bannerbanner
Сведи меня в могилу
Сведи меня в могилуполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 18

Их глаза встретились. И не было в её ничего. Ни сожаления, ни вызова. Только усталость, под гнётом которой явила всё вышесказанное, не до конца пережитое, похороненное в колодцах зрачков. Слушатель, сокрушённый тирадой, не давал никакой реакции. Главное, пришла она – тишина.

Горящие поленья похрустывали за ажурной решёткой. Тёплый свет очертил на стене две расфокусированные тени в волнующей близости друг к другу. Вини ожидала стыда признания. Как бывало всегда, когда сознание в самый неподходящий момент подсовывало воспоминание из детства. Шутка в том, что не ведала, зачем сейчас всё это вывалила. Внезапно возжелала, чтобы муж узнал – у неё на самом деле когда-то был настоящий парень! Показалось это крайне важным. Пусть впредь не унижает её, называя сильной. Вино, будь проклято. Ничего оно не растворяет кручины, только даёт повод для новых. Богат же, напротив, сейчас благословлял благородный напиток – отмычку душевных склепов. Подсыпать порошок в сок возможности не представилось, азартный игрок поставил тогда всё на красное – на спирт в чужой крови.

Взгляды их вошли друг в друга, как детали конструктора. Соединение комфортное, естественное, что связь между протоном и электроном. Время забуксовало. Осталась только комната, а мир за ней никогда и не существовал. Даже треск огня стих, по крайней мере, для одной точно. Богат приблизился, пересекая черту. Мягко коснулся губ Вини своими и так же медленно вернулся в исходное положение. Похожее ощущение испытывал, когда, бывало, целовал спящих бывших. Там – безответный порыв, здесь – продуманный ход.

Супруг тревожился, что та так и останется в ступоре. В музее живых скульптур она, в самом деле, была бы на своём месте. Но наблюдательный мужчина, к своей радости, разглядел олений трепет в серых глазах. И пока Богат просчитывал каждый следующий шаг, как танцор, Вини в следующую секунду после своего первого поцелуя нырнула в какую-то топкую прострацию. Если девочки рассказывали о приятной пульсации в животе, то реальность огорошила. Художники эпохи компьютеризации13 изображали нематериальные аспекты жизни в виде разноцветных геометрических фигур и инсталляций из подручных материалов. Винивиан не разделяла любви к этому направлению искусства, но свои чувства сейчас сравнила бы с лопастью топора. Реальность неприятно расплющилась вместе с ней. Словно чья-то рука надела её, перчаточную куклу, и исполняет свою волю. Запретное, чуждое мимолётное удовольствие. Столь тираническое, что даже неприятное.

Потерявшаяся в новых сложных эмоциях Вини получила в подарок ещё один поцелуй, такой же бережный, но более уверенный. Несколько отстраняясь, Богат без промедления возвращался к её устам, изучая их с рачительностью романтика. Учёный в таких делах, далеко не заходил, прислушивался к каждому вдоху. Она так и сидела, зажатая в мягких объятиях софы. Тёплый манекен, принимающий ласки. И альфонс уже оставил бы это гиблое дело, если бы не одно «но». Раз в семь секунд Вини реагировала. Рот приоткрывался, и уже её губы касались его. Дыхание приглушено. Тело что скрученная в узел проволока. Богат чувствовал это руками, когда взял её за плечи. Казалось, сожми чуть сильнее, и они разломятся, как калёные. Даже та железная культяпка.

Девушка боролась сама с собой, а жестокий супруг не оставлял и шанса на «ничью». Обронила жалостливый стон, дотронулась ледяными пальцами до его груди. Перешла в наступление. Мужчина последовал за ней, но Вини вдруг грубо оттолкнула, отпружинила. Докружила до каминной стены, затормозив в резком повороте.

Наигранное смятение Богата превратилось в настоящее. Свет оконтурил тьму, нагоняя жути. Девушка горбилась, обхватив себя руками. Её трусило. Смотрела страшно.

«Испугалась? – струсил Богат. – Поторопился, поторопился!»

И глаза её замерцали. Вини плакала. Беззвучно, даже не дыша. Пусть слёзы остановить не могла, всё остальное до последнего держала под контролем. Секунд пять смотрели друг на друга. Вакуум разрастался в их головах. Она так и осталась стоять, он так и не встал. Сжав зубы, Вини проскулила:

– Игрушку себе нашёл?

