владимира в ординарцы к Май-Маевскому в сентябре 1919 года. Тогда же, Макарову удалось освободить из лап контрразведки шестерых офицеров уклонявшихся от мобилизации: поручик Сагиров, капитан Дзирныс, подпоручик Левченко, поручик Пестелов, прапорщик Самойленко, капитан Трайно. Сагиров на белой службе в попал в тюрьму по обвинению в большевистской пропаганде, сбежал и сколотил красно-зеленый партизанский отряд, а после победы большевиков стал начальником евпаторийской милиции (а в конце концов – начальником управления исправительно-трудовых лагерей Крыма). Вот он и свидетельствовал позднее перед Советской властью, что Макаров, беседуя с ним накануне освобождения, будто бы сказал ему, что связан с подпольным комитетом большевиков. В середине декабря 1919 г. уволенный в резерв Май-Маевский вместе с Павлом Макаровым прибыл в Севастополь, где уже находился в отпуске Владимир. С этого момента действительно начинается история, подтвержденная крымскими подпольщиками и проверенная Истпартом. Севастопольский Ревком назначил восстание на 23 января 1920 г, но контрразведка флота, работавшая в Севастополе, напала на след большевистского севастопольского заговора: его выдал некий Василий Микалов. В ночь с 20 на 21 января / 2 на 3 февраля 1920 года морская контрразведка арестовала по квартирам севастопольских подпольщиков-большевиков, включая Владимира Макарова. Она была осведомлена о заговоре еще ранее и лишь ждала полной подготовки к восстанию, чтобы накрыть всех разом. При обыске у брата Владимира в день ареста нашли открытку 1918 года от Павла, в которой тот обнаруживал, что являлся тогда ревкомовцем и красногвардейцем, – и вот тут контрразведка изготовилась его брать. Павел Макаров об этом немедленно узнал от жены арестованного Владимира и с утра 21 января с.с. пытался, используя свое положение при Май-Маевском, добиться от него содействия в освобождении брата, будто бы замешанного в дело без основания, но Май-Маевский не сказал ничего определенного. Тем временем в ночь с 21 на 22 января с.с. в Симферополе поднял восстание Николай Орлов. Подавлено это восстание было одними угрозами ровно через сутки, в ночь с 22 на 23 января с.с.: Орлов бросил Симферополь и с небольшим конвоем бежал к Ялте. 23 января 1920 г. в Севастополе при участии лично Май-Маевского Павел Макаров был арестован сухопутной контрразведкой и отправлен в крепость. В тот же день 23 января – Владимира Макарова и его товарищей по заговору судили военным судом. Владимира и еще 8 человек приговорили к расстрелу и казнили, еще одного арестованного по этому делу (некоего Иодловича) оправдали. Павел понимал, что надежды на спасение нет и при помощи невесты М. Удянской через несколько дней он вместе с шестью другими арестованными бежал из тюрьмы, надеясь найти Орлова и присоединиться к нему. Орлова он не нашел, а вскоре сколотил собственный отряд "красно-зеленых" и далее совершал налеты на белых, дожидаясь появления красных. Эта партизанско-разбойничья одиссея Макарова тянулась почти год и завершилась с окончательным приходом большевиков в Крым в ноябре 1920 года (под началом Макарова к тому времени было 280 человек). После этого его назначили командиром Истребительного отряда по борьбе с бандитизмом при Крымском ЧК. Тогда же он вступил и в партию. Верная Мария Удянская вышла за него замуж. В 1921 году П. Макаров пришёл пьяным на чистку партии, за что был уволен из ЧК и исключён из партии. Работал в милиции, а в 1926 г. перешёл на работу в Наркомюст Крыма. Из за пьянства от Макарова в 1928 году ушла жена, из-за наветов «доброжелателей» он был вычеркнут из списков красных партизан и книгу изъяли из открытого доступа в библиотеках. В 1937-м он был арестован вместе со своим младшим братом, Сергеем. Арестовали его 31.01.1937 с формулировкой: ««приняв во внимание, что гр. Макаров Павел Васильевич, 1897 года рождения, уроженец г. Скопин, женат, б/п, быв. капитан белой армии, достаточно изобличается в том, что имел частые поездки в Москву к члену контрреволюционного троцкистско-зиновьевского центра троцкисту Гавелу, был близко связан с троцкистом Ротальским (двоюродный брат Макарова), осужденным по делу убийства т. Кирова, вел троцкистскую пропаганду, рассчитывая на войну, проповедовал переворот Советской власти – … привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58 п. п. 10 и 11 УК РСФСР». Казалось бы, с такой датой ареста и по такому обвинению пережить 1937/38 нельзя, но нет – под следствием оба брата Макаровы сидели два года и пересидели Большой террор и Ежова. В итоге Сергей умер в тюрьме 29 марта 1939, а Павла на пять дней раньше, 24 марта 1939 года, приговорили за те самые пропаганду и агитацию, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти, ст. 58–10,11 – но приговорили всего на два года лишения свободы, после чего сразу и освободили, ибо он и так отсидел дольше под следствием. 17 июня 1939 г. «определением судебной коллегии Верховного суда РСФСР Макаров П.В. был оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления, лжесвидетели и работники госбезопасности были привлечены к ответственности.

