Сенька-гармонист

Рашид Гизатулин

Сенька-гармонист

Предисловие

Первые две книги – «Смерч из параллельного мира» и «Сенька-гармонист», изданные на средства самого автора, были розданы автором по многим школам Саратовской и Волгоградской областей.

Книги вызвали большой интерес не только у подрастающего поколения, но и у людей более старшего возраста, вплоть до преклонного.

Рассказ «Смерч из параллельного мира» вошёл в шорт-лист конкурса рассказов «Между нами, покровчанами-2015» (г. Энгельс Саратовской обл.) и был опубликован в литературно-художественном альманахе «Другой берег» №°15 за 2015 год. Также рассказ из этой книги «Серебряное кольцо от Ганса Христиана Андерсена» был опубликован в сборнике «Таинственный мальчик» (издатель – Вера Ивановна Львова, организатор Всероссийского литературного конкурса «Проза – детям»), вышедшем тиражом десять тысяч экземпляров. Автор за этот рассказ был награждён дипломом Союза писателей Российской Федерации.

На завершающем этапе у автора третья книга не менее захватывающего содержания.

В этих историях столько доброты, искренности и света, столько мудрости, граничащей с наивной простотой, в них так мягко и ненавязчиво переплетаются фантазии и реальность, их герои (люди, животные, земноводные и даже растения) настолько запоминаются своей индивидуальностью, что нет необходимости привязывать эти тексты к каким-то тенденциям и школам, определять «родословную». Это просто хорошая, талантливая, а потому всегда современная и эксклюзивная литература.

член Союза писателей РоссииАлександр Бурмистров

Звезда

Вселенная – это весь существующий мир, она безгранична в пространстве и во времени.

Размеры нашей Галактики столь велики, что их трудно представить. От одного её края до другого световой луч путешествует около ста тысяч земных лет. Галактик во Вселенной неисчислимое множество.

Чёрная дыра – одно из самых загадочных явлений во Вселенной, физические свойства этих объектов настолько странные, что заставляют ломать голову самых искушённых физиков и астрофизиков.

* * *

Из глубин Вселенной в необъятные дали летела сверкающая громадина. Она настолько была занята своим стремлением долететь до конца Вселенной, что совершенно забыла, когда она начала свой полёт.

Не обращая внимания на множество галактик, встречающихся ей на пути, облачных скоплений, зарождающихся планет, каким-то чудом избегая те самые чёрные дыры, которые с лёгкостью могут её, притянув, поглотить в неизвестность, она летела и летела сотни тысяч, миллионы лет, преодолевая космическое расстояние со скоростью света – триста тысяч километров в секунду, а световой год является мерой измерения, расстоянием, которое луч света преодолевает за год, – уму непостижимо! Она была в полнейшем недоумении, ведь должен же быть, в конце-то концов, этот край, а иначе быть не может…

Удивляясь всему пространству, которое пролетела и ещё предстоит пролететь, она вдруг почувствовала, что теряет ту силу, которой обладала продолжительное время, ту силу веры, благодаря которой, видимо, переоценив свои возможности, бросила вызов самой Вселенной, за которой, вполне возможно, лишь нескончаемое пространство.

«Стоит ли, – подумала она, – лететь туда, чтобы, насладившись этой пустотой, обессиленной угаснуть?..» Устремив пристальный взгляд к ближайшим созвездиям, замедлив стремительный полёт и остановившись неподалёку от них, так и не осуществив свою мечту – долететь до конца Вселенной, она засверкала новорождённой звездой, радуясь, что тоже стала частицей удивительного мироздания.

Осенняя берёзка

Пронизывающий ветер с белыми снежинками и дождём на окраине большого города был столь неприятен нескольким жёлтым листочкам, ещё висевшим на молодой берёзке, росшей неподалёку от автомобильной трассы, что, казалось, вот-вот, окончательно увядшие, отяжелевшие от сырости и обессиленные, они сорвутся с веток и, приземлившись на землю ко всем остальным, печально прошелестят: «Теперь и мы с вами».

Но эти пригорюнившиеся листья, увядшие утончённой вязью, никоим образом не желали покидать свои возлюбленные места. Из последних усилий стараясь остаться там, где они находились, листья с грустью вспоминали очаровательную весну с не менее прекрасным летом. Но, увы, осень, перешагнув за свои пределы в начало декабря, неумолимо приближала их к неизбежному. Оставался просто небольшой промежуток времени – и участь оставшихся будет решена, как и остальных листьев, ранее находившихся на берёзе.

