Эго хаоса. Покидая большой город

– Они перебеженцев гоняли, когда те кроличью ферму разнесли у начальника магбезопасности.

– Погоди,– перебила я подругу, алкоголь уже проник в мою кровь и просто слушать становилось в тягость. Хотелось поговорить:

– Перебеженцы, это кто?

Лариса неловко почесала затылок, собираясь с мыслями:

– Да эти, как сказать, в лесах живут, зверям разным молятся, волкам там, рысям и прочим. Вот волчьи поклонники и напали.

Теперь пришла моя очередь задумчиво чесаться. Воображение в красках рисовало в голове изображения людей, с факелами и в шкурах пляшущих вокруг костра. Допустим:

– А зачем напали?

Лариса пожала плечами:

– Не знаю, вроде как для ритуала им кролики нужны были, а может просто голодали. Не суть.

Девушка махнула рукой, едва не царапнув мне нос:

– Главное, что они привели с собой волчару с человека ростом и вот он то весь отряд и потрепал. Илюша остался живой, но вот такой красивый. После той бойни он и решил в учителя податься.

Лара говорила, а я представляла все в подробностях: и волчару, и Илью, храбро сражающегося со зверем. И несчастных кроликов. И так мне захотелось еще раз Илью увидеть, что пришлось срочно отвлечься.

Оглядевшись, я сперва не поняла, что происходит. Компания из нескольких человек за время нашей беседы превратилась в масштабную сходку. На полянке у крыльца тусовались не менее трех десятков студентов. Ящик пива, естественно, в такой компании улетел мигом, магазин давно закрылся, но все, тем не менее, что-то пили. Душа требовала добавки и я решила найти источник горячительного на нашей спонтанной вечеринке.

– Лара, а Лара,– я ткнула подругу в бок.

– М-м?– осоловело ответила девушка.

– Там наливают, пойдем?

Я показала пальцем на Антона, толкающего речь о пользе и вреде домашнего вина своим сокурсникам. Не знаю, как, но я угадала.

Лариса прикорнула на лесенке, прижавшись спиной к дверному косяку. Будучи в достаточном подпитие, я не стала церемониться с подругой. Ткнула ее пальцем, но та отреагировала несуразной нелепицей в мой адрес и сладко зевнула.

Мне ничего не оставалось, как оставить Ларису отдыхать и дать таки волю моим желаниям синего цвета.

Изрядно захмелев от резкого подъема тела, я направилась к Антону. Вижу цель, что называется, иду к ней. А дальше… Следующие несколько часов я до сих пор помню смутно. Помню, как кто-то кричал: «ща я все организую!». Помню зеленую вспышку, помню, как меня качали на руках и мне стало плохо…

Помню, что я очнулась от того, что мне в глаза светил солнечный зайчик и невыносимую, запоздалую боль.

Глава 4

Невыносимая боль в ноге, бьющий в глаза свет, помутнение сознания… Первое, что я почувствовала проснувшись. Даже не так, воскреснув, после вчерашней пьянки. Мозг обрабатывал поступавшие в него сигналы со скоростью улитки, некстати попавшей в один ряд с болидами формулы один. Сперва я почувствовала покалывание в левой ноге, через несколько минут переросшее в адскую боль. Открыв глаза от неожиданности, я тут же залилась слезами. Неяркое утреннее небо, еще не взошедшее до конца солнце давили на мое зрение, аки лампа на допросе. Вдобавок, слух раздражало все нараставшее чавканье.

Не соображая где нахожусь и что вообще происходит, я вытерла слезы и рискнула взглянуть на больную ногу.

Клянусь, будь я не с похмелья, тотчас упала бы в обморок, или же свалилась с инфарктом. То, что я увидела, повергло меня, говоря совсем мягко, в шок. А именно, я узрела себя, распластавшуюся по газону подле домика. Вокруг пустые бутылки и одноразовые стаканчики образовывали ровный круг. Вероятно, его соорудили для моей защиты, но, нечисть, в виде лысого ротвейлера с раздвоенной головой, круг не останавливал от слова совсем. Чудище, пуская слюни с одной головы, второй частью, более зубастой, задумчиво пережевывало кусочек моей ноги!

Кровь в жилах застыла, сердце колотилось так, будто желало выпрыгнуть и свалить подальше из груди нерадивой хозяйки. Адреналин проник в кровь так резко, что моя голова чуть не раскололась на две части, как и у чудища.