Лицо её свело уродливой судорогой, и она, прикрываясь ладошками, сбежала в спальню, всё же тихонько затворив за собой дверь. Не выдержав, Богат пошёл следом. Хотел уже открыть, но не смог. Прислонился к щели, зачем-то прислушиваясь к хныканью. Вернулся. Залпом допил вино.

Город любви спал и видел сны. Заметённые снегом улочки внимали тихой колыбельной зимы. Даже автомобили пыхтели как-то сонно. Вселенскую умиротворённость нарушила разве что никем не замеченная выходка – кто-то вышвырнул из окна гостиничного номера пузырёк с белым порошком.

Глава 7 – Смотрины

Промозглое тусклое утро. Нежеланная альтернатива беспокойной ночи. Липкое недомогание и стыд за покорность всемогуществу Морфея. Суетливые сборы. Нет, не навсегда, и даже не в другой отель. Просто отсюда, из номера. Куда-нибудь, лишь бы уйти.

Гребень дрогнул в спутанных волосах, когда дверная ручка щёлкнула. Точно выстрел. В зазорном смущении склонилась нечёсаная голова. Зеркальное отражение мужской фигуры на пороге прикрылось кулисами каштановых локонов, что упали на бледный лоб. Была б воля Вини, она бы спряталась за ними, но это слишком глупо даже для неё. Оттого просто замерла в томительном молчании.

– Прости меня, – хрипнул Богат. – Вини, прости.

– Всё нормально, – только и выдавила из себя нарочито легко.

Пропустила ход.

– Это было… наваждение, – если и репетировал речь, то потратил время впустую. – Я не хотел тебя обидеть.

Пауза затянулась. Девушка через силу подняла на него глаза, поплыла вдоль стен к выходу.

– Всё нормально, говорю же. Извини, мне нужно в магазин.

Задумала юркнуть в дверной проём, но помешал стоящий там супруг. Конечно, он подвинулся, пусть и с места не сошёл. На секунду они застряли в тесноте деревянной рамы. Как от огня, Вини отрешилась от мужской груди. Засеменила прочь. Богат глядел ей вслед.



Далеко за спиной глухо звякнул колокольчик. Цыкал маятник настенных часов. Вздутый линолеум смягчал шаги. Продавец наводил порядок в кладовке, ронял коробки, шуршал картоном. Вини нашла себе подходящее убежище в тупике книжных шкафов. Доверилась выбору подписчиков. Победителем вчерашнего опроса о камерном книжном магазине Парижа стала эта старинная лавка. Вопреки стереотипам здесь не пахло пылью и старой бумагой, свет ламп не тёплый оранжевый, а, как в операционных, холодный белый – окружение вменяло чувство защищённости. Блаженное уединение.

Тома выстроились неровными рядами. Несмотря на головную боль, их радужная разномастность не рябила в глазах. Прислушиваясь к размеренному ритму часов, изящно и плавно, как актриса, Вини поддела пальчиком глянцевый корешок. Abel Dubois? Какой-то модный писака, одобривший для обложки романа «Ortie argentée14» фотографию двух обнажённых дам, слившихся в экстазе. Что он забыл в отделе классики восемнадцатого века? Поджав губки, девушка вдавила книгу в плотный ряд.

«Успокойся, – Вини сама с собой завела немую беседу. – Строит из себя тут Афродиту. Богат жаждет денег. Чтобы переписала завещание в его пользу».

Побарабанила стрижеными ноготками по переплёту:

«Воспользовался моментом. Ведь и выпила, потому что была уверена в нём. Потому что… привыкла к нему. Змея. За кого он меня принимает?»

Вытянула случайный том. Françoise Sagan – «Bonjour tristesse15». Поморщилась, легонько постучала им себе по лбу.

– За дуру он меня принимает, очевидно, и я дала ему на это полный карт-бланш. Идиотка. Отныне никакого алкоголя. Вспомнила – довольно».

Крепко сжала блок. Живой рукой, чтоб не помять.

– Дружочек-пирожочек. Я ведь помогла ему!

Яростно затолкала книгу обратно. Бумага стерпела.

– Помогла… Пустила в дом, кормлю, одеваю по надобности. А бренд костюма, поездка за границу – моя инициатива. Моя прихоть. Сверх жизненно необходимого не просил. Ни копейки не просил.

Погладила рифлёные корешки.

