Эра параноиков

«Эта тварь меня бросила, а ублюдок Леон и того похлеще. Это я помню. А вот остальное… Кажется, не так давно в одном из баров я повстречал Папиллайона, и мы с ним весьма душевно поговорили. Но, чёрт возьми, не помню, о чём. А вчера? Блин, а позавчера? Да чёрт возьми, когда всё это было?»

Пьер достал телефон и посмотрел на дату. Прошло уже три недели его беспробудного пьянства. Он ужаснулся от самого себя, схватился за голову и решил, что необходимо собрать все свои силы в кулак и начать что-то менять. Первым делом хотя бы принять душ. Его волосы, собранные в хвост, выглядели словно салом измазанные, а от тела воняло так, словно он все эти дни купался в помоях. На лице проявилась гримаса отвращения к самому себе.

Спасительная вода из-под крана смывала с него все нечистоты и помогала утолить жутчайшую жажду, так мучавшую его. Как только Пьер отмылся и закинул вещи в стирку, он принялся медленно расставлять по местам всё, как было прежде. Когда он поднял тумбу, из ящика выпал завёрнутый в красную ленту свиток, про который он и вовсе забыл. Повертел его немного в руках и развернул.

«О! Как вовремя! Вот с него-то я и начну свои перемены. Как там старик говорил? Что-то типа того, что на нём я должен взрастить своё зерно?»

– Ха-ха! Забавно звучит, – Пьер впервые за долгое время рассмеялся в голос. Настроение его изменилось, и он был рад тому, что наконец решил взяться за своё любимое дело – творить.

«То, что действительно лежит в закромах моего подсознания? Ну, лады. Попробую-ка изобразить свой истинный мир».

Незаметно для самого Пьера пролетела ещё одна неделя. Он был полностью и всецело поглощён своими стараниями, тщательно продумывая каждый эскиз, прерываясь лишь на сон, питание и на то, чтобы справить нужду.

До этого он творил словно по обыкновению и больше на заказ, хоть и старался всегда в своих глазах выглядеть человеком, действительно видящим красоту во всём, что его окружало. Но эта картина была исключением. Она для Пьера являлась символом преобразования и толчком к оживлению. Путь создания особенного и неповторимого образа.

Он вложил в неё всё то, что ещё оставалось искреннего, живого и настоящего, несмотря на происходящие в его жизни события. Он полагал, что окружающий мир и люди – это что-то эфемерное, то, за что в действительности не стоит держаться. Они скоротечны, их заберёт время так же, как и его самого. Но с картинами и произведениями искусства дела обстояли иначе – они продолжат своё существование, неся в себе отголоски творцов. Это была одна из причин, почему Пьер так любил живопись. Другая причина была куда глубже. За неимением возможности выговариваться кому-либо, полагая, что его редко понимают и принимают окружающие таковым, каков он есть, картины для него служили излиянием его мыслей и возможностью ненавязчивым способом выразить свои чувства. Он постоянно сам себе повторял одно и то же: «Либо ты творишь, либо ты живёшь». И творить ему нравилось куда больше.

Так, не замечая времени, отражая своё видение идеального мира, он полностью завершил работу над картиной.

Центральную позицию занимало огромное увесистое дерево ярко-изумрудного цвета. Оно всецело отображало величественность, покой и в то же время несгибаемость. Прямо перед ним находилось маленькое озеро, в котором по пояс в воде стояла привлекательная обнажённая девушка. По спине у неё небрежно скатывались капли, а мокрые волосы едва скрывали тонкую женственную шею. Её лицо было слегка повёрнуто к зрителю, что вызывало интригу и желание рассмотреть его поближе.

Сбоку от дерева на камне восседал гордый золотистый орёл с расправленными крыльями, который был готов сиюминутно взмыть вверх. Глаза его были прищурены и устремлены ввысь к яркому и красочному небу.

На заднем фоне можно было разглядеть обычные одноэтажные деревянные дома, выстроенные в ряд. В некоторых из них были зажжены окна, несмотря на дневной свет. Небо над домами было естественных голубых оттенков с розовым отливом, что создавало эффект гармоничного сочетания с окружающей природой.

По завершении работы Пьер выдохнул. И внимательно осмотрел картину. Он понимал, что данная работа бесценна и что продавать её не станет. Это была единственная и первая картина, нарисованная для себя. Он восхищался своим произведением и любовался взглядом горделивого творца.

