Звено цепи – 6. Выбор Сокольского

– Явился?! – крикнула она ещё издали.

– Ба! Ну ты это, послушай… – начал парень, с опаской приближаясь к крыльцу.

– В дом иди! – приказала старуха.

Внук бочком проскользнул мимо неё и скрылся на застеклённой веранде. Худая бабка ушла следом и плотно затворила за собой двери. Дальнейший разговор происходил без посторонних глаз.

– Проходи в дом. Что случилось?

– Махей вам триста тысяч «с барского плеча» прислал.

Парень кинул на стол свёрток с деньгами. Старуха подошла, на ходу надевая очки, и с деловым видом взялась разворачивать газеты. В них действительно лежало несколько тугих пачек с банкнотами.

– Поганые деньги! – Старуха плюнула.

– Варвара Петровна! Это просто банковская бумага, – напомнил Орлик. – Считайте, что Махеев их государству возвращает.

– Вон туда их сунь, в комод, – скомандовала бабка. – Потом передам, куда следует. Обедать будешь? Сейчас разогрею.

Он взялся заворачивать деньги обратно в газету, а сам наблюдал искоса, как уверенно орудует в отгороженной кухне престарелая хозяйка дома.

– Вам бы уехать отсюда, – заметил парень, задвигая ящик комода. – Если Махей что-то заподозрит, он сюда своих боевиков пришлёт. Хотя бы из мести.

– А ты сделай так, чтобы не заподозрил, – проворчала старуха. – Мне всё равно, я помру скоро. Ты бы о себе позаботился, Игорёк.

– У меня полный порядок! – обрадовал он. – Кстати, мне инфу надо передать.

Он вынул из внутреннего кармана плеер, открыл и извлёк из него миниатюрное записывающее устройство. Отличить его от обычной «начинки» плеера не специалист не смог бы.

– Сам отправляй, – бросила с кухни старуха. – Телефон на полочке, под геранью.

Игорёк потратил минут десять на отправку информации по закодированному каналу. Своим телефоном он не пользовался. Его номер знали некоторые из бандитов Махея, а у того, как подозревали коллеги Игорька, были связи в мобильной компании, так что лишний звонок в город могли зафиксировать. Понятное дело, что бандиты – не шпионы враждебной державы, но лучше не рисковать без нужды.

– Что он тебе поручил? – спросила Варвара Петровна, когда её гость уплетал куриный суп, щедро заедая серым хлебом.

– Убить Козлова, – бросил Игорёк, забирая с вазочки ещё кусок хлеба.

– Что будешь делать?

– Не знаю пока. Козлов завтра прибывает в Приозерск вместе с товарным вагоном из Сортавалы. Что-нибудь придумаю к тому времени.

– Этот Козлов – тот самый, который ушёл от вас пару лет назад? Убей, – чистосердечно посоветовала бывшая кегебешница. – На нём покойники как жернова висят! Никто с тебя не спросит за эту сволочь.

Игорёк смахнул крошки хлеба в ладонь и кинул в остатки супа. На собеседницу он не смотрел. Она покивала старческой головой и вздохнула. Потом взялась объяснять:

– Чистеньким на твоей службе всё равно не останешься. Если бы Махеев честного человека приказал убить – стоило бы думать. Этого бандита двадцать лет назад к стенке бы поставили – и глазом не моргнули!

– Так я в расстрельную команду не записывался, – напомнил Игорёк, перестав есть и посмотрев своими ясными глазами на знаменитого в прошлом майора, Варвару Молотову.

Никто из нынешних соседей и знакомых знать не знал, что женщина с оперативным псевдонимом «Варя Молотова» доживает свой век в деревеньке под Приозерском, скрывая прошлое под фамилией мужа – Орлик. Даже её дети не знали, где и кем работала в молодости их мать.

– Чушь! – отрезала бывшая кегебешница и поднялась из-за стола. – Сиди, я сама чайник принесу. – Из кухни она добавила: – Глупо! Поэтому вы и работаете неэффективно. Сюсюкаетесь, церемонитесь! В молодости я думала, что когда старухой стану, никакой преступности уже не будет. Потом поняла, что таким, как Козлов и Махеев, никогда счёт не закончится. Если бы вы их били, как мы когда-то, не жалеючи, дышать бы сейчас стало легче!

