Счастья нам, девочки! Обо всем понемногу

– Действительно странно, – согласилась я. – По-моему, семья и дети – самое естественное женское желание, если любишь человека. У нас в России почти все женщины к тридцати годам уже успевают обзавестись и тем, и другим. За редким исключением…

Бригитта поняла.

– И в чем же причина?

Я пожала плечами.

– Сходить замуж, а потом развестись – дело нехитрое, да и нередкое, к сожалению, а мне всегда хотелось, как у моих родителей: раз и навсегда, но пока такого человека не встретилось. Вот жду, – улыбнулась я. – Наверное, я безнадёжная идеалистка-мечтательница.

– Да нет, – серьёзно ответила Бригитта. – Я думаю, ты большая умница. В жизни всё имеет свой смысл. Иногда действительно стоит немного подождать и не торопить события. Просто дать себя найти.

– Это кто тут кого потерял или нашёл?

На пороге кухни показались улыбающиеся Георг и Клаус. Разговор прервался, но мы с Бригиттой уже успели сказать друг другу самое важное, мы поняли и приняли друг друга.

* * *

Клаус предложил мне показать свою «берлогу» – новую квартиру, куда он въехал после расставания с Яной.

– Отсюда совсем недалеко. Городок наш небольшой, все друг друга знают.

Бригитта и Георг вышли проводить нас до машины.

– Не удивляйся, это наш семейный ритуал, хотя мы видимся как минимум раз в неделю. Мама просто не может по-другому, – шепнул мне Клаус.

На прощанье я по очереди обняла его родителей, а они смотрели нам вслед, пока мы не свернули на соседнюю улицу.

Из окна автомобиля я разглядывала проплывающие мимо разноцветные дома, окружённые ухоженными палисадниками. Сидя на террасах, играя с детьми, приводя в порядок цветочные клумбы, их жители наслаждались воскресным днём. Жизнь у всех шла своим чередом – размеренно и неторопливо.

Я посмотрела Клауса. При всей его импозантной внешности в нём не было ни капли высокомерия, любования собой, грубости или хамоватой несдержанности, свойственных многим нашим мужчинам. Казалось, одна только принадлежность к сильному полу давала им на это право. Они утверждали себя, вместо того, чтобы просто любить, завоёвывали, чтобы, добившись, потерять интерес и отправиться на поиски «новенького».

«Посмотри на отношения родителей и увидишь своё будущее с их сыном», – говаривала мама в наших разговорах по душам. Сегодня мне представилась эта возможность. Неужели моя мечта начинала сбываться? Словно в подтверждение моих мыслей, Клаус, продолжая вести машину левой рукой, положил правую ладонь сверху на мою и осторожно сжал ею мои пальцы.

* * *

Квартира Клауса находилась на верхнем из трёх этажей небольшого одноподъездного дома. Вместо привычных моему глазу мусора и окурков в подъезде царили чистота и порядок, а на лестничных площадках – многочисленные горшки с зеленью и цветами.

– Хобби моих соседок, – объяснил Клаус по дороге наверх.

«Ничего себе хобби! Не подъезд, а оранжерея! Рассказать дома – не поверят», – подумала я.

– Добро пожаловать в моё жилище.

Клаус открыл входную дверь, и мы оказались в довольно просторной прихожей сравнительно небольшой двухкомнатной квартиры. Справа – узкая кухня со встроенной мебелью и маленьким столиком на двоих, следом по коридору – вход в спальню с широкой кроватью и платяным шкафом. За следующей дверью угадывалась ванная комната, ну а слева – «зал», как сказала бы наша Конфетка. Обстановка в нём выглядела просто и функционально, почти по-спартански: диван с креслом, письменный стол с компьютером, этажерка с книгами, телевизор. В углу у окна приткнулись две электрогитары на специальных подставках.

– Увлечение молодости, – объяснил Клаус. – Играл когда-то и даже пытался что-то сочинять.