Глава 15

Объяснения

«Прошло уже много времени с тех пор, как он появился. Ожидание просто невыносимо. Так всё же мне придётся отправляться самому на поиски этого молодого человека. Но с чего мне следует начать? Кажется, он обмолвился про кафе у Мартена. Вот с него-то я и начну».

Этьенн закрыл кассу, переобулся, накинул на себя потрепанное пальто и, выйдя на улицу, перевернул табличку стороной «Закрыто» наружу.

– Эй! Ты что, закрываешься? – раздалось издалека. Старик быстро обернулся.

К нему навстречу подходил тот самый гость, на поиски которого он собирался только что отправиться. Молодой человек приближался стремительной походкой и был чем-то очень рассержен.

– Добрый день, мсье! Как вы вовремя! Что-то произошло? – испугался Этьенн и отшагнул немного назад, не желая огрести без объяснений.

– Да, вообще-то произошло. Пойдём-ка в лавку. Поговорить надо.

Человек вплотную подошёл к старику и слегка подтолкнул его в плечо.

– Признавайся, ты измазал каким-то веществом холст, который мне толкнул задаром? Проверить решил действие?

– Каким веществом, мсье? Вы о чём таком говорите? – Недоумевающе спросил Этьенн.

– Тогда объясни мне быстро, что за херня творится? Какого чёрта я каждую ночь вижу один и тот же сон? И именно тот, который я по твоему настоянию нарисовал на этом грёбаном холсте, а?

– Скажите, а что вы на нём изобразили? – очень аккуратно спросил ещё более испугавшийся старик.

– Да тебе-то какая разница? Это имеет дело к разговору?

– О да, мсье, очень даже имеет. Помните, когда вы зашли ко мне впервые за покупками, я вас расспрашивал о вашем восприятии жизни?

– Ну и?

– Я вам показал в качестве примеров две совершенно противоположные картины, – старик начал подходить издалека, маневрируя интонациями, призывая гостя сохранять спокойствие. – И я вовсе не случайно подарил вам этот старинный холст.

– Ты что несёшь вообще, а? Объясни мне живо, что за херня происходит со мной?

– Я вам объясню всё. Только сначала немного успокойтесь, проходите и присядьте. Разговор будет долгим, – старик впустил гостя внутрь и указал рукой на кресло. Подставив стул, раньше гостя уселся напротив.

Гостю пришлось набрать в лёгкие воздух, сдерживая накопленное раздражение, он сжал кулаки, но всё же присел.

– Расскажите, пожалуйста, поподробнее, что на вашей картине? – всё ещё искренне переживая, повторил вопрос Этьенн и сглотнул от волнения.

– Хер пойми, зачем тебе это нужно знать, старик. Но, если ты мне потом сразу же всё объяснишь, скажу. Ну, в общем, там полуобнажённая девушка, дерево, озеро и маленькая деревенька. И что из этого следует?!

– Фух… – выдохнул старик. – Как же вы меня испугали.

Старик Этьенн мгновенно переменился в настроении. Он изменил ссутулившуюся, сочувствующую позу, расправил грудь и начал приговаривать с интонацией учителя:

– Это хорошо, хорошо. Значит, всё хорошо, мсье. Я уж было подумал ненароком, что вы нарисовали на этом холсте нечто плохое. Но при таком раскладе это хорошо. Очень хорошо, мсье.

– Чёрт возьми, ты мне объяснишь, что происходит, или нет? – снова сжал кулаки гость.

– Мсье, пожалуйста, наберитесь терпения. Я вам сейчас всё расскажу и поведаю. Только, прошу вас, сначала выслушайте меня, не перебивая, а потом уже будете задавать оставшиеся вопросы. Хорошо, мсье?

Гость недовольно кивнул в знак согласия, понимая, что другого выхода у него нет, и приготовился слушать.

– Всё началось в XVIII веке, как я вам уже поведал ранее. С человека по имени мсье Робэр Биссон. Это первый и единственный мастер, который плёл уникальные холсты. По его мнению, все картины, нарисованные на этих холстах, обладают великой силой – изображённое на них становится реальностью. И неважно, был ли добрым сюжет картины или мрачным, всё отображённое становилось неким таинством и имело незримую связь между человеком, нарисовавшим картину, самим холстом и мастером, создавшим его. «Предстоит тому, кто мир создал, окунуться и жить в нём посмертно», – так говорил мсье Робэр. Кстати, он являлся ещё и философом, хоть и малоизвестным. Однако кое-какие его труды сохранились и по сей день.