– Всё по уговору. Свои обязанности выполняет на «отлично». По первости на работе гудели, как одноклассницы тогда в школе. И с той историей с ФСБ… О мотиве не соврал. Не соврал. Может, я и дура, но распознавать ложь в стрессе умею, – ядовито ухмыльнулась. – Не чувствует же он что-то ко мне, в самом деле. За пять сотен лет ни поползновения, а тут вдруг на тебе? Гори в аду, грёбаное вино!

Чихнула от пыли:

– Нет, не влюбилась! Всего-то симптом. Пройдёт. Не болею же.

Но этот украденный первый поцелуй… Девочку романтические сказки никак не могли обойти стороной. С пелёнок слыхавшая истории святой любви, малышка рисовала в своём воображении картины с фонтанами и молочными реками. А то, что в итоге действительно приключилось с ней полтысячелетия спустя, походило на некое коварное заклятие, за которое до самого Страшного Суда придётся расплачиваться дырами в животе от бесовских вил.

– Развела драматургию! Чмокнули её, она уже на «нет» изошла. Богат не дурак. Понял, что поезд ушёл ещё до его участия в моей жизни. Значит, не ради выгоды это делает… А ведь хорош манипулятор!

Вини достала следующую книгу. Раскрыла на случайной странице, отвлеклась на чтение. Guy de Maupassant – «Bel-Ami16». Тяжеловесная металлическая рука больше подходила в качестве подставки. Правая управлялась с хрупкими страницами куда лучше. Бумага порхала бабочкой, не заминаясь в уголке.

– В любом случае, праздник я ему испортила. Надо с ним поговорить.

– День добрый, – сказал кто-то совсем рядом на чистом русском.

Вини озиралась в поиске опасности, как дикий зверь. Нашла в двух шагах юную красотку, ниже её ростом. В бордовом вяленом пальто, с непокрытой головой. В руках ни берета, ни платка, только сумочка. Конечно, грех прятать такие роскошные кудри даже в лютый мороз. Грех скрывать натуральную красоту макияжем. «Белокурая бестия», – повесила на неё ярлык интуиция Вини.

– Здравствуйте, – не скрывая настороженности, ответила девушка на приветствие, верно полагая, что это был не просто вежливый жест соотечественников на чужих берегах.

– Вы извините, но я хотела с вами поговорить.

Вини, готовая к побегу, терпеливо ждала, пока та достанет что-то из кармана. С годами пришла мудрость об обманчивости тесного контакта. Прижавшийся в метро мальчишка утянул кошелёк из сумки, а сотрудник на корпоративе якобы пьяный полез обниматься, чтобы всадить в сердце шприц. Обладая какой-никакой властью, не жди от завистников человеколюбия. Тогда, на празднике, Вини как предчувствовала, вовремя дёрнулась в сторону. Подоспевшие коллеги скорее вынули шприц из спины, другие скрутили преступника. Последствия покушения ограничились симптомами пищевого отравления. Незначительна оказалась доза. Пусть приятного мало, отделалась легко. В отличие от Богата. В тот страшный вечер он у неё на руках не тлел, нет. Варился заживо. От воспоминаний у Вини по телу побежали мурашки. Умоляла же смерть, чтоб не показывалась больше. Больше никогда. Не надо больше.

Блондинка вытащила из-за пазухи паспорт.

– Вы не бойтесь. Вот. – Как ребёнок свой рисунок, продемонстрировала одну из страниц документа. – Позвольте представиться – Адали Чекан.

Вини пригляделась. Раздел «Дети» с двумя заполненными строками: Богат Чекан, Златая Чекан.

– Ваша свекровь, – уточнила незнакомка.

– Вижу, – и снова гордое молчание. Самостоятельно разбираться в происходящем Вини не торопилась. Так и стояла с раскрытой книгой, скрывающей левую руку.

Адали несколько стушевалась от возложенной на неё роли ведущей.

– Это, конечно, выглядит странно, но я ждала вас. Слежу за вашими социальными сетями. Узнала, что приехали в Париж. Что собираетесь в этот книжный. Счастье поймать вас здесь без него.

– Ждали? – Вини почувствовала укол тревоги и злости, что никак не отразилось на её лице. – Зачем?

– В моём положении опрометчиво просить о помощи. Мы незнакомы. Но, Винивиан, вы моя последняя надежда. Понимаете, сын недолюбливает меня. – Вздохнула, чтобы продолжить. Приложила пальцы к виску, замотала головой. – Нет, не могу – вот так сразу. Тем более, здесь. Я ждала, но мне пора идти. Я позвоню вам?