– И как, успешно?

– По-разному. Давно это было.

Щёлкнул выключатель, и комната вдруг озарилась мерцающим сиянием крошечных маленьких лампочек, тонкими изящными веточками свисающих с прикреплённой к стене электрогирлянды.

– Красиво! – вырвалось у меня.

– Я рад, что наши вкусы совпадают, – просто ответил Клаус. – Я люблю этот свет, особенно вечерами, когда за окном темно и наиболее остро осознаёшь окружающую тебя пустоту. Звучит, наверное, банально, но по-другому не скажешь, тем более, что это правда, – он невесело усмехнулся. – Никто из нас не создан для одиночества, только одни понимают это раньше, а другие позже. Наступает момент, когда больше не хочется лёгких, поверхностных отношений, когда начинаешь с завистью оглядываться на семьи с детьми, а слово «вместе» приобретает гораздо более весомый смысл.

Заложив руки в карманы, Клаус прошёлся по комнате.

– Я переехал сюда после того, как мы расстались с Яной. Хотелось успокоиться и прийти в себя. Размеры квартиры не играли существенной роли: какая разница, если рассматривать её как временное пристанище до тех пор, пока я один. Изменится ситуация – измениться и квартира, – Клаус посмотрел на меня. – Мне бы очень этого хотелось. Ты считаешь, у меня есть шанс?

Наши взгляды встретились.

– А сам ты как думаешь? – смутившись, я опустила глаза.

Клаус приблизился ко мне. Его руки легли мне на плечи, губы коснулись моего лица.

«Подожди, не торопись», – нашёптывали мне противный внутренний голос и трезвый рассудок, не позволяя отмести их доводы как никчёмные и просто плыть по течению охвативших нас чувств.

Моё замешательство не укрылось от Клауса. Легонько отстранив от себя, он заглянул мне в глаза. Прочитал ли он в них мои мысли? Не знаю, но только, разжав руки, он «выпустил меня на свободу».

Вот так, за несколько секунд, наши отношения перешли за грань простого, ни к чему не обязывающего знакомства. Сомнений быть не могло: наша встреча не была случайной, а такого, как он я ждала всю жизнь.

* * *

Остаток дня пролетел незаметно. Взявшись за руки, мы бродили по улицам, сидя в обнимку в кафе, ели мороженое, запивая его капучино со взбитыми сливками, разговаривали, смеялись или просто молчали, глядя друг другу в глаза, растягивая убегающее от нас время.

Темнело, пора было возвращаться домой.

– Я отвезу тебя.

– Хорошо.

– Завтра обязательно позвоню и заеду за тобой, сразу после работы.

– Договорились, – снова кивнула я.

Противно защемило сердце. К ощущению счастья примешивалось необъяснимое, непонятное мне самой тревожное чувство.

Мы молча подъехали к дому Бориса. Выключив мотор, Клаус повернулся ко мне.

– Не хочется уезжать.

– А мне не хочется тебя отпускать.

Я прильнула к нему и прижалась губами к его губам, чтобы в следующую секунду выскочить наружу, понимая, что ещё мгновение – и я просто не смогу уйти от него сегодня.

– Цветы, Магусья.

Выйдя из машины, Клаус протянул мне красную стеклянную вазу. Великолепные розы, словно стойкие сказочные солдатики, всё-таки пережили этот день взаперти.

– Спасибо тебе…

– До завтра, – улыбнулся он.

Помахав ему на прощанье рукой, я вошла в дом, прислушиваясь к удаляющемуся шуму мотора.

С вазой в руках я тяжело поднималась по лестнице. Казалось, кто-то привесил к моим ногам стопудовые гири.

Дверь открылась. Ядя с беспокойством всматривалась в моё лицо. За её спиной маячил Борис.

– Ясненько, – крякнул он, принимая из моих рук вазу с цветами. – Его подарок?

– Угу, – кивнула я.