По его словам, не все холсты несли в себе мощный поток и соединяющую связь, а только те из них, которые он бережно хранил и оберегал от ненужных глаз и рук, коих насчитывалось достаточное число.

Так, если верить его учению, он за свою жизнь повстречал лишь двух исключительных юношей, у которых была непреодолимая тяга к этим холстам. «Некая вибрация просквозила между холстами, мной и юношей», – так он описал первую встречу с одним из них.

И эти две картины, которые я вам уже показал, были прямыми противоположностями друг другу. Одна из них – одухотворяющая, а другая, напротив, – удручающая.

Повстречав первого юношу, мсье Биссон свято верил, что это дар, данный людскому роду. И что только избранные могут обладать подобной способностью – пребывать в созданном мире каждую ночь.

Он обучал этого юношу своему мастерству и передавал накопленные знания и опыт.

За несколько месяцев до смерти мсье Робэра, к нему зашёл ещё один человек за покупкой холста. И снова он ощутил ту самую вибрацию, которую он не ощущал вот уже половину века. Но итог оказался неутешительным. И мсье Робэру пришлось пересмотреть свои взгляды на определённые вещи. А главное – он начал полагать, что созданные им холсты не дар, а скорее наказание для нечестивых и отрада для светлых душ. Так и скончался, оставив один на один две противоположности: человека уже в годах, чей взор был устремлён вперёд, и человека, чей взор стал кротким, напуганным, смиренным и печальным. Второй из них каждую ночь переживал свои кошмарные сны, словно наяву, оказываясь в дебрях созданной им же картины. А первый, в свою очередь, мог лишь посочувствовать новому ученику и продолжателю таинства.

Безусловно, перед самой кончиной мсье Робэр оставил огромный труд и напутствие, чтобы подобных ошибок не совершалось впредь и души проходили «очищение», прежде чем взяться за работу.

Так и повелось: каждый последующий мастер, который написал свою картину на холсте, сплетённом мсье Робэром, передавал свои знания и напутствия последующему ученику, охраняя и оберегая холсты, а также картины предыдущих художников. Заранее стараясь осведомить ученика о возможных последствиях и о том, что работа должна быть выполнена в пригодных для пребывания в ней условиях. Так и я вам дал намёк при первой встрече, что на ней должно быть светлое отображение. И ваш холст – предпоследний, а, значит, вместе с холстом на вас ложится большая ответственность.

Ничего не понимающий Пьер в упор смотрел на старика Этьенна, раскрывая глаза всё шире.

– Теперь, надеюсь, вы понимаете, мсье, что зашли сюда отнюдь не случайно. Скажите, ощутили ли вы вибрацию от холста, который я вам подарил?

– Да я бы не сказал… Нет… Ну, разве только немного. Меня будто примагнитило к этому месту. Но не более того. – Растерянно прошептал Пьер.

– Это всё оттого, что вы являетесь продолжателем дела мсье Робэра Биссона. Вам теперь хоть чуточку стало ясно, о чём я вам говорю?

– Что?! Что мне понимать?! Ни хрена я не понял. Вибрации, холсты, мастер… Что за хрень ты мне тут рассказываешь?

– Ну как же не поняли? Очень даже поняли. Вы принадлежите к числу тех, кому выпал шанс продолжать дело мсье Робэра.

Пьер вскочил со стула.

– Слушай, ты заканчивай мне басни петь. Я, по-моему, тебе конкретный вопрос задал, как только зашёл: какого хрена я вижу один и тот же сон каждую ночь?!