Старая сорока, пристально смотря, перечитывала чудом ещё висевшие листья, устроившись на дорожном знаке «Поворот направо запрещён»:

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Позавчера и вчера тоже было восемь, – с некоторой грустью подытожила она. – Значит, всё висите, утихомириться, как остальные, не желаете?..

– Висим, а тебе какое дело до нас? – прошелестел верхний лист.

– Нет, да вы посмотрите на эту бессовестную птицу! – враз зашелестели остальные. – Она нас прямо-таки видеть не желает.

– Грубиянка! Бесчувственная! Бесстыжая! Нет бы пожалеть нас, поддержать, – неслось отовсюду с дерева.

Самый верхний лист, неожиданно сорванный с ветки, ещё не осознав, что он уже обречён, подгоняемый ветром, возмущённо шелестел:

– Хвост! Хвост ей надо оторвать! Э-э-х-х, если б я сумел…

Внезапно ослабевший ветер и выглянувшее из-за тучи солнце как бы навеяли на всех миролюбивое настроение.

Сорока, взлетев со своего наблюдательного поста, пролетев небольшое расстояние, расположилась на изогнутой ветке и с задумчивым видом продолжила:

– Глупые вы, глупее даже представить затруднительно. Мне-то до вас какое дело! Висите вы тут, да пожалуйста, висите хоть вечность! Если бы вы мне мешали, то я бы давно вас всех клювом посрывала.

– А чего же тогда каждый день нас пересчитываешь и желаешь, как ты говоришь, чтоб утихомирились? – прошелестел боковой справа.

– Так я каждый год по осени и весне за берёзой, то есть за вами, наблюдаю, безошибочно наперёд кое-что предугадываю.

– И что же ты, глядя на нас, угадываешь, если не секрет? – прошелестел самый нижний.

Сорока, перелетев на соседнюю ветку, некоторое время почистив клювом пёрышки на левом боку, продолжила:

– В данный момент угадывать уже нечего, просто прилетаю и смотрю по привычке. Ну а если вам интересно, то могу перечислить то, что сумела за прожитое мною время приметить и услышать.

– Перечисли, – громко прошелестел нижний, – перечисли, мне интересно.

– И нам, и нам, – дружно зашелестели остальные.

Сорока, опять перепрыгнув с ветки на ветку, застрекотала:

– Если листья на берёзе по осени начинают желтеть сверху, то это к холодной ранней зиме – делаю я вывод. Если верхние листья не особо спешили желтеть, а первыми были те, что снизу и посередине, значит, зима предстоит не особо холодная… Только вот почему вы до сих пор висите, я в полном недоумении.

– Нет, ну вы на неё посмотрите! – опять возмутился боковой справа. – Если бы мы уже не висели, тебе веселее, что ли, было бы?

– Да успокойся, замолчи! – дружно заголосили остальные. – Не обращайте внимания на него, продолжайте, пожалуйста. Очень даже интересно.

– В особенности когда сам о себе абсолютно ничего не знаешь и начинаешь узнавать от встречных-поперечных, – опять прошелестел самый нижний лист.

– Да-да! Мы с тобой согласны! – наперебой поддержали его три боковых слева.

Сорока, некоторое время покачавшись справа налево, вновь застрекотала:

– По весне, как только берёза раскрывает листочки, через неделю, не боясь очередных похолоданий, можно сажать картошку.

– Тебе-то от этого какая польза? – прошелестел левый.

Сорока, не обращая внимания, продолжала:

– В весенне-летнее время в грозу не было такого случая, да и не бывает, чтобы молния ударила в берёзу или неподалёку, поэтому многие, сажая берёзу у дома в саду, могут быть спокойны.

– Зря, значит, боялись, что молния может в нас ударить, – с сожалением прошелестел очередной боковой слева.

– Поэтому в сильную грозу, по мере возможности, я стараюсь спрятаться в вашей густой листве, – подытожила сорока и вновь замолчала на некоторое время.

– Ну а ещё что-нибудь можешь добавить к перечисленному? – несколько съёжившись от пронизывающего ветра, прошелестел верхний лист.