Крик отчаяния застыл комом в горле. Ни шевельнуться, ни позвать на помощь. Да и все вчерашние «друзья» испарилась в неизвестных направлениях еще до моего пробуждения.

Оценив ситуацию, встретившись взглядом с псом, я поняла, жить мне осталось недолго. Либо меня добьет дичайшая боль, либо псина-мутант прекратит мои страдания. Сопротивляться я могла, физически, выброс адреналина мигом оживил мое тело, но вот мозг напрочь отказывался действовать. Сознание опустело, как вчерашние бутылки.

Чудище заметило мое пробуждение. Взглянуло грозно двумя парами глаз, хищно облизнуло окровавленную пасть и, как ни в чем не бывало, продолжило трапезу.

Новый укус наконец-то отправил меня в спасительный обморок. Болевой шок сменился сладкой дремой. Тело словно плыло в потоках собственного же сознания. Темнота сменялась цветными вспышками и вновь захватывала меня. Необычайная легкость в конечностях натолкнула на мысли о смерти. Неужели костлявая заберет меня в расцвете лет? Мысли тут же материализовались в буквы, кружащие вокруг тела, путающиеся между собой и переливаясь всеми цветами радуги. Их сменяли другие слова, буквы, цифры, образы.

Да что же это такое?

Буквы сверкнули оранжевой вспышкой и зашлись ярким пламенем, обдав жаром, но не причинив никакого вреда.

Тело понемногу возвращало подвижность, перемещаясь в пространстве в хаотичном порядке. Огонь, тьма и появившийся из ниоткуда едкий запах серы окутали меня плотной пеленой. Откуда-то издалека послышался звук хлопающих крупных крыльев и непонятное шипение.

Сказать, что я испугалась- не сказать ничего. Умерла я, или нет, но происходящее вызывало во мне почти первобытный страх. Где я? И что за звуки? Я в аду, чистилище? Что ждет меня впереди? Крылья валькирий, ангелов, или демонов?

Не успев додумать мысль, я закружилась в водовороте огня и красок, полетев в неизвестность по совершенно невообразимой траектории.

Тело, насколько смогло, послушало голос разума, сгруппировавшись перед неминуемым приземлением, которое не заставило себя ждать.

Я приземлилась на сырую землю, покрытую сплошь острыми белесыми камушками самой разнообразной формы, даже не почувствовав боли. Вихрь, так стремительно принесший меня в сие странное место, помчался по земле, оставляя после себя овражек наполненный огнём.

Дымка понемногу рассеялась, открыв взору огненную реку, низкое алое небо, беззвучно сверкавшее молниями и бескрайнее поле. То, что я сперва приняла за камушки, оказалось на деле обломками костей. Кое-где даже можно было узреть еще не успевшие рассыпаться на осколки скелеты и черепа различных размеров.

Если раньше я просто боялась неизвестности, то сейчас меня охватила настоящая паника! Впервые я пожалела, что не знаю ни одной молитвы, пожалела, что прожила жизнь в грехе, пьянствуя и раздеваясь перед незнакомыми людьми. Есенинское «стыдно мне, что я в бога верил, горько мне, что не верю теперь», как нельзя лучше передавало мои нынешние чувства.

Как и говорят, вся жизнь пролетела перед глазами, вернее самые ее печальные моменты. Вспомнился родной двор, где я маленькая играла в одиночестве, в стороне от других детей, школа, где меня периодически избивали одноклассницы, за мои сверхспособности. Колледж, школа танцев, работа, сцена… Все, что так или иначе, заставляло меня страдать.

И я заплакала. Стоя на четвереньках среди костей, вдыхая запах гари, слыша звук приближающейся… Смерти?

Я решилась подняться, сохранить остатки достоинства перед ангелом, или демоном, летящим за мной.

Небо грозно сверкнуло прямо над моей головой, выбросив длинную цепь молний, на секунду ослепившую меня.

Когда способность видеть вернулась, над огненной речкой уже вовсю серебрилось потустороннее сияние, сплетающееся в простенький мостик из прогнивших досок. Пламя лизало их, но не причиняло вреда. Вкруг моста, прямо из огня, полезли разномастные змеи, шипя и угрожая раздвоенными языками в мою сторону.

Это ад, не иначе, решила я, пятясь назад от злобных пресмыкающихся.

Утерев слезы, я пыталась сообразить, как же действовать. Страх почему-то отступил, оставив место для других эмоций, вызванных последними воспоминаниями.

Бледное сияние над рекой, тем временем, густело, превращаясь в плотный грязно-серый туман, медленно, но верно, скрывающий от меня окружающий пейзаж.