– Мсье, не горячитесь. Со временем всё осознаете. Присядьте обратно, пожалуйста. Вам просто нужно ещё немного времени, чтобы всё осмыслить и принять. Сон вам снится, так как вы создали свой собственный мир. И отнюдь не случайно этот подарок я сделал именно вам. Я почувствовал, как только вы вошли сюда, ту самую вибрацию, исходящую от холстов, про которую было множество описаний в трудах мсье Робэра. Подобное я не спутаю ни с чем иным. И точно такое же ощущение я испытал единожды, когда, как и вы, впервые перешагнул порог этой лавки. Чуть более тридцати лет назад. И помнится, что мой учитель, как и я перед вами, замялся и не знал, с чего и как начать разговор. Я давно ждал нашей с вами встречи, но не знал, когда именно ей предстоит случиться. Множество раз я прокручивал в голове, что именно и как я скажу и поведаю всё это при нашем первом знакомстве. Но всё, как часто бывает в нашей жизни, вышло совершенно спонтанно.

– Погоди, ты говоришь, что мне предстоит быть твоим учеником пожизненно и до конца своих дней не видеть других снов, кроме того, который я собственноручно нарисовал на этом холсте?! – Перебил его шокированный Пьер.

– По всей видимости, да, мсье. Выходит, что так.

– Нет-нет-нет! Это же невозможно! Звучит как бред сумасшедшего! – Пьер вскочил, но в глазах отразилась искра, как бывает при только что найденном решении так мучавшего его вопроса, и он сел обратно.

– А что, если я сожгу картину и остановлю этот чёртов круг?! – С вызовом спросил Пьер.

– Я вам настоятельно не рекомендую этого делать. Насколько мне известно, человека, попытавшегося разрушить предназначавшийся ему холст, постигнет та же участь. Я бы не стал так рисковать на вашем месте.

Пьер, обладая хорошей фантазией, очень живо представил себе, как он стоит в переулке, поджигая картину в мусорном баке, и сам с криками боли полыхает заживо огнём. Вздрогнул и отбросил плохую мысль подальше от себя. Всё ещё стараясь переварить сказанное стариком, он пытался найти в своей голове хоть какое-то логическое обоснование. Но в рамки представления о действительности всё это никак не укладывалось.

– То есть все картины, которые у тебя там расположены, и есть оригиналы продолжателей этого самого?

– Всё верно. Но не все, а только те из них, которые расположены по центру. Я тщательно слежу за их сохранностью. В этом смысл моего нахождения здесь – оберегать уже созданное и передать знания последующему. Я – звено одной большой цепочки. То же самое предстоит и вам, мсье, – с полной уверенностью в голосе сообщил ему старик, ничуть не сомневаясь в правдоподобности произнесённого.

– Но это же невозможно! Да как такое может быть?! – Пьеру подумалось, что он начал сходить с ума и, вскочив со стула, громко начал орать на старика: – Такого не бывает! Что за херня! Не может быть!!!

Пьера настиг самый настоящий панический приступ и, как следствие, отрицание происходящего. Его глаза засверкали сумасшедшим блеском. Он вертел головой из стороны в сторону и медленно направлялся спиной к выходу. Приговаривая себе под нос, что этого не существует.

Старик с холодным непроницаемым лицом подошёл к Пьеру вплотную. И ударил его со всего размаха по щеке.

– Соберитесь! – сказал строго Этьенн. – Примите это как подобает.

Этот удар подействовал на Пьера отрезвляюще. Он перевёл свой всё ещё напуганный, но в то же время по-детски наивный взгляд на Этьенна.

– Трагедии ни к чему. Сейчас успокойтесь и идите домой. А после, когда вы сможете адекватно воспринимать информацию, возвращайтесь. Я вас более не задерживаю. Советую вам переменить свой взгляд, и воспринимать это как дар, – строго сказал старик и выпроводил гостя, от которого уже и сам изрядно подустал, за порог.

«До чего же он неуравновешенный. Это же надо было так грубо и необоснованно невежественно не сдерживать свои эмоциональные порывы. Надеюсь, я не переборщил с тем, что сразу всё вылил на него. Его психика, похоже, не была готова к подобному прямолинейному разговору. Но, по крайней мере, теперь он всё знает. И как только справится со своими переживаниями, точно вернётся. Это хорошо. Очень хорошо. Буду ждать».

Глава 16

Сновидения

Пьер продолжал пребывать каждую ночь в своей картине. Изначально, не понимая сути происходящего, он был настроен весьма категорично и не мог наслаждаться своим сном. За исключением первых трёх ночей. В первую ночь, когда он впервые увидел изнутри изображённую им картину, полагая, что это просто сон, он смог расслабиться и пребывать в эйфории грёз. Завёл беседу с очаровательной девушкой, которую он отобразил в своём произведении. Пьер был влюблён в выдуманный им образ с первой же секунды, как только её увидел.