Сорока, взлетев на самый верх берёзки, громко застрекотала:

– Берёза исцеляет от многих недугов, возвращает утраченные силы, снимает усталость и восстанавливает душевную гармонию. В народной медицине используется и лист берёзы, и берёзовые почки, и берёзовый сок, и кора, и берёзовый гриб, и берёзовый дёготь, и уголь. Берёза – долгожитель, живёт от ста до четырёхсот лет. В первые годы деревья растут очень медленно, затем их рост быстро ускоряется. Есть такие берёзы, которые в возрасте ста восьмидесяти – двухсот лет достигают до тридцати – сорока пяти метров в высоту и шестидесяти сантиметров в диаметре. Благодаря тёмным полоскам и чёрточкам на стволе белая берёзка без труда способна переносить и жару, и холод. Когда становится сильно жарко, они раскрываются и пропускают внутрь всего растения воздух, по мере похолодания, наоборот, сжимаясь, не дают окончательно промёрзнуть.

– А откуда, откуда ты всё это знаешь? – радостно шелестели листья вслед улетающей сороке. – Да не может быть! А мы-то за столько лет, засыпая и возрождаясь вновь, впервые всё это услышали.

Вечерние сумерки, словно сжимаясь невидимым природным обручем, становились темнее и темнее, ветер, вновь усилившись, всё так же пестрил белыми снежинками с дождём окружающее пространство.

Ближе к полуночи сорвавшийся с ветки верхний лист прошелестел:

– Ра-а-аз.

Ему дружно ответили остальные:

– Два, три, четыре, пять, шесть, семь.

* * *

Ранним утром, чуть забрезжил рассвет, сорока, прилетев, вновь расположилась на том же дорожном знаке. Она пристально смотрела на молодую берёзку, вид у неё был несколько опечаленный. По-видимому, она хотела добавить ко всему сказанному самое главное: «Берёза – светлая красавица лесов, о ней написано много стихов, спето и поётся много песен, нарисовано много картин. Берёза – одно из самых красивых и распространённых деревьев в нашей стране…» Но листьев уже не было.

Счастливый Славка

Мелко накрапывающий весенний дождь за окном городской школы Славке Комелеву преподносил умиротворённое состояние из-за ожидаемых в скором времени летних каникул с беззаботным времяпровождением.

«Сразу же в деревню, – думал он, – к дедушке! У него в летнем саду своя небольшая пасека, мёду прямо-таки завались. И никаких тебе: «Куда пошёл?», «Пора спать», «Лодырь, бездельник» – и тому подобного… А утренняя рыбалка на удочку в озере, таких карасей ни в одном магазине не сыщешь!»

Тихо чихнув в цветастый платочек, Сания Муртазина, искоса глянув на Славку, внимательно слушала учителя географии Валентина Дмитриевича.

«Расчихалась тут», – подумал Комелев, наклонившись за ручкой, которую уронил на пол. Вернувшись в первоначальное положение, замер от увиденного: на краю стула, на котором сидела Муртазина, лежала сторублёвая купюра, которая выпала из бокового кармана Сании, когда она в спешке доставала платочек.

В одно мгновение по мозговым извилинам Комелева пролетели противоборствующие желания. Первое – указав на выпавшие деньги, вернуть; второе – овладеть ими, тем более что подвернулся такой удобный случай. «А там поди докажи, в карман же я не залазил…»

«Вернуть надо, вернуть, неудобно как-то», – думал Славка, а сам, протянув опущенную руку с растопыренными пальцами к стулу, осторожно взял изогнутую банкноту и, зажав её в кулаке, посмотрев на Санию, украдкой отправил во внутренний карман костюма.

«Вернуть надо, вернуть, вдруг заметит… Миллионер нашёлся – разбрасываться деньгами! Сидит тут, расчихалась… – и, успокоившись, окончательно решил: – Будем считать, что мне крупно повезло, так как эти деньги она вполне могла выронить на перемене где угодно».