– Это вопрос этики и морали, – отозвался Игорёк, доев последнюю ложку супа и жуя хлеб всухомятку. Он всё ещё был голоден.

– Этика! Мораль! Бандиты таких слов не знают. И ты должен это понимать! – назидательно высказала старуха. – Ты уже не мальчик, Игорь.

– Есть такой грех, – признался он весело.

Варвара Петровна отмахнулась от него костлявой рукой: что взять с современной молодёжи?..

Напившись чаю, парень вышел на задний двор. Дом покойного мужа Варвары Петровны был добротный и мощный. Когда-то при нём ещё и огород имелся, но хозяева постарели, дети разъехались кто куда – и Орлики предпочли избавиться от грядок, оставив только плодовые деревья и ровный зелёный газон под ними. В самом конце участка росла толстая, старая берёза. Игорёк прислонился к её морщинистому стволу и стал смотреть наверх, туда, где между ветвями виднелось синее небо.

Он думал о том, как поступить. Разговоры со старой кегебешницей его не убедили, совесть противилась убийству. Одно дело – в драке, в перестрелке…

В свои тридцать пять лет Игорёк считался опытным агентом, который умеет принимать решения и способен найти верные пути к цели. Внедрение в банду – опасный и длительный процесс. Спецам из УВР ФСБ повезло, они нашли идеальное прикрытие: отставного майора КГБ, Варвару Петровну Орлик. Та проживала в Ряпушково на пенсии и никто из местных не знал о её боевом прошлом. Она сразу согласилась помочь, если родине нужна её служба. В эту деревеньку под Приозерском, на берегу Ладожского озера, Игорёк явился под видом одного из внуков Орличихи. Даже соседи по участкам ничего не заподозрили.

Выход на помощников Махеева выбирали ещё тщательнее, добиваясь максимальной безопасности для агента. Сложно говорить о таком понятии, когда лезешь в логово бандитов, но рисковать понапрасну – не лучший способ выполнить задание. После тщательного сбора информации, выбрали в качестве цели Кирилла Хмурова – Кацабея. По некоторым причинам, на него проще было воздействовать.

Вступив в роль, Игорёк имел на руках всю нужную информацию и мог самостоятельно корректировать ход операции. Он этим воспользовался, когда ему сообщили, что Гога (один из дилеров, подчинённых Кацабею) застрелен при неудачной стычке с полицией, а свидетелей происшествия нет. Игорёк решил, что это шанс ускорить своё внедрение. Он передал коллегам, чтобы скрыли тело Гоги, а сам сделал так, чтобы подозрение пало на него. Кацабей не мог просто убить его, не задав вопрос: «Где труп?» На то у самого Кацабея были причины: он отчитывался перед Махеевым, а тот на слово не верил. Бывало, что кто-то из дилеров сбегал с выручкой, а обставлял так, будто его убили. Махеев такие фокусы не любил и требовал от своих «капитанов» строго отчитываться за каждый подобный случай.

Для Кацабея Игорёк заранее припас «козырь в рукаве», но сработает ли этот «козырь» – заранее не предугадаешь. Сложную он взял на себя задачу: выложишь все карты сразу – Кацабей заподозрит в новичке излишнюю подготовленность, не выложишь – ухайдакает раньше, чем разберётся.

…К сцене его первого знакомства с Кацабеем примешалась доля своеобразной слезливо-сопливой романтики. Ночь, подвал, засыпанный песком, чтобы впитывал кровь, разборки из разряда: «Говори, сука, а то собственным дерьмом захлебнёшься»… Потом распахивается дверь – и влетает пятнадцатилетнее чудо с причёской «я у мамы вместо швабры»!

– Папа! Не смей! Это он! Я тебе о нём говорила!..

Незадолго до этого Орлик отобрал у девчонки дозу и втолкнул в проезжающий автобус, избавив от встречи с полицейскими, а заодно и с подельниками Гоги, которые пытались подсадить юную Нику Хмурову на наркоту, вообразив, что этим маневром «ухватят за яйца» её грозного папашу. Кацабей сам бы справился с проблемой… наверное. Если бы успел. Но за него выступил Игорёк. Выходило, что он наказал Гогу по справедливости.