– Молодец мужик. Похоже, наш человек. Или как? Марусь, ты чего с лица-то спала? Случилось что?

– Всё нормально, Борь. Устала немножко, – нехотя ответила я и прошла в комнату.

– Нда-а, – протянул Борис, водружая вазу на стол в большой комнате. – Ложись спать, Марусенька, утро вечера мудренее.

– Спокойной ночи, Машенька, – пожелала мне Ядя. – Если захочешь, расскажешь мне обо всём завтра, договорились?

– Да, конечно, спокойной вам обоим ночи.

Я разделась и легла в постель, но сон не шёл. Что-то мешало мне чувствовать себя абсолютно счастливой, но что? Откуда эта тревога? Мысленно разобрав по косточкам весь сегодняшний день, я не нашла ни одной причины грызущему меня беспокойству.

«Беспочвенная паранойя», – поставила я себе диагноз. Пора было с ней заканчивать. До встречи с Клаусом оставался остаток ночи и чуть больше половины завтрашнего дня. «Всё будет хорошо», – постаралась я убедить саму себя и, поворочавшись ещё немного, уснула.

* * *

Проснувшись на следующее утро, я почувствовала себя свежей и отдохнувшей, вчерашние тревоги улетучились в небытие как нелепые и надуманные. Боря был прав: утро действительно всегда мудренее вечера.

Сладко потянувшись, я посмотрела на часы. Почти десять. Борис уже давно на работе. Из кухни доносилось позвякивание посуды. «Ядя снова колдует», – улыбнулась я, уловив носом просочившийся под дверь сладковатый запах корицы.

Мурлыча что-то себе под нос, я накинула халатик и, дошлёпав босыми ногами до ванной комнаты, брызнула себе в лицо холодной водой. Решив, что умылась достаточно, я отправилась на кухню.

– Доброе утро, Маруся!

– Доброе, доброе, Яденька! М-м-м! Какие ароматы! Божественные! Ты просто волшебница!

Я чмокнула её в щеку.

– Твои любимые блинчики с корицей. Садись скорее за стол!

Есть с риском не влезть в новые джинсы или не есть, отдав предпочтение фигуре? Хм… Вопрос жизненно важный. А, пропадай моя телега! Решив рискнуть, я положила на тарелку горячий душистый блинчик. Ядя налила нам в чашки кофе и уселась напротив.

– Не хочешь рассказать, что за эти два дня произошло? Мы с Борей волнуемся, не знаем, что и думать.

– Хочу, – кивнула я, вдруг почувствовав огромную потребность излить душу.

Ядя умела слушать – внимательно, не перебивая, давая возможность припомнить всё, до самых незначительных подробностей. Рассказывая, я заново переживала события последних двух дней, а Ядя раскладывала их за меня по полкам.

– А знаешь, я ведь вспомнила, почему лицо Клауса мне вчера показалось знакомым, – произнесла она вдруг. – Рассказать?

– Спрашиваешь! Конечно! – кивнула я, запивая вот уже какой по счету блин горячим кофе.

– Тогда слушай, – кивнула Ядя. – Как-то коллега Бориса пригласил нас отпраздновать с ним его юбилей. Среди гостей были и Клаус с его спутницей – Яной, судя по твоему рассказу. Несмотря на достаточно большое количество приглашённых, эти двое сразу бросились мне в глаза, и я невольно наблюдала за ними весь вечер.

– И что же в них было такого особенного?

– Красивая пара. Как и всякая женщина, я, конечно же, сначала переключила всё внимание на Клауса. Мне импонировала не только его внешность, хотя, по моему глубокому убеждению, для всякого самодостаточного мужчины она не играет какой-либо значимой роли. В нём чувствовался ум, благородство, культура, интеллигентность. По-видимому, он был хорошо знаком со многими присутствующими, его здесь ценили и к его мнению прислушивались, да простит Боренька отвлечённые заметки постороннего наблюдателя! – Ядя виновато улыбнулась.