Змеи под моими ногами, как по команде, остановились, подняв головы яростно шипя. Туман скрыл их, плотным кольцом окружая меня. Если я сейчас потеряю ориентацию в пространстве-мне конец уже точно.

Вместе со зрением, туман забрал и слух. Полная изоляция длящаяся минуту? Или год? Совершенно растерявшись я вновь пустила слезу, уже не от обиды, а от безысходности. Пыталась кричать, но туман словно украл мой голос.

Я побежала. Не понимая направления, не видя и не слыша даже звука своих шагов. Кажется это и есть паника. Чувство времени стерлось.

Не знаю, сколько я так бегала, теряя остатки здравомыслия, и сколько бы еще пробыла в таком состоянии, если бы не ниточки дернувшиеся, чувствуя поблизости живое существо. Я двинулась в сторону их рвения, как слепой котёнок на кошкин зов. Туман понемногу рассеялся и я обомлела: подле дощатого мостика, гордо раскинув крылья возвышался дракон с тремя головами, кожистыми крыльями, шипастым хвостом. Ноздри выпускали клубы пара при каждом выдохе, шесть зелёных глаз осматривали мою персону с недобрым интересом.

– Едрить-колотить,– только и смогла я сказать, вкладывая в эту примитивную фразу страх и восхищение от звуков собственного голоса.

– Рррррррраааа,– ответил дракон, выпустив из трех пастей струи белого огня.

– Шшшшшшшш,– отозвались бесчисленные змеи, стремясь обвить мои ноги.

– Вот мы и встретились, да? – неожиданно послышался низкий женский голос со всех сторон одновременно.

Я запрядала головой, как заправский скакун, ожидая увидеть очередное жуткое существо, но вместо этого я узрела девушку, шагающую по мосту, не замечавшую языков пламени под ней.

Лицо ее скрывала копна чёрных нечёсаных волос, а в качестве одежды дама использовала сотканную, как мне показалось, из чистого снега, плащаницу, с отпечатками множества лиц, мужских и женских.

Женщина плыла ко мне, не касаясь босыми ногами земли. Трехглавый зверь почтенно отступил перед ней, склонив длинные шеи в грациозном для дракона реверансе.

Черноволосая дама, приблизившись к дракону, погладила его среднюю морду, нежно, словно мать, и тут до меня начало доходить…

Да, это же определённо то самое место, о котором мне приходилось читать в книгах.

Огненная река-Смородина, Калинов мост, охраняемый змием Горынычем, змеями и мертвыми душами…

Стало быть, женщина эта – Морана, богиня смерти, а значит я умерла таки окончательно.

Вот оно какое, загробное царство: позади пустота, впереди дым и туман, а посередине огонь. И отчаяние.

Женщина не дала мне додумать:

– Ты не ответила,– произнесла она, но голос по-прежнему раздавался со всех сторон, окутывая меня сковывающей пеленой животного страха.

– Я… я не знаю.

Немного, но это все, на что меня сейчас хватило.

– Надежда? – громогласно поинтересовалась женщина.

– Д-д-да,– ответила я заикаясь.

Морана, если это была она, не поворачивала головы в мою сторону, однако я чувствовала ее взгляд на себе.

Женщина молчала, но молчала по особенному, с легкой издевкой. Трехглавый змей под ее рукой довольно мурлыкал, окутывая хозяйку белыми клубами пара.

Я задумалась, она ждала от меня объяснений? Но я и сама была бы рада узнать, что же привело меня в чистилище из славянской мифологии. Я не когда не относилась к разряду верующих хоть в каких-то богов, а тут нате, получите распишитесь. Да и смерть моя весьма глупая, я ожидала другого. Например помереть лет эдак в девяносто, в окружении правнуков, с внушительным завещанием. А что получила? Собака с раздвоением морды откусила от меня пару кусков. Еще и по синей лавочке.

Богиня все еще двусмысленно молчала, она явно знала ответы на так и не заданные ею вопросы, а моя натура требовала сказать хоть что-то. Не придумав ничего лучше, я просто раскинула руки в стороны, мол вот такая вот канитель. Ожидали? Ну и забирайте быстрее, чего морозиться то.

Дракон фыркнул, заставив женщину отстраниться. И я тоже невольно отпрянула от его раскаленного дыхания.

Женщина вздохнула и открыла мне свое лицо:

– Ты знаешь, кто я. – она не спрашивала, утверждала. Из под чёрной гривы на меня смотрели столь же чёрные, бездонные глаза, полные грусти и ненависти.