Награды П.В. Макарова

В годы ВОВ Павел Васильевич Макаров, вновь становится одним из руководителей партизанской войны в Крыму. Фашисты в отместку за деятельность Павла Макарова в их тылу, расстреляли его мать Татьяну Саввичну, а также повесили родителей и невестку жены Макарова. Павел Васильевич Макаров был награжден орденом Боевого Красного Знамени сразу после эвакуации из Крыма на Кавказ в октябре 1942 года. К концу войны он получил медаль «Партизану Отечественной войны» I степени и в 1967 году Орден Красной Звезды.

Поистине удивительна судьба Павла Макарова. От прапорщика на румынском фронте в Русской Императорской армии, до красного агитатора при Севастопольском Ревкоме, одним из руководителей которого был его брат Владимир. От арестованного дроздовцами подозрительного дезертира, до адъютанта Главнокомандующего Добровольческой армии. От беглого арестанта Севастопольской тюрьмы до командира красно-зелёного партизанского отряда, громившего белогвардейцев. От командира Истребительного отряда по борьбе с бандитизмом при ЧК Крыма в 1921 году, до заключённого тюрьмы НКВД в 1937 году. От начальника административного сектора УИТУ при Наркомюсте Крыма в 1932году, до заместителя ректора по хозяйственной части Крымского Пединститута в 1968 году. И до директора бани в 1970 году…. Умер П.В. Макаров 16 декабря 1970 года в возрасте 72 лет.

П.В. Макаров в последние годы жизни.

Многие исследователи критично отнеслись к мемуарам П.В. Макарова. В частности, известный украинский публицист Олесь Бузина, на примерах и с цитатами из эмигрантских мемуаров доказывает факт запойного пьянства генерала Май-Маевского и участие в этих оргиях его молодого адъютанта, умеющего добывать закуску и спиртное в условиях жесточайшего дефицита во время Гражданской войны и разрухи. Но перед нами не стоит задача критического разбора мемуаров. Главное – донести до читателя рассказ незаурядного человека, прожившего бурную и полную опасностей жизнь, а сделать выводы читатель сможет и сам.

Часть первая

Из организатора Красной армии в адъютанты белого командарма

В начале 1918 года я и товарищ Цаккер Иван, будучи организаторами и агитаторами Красной армии при Севастопольском Областном Революционном штабе, были командированы в район Евпатории, Перекопа и в Федоровку. Нашей задачей была организация частей Красной армии на местах и втягивание в ее ряды красногвардейских отрядов. Прибыв в Евпаторию, мы написали несколько воззваний к рабочим и крестьянам с призывом идти в ряды Красной армии. Эти воззвания мы отпечатали в одной из типографий города и отправились в уезд. Во многих деревнях провели митинги и разбросали летучки. Агитационная, кампания проходила успешно.