– Простит, простит, – успокоила её я. – Ну а Яна?

– Хм… – Ядя задумалась. – Как бы это получше объяснить? Безусловно красивая женщина. Фигура, ножки, лицо, тёмные длинные волосы – всё при ней, и в то же время всего через край, много и броско: слишком яркая косметика, слишком короткое и откровенное платье, слишком высокие каблуки и слишком громкий, почти вульгарный смех. Так и хотелось её умыть, переодеть и дать успокоительного, – Ядя сморщила носик и фыркнула. – Войдя в дом, она, казалось, тотчас же забыла о своём спутнике, откровенно купаясь в мужском внимании, кокетничая направо и налево.

– А что же Клаус? Неужели ничего не видел и никак не реагировал? – удивилась я.

– Не думаю. Я замечала его досадливо наморщенный лоб, попытки скрыть усмешку и невольно задавалась вопросом, что же привлекало его в этой женщине, удерживало рядом – привычка, терпимость, надежда на перемены? Причин, конечно же, могло быть великое множество. Обычно сами люди о них не задумываются. Живут себе на автопилоте – и всё. Но, что бы ни соединяло эту пару вместе, любви между ними – настоящей, когда двое – одно единое целое, я, увы, не заметила.

– М-да-а, интересно… – протянула я. – А Боря? Вряд ли от него скрылись твои наблюдения и, видя тебя в роли Шерлока Холмса, он, наверняка, ввернул что-нибудь эдакое?

– Боренька? – Ядя прыснула. – По пути домой он сказал, что в обществе подобной феи не выдержал бы и тридцати минут, а потом бы просто-напросто сбежал на поиски милой и вполне земной Красной Шапочки.

– Значит, я для Клауса всего лишь Красная Шапочка? – задумалась я.

– Ты для него то, что он искал и, по-видимому, почти разуверился найти – мягкая, добрая, женственная, большая умница. Ему очень повезло встретить тебя, Машенька, и, как мне кажется, он это понял.

* * *

Клаус не звонил. Звонка просто не было и всё, как будто не было ни прошедших двух дней, ни встречи с его родителями, ни его квартиры – ничего. «Мы не договаривались о времени звонка», – успокаивала я себя, но час проходил за часом, а телефон упрямо молчал.

Клаус не оставил мне своего рабочего номера, но, даже зная его, я вряд ли решилась бы позвонить ему сама. «Смешно разыскивать взрослого мужчину после двухдневного знакомства, если он сам не даёт о себе знать. Смешно и глупо», – твердила я себе, стараясь успокоиться.

– Машунь, ну не волнуйся ты так, – уговаривала меня Ядя. – Судя по твоему рассказу, вроде ведь порядочный мужик. Может, что на работе? Он обязательно позвонит и объяснит тебе всё попозже.

– Да-да, конечно, – кивала я машинально и не могла найти себе места.

Казалось, стены давят на меня. Я металась в них, как зверь в запертой клетке.

Наступил вечер. Боря вернулся с работы.

– Пойдём ужинать, Марусь.

– Спасибо, Борь, что-то не хочется, вы уж сегодня сами, без меня, ладно?

Борис вздохнул и скрылся за дверью. Из кухни слышался их с Ядей приглушенный разговор.

Тупо уставившись в окно, я сидела в мягком Борином кресле и пыталась смириться с действительностью. Неужели я так плохо разбираюсь в людях? Ну ладно, допустим Клаус оказался не тем, за кого я его принимала, но зачем же тогда знакомство с родителями? Я отказывалась что-либо понимать…

В дверях снова возникла дядюшкина голова.

– Вот что, радость моя. Предлагаю драмам и трагедиям на сегодня устроить антракт, а на завтра распорядок такой. Если наш дорогой товарищ Клаус до полудня не даст о себе знать, я найду его рабочий номер по телефонному справочнику, и у тебя будет возможность узнать, в чём там дело. Прости, конечно, но вот взял бы и прибил засранца, честное слово!