Такой оборот никем не планировался, но когда долго вникаешь в жизнь бандитов, к которым тебе предстоит втираться в доверие, нужно ловить любую возможность. В самый раз, чтобы посреди ночи, когда тебя швыряют мордой в песок и бьют по рёбрам обрезком водопроводной трубы, в подвал ворвалась любимая папина дочка и остановила весь этот балаган…

Кацабей наверняка сказал Махееву, по какой причине оставил Орлика в живых, но Махеев делал вид, что ничего не знает. Он любил строжиться с теми, кого подпускал на близкое расстояние, чтобы потом его милость выглядела особенно сладкой.

Корректировка первоначального плана позволила Игорьку оказаться рядом с Махеевым гораздо быстрее, чем запланировано. Но у быстрого «карьерного роста» имелись свои недостатки: Махей задал ему задачу, к которой Игорёк не успел подготовиться.

Что сделано – то сделано. Надо работать дальше. Вопрос: как? С Гогой Игорьку повезло, второй раз такой удачи не случится. Связаться с конторой и потребовать, чтобы заперли Козлова где-нибудь далеко-далеко, чтобы Махей ничего не узнал до конца операции? Или грохнуть этого убийцу, как советует баба Варя? Что правильнее?

Игорёк опустился на корточки и подобрал с земли отломанную ветку. Именно так он себя сейчас чувствовал: оторвано от всех. Ему 35 лет, он привык принимать самостоятельные решения и не ждать, когда кто-то подскажет. На подобные случаи существует немало инструкций, но вживую может не подойти ни одна из них. Уже через сутки он должен сделать то, что приказал Махей. Как поступить? Выйти на связь с кем-то из коллег и попросить совета? Риск! Всё должно быть чисто, иначе полгода работы целой группы людей можно посчитать выброшенными псу под хвост.

Игорёк закрыл глаза, опираясь спиной о нагретый солнцем ствол дерева. «Надо отключиться от всего этого, – сказал он себе. – Ненадолго. Пусть в голове уляжется».

– Иди поспи, – произнёс над ним старческий голос.

Игорёк открыл глаза, не удивившись тому, что старая бабка смогла подойти к нему незаметно. Это был её огород, покрытый мягкой, ровненькой травкой. Парень отлип от ствола, повалился на зелёный ковёр и перевернулся на спину.

– Надеюсь, здесь нет муравейников…

– Не стоит спать на земле, – назидательно проговорила старуха, но он не открывал глаз. Она махнула рукой и ушла в сторону дома.

* * *

Махей позвонил в шесть утра. Коротко сообщил, когда прибывает состав и в каком вагоне груз. Игорёк к тому времени уже сделал выводы, о которых не стал сообщать бабе Варе. Её это больше не касалось.

Что отличает хорошего агента от просто агента? Умение не паниковать и думать? Это требуется даже с новичков, иначе они не смогут работать в спецслужбе. Следующий шаг – способность в любых обстоятельствах выстроить правильную иерархию приоритетов. Сделаешь это – решишь проблему.

Для начала следовало узнать, что именно везут в упомянутом вагоне. Может, там такой груз, которому лучше не доезжать до Питера. Игорёк решил действовать по обстоятельствам, распрощался с отставной кегебешницей и уехал в Приозерск. По дороге продолжил размышлять.

Если Махей решил убрать одного из своих курьеров, значит, тот серьёзно прокололся. Может ли Козлов не знать или не догадываться, что приговорён? Вряд ли. Тот, у кого «рыльце в пушку», каждую секунду ожидает возмездия. Самое логичное для него было сделать вид, что уехал в Сортавалу, а самому свернуть с полдороги и замести следы. Но тогда никто не принял бы в Сортавале вагон с грузом и не сообщил бы Махееву, с каким составом этот груз поедет в Питер. Значит, Козлов не сбежал. Почему? Тут могут иметь место две причины. Первая – абсолютная тупость Козлова, которому кажется, что он – ценный человек и Махей его пощадит. Вторая – жадность. Если Козлов не потрудился вовремя забрать деньги со своего счёта и позаботиться о путях отступления, он может не захотеть расставаться с деньгами, дачей, квартирой, понадеявшись, что самого страшного не случится. Удивительно, как дёшево люди ценят собственную жизнь! Игорьку приходилось сталкиваться с неглупыми и небедными людьми, которые рисковали за жалкие пятьдесят баксов.