Товарищ Цаккер, неплохой оратор, говорил от имени рабочих, о земле, помещиках, о старом режиме, о том, каким будет новый строй, а я повествовал о бесцельности гибели сотен людей тысяч во время империалистической бойни и о гнусных целях капиталистов, затеявших эту войну. Митинги происходили при большом стечении народа, шумно приветствовавшего нас. После непродолжительных поездок по району мы прибыли вечером в деревню Пришиб. Подойдя к Ревкому, заметили большую суматоху. Какие-то люди, торопясь, клали вещи на стоявшие у Ревкома подводы. Брань, ругань резко нарушали вечернюю тишину. В Ревкоме, в первой комнате, озаряемой тусклым светом керосиновой лампы с закопченным стеклом, мы увидели картину полного опустошения. Вещи были разбросаны в беспорядке, на полу валялись бумажки. Всюду царил хаос. Все это без слов говорило о совершившихся неожиданных событиях. Пока мы разглядывали пустую комнату, до нас долетели слова:

– Товарищи, давайте кончать. Надо торопиться.

Мы вошли в смежную комнату. Там сидело около десяти человек за небольшим столом. Лица были угрюмые, напряженные… При нашем появлении они, точно по команде, все смолкли и устремили пытливый взор на нас. – Здравствуйте, товарищи, – обратились мы к ним, – мы представители Севастопольского Областного Ревштаба. Что здесь происходит?

Председатель (фамилию его не помню), не проверяя наши мандаты, нервно объяснил нам, что наступают немцы и гайдамаки, нужно спешно эвакуироваться. Эта неожиданная новость легла на нас тяжелым бременем. Перед нами стал вопрос «что делать?». На отряды Красной гвардии надежды не было. Район, где мы находились, был кулацким. С эвакуацией Ревкома и приближением немцев кулаки могли бы поднять голову. Оставаться было опасно. Цаккер предложил поехать на подводе в Бердянск, а оттуда на пароходе в Крым. Я не согласился и, в свою очередь, предложил отправиться к Мелитополю, так как немцы еще неизвестно где и нам всегда удастся проскочить в Крым. Цаккер не согласился, и мы с ним расстались.

Я ехал на подводе. Быстрой рысцой бежала лошаденка, подгоняемая кнутом возчика. На рассвете я прибыл в Мелитополь. Что мне бросилось впервые в глаза, это большие толпы обывателей на перекрестках улиц. Я слез с повозки, расплатился с крестьянином и направился по улице. Выяснилось, что город эвакуирован, в виду приближения немцев, и ночью был бой в районе Акимовки. Я никак не мог понять, кто мог драться на станции Акимовке, тогда как станция находилась южнее Мелитополя. У меня сложилось твердое убеждение, что наши отряды не поладили между собой, в результате чего произошло столкновение. В тот период времени этого можно было ожидать.

С такими мыслями я направился на вокзал, где по улице я был неожиданно захвачен дроздовцами. Помню, меня обступил конный отряд и пехота. Штабс-капитан грозно спросил:

– Кто вы такой? – Колебаться было некогда:

– Штабс-капитан, представленный в капитаны по румынскому фронту.

– Кто командир полка? Какой полк?

Вопросы частили, как из пулемета. Не отставал и я:

– 134 Феодосийский полк. Командир полка Шевердин. Полк стоял по реке Серет.

– Правильно!

Штабс-капитан поверил, рассыпался в любезностях и немедленно зачислил меня в 3-ю роту. Позже я узнал, что фамилия штабс-капитана Туркул.

В городе Бердянске мне, вновь испеченному «дроздовцу», привелось встретиться с т. Цаккером. Трудно объяснить удивление т. Цаккера, еще так недавно знавшего меня как товарища по формированию Красной армии, а теперь увидевшего во мне врага – белогвардейца в форме офицера-дроздовца.

Выслушав историю и цель моего превращения в «дроздовца», т. Цаккер заразился той же идеей и высказал мне свое намерение вступить в отряд Дроздовского выдав себя за поручика. Зная характер т. Цаккера, а в особенности его незнакомство со специфическими особенностями офицерской среды, я отсоветовал ему вступать на этот рискованный путь, грозивший неминуемым провалом. Цаккер согласился, на прощение я ему сказал: – «Мое пребывание у Дроздовского храни в тайне. Обо мне услышишь. Мы еще увидимся… Так мы с ним вторично распрощались.

Офицеры 2-го Дроздовского конного полка Добровольческой армии.