Посмотрев на меня с сожалением, он добавил:

– Ладно, пусть живёт! Что скажешь по поводу моего грандиозного плана?

Да, это был выход. Оставалось только дождаться следующего полудня. Я предпочитала знать правду, какой бы горькой она ни была.

* * *

Разыскивать никого не пришлось. Звонок раздался рано утром. Ещё не подняв трубки, я уже знала, кто это.

– Доброе утро, Мария.

– Доброе утро, Клаус…

Сумасшедше выпрыгивало из груди сердце, а голова, где столько часов подряд крутились самые невероятные мысли, вдруг стала пустой и лёгкой.

– Магусья, – голос Клауса звучал глухо и устало. – Нам нужно поговорить. Можно я заеду за тобой через час?

– Да, конечно… Но как же твоя работа?

– Не переживай, я договорился. Буду ждать тебя внизу.

– Хорошо, – ответила я и положила трубку.

* * *

Клаус ждал меня у машины – совсем, как в прошлый раз, ровно два дня тому назад, только лицо его сегодня выглядело осунувшимся и серым.

Он обнял меня, прижал к себе. Некоторое время мы стояли не двигаясь, чувствуя лишь дыхание друг друга.

– Ты завтракала? Посидим где-нибудь? – заглянул он мне в глаза.

Позавтракать я действительно не успела, но сейчас всё равно не смогла бы проглотить ни крошки.

– Нет, но это неважно. Давай лучше прогуляемся по вашему парку. Сегодня рабочий день, вряд ли нам помешают поговорить. Ведь ты за этим приехал?

Клаус молча кивнул.

* * *

Мы медленно брели по аллеям парка, довольно безлюдным сегодня. Лишь изредка нам навстречу попадались разновозрастные мамаши, щебечущие со своими карапузами, или аккуратные парочки пенсионеров, для которых дни недели не имели никакого значения.

Я зябко поёжилась в лёгкой осенней курточке, но не от холода. Бабье лето не зависело от нашего настроения, оно просто было и всё, но в нём больше не было ни меня, ни Клауса. Я чувствовала это, ещё не зная тому причин.

«Тебе хорошо изливать душу. Выговоришься и становится легче», – говаривала Дашута, частенько делившаяся со мной своими большими и маленькими печалями. Вспомнив её слова, я мысленно усмехнулась, интуитивно предчувствуя, что роль «успокоительного» сегодня вряд ли окажется мне по плечу.

– Присядем? – предложил Клаус, указывая глазами на пустую скамейку.

Мы сели, и я приготовилась слушать.

– Мы с Яной не виделись уже несколько месяцев, – начал он. – Я считал наши отношения выясненными и законченными. За прошедшие годы это расставание было не первым, но на сей раз – последним и окончательным, потому что исходило не от Яны, а от меня. Я устал от её метаний, бесконечных уходов и возвращений, драм с бурными примирениями, заканчивающихся рано или поздно новыми ссорами и упрёками. Я мечтал о нормальной семье и детях, а для Яны возня с пелёнками означала крест на её карьере и развлечениях… Помнишь, я говорил тебе, что не люблю ворошить прошлое? Было и прошло. Но теперь… Всё изменилось ровно два дня назад. Я и представить себе не мог, что эта глупая идея знакомства по объявлению закончится чем-то серьёзным, что мне повезёт найти такую, как ты, и всего лишь два дня с тобой перевернут всю мою жизнь. Ты перевернула мою жизнь. Ты веришь мне?

Я молча кивнула. Я действительно ему верила.

– Я люблю тебя, Мария. Я хочу, чтобы ты об этом знала. При другом стечении обстоятельств я бы, наверное, не решился признаться тебе в своих чувствах так скоро. Не из собственного страха ошибиться. Скорее, из опасения быть принятым тобой за авантюриста, – он горько усмехнулся. – Мне так жаль… Если бы ты только знала, как мне жаль!

