Летопись дел времён Иоанна Грозного

– Московского господина я сумею уговорить, а вот как немецкого добуду?

– Ты так ничего и не понял!

Купец достал снизу ларец, открыл его и показал свиток. Письмо имело внушительный вид. Гладкая будто шелковая бумага, плетеная перевязочная лента. Латинскими буквами в готическом изображении был выведен текст. Снизу стояла длинная кучерявая подпись и печать с изображением морды зверя.

– Теперь понял? – спросил купец.

Еремей отрицательно покачал головой.

– Нет никакого барона Рейнхарда. Нет никакого княжества Брандентурбурга. Теперь понял? Кто будет проверять? Тем более, если при твоем досмотре найдут с десяток золотых монет. Еще не забудь в письмо барона вложить перевод, поляки не всегда могут по-немецки, а русский понимают почти все.

Еремей задумался, а купец спрятал свиток в ларец и снова положил куда-то под прилавок.

– Но самое главное, – продолжил он свои поучения, – провезти деньги. Поляки очень жадные до них. Посему подели средства на три части. Одну часть назовем «дорожными» деньгами. Их положи в доступные места, в карманы, кошель. Вторую назовем «тайниковой». Зашей их в порты, кафтан. Многие прячут в сапогах, даже в специально сделанных каблуках. Надо чтобы поляк их нашел сам и возрадовался бы своей победе. Иногда даже маленькие суммы, но спрятанные в тайниках спасали положение. Третью часть можно назвать «основной». Если удается эти средства сохранить, значит решишь все для чего ехал. Но тут советов дать не могу. Каждый придумывает сам, чтобы потом советчик не оказался виноватым.

Глава шестая

После встречи с польско-литовской порубежной стражей Еремей остался без лошади, кафтана, сапог и части денег. Так называемые «дорожные» средства у него выгребли при досмотре карманов. Во втором действии стражники искали потайные места. Прощупали кафтан, порты, рубаху. Ничего не найдя, сообщили командиру. Еремей не знал польского языка, но по выражению лица старшого понял, что доклад привел его в негодование. Командир слез с лошади, вплотную подошел к Еремею и долго сверлил его взглядом. В конце концов приказал снять сапоги. На его лице заиграло нечто похожее на улыбку, обнажились кривые зубы и высунулся синий язык. Потом улыбка исчезла. К оскалу добавилось звериное рычание. Командир вынул кинжал и стал резать голенища. Убедившись в очередном промахе, оторвал каблуки. Все увидели тайник со спрятанными монетами. Успокоился он не сразу, сначала ссыпал деньги в приготовленный мешочек, завязал тесемки и взвесил в ладонях. После взвешивания на его лице просияло довольство. Потом он приказал своим стражам проверить котомку русского. Из мешка на траву вывалилось чистое исподнее белье, холщовые порты, битая молью овчинная безрукавка, старые татарские ичиги, гребень и зеркальце. Командир пренебрежительно глянул на образовавшуюся кучу и махнул рукой, типа, искать более нечего. Еремею с той же оригинальной улыбкой-оскалом он сказал по-русски:

– Хочешь, иди домой, хочешь – в Германию. Мы к тебе претензию не имеем.

Отряд ускакал. У ног Еремея валялись брошенные патрулем документы. По ним Степан Перегуда – человек боярина Белоусова Сидора Севастьяновича, отпускался на обучение в Германию. По другой бумаге, написанной на немецком языке, барон Юрген фон дер Беренгольд выражал готовность принять московитянина на обучение книгопечатанью в своем княжестве Тотброкенхоф.

Собрав оставшиеся пожитки обратно в котомку, Еремей для самоуспокоения прощупал лямки. Настроение улучшилось. Золотые монеты, вшитые искусным портняжкой в лямку, были на месте. Именно они составляла основную часть его финансовых средств.

В ближайшем лесочке он примерил на себя остатки одежды. Обулся в ичиги, надел грубые холщовые порты и овчинную безрукавку. Получился настоящий побирушка, коих на дорогах всех стран ходит немало. По любому это выглядело лучше, чем босой и в исподнем. Выйдя из лесочка, увидел громадное поле, на горизонте силуэт костела. Ориентир привел Еремея к человеческому жилью. На улице с двух сторон стояли деревянные дома с соломенной крышей и в конце один кирпичный дом с черепичной кровлей.