На второй день он с наслаждением продолжил свой сон с момента, где и остановился, разговаривая с ней как ни в чём не бывало и подводя её к близости. Она обладала небывалым внутренним магнетизмом, которого он не ощущал ни в ком другом.

А на третий день состоялась их близость. Он был на седьмом небе от счастья, а после пробуждения настроение его вмиг испортилось. Он смотрел на картину и начал подозревать что-то неладное. В четвёртую ночь он уже не подходил к ней, а лишь сидел под деревом и размышлял. Обстановка сна ему показалась крайне однообразной. Всё то же огромное развесистое дерево, всё то же озеро, и всё та же девушка, пусть даже от которой он без ума. Всё те же дома стоят вдали, до которых он так и не удосужился добраться, и всё тот же орёл, что своими огромными крыльями рассекает воздушные потоки. Девушка на этот раз не улыбалась ему в ответ, а лишь только искоса поглядывала на Пьера. Полное отображение картины, вплоть до мельчайших деталей выбило его из колеи. Он не мог понять, отчего ему уже четвёртую ночь снится одно и то же.

Вывод был неутешительным: проблема заключалась в том, что старик ему подсунул холст с дурманящей примесью. Но будучи человеком прямолинейным, после четвёртой ночи он решил сразу задать все вопросы старику лично. Что впоследствии снова пошатнуло его и без того неустойчивую психику.

Он чувствовал, что слова старика побудили в нём ощущение ограниченности выбора и ограничения его личной свободы. Не предупредили и навязали обречённость существования в том мире, который сам нарисовал. Он полагал, что если бы старик его заранее предупредил обо всём и поведал, то он бы смог нарисовать и придумать что-то более стоящее. Как минимум изобразил бы бар с вечно нескончаемыми запасами лучшего виски и огромным количеством красок и бумаги, чтобы возможно было продолжать своё любимое увлечение.

Он снова прикладывался к бутылке и курил марихуану целыми днями, выходил на излюбленные места для торговли, а картины перестали писаться. Одиночество ему докучало, но он не мог ничего с этим поделать. По-прежнему отстраняясь от действительности, он не мог смириться с происходящими переменами. Ночами он с отчаянием засыпал, наперёд зная, какой сон ему привидится и на сей раз. Черпать вдохновение ему больше было неоткуда.

Пьер сидел под деревом в полнейшей прострации, игнорируя полуобнажённую девушку, которая находилась в расстроенных чувствах от непонятной для неё задумчивости Пьера.

К старику же он пока наведываться не решался. Он отдалял процесс принятия и просто делал всё как раньше, не выбираясь из своего иллюзорного кокона, максимально комфортно ощущая себя наедине со своими мыслями.

Глава 17

Подвыпивший

Раннее утро выдалось бодрым для старика Этьенна. Он вышел на веранду и вдохнул свежий воздух. Солнце освещало узкую улочку и оттеняло дома, создавая иллюзию игрушечных строений. Он наслаждался тишиной и спокойствием города, и лишь где-то вдалеке изредка слышались звуки проезжающих машин. Голуби, бегающие по вымощенному асфальту, ворковали, очищая пёрышки в маленькой лужице.

Простояв у входа с полчаса, он заметил в конце улицы до боли знакомый силуэт мужчины. Он передвигался от одной стенки к другой, ноги заплетались. По мере его приближения старик понял, что ему вовсе не показалось и человек пьян настолько, что едва держится на ногах. Этьенн пошёл ему навстречу, чтобы помочь.

– О! Здорово, старик! – язык его заплетался.

– Доброе утро, мсье. Я смотрю, вы что-то отмечаете, – Этьенн подхватил его под локоть.

– Отмечаю. Отмечаю! И всё никак недо-отмечаю!

– Что же именно, если не секрет? – спросил его старик, постепенно подводя к входу в лавку.

– А то и отмечаю! Свою так называемую свободу, которой нет! Вот она была, и её вдруг не стало, – едва проговорил он, и ноги его подкосились.

– Ну, ясно. Мы с вами обязательно об этом поговорим. Ну а сейчас пойдёмте ко мне, вам следует проспаться.