– Но чего? О чём ты? Это как-то связано с Яной?

Я вглядывалась в его лицо. Мои чувства скакали, как барометр – вверх-вниз, вверх-вниз. К радости от его признания примешивалось предчувствие чего-то непоправимого, независящего от нас обоих.

– Яна позвонила вчера рано утром. Она рассказала мне, что беременна.

Оглушённая рухнувшей на меня новостью, я отказывалась понимать что-либо. Снова захотелось ущипнуть себя, теперь уже действительно от желания проснуться и забыть привидевшийся кошмар.

– Посади меня, пожалуйста на поезд… – тихо попросила я, не в состоянии больше вымолвить ни слова.

– Я отвезу…

– Не нужно, правда. Я сама. Так будет лучше.

* * *

По иронии судьбы, мы прощались навсегда на том же месте, где впервые встретились. Было больно и горько, хотя Клаус не обманул и не предал меня. Два дня со мной перевернули его жизнь, но не настолько, чтобы решать сердцем, а не рассудком. Полюбив друг друга, мы не могли быть вместе. Это был уже не дешёвый роман, а трагедия, которую нам обоим предстояло пережить.

Вокзальный громкоговоритель монотонно пробубнил о приближении поезда. Я поняла, что не смогу уехать просто так. Пусть кто-то говорит о гордости и прочей ерунде, мне было наплевать на все мнения на свете. Я обвила его шею руками, а он прижал меня к себе и целовал мои губы, глаза…

Мы стояли обнявшись, пока поезд не въехал на перрон. Я поднялась в полупустой вагон, дверь за мной захлопнулась. Поезд медленно тронулся, постепенно набирая скорость, увозя меня всё дальше и дальше… Забившись в угол сиденья, уткнувшись лицом в ладони, я беззвучно и безутешно плакала.

* * *

Говорят, наш мозг обладает способностью отсеивать из памяти все ненужное, облегчая этим нашу жизнь. Наверное… Я лишь смутно помнила, как добралась до дома, поднялась до Бориной квартиры, прошла в свою комнату и, не раздеваясь, легла на кровать, свернувшись на ней, как в детстве, калачиком.

Как мне хотелось снова стать маленькой, вернуться в мою беззаботно-счастливую жизнь, где мама, заметив моё детское горе, молча садилась на краешек кровати и гладила меня по голове своей мягкой, ласковой ладонью! Слезы высыхали сами собой, а страхи улетучивались, будто их и не бывало. Если бы и в моей взрослой жизни всё решалось так же просто, как в то далёкое время!

Я закрыла глаза. Хотелось уснуть, забыться хотя бы ненадолго. В комнату вошла Ядя. Задёрнув окно от дневного солнца шторами, она укрыла меня пледом и в нерешительности остановилась у моей кровати, пытаясь понять, сплю я или нет.

– Отдыхай, Машенька, – вздохнула она.

Помедлив, она прикоснулась губами к моей щеке и вышла, тихонько закрыв за собой дверь.

Как долго я спала – час, два? Просыпаться не хотелось. Мне снилось что-то радостное, счастливое. Как жаль, что стоило мне лишь чуть-чуть приоткрыть глаза, оно тотчас же бесследно ускользнуло из памяти.

В комнате стоял вечерний полумрак. Шторы кто-то успел раздвинуть. Из приоткрытого окна струился прохладный воздух. Я повернулась, чтобы посмотреть на часы и увидела дремавшего на кресле возле кровати Борю. Странно, но днём я не замечала его уставшего, немного осунувшегося лица.

– Проснулась, Машенька? – встрепенулся он, услышав шорох. – Наконец-то! Как же ты нас напугала! Мы с Ядей тут по очереди уже вторые сутки дежурим.

– Как вторые сутки? Сейчас же вечер только…

– Вот именно, вечер! Между прочим, второй – после возвращения с твоего свидания!