Старательно дослушав заключительный этап последнего урока, после прозвеневшего звонка вместе со всем классом Славка пошёл домой. При выходе из парадных дверей он увидел, как Сания Муртазина, взволнованная, побежала назад, в класс. Он догадывался, что эти деньги были выделены на что-то необходимое, так как девочка жила в многодетной семье неподалёку от него, и, усмехнувшись, подумал: «Ага, всполошилась, обнаружила пропажу! Давай-давай, ищи ветра в поле…»

Майское солнце, выглянувшее из облаков, словно приветствуя Славку, добавляло к умиротворённому состоянию очередной перечень: «А вечерние костры с друзьями на краю деревни с запечённой в них картошкой, ночлег в душистом сеновале, субботний деревенский банный запах, поспевающая черешня в садах…»

На другой день, весело шагая по тротуару, зайдя в магазин и купив мороженое на деньги Муртазиной, Славка Комелев был так доволен, что, проспав первый урок, без зазрения совести отрапортовал по телефону эсэмэской матери, задержавшейся после ночной смены в районной поликлинике: «Люблю, целую, на занятия пошёл вовремя».

В переполненном троллейбусе по дороге в школу, удобно расположившись в кресле, взирая на стариков и женщин преклонного возраста, даже не предложил занятое им место. А в школе, перед уроком списав домашнее задание по математике у одноклассника, выдал за своё. Он даже не посчитал нужным вернуть деньги однокласснице: зачем, пусть не теряет.

Возвращаясь из школы, Славка Комелев был счастлив, ему не было стыдно.

Бог

Осенний ранний вечер провинциального городка, расположенного по левую сторону Волги, был сумеречно-ветреным.

Расплывчатые серые облака, с самого раннего утра почти целиком поглотившие небесную синеву, лишь изредка, словно нехотя, выталкивали солнце на кратковременный обзор своих владений и в спешке прятали обратно. Как бы дополняя всю эту невзрачную картину, лёгкие порывы ветра, срывая с больших вязов и тополей пожелтевшие листья, шумно гнали их по кромкам тротуара, словно подстёгивая невидимыми прутиками.

Но этот октябрьский день, если его сравнивать с ноябрьскими днями, которые ожидались в скором времени, был не так уж и плох…

Семиклассник Ильяс Нургалиев, перекатывая во рту остатки шарика чупа-чупса, тихо приговаривал: «Бр-р-р! Опять скоро слякоть с заморозками, пронизывающими ветрами… Уехать бы в Крым, купить там домик, хотя бы захудалый… Да куда там с нашим папашей! Приличную машину приобрести не можем. А ведь может же большие деньги зарабатывать, да совесть, видите ли, ему не позволяет с больных пациентов деньги брать. Клятва Гиппократа! Какая там клятва, если все они, больные, нищими прикидываются?! Да ладно, если б простой врач был, так ведь хирург, хирург от Бога! То ли дело Юркин отец – директор кладбища, новый «Мерседес» недавно приобрёл, хотя и говорят про него, что совесть совсем потерял. А кому она нужна, совесть?! Живёт человек, да ещё как живёт без этой совести: нос в табаке да в ус не дует».

«Да-а-а, – с тяжёлым вздохом потаённой зависти Ильяс уставился на светло-вишнёвую «Ауди», мчащуюся навстречу. – Вот подрасту, обязательно куплю такую! Ещё немного осталось – седьмой, восьмой да девятый класс – и всё, хорош! Пошли они все куда подальше со своими институтами. Сразу же – в престижный автосервис, год-два постажируюсь, а там лопатой деньги грести буду без вашей этой самой совести».

Следуя со всевозможными подсчётами и умозаключениями касательно своего светлого будущего, Ильяс повернул направо и, приподняв воротник осенней куртки, пряча голову от ветра, продолжил свой путь домой, в сторону городского парка. Войдя в большие арочные ворота, выплюнув уже не пригодный для дальнейшего обсасывания чупа-чупс с полуизжёванной палочкой, он как бы подытоживал свои горестные наблюдения: «И чего это классная руководительница Нина Александровна на меня взъелась? „Вы, Ильяс Амирханович, совсем развинтились, разленились, никакого участия в школьных мероприятиях не принимаете…“ А мне они нужны – все эти ваши школьные мероприятия? Уроки я отсидел, а там уже моё время: хочу – останусь, хочу – нет. Да ну вас всех к лешему! „Пожалуюсь родителям…“ Да жалуйся хоть губернатору!»

Выплюнув остаток накопившейся слюны от чупа-чупса, Ильяс приблизился к середине городского парка. Вековые сосны и тополя, шумя ветвистыми кронами в облачную высь пасмурного неба, стройными рядами уходили вдаль.