Этьенн помог Пьеру подняться на ноги и, проводив наверх, в спальню, уложил в кровать. Тот был не в состоянии противиться.

В этот день лавка была закрыта для посетителей.

По пробуждении их знакомство наконец состоялось, и они впервые друг другу представились.

Пьер вкратце изложил историю своей жизни, заведомо приукрашивая некоторые моменты и упуская из вида нежелательные и постыдные детали. Старик же внимал каждому произнесённому им слову.

Уже вечерело, и Этьенн, прервав беседу, побрёл в комнату, где располагались картины, жестом указав Пьеру следовать за ним. Старик решил не откладывать дела на потом.

Он включил основной свет, зажёг ручную лампу и достал микроскопические инструменты.

– Пьер, это наше с вами основное дело. Каждый вечер мы должны проверять сохранность картин. Для этого необходимо досконально осматривать их на наличие мелких соринок, пылинок и очищать их так аккуратно, насколько это возможно. Смотрите внимательно за всеми моими манипуляциями, а завтра уже попробуете сами осмотреть одну из них.

Пьер кивнул в знак согласия, окидывая взглядом количество работ. Их насчитывалось всего четырнадцать. И недоумевая, отчего старик столь кропотливо принялся за осмотр картин, думал про себя, что это займёт всего каких-нибудь пятнадцать минут.

Спустя час половина картин всё ещё не была осмотрена и очищена. Пьер, уставший, начал проситься пойти домой, сказав, что уже и так ход работы ему ясен. Но старик не позволил ему уйти, попросив остаться до конца.

– Терпение, молодой человек, формируется временем. Это любопытнейшее занятие, и расслабляющее. Стоит только приноровиться. Со временем вы освоитесь и привыкнете. У нас пока что с вами есть ещё время научиться всему. Кстати, если вам поднадоело просто наблюдать, вы можете пока воспользоваться моим письменным столом и начать своё ознакомление с трудами мсье Робэра.

Пьер послушался старика, усевшись поудобнее за письменный стол, открыл на первой попавшейся странице огромную и толстенную книгу, написанную от руки.

«Время оставляет опечаток, но стоит лишь хоть раз забыть,

Как неизменно угасает та жизнь, в которой растворим».

Пьер зачитал вслух две строчки и вопросительно посмотрел на старика.

– О, это, мсье Нуаре, как раз-таки о том, что я сейчас делаю. Что наше с вами дело заключается в каждодневном очищении картин. Очищая их, мы тоже проходим путь очищения. И становимся более терпеливыми и уравновешенными натурами. Вам это определённо пойдёт на пользу, – Этьенн, не отвлекался от своего дела, – вы лучше начните с самого начала читать. Я вам буду всё разъяснять по ходу чтения.

Пьер открыл книгу с самого начала. И начал читать…

Глава 18

Магия любви

Пережив очередную метаморфозу внутренних переломов, Пьер стал привыкать к тому, что видел ночами во сне, днём видел на картине. Вечерами он ходил к старику Этьенну в лавку познавать, обучаться всем тонкостям и самосовершенствоваться. Что днём, что ночью, его ничто не омрачало.

Сон, в котором он видел одно и то же, постепенно начал доставлять ему всё больше удовольствия. Он снова начал разговаривать и ласкаться с девушкой, которую сам же проиллюстрировал в своей работе. Она была не просто воплощённой мечтой, она была уникальной, привлекательной, сексуальной и манящей. Пьер начинал влюбляться в неё ещё с большей силой. Несмотря на то, что она была нарисована его рукой, и даже аромат от тела был с примесью красок, что ещё больше нравилось Пьеру, она стала для него единственной. Той, которую уже никто не смог бы переплюнуть в обыденном настоящем мире. У неё был свой характер и повадки. И даже порой она обращала внимание на то, как ему следовало бы себя вести в её обществе. И, как водится для большинства женщин, старалась изменить Пьера в лучшую сторону. Словом, красота, характер и натура – всё в ней бесконечно манило его. Он мог покрывать поцелуями всё её тело до тех пор, пока не прозвенит будильник. Они проводили время, не слезая друг с друга, а после наслаждались приятными беседами. Он начал раскрываться и рассказывать ей о том, откуда он приходит. А она слушала внимательно и сосредоточенно, раскрыв свои алые губки в восхищении.