Дроздовский отряд, выйдя из Румынии, именовался авангардом офицерского корпуса генерала Шербачева». Я не знал, что собою представляет этот отряд, пока мы не дошли до станицы Мечетинской. Здесь дроздовцев встретил генерал Алексеев, стоявший вместе с Деникиным во главе жалких остатков «Ледяного похода» корниловцев. – Я думал, что мы одни отрезаны от всего мира, – сказал ген. Алексеев в приветственном слове. – Но нет! Где-то далеко, в глухой Румынии, сохранилась от большой армии горсть храбрых русских людей. В них бьется такое же горячее сердце за великую единую Русь. Конечно, целый корпус генерал не назвал бы «горстью». Позже, по всем действиям дроздовцев, сделалось понятным, что офицерский корпус существует лишь в воображении белых генералов – для поощрения и устрашения жителей. Бежать было бы не так уж трудно, но во мне созрело решение – проникнуть в штаб дроздовцев и связаться с подпольной большевистской организацией. Я удачно воспользовался болезненным состоянием (я, действительно, был тяжело контужен и ранен). К счастью, мне было знакомо шифровальное дело, и полковник Дроздовский прикомандировал меня штабным офицером в шифровально-вербовочный отдел. Штаб стоял в Ставрополе. Сюда прибыл и генерал Май-Маевский. Он прославился редкой храбростью еще в империалистическую войну. Генштабист по образованию, Май-Маевский командовал первым гвардейским корпусом, был награжден Анной, Владимиром, Станиславом I степени, имел золотое оружие и георгиевские кресты 3-й и 4-й степени. В «керенщину» под Тарнополем, Май-Маевский первым вышел из окопов навстречу врагу, увлекая за собой солдат. За это генерал получил солдатского Георгия с веточкой. Убежденный монархист, Май-Маевский был тверд, не любил заниматься интригами. В добровольческую армию вступил на Кубани. Предполагалось, что, по взятии Москвы добровольцами, Май-Маевский получит пост военного и морского министра. Когда полковник Дроздовский выбыл из строя из-за ранения, Деникин назначил Май-Маевского врид начдива. Дроздовцы встретили нового начальника враждебно. Май-Маевский не участвовал в «Ледяном походе», не сражался в рядах Дроздовского.

Генерал Ковалевский в исполнении Владислава Стржельчика, и реальный генерал Май-Маевский.

– Генерал прибыл на готовое и хочет окопаться! – ворчали офицеры. В штабе, не стесняясь, высказывались: – Уж лучше бы назначили Витковского (участника дроздовских походов). Даже солдатский Георгий трактовался как подлизывание к солдатским массам и вызывал насмешки. Я решил использовать настроение офицеров для своих целей. С новым назначением мне угрожал перевод из штаба – сердца белогвардейщины – в строй. Чтобы избежать этого, надо было войти в доверие к новому начдиву. Осторожно, постепенно я начал передавать генералу офицерские «разговорчики». Ясно, что я, не стесняясь, преувеличивал нелестные отзывы. Май-Маевский все охотнее меня выслушивал, обещая: – Спасибо вам! Я вас не забуду!

Штабные офицеры обедали вместе с начдивом. Я использовал и эти часы, много рассказывая о боевой жизни фокшанского и окненского направлений. Часто генерал одобрительно вставлял: – Геройски! Молодцевато! Скоро он начал всячески отличать меня. После смерти полковника Дроздовского, Май-Маевский сделался начдивом. Он сразу вызвал меня в кабинет и подробно расспросил о моем происхождении. Пришлось отлить пулю, что мой отец – начальник Сызрано-Вяземской железной дороги, что у Скопина расположено наше большое имение. Совсем неожиданно для меня Май-Маевский спросил:

– Хотите быть моим личным адъютантом? Я скромно ответил:

Удостоверение Адъютанта Командующего ВС Добровольческой Армии.

– Ваше превосходительство, я польщен вашим вниманием, но ведь есть участники корниловского похода… Май-Маевский перебил – Я имею право назначить кого мне угодно. Вы будете моим адъютантом. Сегодня я отдам в приказе.

На другой день я приступил к исполнению своих новых обязанностей. А вскоре генерал Май-Маевский принял корпус и армию, и я сделался адъютантом командарма.