Когда он шел по улице, она будто вымерла. Не видно ни одной живой души. Кошки перебегали дорогу, а в середине пути поднялся собачий лай. У ворот богатого дома стоял добротно одетый мужик. Еремей поздоровался первый, а мужик кивком головы ответил. Из-за языкового расхождения мужик не добился выяснения личности, Еремей не сумел донести своих потребностей. В конце концов хозяин жестами пригласил гостя в стоявший неподалеку сарай, и там, что-то тараторя, показал рукой на сваленную в углу солому и замахал рукой возле рта. В положении Еремея это был подарок судьбы. Даже сморщенный соленый огурец и корка ржаного хлеба оказались весьма кстати.

Среди ночи два здоровенных мужика вытолкали его из сарая, связали руки, бросили в лицо котомку, усадили на телегу и куда-то повезли. Ехали долго, наконец добрались до двухэтажного особняка. Толчками впихнули в узкую дверь и усадили на табурет.

На пороге появился вальяжный барин в дорогом одеянии с металлической тростью в руках. На удивление, он разговаривал по-русски.

– Я пан Пугачевский. Если не слышал обо мне у себя на Московии, то здесь меня каждая собака знает. Не только знает, еще и боится. Без моего ведома ветер не дует, снег не идет, трава не растет и птицы не поют. Ты зачем оказался на моей земле?

– Служу у боярина Белоусова на Московии. Он по указке царя нашего Иоанна Васильевича участвует в строительстве печатного двора. Меня послали в Германию учиться печатному делу. Руки мне развяжите.

Еремей раскрыл котомку и достал два документа. Пан по-немецки читал тоже.

– Знавал я барона фон дер Беренгольда. Знатный охотник. В моих угодьях двух зубров завалил. Передашь ему привет от пана Пугачевского. Ты пошто в нищего нарядился?

– Безбедное житие обеспечил вашему отряду порубежной стражи. Забрали даже атласные порты. Уже не говорю про лошадь.

– Что и заступиться некому?

– Я же на вашей стороне никого не знаю.

– Тогда поживешь у меня пару дней, мне кое-что обдумать надобно.

Еремей испугался проверки, которую мог учинить поляк. Надо же такому случиться, что придуманное с потолка немецкое имя совпадет с реальным человеком, который оказался еще знакомцем пана.

Два дня Еремея держали взаперти, две ночи он не спал. В коротких страшных снах ему виделся пан Пугачевский, который бил его металлической тростью и приговаривал он «княжества такого в Германии не существует». Еду ему приносили один раз в день и по утрам выводили во двор. На третий день повели наверх, на второй этаж. Пугачевский ждал в своей деловой избе. Прямоугольный струганый стол, две скамейки и комод. На столе лежали документы Еремея.

– Ну вот, что, русский! Хочу предложить тебе некоторые условия. Мне надобно спалить амбар одному подлецу. Если сделаешь как надо, отпущу на все четыре стороны, еще и денег дам. Если нет, убью как собаку и спрячу так, что никто не сыщет. Да кто тебя искать-то станет? Похоже выбора у тебя нет.

Еремей опустил голову, но долго молчать себе дороже.

– Правильно говоришь, пан Пугачевский, выбора у меня, действительно, нет. Искать меня тоже некому.

– Тогда так, твои документы пока побудут у меня. Иди в свою коморку и жди, скоро поедем.

Как только стемнело, дверь в коморку отворилась и уже знакомый слуга жестами приказал идти за ним. Вышли на улицу. В бричке сидел пан Пугачевский. В руках держал вожжи, из чего следовало, что в путь они отправятся вдвоем. Ехали около часа. На разветвлении дороги на две стороны поляк показал направо и произнес:

– Дойдешь до сторожевой башни, она давно заброшена, оставишь башню по левую руку и поднимешься на холм. С него видны строения. Тебя интересует самое крайнее. Оно имеет двустворчатые ворота и рядом коновязь. Убедись где сторож. Он иногда делает обход вокруг амбаров, погребов, сараев, конюшен. Тебе надо подобраться к оконцу, они сделаны для проветривания, поджечь факел и бросить его во внутрь амбара. Уходи как можно скорее. Пока разгорится огонь, пока люди осознают, что случился пожар, ты уже будешь далеко. К утру жду тебя у себя. Даю тебе две ночи, включая сегодняшнюю.

Пан достал из ящика под сиденьем узелок:

– Тут факел и поджиг к нему, кинжал, мало ли чего и еда.