Могла быть и третья, неведомая Игорьку причина, почему Козёл не сбежал, принял груз и сопровождает его в Приозерск.

Оставив машину за два квартала до товарной станции, Игорёк пешком направился к узловой развязке. До прибытия товарняка – около часа, у него было время осмотреться. На данном этапе главное – убедиться, что за ним самим нет «хвоста».

* * *

Из Сортавалы «посылка» для Махеева прибыла в обычном товарном вагоне. В Приозерске с состава должны были снять несколько контейнеров с грузом, поэтому в движении получался солидный перерыв. Козлов ушёл в привокзальный ресторанчик, завтракать. Игорька это вполне устраивало. Он без труда вскрыл нужный вагон и некоторое время копался в тюках с прессованным утеплителем, эковатой и ещё каким-то подобным материалом. Всё это не стоило отдельного сопровождающего, если бы не «начинка», которую Игорёк обнаружил в самых нижних тюках. Пришлось попотеть, чтобы провести досмотр быстро и ничего не упустить. На таможне у Махея сидел свой человек, иначе ему не удавалось бы так легко протаскивать контрабанду. Пока у Игорька не было возможности разузнать, кто именно пропустил запрещённый груз. Но у него на данном этапе операции были иные задачи, ничуть не менее важные.

К тому времени, когда вернулся Козлов, в вагоне никого не было. Курьер Махея проверил, на месте ли пломбы и забрался в маленький тамбур в хвосте вагона. Состав тронулся, медленно пополз по стрелкам – и тут в окошко тамбура, прямо с крыши, ловко просочился Орлик.

– Привет, Козёл! – поздоровался он так буднично, что Козлов на пару секунд растерялся.

– Т-ты что тут делаешь? – спросил он, нервно хватаясь за карман.

– Махей меня послал, – радостно сообщил ему Орлик. – Догадываешься, зачем?

Козлов побледнел и шарахнулся от него. Потом кинул сумкой, которую держал в руках – и рванул на себя двери. Наверное, надеялся оправдать фамилию, соскочив на ходу, но Орлик оказался быстрее, схватил курьера за одежду и задёрнул обратно.

– Куда?! – Он притиснул Козлова носом в угол, быстро обшаривая его карманы. – Раньше надо было прыгать! Не привлекай внимания, придурок!

– Хочешь денег? – придушенно спросил Козлов.

– Хочу! – ответил Орлик, освободив пленника от бумажника, документов, маленького пистолета, носового платка и зажигалки, побросав всё на пол. – Ты за ними, что ли, сигать с поезда собрался? Погоди, разгонится – удобнее будет.

Козлов понадеялся на то, что он тяжелее своего изящного противника, напрягся, подстерегая момент, когда вагон качнёт в нужную сторону. Но в ту же секунду в затылке вспыхнуло, а потом тьма окутала сознание махеевского курьера.

Орлик аккуратно опустил бесчувственное тело на пол и уселся сверху, подвинув к себе сумку, чтобы было удобнее копаться в личных вещах обездвиженного бандита.

* * *

В Питере «посылку» ожидал один из помощников Махея. Орлик позволил рабочим перегрузить тюки с утеплителем в фуру, отдал накладные и пожаловался:

– Машину в Приозерске оставил! Что, электричкой теперь за ней тащиться?

– Езжай к боссу, – буркнул угрюмого вида мужик, не собираясь вникать в проблему какой-то шестёрки-курьера.

– Ну и поеду! – пообещал Орлик, сунул руки в карманы и пошёл к оставленному в стороне «Рено», на котором приехал помощник. Заглянул в салон. Ключ торчал в зажигании. – Сам дурак! – высказал Орлик, прыгнул в машину и укатил, прежде чем кто-то успел его остановить.