Разноцветная керамическая плитка была выложена красивыми узорами как бы в ковровую дорожку, по краям которой на небольших расстояниях друг от друга красовались чугунным литьём скамейки в виде больших кресел для отдыхающих.

Но в этот вечер городской парк был не особо люден, скамейки пусты, и те, кто входил в парк, поёживаясь от усиливающего ветра, старались быстрее его покинуть. Оно было и немудрено: во-первых, день был не выходной и не праздничный, а понедельник; во-вторых, чего рассиживаться на этих скамейках в непогоду? Лучше уж дома, за чашечкой кофе перед телевизором или же с книжкой в кресле.

Пройдя больше половины городского парка, неподалёку от себя, под многовековым дубом на скамейке Ильяс увидел странного старичка в не менее странном белоснежном одеянии. Словно этот старичок был одет в большую ночную сорочку наподобие той, которую на ночь надевала его бабушка, только эта сорочка была с длинными рукавами и доходила ему чуть ли не до пят. Ещё не менее странным выглядело то, что на босых ногах этого чудотворца, словно сошедшего с иконы, были стоптанные старые сланцы. Но, несмотря на всё это в некотором роде комическое одеяние, далеко не по погоде, его светлое лицо с добрейшими глазами излучало покой и умиротворение. Сплошь седые длинные волосы развевались от небольших порывов ветра… Довершалось это непонятное явление мяукающим неухоженным котёнком на его коленях.

Ильяс, несколько испуганно глядя на этого странного старичка, медленно к нему подошёл и тихо спросил:

– Извините за любопытство, а что вы тут, дедушка, делаете?

– Да вот, сижу да смотрю на всех вас, может, кто подойдёт да пожалеет меня…

– И что, никто не походит?

– Да ты первый, кто за всё это время ко мне подошёл.

– И давно вы тут сидите? – в очередной раз полюбопытствовал Ильяс.

– Часа полтора-два точно, уже и не помню.

– Да кто же к вам, дедушка, подходить будет, если со стороны вы похожи на сумасшедшего?! – несколько осмелев, чуть ли не прокричал Нургалиев.

– Как так – на сумасшедшего? – пристально глядя в глаза Ильяса, испуганно проговорил старичок.

– Ну не совсем так, – решил поправить своё обидное высказывание Ильяс. – Скорее, на пациента, сбежавшего из психиатрической клиники.

– Вот дела! А я-то думаю, чего это меня все стороной обегают…

– Да такой наряд, в каком вы здесь сидите, только там и можно увидеть.

– Где это – там? – переспросил старичок.

– Ну, в этих заведениях… – улыбаясь, повторил Нургалиев.

– Ну и что же мне теперь делать?

– Как что? Идите домой, у вас же есть, наверное, какой-никакой дом, да как можно скорее, а то вы тут от переохлаждения можете заболеть.

– Ну, это мне совершенно не грозит, – весело проговорил странный старичок, поглаживая котёнка.

Ильяс, осторожно подойдя к скамейке и присев неподалёку, в очередной раз измерив любопытным взглядом дедушку с головы до пят, с усмешкой выговорил:

– А кто вы, если не сумасшедший?

– Я?

– Ну конечно, вы, не я же… – обиженно повторил Нургалиев.

Старичок медленно повернулся всем корпусом к Ильясу и тихо промолвил:

– Бог.

– Бо-о-о-г? – удивлённо, чуть ли не нараспев протянул Нургалиев и, бросив полупустой портфель на землю, захохотал и, словно заикаясь, проговорил: – Ну нет, сейчас точно от смеха лопну! Бо-о-ог! Во даёт! Ну тогда я точно президент.

Странный старичок, нервно передёрнув худенькими плечами, поправив чуть съехавший набок белоснежный балдахин, обиженно проговорил:

– А что вас так сильно удивляет и веселит? Я вроде не сказал ничего смешного.

– Да как же не сказали ничего смешного? Какой же вы Бог?! Во-первых, никакого Бога нет; во-вторых, вы наверняка больны какой-то формой шизофрении, так как если бы вы действительно были Богом, как вы соизволили себя назвать, то не сидели бы тут в нищенском одеянии с этим облезлым котёнком.

– А где же я, по-вашему, должен сидеть? – сухо спросил старичок.

– Ну не знаю, но с теми возможностями, которыми обладает настоящий Бог, – в каком-нибудь престижном ресторане.