Бричка уехала, Еремей отошел от места прощания и присел на траву. Надо было выработать план дальнейших действий. Исполнять прихоть поляка он не собирался. Прежде всего поразила еда. Такое в Москве нищим не подают. Заплесневелый хлеб и кусок сыра, на который даже мухи не позарятся. Кинжал можно было отнести к дорогому оружию. Рукоять сделана из сплетений металлических прутьев. На основании лезвия видно изображение – витязь с обнаженным мечом, вокруг которого вьется лента. Посередине наверху латинская буква «z». Герб знатного рода. У Пугачевского подобное висело перед входом в приказную избу. Два скрещенных меча, волчья пасть и внизу цифра 12. Поджиг и факел были завернуты в отдельную тряпицу. Все это Еремей убрал в свою котомку. Надо что-то решать, но как убежать от всего этого в голову не приходило. Двинулся к брошенной сторожевой башне. Обошел строение вокруг, убедился в отсутствии человеческих следов. Скорее всего тут проходила граница княжества, но неизвестно какого. Всплыли слова Пугачевского о том, что искать Еремея некому. Звучало это не как предупреждение, а как уже вынесенный приговор. Не связывалась патологическая жадность поляка и дорогой кинжал, принадлежащий человеку из знатного рода. Получалось, что амбар тут не при чем. От его уничтожения убытков на 3 копейки. Кинжал стоит дороже. Скорее всего в этом оружии все дело. Положим, пан Пугачевский задержал поджигателя, у которого нашли дорогой кинжал. Злодей, во-первых пришлый, во-вторых русский, в-третьих его задержал Пугачевский. Истина была где-то рядом. Еремей это чувствовал, но времени не было. У него в запасе один день и одна ночь.

Быстрым шагом он удалялся от сторожевой башни. Решение подсказала река, узкая, но с хорошим течением. Она петляла среди берегов с густой растительностью. Пробираясь сквозь ивовый кустарник, Еремей увидел в воде заросли тростника. Не раздумывая, нарезал четыре громадных снопа. Связал их прутьями и соединил вместе, получился плот. Легкий шест он срубил из молодой березки.

Течение несло его быстро, иногда прибивая плот то к левому, то к правому берегу. Еремей отталкивался шестом и плыл дальше. К вечеру плесневелый хлеб и вонючий сыр уже не казались подачкой нищему. Он с удовольствием употребил все в пищу и съел бы еще, но не осталось ни крошки. Ночью холод иногда пробирал до костей. Мокрая одежда противно прилипала к телу и вызывала озноб. Тогда он приставал к берегу и начинал бегать. Как только удавалось немного согреться, двигался дальше. К утру река начала расширяться и взгляду предстало место впадения его речушки в большую реку. Пристав к берегу, увидел вдали ряд построек. По Московским меркам это был город. Еремей бросил котомку за спину и быстро зашагал по дороге. Солнце еще не разогрело и вокруг стелился туман. Чем ближе он подходил к городу, тем больше телег и повозок попадались по обеим сторонам дороги. Картина одинаковая для всех стран и народов. Некоторые торговцы приезжали вечером и ожидали открытие ярмарки в походных условиях. На ночлег приспосабливались по-разному. Лежали под телегами, строили на обочине шалаши, ютились в крытых кибитках. Еремей видел торчащие из попоны ноги. Часть из них сидели или полулежали у догорающих костров.

Еремей не походил ни на продавца, ни на покупателя. Не было в нем и той забитости, коею отличает нищих и побирушек от людей занятых. А воры? Те стараются стать невидимками, не хотят, чтобы их примечали и уж тем более запоминали. Еремей шел гордо пружинистой походкой. Во всем его виде царило полное безразличие.

Окликнул Еремея дядька годов сорока с резной тростью в руках. Волосы с проседью, такая же пепельного оттенка бородка, глаза смеющиеся, брови густые ярко выраженного черного цвета. Смотришь на такого человека и понимаешь, что перед тобой природное исключение из правил. Незнакомец попытался отгадать национальность Еремея. Не сразу, но отгадав в нем русского, начал искать понятные обоим слова. Наконец сочетание слов собралось в конкретные вопросы. Себя он назвал именем Иржи. Уяснил, что русский следует на обучение в Германию. Его вопросы сыпались один за другим.