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ВОПРОС УЛАЖЕН КАК НЕЛЬЗЯ ЛУЧШЕ

Адъютантская работа не представляла для меня ничего сложного. Я лишь боялся, что меня выдаст малограмотность. Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоряжения. Иногда он брал у меня из рук лист, качал головой и укоризненно восклицал: – Капитан! Почему вы так безграмотно пишете?! Будьте же внимательнее! Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и контузию. Однажды в приказании начальнику штаба я написал «сурьёзно». Начальник штаба генерал Ефимов старательно переправил «у» на «ю».

– «Сюрьёзно!» – прочитал удивленно Май-Маевский, – А кто же так поправил? – поинтересовался он смеясь, – Начальник штаба, ваше превосходительство. И, воспользовавшись удобным случаем, «обелил» свою малограмотность: – Ваше превосходительство! Я полагаю, мне простительно. Имение разграблено, все время на фронте. Не до книг и культуры. Генерал Ефимов и тот делает ошибки! После этого случая Май-Маевский примирился с моей «грамматикой».

Отныне у меня была одна забота – связаться с подпольной большевистской организацией.

ВЫРУЧАЛИ АКСЕЛЬБАНТЫ

Часто пробегала дрожь от мысли «вдруг сорвется». Ведь приходилось лавировать среди высшей аристократии: князей, графов и родовитого дворянства. Я не умел «вращаться в свете», но «вращаться» приходилось.

Мне приходилось усваивать элементарные понятия вежливости, учиться целовать дамам ручки, расшаркиваться, щелкать шпорами и раскланиваться соответственно чинам, званиям и положениям. Очень многие «блистательные орлы» не раз у меня спрашивали, не являюсь ли я родственником адмирала Макарова, погибшего на «Петропавловске», на что я, как бы неохотно, отвечал: «Да, какой-то дальний родственник». И сразу же менял тему разговора. Вообще при разговорах я был сдержан, больше молчал и слушал, что говорят другие. Мое пребывание у генерала Май-Маевского дало мне много жизненного опыта, там я увидел прогнившее нутро буржуазно-дворянской аристократии. Я наблюдал, как холопски преклонялись перед позолоченной мишурой и высоким положением. Как прыгали графы, князья, генералы и вся аристократия перед диктатором Май-Маевским. Они боялись не только его, но и меня, близко стоящего к нему. Со мною однажды был такой случай: прохожу я по Сумской улице в Харькове, вдруг окликает какой-то генерал: – Прапорщик, почему вы не отдаете честь? Я остановился и проговорил назидательным тоном: – Прежде всего я не прапорщик, разрешите доложить, я – капитан, вас я не заметил, ваше превосходительство.

Генерал повышенным тоном буркнул:

– Солдатская отговорка, следуйте за мной в комендатуру.

Я предложил генералу: – Ваше превосходительство, зачем нам идти пешком, прошу поехать. Генерал недоуменно оглядывался по сторонам, бурча: – Как поехать, на чем поехать? Я крикнул: – Поручик, дайте машину!

Я всегда ездил на машине; если мне приходилось идти пешком, машина шла всюду за мной. Каково было удивление генерала, когда он увидел лучшую машину «Паккард» с двумя флагами: добровольческим и георгиевским.

Автомобиль Главкома В.С.Ю.Р. генерал А.И. Деникин.

Генерал растерялся и в присутствии публики смущенно пробормотал:

– Позвольте, капитан, это машина командующего войсками.

– Да, а я старший и личный адъютант командующего. Пожалуйста, садитесь. Поручик открыл дверцу автомобиля, а генерал пролепетал:

– Нет, нет, господин капитан, прошу извинить, здесь недоразумение.

Подобный же случай был в Ростове.

Май-Маевский приказал передать пакет генералу Витковскому и вызвать его на три часа дня к себе в кабинет. Витковский находился в Московской гостинице и телефон почему-то не работал. Я сел на машину и поехал к нему. Поднимаясь по лестнице, я на площадке встретил шикарного гвардейского полковника в кругу трех дам, любезно с ним разговаривавших. Я прошел мимо и вслед услышал грозный оклик: – Па-аррручик. А ч-честь забыли отдать?! Не обращая внимания, я продолжал подниматься по ступенькам. Полковник вышел из себя и решил блеснуть властью перед дамами: – Я вам приказываю остановиться! Я ответил: – Полковник, я сейчас вернусь, и тогда мы объяснимся, – и направился в номер Витковского.