Невестка совсем растерялась. Таращилась на свекровь, судорожно соединяя детали пазла. Очнулась, только когда дверной колокольчик оповестил об уходе Адали. Ушла с её номером телефона.

«Семейка плутов».

Вини вытащила книжку с развратной обложкой из шкафа с классической литературой, понесла в другой конец зала. Бесит, когда что-то не на своём месте. Сейчас особенно.



Беспроигрышный план! Мамкины пикаперы марают свои никому ненужные книжонки миллион раз обсосанными «истинами». «Чем меньше девушку мы любим…», «Вотрись в доверие, а потом не бери трубки», «Стань её детским идеалом, предварительно ознакомившись с историей поисковых запросов, пока она отошла припудрить носик» и прочее, и прочее. Может, это и работает в какой-нибудь клинике для особо одарённых, но не с большинством. А если уверишься, что в погоне за семейным счастьем избранница пойдёт на уступки и безоговорочно примет некоторые телесные и душевные изъяны твои, то побейся немножко лбом о стол и допетри – вечно молодым некуда торопиться. Выходит, и ущемляться незачем. Ресурсы неограниченны – потребности удовлетворяются в любом случае.

«Даже у дурных. Даже у мразей. Даже у тех, кто сочетает в себе оба эти качества», – поддакивал Богат своему внутреннему голосу.

Но Вини… Вини – особый продукт. В продолжение темы еды. Если непоколебимые в своём целомудрии, выращенные в тепличных условиях девушки – рыбы фугу, с которыми только знай, как обращаться, чтобы и сашими угоститься, и яда не хлебнуть, то этот экземпляр, как и, например, монашки – мина. Запрятавшаяся в высокой траве, всеми забытая. Только и ждёт, когда на неё напорется хомяк или сядет сапсан. Плохая идея. Порох не съедобен. Шарахнет – собирай себя потом по частям. Но если в женские монастыри Богату, как и всякому мужчине, путь заказан, да и без надобности, то жёнушка его никаких клятв не давала…

В своё время прошерстил тонну книг по психологии, понабил шишек, чтобы вернуться к очевидному выводу – женщина жаждет внимания. Будь то домашняя девочка, или птица вольная – нужно давать им себя, и доза любви соразмерна с архетипом подопечной. А эта сказка про непреступного самца…

«Тьфу!» – Богат сдержался, чтобы не плюнуть под ноги. Первый раз за столько лет о себе напомнила эта низменная потребность.

Для Вини он не скупился на проявления чуткости и интереса к затеянной игре с самого первого дня. Был в меру инициативен. И без усердия с его стороны отношения вскоре бы доросли до настоящей дружбы. И статус этот закрепился в тот самый день, когда супруга пришла к нему, полумёртвому, в больницу. Просила милости, держала за руку. Но тот, кто работает на перспективу, маленькими победами размениваться не привык.

Как рабочая лошадка Вини оценила чёткое следование задачам; как человек – доброжелательность, неравнодушие. Однако при всей своей открытости и явлении самых добрых намерений, муж не навязывался, пропадал с новыми подругами. Одну даже привёл домой. То было необходимо в первую очередь Вини! Разыграй перед ней возникшую с ничего любовь, купилась бы? Обезвреживание мины – дело, требующее расчётливости и предельной осторожности. Только самоубийца режет все провода разом. Нужный, конечно, оборвёт, но результат вряд ли устроит… Или в мине нет проводов?.. Не для того от службы в армии косил, чтобы вникать в азы военного дела.

«Да и помощь пришла, откуда не ждали. Правду говорят – нет худа без добра».

Медвежья услуга с поисками племянницы обратилась в демонстрацию акта бескорыстия. Даже жертвенности. Снайпер целился в Богата, а рикошетом попал в сердце Вини. Не буквально. Обрушил воздвигнутую ею стену, так сказать. За ней следующая. Вторую сломать мог очередной удар после длительного затишья. Перемирие обольститель использовал по полной. В ход пошли «случайные» касания рук, сближение на диване перед телевизором, сигнальные взгляды – смотреть на лицо, но не в глаза. Как будто смущался непрошенных чувств. Будто сам попался на удочку, и с каждым днём новые бутоны распускались в душе. Когда обстановка расположила – атаковал. Праздник и алкоголь от начала времён способствовали сближению.