Вновь я не нашла ничего лучше, чем промолчать.

– И знаешь, где ты, – снова подтвердила мои догадки черноволосая дама.

Взгляд ее буравил меня насквозь, волосы ее развевались на ветру, поднявшемуся со стороны Смородины. Жар огня перебил легкий холод, принесенный ветром, но я не мерзла, весьма странное ощущение. Решившись задать мучавший меня вопрос, я сперва, на всякий случай, поклонилась древней богине:

– Вы меня ждали? Зачем? – выпалила я на одном дыхании.

Женщина приподняла густую, черную как смоль бровь и ехидно улыбнулась, заставив мое тело покрыться мурашками:

– Ты не знаешь, значит еще рано…

Голос ее разнесся над полями, содрогая мелкие косточки на земле. Дракон взмыл к алым небесам, яростно рыча, а змеи, до сих пор ползающие по моим ногам, с недовольным шипением сиганули в сторону реки.

Такая движуха мне не пришлась по душе.

Женщина, предупреждая мой вопрос, вздела руки к небу и, ласково шепнула в собирающиеся бордовые тучи «встретимся, когда придется время…»

Мое тельце снесло с земли мощным потоком воздуха, смердящего вонью, неопределимой природы. Я закричала, не столько от страха, сколько от неожиданности. Меня швыряло, как кильку в шторм и не будь я мёртвой, я бы сейчас померла еще разок от таких-то каруселей, однако не в этот раз. Ветер унес меня в неизвестном направлении, бросив обратно в темноту моего сознания. Разве что теперь я видела впереди свет и стремительно к нему приближалась.

***

И снова чёртов свет прямо в глаза! Солнце, видимо, решило окончательно доконать мои усталые очи, раздражая их каждый раз при моем пробуждении. Хотя подождите, в этот раз яркий свет слепил, но не грел, а значит…

– О, шевелится.

Презрительный голос Зары Юрьевны звучал словно издалека.

– Юная леди, – увещевал ее другой, не знакомый мне голос, – как можно! Студентка едва не погибла, даже не приступив к учёбе, а вы о ней в таком тоне.

– Благодарю за юную леди, – холодно отозвалась деканша.

Головная боль. Сколько она меня уже мучит? Неделю? Две? Каждое утро одно и тоже. Надо прекращать пить.

Словно прочитав мои мысли, кто-то сунул мне в руку стаканчик терпко пахнущей свежескошенной травой жижи.

– Выпей и голова пройдет,– саркастично-ласково посоветовала мне женщина медик. Догадаться что я в медпункте не составило труда. Разлепив глаза мне открылось выбеленное помещение, собственно женщина, весьма худощавого телосложения и чистый операционный стол, где я и возлежала в неудобной позе, сжимая стаканчик с лекарством.

Еле-еле пошевелив рукой, я влила в себя исцеляющий настой и улетела в полудрёму.

Мельком я узрела, что за моим состоянием наблюдают целых три преподавателя. Зара Юрьевна, декан некромантов, имени которого я не помнила и Илья. Было бы стыдно предстать перед ним в таком виде, однако лекарство, вместе с головной болью, притупило и чувства.

Деканы собрались вокруг меня не просто так, вчерашний инцидент, как оказалось, поднял на уши всех, вплоть до директора.

Илья, в свойственной ему краткой манере, высказывал свое мнение:

– мне такие не нужны, у меня дисциплина.

– Илюша, – старик некромант стукнул по полу тростью, – ежели судить о человеке по единственной его ошибке, можно упустить лучшее.

Зара Юрьевна встряла в мужской разговор:

– Владислав Романович, – она чеканила каждое слово, словно объясняла азбуку малышу, – на вашем факультете и без того талантов хватает, все уже решено, она моя.

Я не понимала шума вокруг моей скромной персоны. По мне, так вчерашний массовый запой вообще веский повод для исключения. Но в этой школе, по всей видимости, другие порядки.

Илья хмыкнул:

– Зара, вот охота тебе с алкашней возиться? Сама бухает и сестру мою спаивает.

Декан бойцов произнес последнее предложение не то с ужасом, не то с отвращением. Сложно понять интонацию, когда голоса звучат словно в огромной бочке, отражаясь эхом по всей комнате.

– Илюша, – вновь отчеканила преподавательница, – нажраться любой дурак может, а вот возглавить самую масштабную пьянку за последние пятьдесят лет, тут нужен талант.