Такого со мной ещё не бывало! Я села на кровати, постепенно приходя в себя, вспоминая события вчерашнего дня.

– Вот и хорошо, вот и замечательно, – приговаривал Борис, обрадованный моим возвращением к жизни. – Кончаем хандрить, встаём потихоньку на ножки и двигаемся в направлении ванной комнаты, а затем кухни, дабы составишь нашему с Ядей престарелому обществу компанию в вечернем чаепитии.

– Борь… – начала было я.

– Возражения не принимаются. Обуваемся и идём смотреть на себя, любимую, в зеркало, чтобы уж окончательно проникнуться картиной вселенского горя.

Не слушая моих возражений, Боря буквально стащил меня с кровати, поставил на ноги и принялся искать мои шлёпанцы, ворча и охая на все лады.

– Наградил же братец племянницей, – бубнил он себе под нос. – То страдаем, то спим сутки напролёт, то тапки под койку запинываем!

Какое невероятное облегчение слышалось в его голосе! Милый мой Борька! Вот уж действительно, свалилось тебе «счастье» на голову!

Я послушно доплелась до ванной комнаты и уставилась на себя в зеркало. Боря не преувеличивал. Неужели это лохматое страшилище, таращившееся на меня оттуда, и есть я? Короткие волосы торчали в разные стороны, открывая нашу с Борисом фамильную гордость – ассиметричные уши, не смытая со вчерашнего дня тушь растеклась под глазами чёрными кругами, как у клоуна Пьеро… Хороша Маша! Видел бы тебя сейчас Клаус! Я прерывисто вздохнула и, набрав полные руки холодной воды, опустила в них лицо…

Спустя полчаса, чистая и причёсанная, я снова разглядывала своё отражение. Чёрные круги под глазами исчезли, а на щеках забрезжило подобие румянца. Боря был прав. Кончаем хандру. Меньше недели назад, опаздывая на свидание, я была готова смириться с возможным бесклаусным существованием. Теперь мне оставалось лишь пожелать ему счастья и жить дальше.

* * *

До моего отъезда домой оставалось около недели. Где-то глубоко, в закоулках моей души, сама себе не отдавая в этом отчёта, я всё ещё надеялась на звонок Клауса. Это было бы равносильно чуду.

Я искренне жалела его, понимая, что ему сейчас так же нелегко, как и мне. В силу обстоятельств он выбрал не меня, а мать своего будущего малыша, женщину, с которой прожил несколько лет вместе. Была ли у него альтернатива? Безусловно – если бы события происходили не в реальной жизни, а в сказке. Смогла бы я построить своё счастье, лишив ребёнка отца, не мучаясь при этом угрызениями совести? Этот вопрос так и остался открытым. Клаус снял с меня его груз, решив всё за нас двоих.

Время у Бори в гостях пролетело мгновенно, а интенсивности произошедших событий хватило бы на много отпусков вперёд. Изменилась я и мои взгляды на жизнь, желания и хотения. Золушка нашла своего принца, а он, глупый, выбрал её злюку-сестру. «Такова жизнь», – печально констатировала я, с удивлением обнаружив, что за это время практически не вспоминала о Глебе. Размышляя о нём теперь, я больше не понимала своих прежних переживаний из-за его нелюбви ко мне, покорного примирения с нашими редкими встречами и игрой в одни ворота. Наконец-то узнав себе цену, я поняла, что достойна настоящего, взаимного чувства и не собиралась больше размениваться по мелочам и жить по чужим правилам.

Но что же дальше? Через несколько дней мне предстояло снова вернуться домой. Неужели всё снова возвратится на круги своя – работа, дом, несбывшиеся надежды и ночной рёв в подушку? Что делать? Принять всё, как неизбежность или всё-таки попытаться осуществить свою мечту: уж, если не о принце, то хотя бы о Германии? У меня оставался ещё один шанс – третий и последний, и я решилась.