– В каком таком престижном ресторане? – несколько озадаченно опять переспросил старичок.

– Ну где всё своё свободное время проводят очень богатые люди в шикарных костюмах, а не в таком нищенском наряде, в каком вы здесь сидите.

– Значит, если я Бог, то мне обязательно надо быть, как ты говоришь, очень богатым и сидеть в ресторане?

– Обязательно, не обязательно, но я думаю, что это выглядело бы более правдоподобно.

– А ты сам хотел бы стать очень богатым человеком?

– Да кто же этого не хочет? – удивился Ильяс.

Странный старичок, как-то нервно дёрнув головой и немного отстранившись от взволнованного Ильяса, печально проговорил:

– Действительно, вы все, здесь живущие, этого желаете.

– Абсолютно! А ты как думал?

– Ну, немножечко иначе. Для этого вот и появился на этой скамейке, – разочарованно проговорил странный дедушка и на некоторое время замолчал.

– Ну ладно, пойду я, чего тут мне с тобой попусту зря время тратить, сказки ваши слушать? – Ильяс приподнялся, но замер, услышав от старичка:

– А хочешь, я дам тебе денег, много денег, чтоб ты стал богатым?

Несколько ошеломлённый, Нургалиев, как-то глупо посмотрев на старичка, тихо проговорил:

– Конечно!

– Только ты должен ответить на мой вопрос.

– Да пожалуйста, сколько угодно вопросов!

– Что ты будешь с ними делать?

– Как что? – удивлённо переспросил Ильяс и тут же стал перечислять: – Купим самую крутую иномарку, заменим старую мебель в квартире на самую дорогую, подарю маме золотые украшения, поедем всей семьёй отдыхать во Вьетнам.

– И это всё?

– Как всё? – переспросил Ильяс.

– Но ведь денег будет много, – опечаленно повторил седой старичок.

– Да разве денег может быть много? – в очередной раз засмеявшись, Ильяс добавил: – Ну можно ещё купить магазин, кафе, бензозаправку, чтобы вообще не работать.

– И всё?

– Ну а что ещё?

– А разве у тебя не возникнет желания что-нибудь дать больным, обездоленным? – удивлённо глядя на разошедшегося Нургалиева, сухо проговорил старичок.

– Да разве на них всех напасёшься? Это никаких денег не хватит.

– Так я же тебе сказал, что могу дать много денег! – возмущённо прокричал дедушка.

Слегка сконфуженный, Ильяс, как бы в оправданье, тихо ответил:

– Ну, если слишком много, то можно и подумать… – встрепенувшись, зло продолжил: – Да что ты мне здесь морочишь голову: то дам, то могу дать… Если даёшь, то давай, а нет, так я пошёл отсюда.

Ильяс поднялся и наклонился за своим портфелем, да так и застыл перед ним. Полупустой портфель раздулся прямо на глазах, сухо щёлкнув оторвавшейся застёжкой, раскрылся, словно по волшебству, – и перед Нургалиевым предстало невиданное зрелище: он был доверху набит пятитысячными банкнотами!

Ильяс, рухнув на скамейку, повернув к старичку побледневшее лицо с округлёнными глазами, тихо проговорил:

– Так ты действительно Бог? И выходит, что ты есть?

– Ну, если тебе для того, чтобы ты поверил, нужны деньги, то выходит, что я есть, – улыбаясь, ответил старичок.

– Так ты же сказал, что дашь очень много?

– А разве этого мало?

– Нет-нет! Извините, дедушка, конечно, хватит.

– Только у меня к тебе одна просьба.

– Да пожалуйста, пожалуйста, дедушка!

– Присмотри за этим брошенным котёнком, – и, отцепив коготки чем-то недовольного маленького существа от своего странного одеяния, волшебный старичок, назвавший себя Богом, бережно передал его Ильясу.

Нургалиев, взяв котёнка, небрежно усадил его поверх портфеля на кучу банкнот, надсадно покашляв, снял куртку.

Укутав и подняв портфель со всем его содержимым, проговорил:

– Ну так я это… пошёл, если можно.

– Да почему же нельзя? Конечно!

– Ну спасибо, дедушка, теперь всем скажу, что ты есть.

Странный старичок, иронично улыбаясь, тихо проговорил:

– Давай-давай, а то в ресторанах тебя, по-видимому, заждались.