Разумеется, она воспротивилась. На прочее и не рассчитывал. Вкушение губ, самых обычных, мягких, с терпким ароматом винограда, доставило знакомое удовольствие. Хорошо. Однако великолепно, несравненно, божественно стало, когда девушка неумело, несмело и не сразу стала отвечать ему. Буквально натыкался на искорки упругой розовой кожи. На первый взгляд ленивый её поцелуй каялся, исповедовался. Сама себе палач. Вини – уныние. Вини – Коцит17. Вини – самоубийца. И Богат разгадал горькое откровение в языке её тела. И напугало оно его, лишь больше распаляя ликование.

Искуситель сделал всё, что требовалось. Красиво подошёл к кульминации истории своей любви, поставил перед фактом. После якобы срыва Богат отступил на два шага назад. Больше не играли в настольные игры, не смотрели кино. И вроде поддерживали дружественный настрой, но за ужином, передавая тарелку, избегали случайного прикосновения. Если Вини было просто неловко, то Богат понарошку стойко терпел муки совести. А может и не прямо-таки понарошку.

Ситуация всё равно не очень приятная. Вместе с триумфом и какой-то по-человечески простой радостью, что подарил хорошей подруге её первый поцелуй, варилась обида, сочувствие и преждевременная скорбь. Богат заставлял себя забыть приглушённый плач, но он звенел во снах, корректировал их сюжет. Когда безэмоциональный человек льёт слёзы – это страшно.

«Кедровые орехи… Откуда узнала? Я что, говорил?»

Богат подпрыгнул, разбуженный автомобильным гудком. По ту сторону улицы в темноте алел глаз светофора.

«Едва под колёса не угодил. Из-за неё. Из-за неё дротик словил… Может, к бесу это всё? А то с собой прихватит. Рядышком похоронят».

Потряс головой. Отставить сентиментальности! Без Вини на себе прочувствовал бы всю мощь русского мороза, голода и антисанитарии. А что делать с киллерами?..

«Эх, убьют – так убьют!»

Что мучиться в неведении? Одно спасение – здравый смысл. Подпольный Баят – дефицитный товар. Чудо, что вояки не скупились и отписали для посвящённого целую ампулу! Крайне лестно, спасибо. Но куда проще было бы похитить и закрыть где-нибудь в глуши, повесив липовое дело. Но они так не сделали. Натравили бандюгу с пулькой. Это и без того считай аттракцион невиданной щедрости. А если по-прежнему ждут и примут по прибытии…

«Ай, к чему фантазии? Так можно кукухой поехать. Хватит и одной сумасшедшей».

Сконцентрировался на первостепенной задаче. Здесь всё очень хорошо. Рыбка прикормлена. Остаётся только ждать. И быть рядом.

В ту самую минуту, пока супруг направлялся в очередное злачное заведение, супруга грелась в неприметном ресторанчике баклакинской кухни на затворках Парижа. Не русской, ни в коем случае! Накануне войны гордая Баклакинская Республика отделилась. И годы спустя осталась маленькой копией матушки Русси. Язык, культура, мода. Да хотя бы это заведение в пример. Стены, отделанные брёвнами, берёзы, раскинувшие ветви с пластиковыми листьями над головами посетителей.

Главное сокровище баклакинской кухни – тыквенные баппе, стоит того, чтобы поехать так далеко. Чтобы натянуть на обе руки белые лечебные перчатки от ожогов. Интересная национальная черта есть у баклакинцев – они все как один на дух не переносят киборгов. Слишком велики были их потери в бою за человечество. Человек с металлическим протезом на видном месте в подобных заведениях столь же неуместен, как татуированный в общественной японской бане.

Официанты во всём мире из издержек профессии располагают отменным слухом. Оттого после вопроса Адали, мамы Богата, о здоровье рук, Вини решила играть больную. Святая простота, якобы разлила кипяток накануне. Да, так сидеть жарко. Да, она стала похожа на антропоморфного зверька из детского мультфильма. Но тыквенные баппе заслуживают всех неудобств. Лучше один раз попробовать, чем сто раз услышать. Ещё лучше – не один.

Вини болтала в пивной кружке местный аналог хлебного кваса. Богат болтался непонятно где. После той злополучной ночи их безмолвное перемирие с каждым днём приближалось к критической точке, где кто-то, в конце концов, взорвётся. Девушка ставила на себя. И без того в последнее время всё чаще накатывает приступообразная тревога, а сны всё чаще прокатывают глухую темноту. Морально готовясь к холоду земли, Вини щедро сыпала льда в «отношения». За искренность его симпатии и гроша бы ломаного не дала. Оттого ещё больнее. Её водят вокруг пальца, и она рада вестись. Она! На продажного Дон Жуана!