– Почему нищий? – переспросил Еремей, пытаясь своим видом продемонстрировать удивление, – для того и пришел на ярмарку, что у меня имеется резной гребень из рыбьего зуба, зеркальце в таком же обрамлении. Продам и куплю себе одежду.

– Сдается тебя сильно потрепали польские порубежники? Остался ты голым без средств и не знаешь, что делать дальше. А резной гребень из моржового клыка и такое же обрамление к зеркальцу, позволят лишь утолить голод. Ведь два дня, а может быть три ты и куска хлеба не видел?

– Хочешь дать работу?

– Хочу кое-что предложить. Я держу группу шпилеров, еще нас называют артисты. Выступаем на ярмарках, зовут в богатые дома.

– Не понимаю, чем я похож на скомороха. Кругом полно побирушек и бродяг.

– Побирушки, бродяги и воры мне не нужны. Остальные заняты своими делами. А скоморох живет в любом человеке. Только одни его прячут, а другие держат на поверхности. Для нас с тобой главное – соприкосновение интересов. Тебе надо в Германию, а мы не сидим на месте. Соберем зрителей в одном городе, а второй раз уже никто платить не хочет. Вот мы и ездим из города в город. К зиме доберемся до Германии. Так что без меня деваться тебе некуда.

– Находясь впервые в Польше второй раз слышу одну и ту же фразу, про деваться некуда. Ладно, согласен, но предупреждаю – на людях я очень стеснительный.

Иржи привел Еремея на задворки полуразрушенного сарая. За ним стояли две кибитки, не вдалеке паслась пара лошадей. Хозяин захлопал в ладоши и что-то крикнул. Из сарая стали выходить люди. Два молодых парня, совсем еще юноша, молодая и старая женщины. Хозяин дождался, когда все пятеро обступили его вокруг, и начал свою речь. Команда производила странное впечатление. Мальчик в это время смотрел в небо, старая подобно преданному псу уперлась взглядом в Иржи, молодая смотрела на всех по очереди и улыбалась. Протараторив на польском, Иржи обратился к Еремею:

– Я им сказал, что ты новый шпилер, будешь делать номер с медведем.

– Похоже я попал не туда, куда надобно. С детства боюсь собак, а тут медведь. Я пошел своей дорогой.

– Я не так сказал. Не с медведем, а как будто ты медведь.

Хозяин что-то сказал одному из парней и тот пошел к кибитке. Открыл дверку, достал медвежью шкуру, потом вынул медвежью голову, точнее маску. Хозяин опять что-то сказал, и парень залез в медвежью шкуру. Старая женщина завязала шнурочки на брюхе животного и надела на голову маску. Тут же послышался звериный рык.

– И что, все думают, что это настоящий медведь? Я бы не поверил!

– По началу все думают, что это настоящий зверь, и только приглядевшись, понимают обман, но зверь начинает выделывать такое, что медведь никогда не осилит. Зритель смеется и обман ему начинает нравиться.

– Что же такое он вытворяет?

– Снимает с меня шапку и начинает ходить по кругу собирать деньги за выступление. Потом еще и пляшет чудно. Народу нравится. Сборы у нас с выходом мишки удвоились.

Хозяин начал показывать смешные выкрутасы, повороты, наклоны. Потребовал от Еремея повторить за ним движения.

– Разучивай без шкуры. Сегодня у тебя первое выступление.

Еремей узнал, что шпилер, который раньше работал в шкуре медведя, пропал. Вроде связался с лихими людьми, и воровская жизнь пришлась ему по нраву.

Первое выступление прошло не совсем так, как требовал Иржи, но старание новичка увидела вся группа. Еремей ближе познакомился с артистами. Мальчика звали Курт, он эквис, то есть способен держать равновесие в самых невероятных позах. Свободно ходит на руках, прыгает и переворачивается в воздухе. Делает смертельный прыжок, или как принято у шпилеров, крутит сальто мортале. Одного парня зовут Серж. Он выступает как человек-змея, прогибается назад так, что его пятки ложатся на его же плечи. Жуграл Бруно начинает выступление с тремя шариками. Подбрасывает их наверх и не дает упасть. У него они постоянно летают. Потом то же самое проделывает с пятью и даже с шестью шарами. В конце он поджигает три факела и крутит ими в воздухе. Все проходит под музыку, которую добывает Иржи из своей французской лиры. Он очень гордится инструментом и называет его флейтой королей. Восемь клавиш под левую руку на грифе и ручка для правой, которую требуется крутить во время игры.