Час спустя Махей от души веселился, наблюдая за тем, как самый мрачный из его «капитанов» гоняется по бильярдной за Орликом, в надежде набить тому морду за угон машины. Мелкие шалости босс своим людям прощал, поэтому, насладившись зрелищем, остановил обоих.

– Сам виноват, – попенял он мрачному. – Я тебе сказал пацана сразу ко мне привезти? Нечего было выпендриваться. А ты – иди со мной.

Он удалился вместе с Орликом в кабинет и потребовал:

– Рассказывай!

Вместо ответа, Орлик подошёл и показал ему картинки на экране мобильника. На первом фото можно было разглядеть окровавленную голову Козла со слипшимися волосами, на втором – открытый ящик под брюхом вагона, из которого торчали руки и ноги в грязных носках, а на третьем – тот же ящик, но в закрытом виде.

– И что это? – спросил Махей.

– Ну, вы сказали, что хотите, чтобы он совсем исчез, – пояснил Орлик. – Я его… то есть, тело его под вагон сунул. Поезд на Север куда-то шёл. Даже если найдут бомжа в ящике, кто его опознает? Документы я изъял.

И он с гордостью вытащил из внутреннего кармана паспорт Козлова.

– Ты совсем с ума сошёл?! – Махей выхвали у него из рук книжицу, шагнул к камину и бросил в огонь. – Дурень! Мозг! Мозг хоть иногда включай!

Орлик засмущался и насупился. Махей подобрел и хлопнул его по плечу.

– Ладно, ты молодец, справился!

– А про Козла расскажете? – напомнил Орлик, оживившись.

– Козёл лимит превысил, – не стал чиниться Махей, открывая только что привезённую бутылку дорогого контрабандного вина, которое можно было отведать лишь в его подпольных казино. – Я понимаю, что не воровать вы не можете, но у всего есть свои границы. Держись в них – останешься цел. Когда у меня из-под носа тащат всё, что плохо лежит – это беспредел!

Он плеснул в бокал рубиновую жидкость и благоговейно понюхал. Потом чуть пригубил и почмокал губами от удовольствия.

– Тебе не предлагаю. Такие, как ты, понимают лишь то, что горит хорошо. Можешь вискаря моего хлебнуть, разрешаю…

* * *

Напуганный покушением на его жизнь, Козлов на первом же допросе в ФСБ оказался податлив и дал ценные показания против Махеева. Назвал несколько моментов, которые помогли в дальнейшей работе. Но прошло ещё несколько месяцев, прежде чем бандитов удалось взять с поличным, на крупном деле…

Глава третья. О жертвах, сомнениях и неожиданных подарках

(Октябрь 2018 года, деревня Ряпушково под Приозерском)

Во время похорон небо затянуло тучками и начал накрапывать дождик. Полтора десятка человек, собравшихся вокруг гроба, в молчании наблюдали за церемонией. Некоторые повытаскивали зонтики, но большинство не потрудилось запастись этим полезным приспособлением и стояли, терпеливо снося превратности погоды. Сокольский украдкой оглядывал собравшихся. Троих он знал: они были из ушедших на пенсию сотрудников ФСБ. Одного Сокольский определил, как местного участкового. Этот человек благоволил к старушке и уважал за её стремление поддерживать в деревне порядок. Остальные – соседи, дальние родственники, с которыми Игорь лично не был знаком. Некоторые косились на него, будто недоумевали, что он-то тут делает.

Удовлетворившись беглым осмотром и не заметив никаких подозрительных личностей в пределах зрительного контакта, Сокольский задумался о своём. Зачем дочери покойной Варвары Петровны понадобилось его присутствие? Он приехал в половине первого, прямо к кладбищенской церкви. Как раз успел к отпеванию. Ирина Александровна ему едва кивнула, но он чувствовал, что она по любому поводу ухитряется оглянуться в его сторону, словно боится, что он исчезнет раньше времени…

Когда гроб с телом опустили в могилу, Сокольский вспомнил свой сон. «Сколько людей погибло от его рук?» – спрашивала в его видении молодая Варя Молотова. Хочется сказать: немного. Но «много» или «мало» – неподходящие критерии для смерти. Если ты нажимаешь на курок – ты убиваешь человека. Да, он преступник. Останься он жив – он мог бы поубивать ещё очень много хороших людей. Но в ту секунду, когда ты стреляешь в него – именно ты, своей волей, прекращаешь его существование.