Сдавать назад поздно. Только вперёд, босиком по стеклянным осколкам. Пьеса идёт крахом – делай вид, что так и задумано. Беспросветную глупость можно бы было списать на чувства, если бы, наконец, пробудились. Мёртвое не оживает. А этот поцелуй… В фильмах с претензией на романтику подобная сцена пронимала разве что в юности, когда Вини ещё загадывала себе похожий сюжет. С годами любовь приобрела для неё равно такое же значение, как журчание воды в скальном разломе, как мах крыльев мельницы, как дробь града по канализационному люку. Есть где-то – пусть будет.

Тут как с наркотиками? Не просечёшь «фишку», пока не попробуешь? Вопреки всему плохому, что было до и после, тот вечер Вини бы бережно сохранила в памяти на всю оставшуюся жизнь. Да, хранила бы. Не потому что бережливости способствовала грандиозность события. Не только лишь потому. Просто это было… хорошо.

– … хорошо?

– А? – Вини прислушалась. Кто-то настойчиво тянул её из мыслей обратно в суровую реальность.

– Всё хорошо? – повторила Адали. Сложила вилку и нож домиком. Без утвердительного ответа продолжать препарирование говядины, видимо, не намерена.

Её локти на столе стали последней каплей, чтобы тоже позволить себе отвлечение от приличий. Поморщившись от усталости, невестка пожаловалась:

– Квас согрелся. Официант!

Вытянула руку вверх. Ткань перчатки глушила щелчки пальцами. Прежде в похожей обстановке Вини осмелилась бы разве что на робкий жест первоклассника-отличника. Ну да. Подружки сказывали – после первого раза женщина меняется кардинально. Должно быть, ей хватило поцелуя.

Парень, одетый в народную льняную рубаху, обратил внимание на посетительницу, только когда та его окликнула повторно. Придерживая поднос в двух руках, скорее для вида, чем для равновесия, подошёл. Смущённо прочирикал:

– Bonsoir. Comment puis-je vous aider18?

«Ты ведь не косарь. Под кого косишь, Кирилл? – окрестила Кириллом. Просто так. – Брал бы пример со своего коллеги. Балакает на родном и не выпендривается. Слышу же по акценту, что ещё вчера в Баклакинске на скамейке пиво посасывал».

Не торопясь подыгрывать, Вини уточнила:

– Вы меня понимаете?

– Parlez français s'il vous plaît19.

– Если нужно перевести… – уже было встряла Адали, но невестка остановила комичным: «Ать!».

– Как же так? Баклакинский ресторан. Хозяин Петров. А меня не понимаете?

Смазливое личико окаменело. Ясное дело, понимает. Вини тронула пальчиком эмалированную кружку, нарочито добродушно попросила:

– Donnez-m'en un de plus. Et apportez l'addition, soyez si gentil20.

– Bien sûr, mademoiselle. Tout est pour toi… Vous voulez peut-être autre chose21?

– Нет, – переступая все правила этикета, девушка хищно оскалилась.

Не говоря более ни слова, официант удалился, прихватив с собой напиток. Проводя его глазами, как оптимист свои лучшие годы, Вини вспомнила про свекровь:

– Или вы хотели что-то заказать?

– Нет-нет, – хихикнула та.

Задумались, каждая о своём. Вини о своих снах. Где убийца бежит на неё с бензопилой; где в запертой комнате бомба отсчитывает последние секунды; где затянутая на поясе цепь со дна пропасти волочет к обрыву. Но почему так верилось, что очередная смерть – окончательная? Потому что ещё не пробовала умирать? Абсурдная мысль кардинально меняла поведение Вини в сюжетах. В храбром отчаянии прыгает на маньяка – её режут, на бомбу – разлетается на куски, в ущелье – разбивается о скалы с мерзким хрустом.

– Вы мне нравитесь, – отметила мама Богата.

«А вы мне – нет, – подумала про себя та. – Мешаете отвлечься».

С достоинством ответила:

– Чем вам приглянулся незнакомый человек?

– У вас добрые глаза.

Вини беззвучно хмыкнула.

– Знаете пословицу про тихий омут?

– В девушке должна быть загадка, – поделилась мудростью Адали.

Боже, как странно это выглядит. Свекровь – светлая юность, невестка – молодая грусть. Узри сею картину тронувшийся умом человек, завопил бы, как несчастный на полотне Мунка. Но у людей было полно времени, чтобы привыкнуть к подобным аномалиям.

На страницу:
8 из 18