Еремей, когда освоил роль медведя, стал проявлять чудеса выдумки. Порой того, кто не желал давать деньги, он начинал гладить лапой по голове, наступал на ногу, приглашал на плясовую. Иржи купил Еремею кафтан, а еще через пять выступлений сапоги.

Артисты прониклись уважением к русскому. Старую женщину звали Анной, и она по-матерински относилась к Еремею. Молодая избегала встреч наедине, и первая додумалась звать Еремея Москва, а Еремей в свою очередь стал звать Барбару русским именем Варвара.

Глава седьмая

Кибитки с артистами двигались на юг. Большая остановка, несколько выступлений и хорошие сборы ожидались в Кракове. До него оставалось долгих три дня пути. Иржи принял решение сделать крюк и выступить в двух маленьких городках. Он надеялся на приглашения в дома богатеев, которые традиционно селились в этих местах благодаря плодородию земли и теплой зиме.

Уже утром увидели вдалеке очертание костела. Настроение у всех улучшилось, конец дороги сулил работу и стало быть какие-то радости. Скудная еда третий день портила всем настроение.

Городок Косушка расположился на двух возвышенностях. Одну венчал костел, другую приказная изба. Между ними на равнине раскинулась главная площадь. На ней помещался базар, проходили собрания горожан, выступления духовных лиц и власть имущих. Иржи не первый раз приезжал в Косушку и даже знавал местного воеводу.

Базар оказался многолюдным, недостатка в продавцах и покупателях не испытывалось. Людской гул и придорожная пыль смешивались в единое целое и заполняли все вокруг. Подъехали к приказной избе, дабы засвидетельствовать свое присутствие, как водится, пообещать подарки после выступлений. Иржи не долго находился в избе и после его возвращения стали искать место для выступления. Определились, и началось ожидание. Ухватив момент, Иржи встал на деревянную тумбу для глашатаев и громким голосом обратился к толпе:

– Пане и панове, только сегодня мы покажем такое чудо, которое вы не увидите нигде и никогда. Человек-змея, игра с огнем, смертельные прыжки и многое другое. Собирайтесь в круг и смотрите. Смотрите и радуйтесь, забывайте о плохом, думайте о хорошем!

Во время выступления по «ахам» и «охам» толпы можно понять степень удивления, по хлопкам уровень довольства. Еремей наловчился появляться в самом финале так, чтобы сразу оказаться в центре внимания зрителей. Как только раздавались выкрики «смотри медведь», Иржи начинал свой монолог:

– Сколько не жалко, без ущерба для живота, на радость артистам, для поддержания их сил!

Все было выверено годами «на радость и поддержки сил» оказывало впечатляющее воздействие на людей. Медведь обходил зрителей с шапкой в одной лапе, другую вытягивал для приветствия, рукопожатий, похлопывания по плечу. То, что зверь не настоящий, народ принимал с удовольствием. От взгляда Еремея не ускользали жадные, скупые и жулики. Порой кто-то делал вид, что дает деньги, на самом деле пытался обворовать артистов. Таким Еремей наступал на ногу и толкал в грудь. Человек падал и, как правило, быстро убегал.

Когда Еремей увидел в толпе Звонарева, того углицкого начального человека, который крал веревку и при аресте скрылся, он чуть не выронил шапку. Звонарев улыбался, с удовольствием хлопал в ладоши. В шапку кинул позеленевший медяк неизвестного достоинства и происхождения.

– И здесь жульничает, – пронеслось в голове, и Еремей поднял правую руку вверх.

Иржи уловил сигнал и сразу закричал:

– Ну что же вы, пан, порадовались сами, так дайте немного радости и артистам.

Звонарев понял, что призыв относится к нему, убрал с лица улыбку и нырнул в толпу. Когда все завершилось, Еремей подошел к Иржи и рассказал историю про Звонарева.

– Ты, Еремей не так прост. Получается ведал учетами в углицких лесах при строительстве какой-то крепости.

– Что ты здесь углядел необычного? Крепость строили под казанские дела. Из Углича сплавляли по Волге, теперь выполняю поручение по налаживанию на Московии книгопечатанье.

– Это я заметил для простоты наших отношений, чтобы меня за дурака не держали. Ну и что ты думаешь делать с беглым вором?

– Думаю найти его жилье и наведаться в гости. Он же меня сегодня не видел. Не знает, что я тут рядом.