До меня понемногу стал доходить смысл их спора. Я сама не смогла определиться с факультетом, а деканы, кроме Ильи, готовы драться за мой якобы талант. Какой, интересно, что вообще вчера было? Едва ли школа приветствовала студентов со сверхспособностями к алкоголизму.

Однако, я сделала вчера что-то, по всей видимости, открывшее меня с весьма неожиданной стороны. Неожиданной, в первую очередь, для меня самой.

Прикинувшись шлангом, я навострила уши, желая узнать продолжение разговора.

Зара Юрьевна позвала меня по имени, но я благоразумно промолчала, пусть говорят дальше.

– Зарочка, – начал Владислав Романович, – дайте девочке отдохнуть, она, кажется, уснула.

– Значит нужно разбудить. – парировала красавица деканша, – через час я должна согласовать списки учащихся, а у нас нераспределённый студент.

– Не думаю, что именно эта студентка будет против изучения занимательного искусства некромантии, – не сдавался старичок, – запиши ее ко мне, и дело с концом.

Зара Юрьевна цокнула каблуками, судя по звуку, приближаясь ко мне.

– Не положено. Студент сам определяет свою судьбу, если оракул не смог этого сделать. В том и суть нескольких отметок.

И тут же ее голос раздался прямо над моим ухом:

– Я знаю, что ты не спишь.

От ее вкрадчивого шепота по моему телу побежали мурашки.

– Кивни один раз, если выбираешь мой факультет.

Я лежала судорожно соображая, черное или белое? Выбор нужно сделать здесь и сейчас. Выбор, на который у меня были почти целые сутки, над которым я даже не удосужилась подумать. Ну что же, некромантия конечно круто, но Лары там не будет. Так себе оправдание, конечно, но…

Я кивнула, слабенько, но Зара Юрьевна увидела. Этого было достаточно. Владислав Романович охнул разочарованно и зашаркал в сторону выхода. Моя же новоиспеченная деканша хлопнула в ладоши, довольная и также поспешно ретировалась.

Эх, Ларочка, надеюсь, учеба с тобой рядом пройдет успешнее, чем в черном замке. Жребий брошен, как говорится.

Илья не спешил уходить. Чувствуя его взгляд на себе, я заохала, неловко переворачивась, якобы со сна, приоткрыла глаза, усиленно изображая полную беспомощность, и, наконец, собралась с духом, чтобы встретиться глазами с деканом бойцов.

Илья пристально разглядывал мое лицо, ища, видимо, признаки ума на нем. А может быть тоже не понимал, с чего вдруг такой интерес к несчастной алкашке. Я молчала, ибо молчание казалось мне благоразумнее нелепых вопросов и оправданий.

– Илья Васильевич, -послышался позади меня приветливый голос медички, – вы останетесь? Мне нужно подготовить студентку к выписке, может понадобиться ваша помощь, а потом еще…

Медработница, как и Зара Юрьевна, как и, собственно говоря, добрая половина девушек школы явно имела виды на брутального преподавателя. Она словно мурлыкала, так мягко и интригующе звучал ее голос. Илья, однако, не заметил, или просто сделал вид, что не заподозрил причин столь нежной интонации, и хмуро перебил:

– Готовьте, Юля, я ее сопровожу.

Медичка сокрушенно вздохнула, обдав горячим дыханием мое ухо.

Медсестричка оказалась в зоне моей видимости. Я все еще прикидывалась шлангом, наблюдая за ней, стараясь не встречаться взглядом с Ильей. Девушка вряд ли хотела именно такой помощи. Она что-то достала из шкафчика, завернула в бумагу. Поправила волосы, чисто автоматически, рядом с понравившимся мужчиной женщины частенько так делают. Весь ее вид выражал разочарование, наверняка девушка надеялась, что я сама как-нибудь оставлю их. Но я непроизвольно помешала ее романтическим планам.

– Вот, – медичка сунула мне в руки свёрток, -здесь мазь для ноги, и обезболивающий отвар. Пей, если нога сильно заболит.

Она немного помедлила, смерив меня хмурым взглядом и добавила:

– Ну и по утрам. Тоже помогает.

Ну что тут скажешь, один раз гульнула, клеймо на всю жизнь получила. Сказать, что мне стало стыдно… едва ли. Более того, я вдруг поняла, как зла сейчас на всех. На Зару Юрьевну, за то, что воспользовалась моим положением, на бедную медичку Юлю, за ее слова, на ребят, что вчера не удосужились хотя бы меня в дом занести и вообще на все происходящее. Еще вчера днем меня заботило только безденежье и поиск нового жилья. Сегодня же, всего за одну ночь, я едва не лишилась жизни, согласилась учиться у раздражающей меня особы непонятным магическим наукам, да и в целом, больше всего пугала новизна и неизвестность.