Можно ли пожертвовать жизнью одного человека ради того, чтобы спасти многих? Некоторые считают, что можно. По каким критериям предлагаете выбирать? Кем следует пожертвовать, а кого оставить осчастливленным? Сокольского не уставали поражать люди, которые считают себя вправе рассуждать на подобные темы. Протяни кому-нибудь из таких «мыслителей» пистолет и скажи – «Стреляй!» – отшатнётся как от огня. Что вы! Он совсем не это имел в виду! Он – за то, что ради некой «возвышенной» или «справедливой» идеи можно жертвовать отдельными жизнями, а вовсе не за то, чтобы ему лично пришлось нажимать на курок! Одно дело – выйти толпой на проезжую часть, протестуя против того, что у тебя в доме нет горячей воды, создать многокилометровую «пробку» среди зимы – и пусть такой же обычный гражданин, который оказался в этой «пробке» в промёрзшем трамвае, заработает себе воспаление лёгких! Ты эту «жертву обстоятельств» в глаза не видел и даже если она скончается от пневмонии – не страшно! За абстрактного, неизвестного тебе человека совесть не мучает…

Сокольскому приходилось стрелять и убивать не раз. Рука его не дрожала, когда он выбил мозги бандиту, державшему под прицелом детскую площадку. Он мог словно наяву ощутить, как в драке повернул руку другого бандита – и нож вошёл тому в живот по самую рукоять, горячая кровь хлынула на грудь, а отяжелевшее тело врага прижало к земле… Никакие сомнения не мешали Сокольскому делать то, что от него требовалось в экстремальной ситуации. Но он не считал, что имеет право решать, кем пожертвовать, а кого оставить в живых. Он делал свою работу и выполнял служебный долг, как бы ни пафосно это звучало. Если бы кто-то сказал ему, что ради «возвышенных целей», или «всеобщего блага», можно пожертвовать некоторым количеством чьих-то жизней, он посоветовал бы оратору посетить психиатра. А ещё лучше – поехать куда-нибудь в «горячую точку» и послужить родине с оружием в руках, чтобы не болтать попусту.

По мнению Игоря Сокольского, жертвовать человек имел право только одной жизнью: своей.

– Игорь Сергеевич!

Он поднял голову и посмотрел на подошедшую к нему даму в чёрном кружевном платке. Она остановилась перед ним и в суровых складках её лица, заострённом носе, усталой линии губ угадывались черты той, другой женщины, на старой послевоенной фотографии. Младшая дочь Варвары Петровны Орлик удивительно походила на свою мать, гроб с телом которой закрыл спешно насыпанный могильный холмик.

– Вы, наверное, хорошо знали маму? Мне показалось, что из всех, кто здесь собрался, вы один по-настоящему расстроены. – Она положила руку с длинными пальцами на его запястье. – Это слабое утешение, но мама прожила долгую жизнь и мне всегда казалось, что она довольна результатами. Может быть, гораздо больше всех нас, её детей.

Сокольский огляделся. Люди расходились от могилы, кучковались по сторонам, дожидаясь, когда могильщики наведут относительный порядок, чтобы положить принесённые венки.

– Мне показалось, что никто из детей, кроме вас, не приехал, – сказал он прямо.

Ирина смутилась на мгновение, но тут же нашлась:

– Слишком далеко все живут. Не успели к похоронам.

Он хотел напомнить про то, что самолётом даже из Владивостока можно добраться за одиннадцать часов, но передумал. Не его это дело. Он сам сюда явился лишь по личной просьбе этой не старой, но измотанной заботами женщины.

– Ирина Александровна! Я не буду присутствовать на поминках.

Она настороженно вгляделась в его лицо.

– Кое-кто из ваших соседей начнёт задавать вопросы, на которые ни вы, ни я не можем ответить, а сочинять что-то… Я приду позже, когда все разъедутся. Не сердитесь.

Она кивнула, а потом на мгновение обняла его, словно ей требовалась опора, но тут же отодвинулась.

– Спасибо вам, Игорь! Вы и так сделали очень много. Я могу позвонить вам, когда останусь одна.