– Найдешь его место проживания и придешь, скажешь «здрастя»!

Иржи, поняв, что русский не знает ответа, предложил свой вариант и готовность оказать всяческое содействие.

Анна, держав за руку Курта, шла по главной площади Косушки, изображая слепую. Подошли к калеке без обеих ног, сидевшего на тележке у ворот богатого дома. Поздоровались с ним и попросили о помощи. Анна сообщила, что ищет русского мужика, который недавно приехал в их город. Дала описание Звонарева и объяснила, что русский обещал помочь снадобьем от слепоты.

– Кого спрашиваешь, я знаю. Только милостыни ты от него не получишь. Он жадный и нечестный. Наш плотник Владислав чинил ворота в его доме. Весь день пилил, строгал, работу сделал. Но тот ему даже медяка не заплатил. Еще обвинил будто украл он пять гвоздей. Владислав еле отбрехался.

– Я ему бородавку заговорила, вот он и велел приходить за лекарством. Мне, мил человек, видеть мир охота.

Безногий указал на искомый Анной дом и посоветовал спрашивать не Звонарева, а пани Марию. Она работает прислугой и, в отличии от хозяина, хорошо относится к людям.

Ночью Серж и Бруно с помощью своей ловкости проникли за ворота звонаревского дома и сдвинули щеколду калитки. Еремей прошел в усадьбу, поднялся на крыльцо и начал стучать в дверь. Мужской голос разразился руганью с такой интонацией, что без знания польского все стало понятно. Однако, услышав русскую речь, что-то сказал про пани Марию и убрался прочь. Когда дверь приоткрылась снова, появилась женская голова. Еремей сообщил, что прибыл из Углича от родни хозяина. Женская голова кивнула и опять скрылась. Теперь Еремей на правах старого знакомого хозяина этого дома дернул за ручку двери и открыл ее настежь. Оттолкнул мужика в сторону и сел на лавку в сенях. Входную дверь велел закрыть. Серж и Бруно должны были переместиться от ворот на крыльцо. Звонарев появился в исподнем со свечой в руках.

– Сидор, ты что ли? – щурил он глаза, пытаясь отгадать ночного гостя.

– Еремей это, аль не признал меня, Звонарев? Давай без напряга и выкрутасов! Веди меня в дом. Усадьбу твою окружили стрельцы. Глянь наружу.

Звонарев, действительно, подошел к входной двери, открыл ее и вздрогнул, увидев двух здоровых мужиков в черных мантиях. Он сразу захлопнул дверь и позвал Еремея в избу.

– Все-таки выследили! Думал, что за границей и в этой глуши меня никогда не найдут. Не поверишь, стал думать о будущем.

– О каком будущем ты говоришь, Звонарев? Ведь, если бы тогда за руку тебя не схватили, крепость по воде не дошла бы до места назначения. Все бревна разлетелись бы в разные стороны. Не построили Свияжск и, стало быть, Казань до сих пор оставалась ханством. И все по твоей милости! Потому государь объявил тебя главным вором, велел любыми потугами найти и вернуть в Москву.

– Родненький, не погуби! Все добро мое забери, но не надо везти меня в Москву! По дороге руки на себя наложу.

– Сказывай, как ты оказался в Польше, кто тебе в этом помог?

– Надоумил меня Ярожок еще до того, как его заточили в тюрьму. Мы с ним часто беседовали на разные темы. Конечно больше всего его интересовала стройка. Я рассказывал все, что удавалось узнать, но про Казань мы так и не доперли. Когда я передал ему чертеж крепости, Ярожок предупредил, что может случиться самое страшное. Придется даже бежать из Московии и остаток жизни провести у поляков или литовцев. Я тогда подумал, что уж такого может произойти, но потом его совет пригодился.

– Надоумил Ярожок, а помог кто? Переезд – дело хлопотное. А устройство у иноземцев еще сложнее. Без сторонней помощи тут не обойтись.

– В Польшу я попал тайными тропами. Провел меня племянник жены, он давно обосновался в Полоцке, но по рождению наш углицкий. Он дал адрес в Косушке, тут живет тоже наш земляк.

– Как зовут его?

– Франтишек Короба. Поляки принимают его за своего, но он тоже углицкий – Фрол Коробка. А здесь стал на польский манер называться. В общем правдами-неправдами разыскал я Фрола, он помог купить дом и все прочее.