Однако, раздражение отступило на второй план, едва меня коснулись сильные руки Ильи Васильевича. Щёки тут же залились краской, а на лице непроизвольно выступила дебильная улыбка. Медичка фыркнула, бубня под нос, что мол я и сама могла дойти до общежития и вообще надо ходить побольше и разрабатывать конечность, вот только мужчина проигнорировал ее бубнеж, легко подняв меня на руки.

Ниточки дернулись настолько вяло, что Илья даже не почувствовал их. Да и я, собственно, не успела его просканировать. С похмелья этот процесс весьма сложен для моего организма. Так, прижавшись к широкой груди, пригревшись в руках мужчины, я, наконец, действительно уснула.

Снилось мне такое, что наяву я бы не придумала даже в самых смелых фантазиях. Разумеется, эротические сны случались и раньше, но этот переплюнул по происходящей содомии все предыдущие. Последняя сцена, где Лариса с упоением связывала Лялю красивыми узорами из веревок, вернула меня в реальность, слишком резко, аж голова закружилась, но дальнейшего развития сюжета мой болезный мозг бы не выдержал.

Кажется я вскрикнула, внезапно пробудившись, о чем тут же сигнализировал испуганный шепоток Ларисы:

– Батюшки! Ты чего вопишь? Кошмар приснился?

Шепот послышался совсем близко, как так, интересно, кровать Лары находилась в полутора метрах от моей. Может быть она, бедняга, сидела возле меня, переживала. Вот только на деле ситуация оказалась куда интереснее. Наши кровати, сдвинутые вместе, превратились в одно большое ложе, застеленное цветастым бельем. Тусклый свет ночника позволял разглядеть Лару, находящуюся слишком близко ко мне, шторку, прятавшую от нас Лялю, мирно сопящую во сне. Уют деревянного домика, запахи осени, доносящиеся сквозь приоткрытое окно, мигом привели меня в чувства.

Лариса все еще молчала, изо всех сил стараясь не засыпать меня с ходу вопросами. Заставлять ждать ее и дальше, было бы просто издевательством над ее любопытством. Я не стала мучить подругу. Протерла глаза, радуясь царящей вокруг полутьме, и выдала все, опустив лишь подробности моих смутных чувств к ее брату и, собственно, приснившийся мне в похмельном угаре треш.

Лариса слушала внимательно, не перебивая, как она любит, но пытаясь вникнуть в суть моих переживаний. Заодно, как бы оправдывая нахлынувшую на меня волну смешанных чувств, я поведала и о своей обычной жизни, не опустив даже факт моей работы в стриптизе и причины, заставлявшие меня напиваться до поросячего визга.

Закончив с откровениями я вопрошающе уставилась на подругу, ожидая ее реакции. Стоит заметить, в этот раз девушка не спешила говорить.

Обстановку разрядила Ляля, прервав неловкое молчание громким всхрапом. Лариса смотрела на меня, медленно расплываясь в улыбке. Я тоже не смогла сдержать эмоций и захихикала. Через пол минуты мы, давясь беззвучным смехом и утирая слезы, крепко обнялись. В данный момент мне не были нужны даже мои сенсоры, чтобы понять, Лара не считает меня кем-то нехорошим, она не злится и не обижается, да и в целом, она рада, что все хорошо закончилось. Этот момент и положил начало нашей с ней крепкой дружбе.

– Лар, – шепнула я, стараясь говорить максимального тихо, – а мне ведь мне с храпуньей на одном факультете учиться…

Ответом мне послужил взрыв еле сдерживаемого хохота.

–Не… смеши… – с трудом попросила Лариса.

И тут я не сдержалась, заржав, как конь, во весь голос.

Лялин храп прекратился, переходя в недовольный бубнеж, а еще через мгновение в нас полетела подушка, не достигнув, однако, цели, но вызвав у нас новый приступ дикого ржача. Спросонья Ляля хрипло ругалась на непонятном языке, попутно вставляя вполне конкретный отечественный мат. Немного успокоившись, Лара поинтересовалась, что за проклятия только что прозвучали и не вырастут ли у нас после них грибы на заднице, на что старшекурсница, прокашлявшись, ответила: