Ключ к прошлому

По его мнению, папка, помеченная ярлыком Х. Д., не должна была содержать ничего захватывающего и интересного.

А он-то надеялся, что, судя по реакции Дженни, в ней могло бы быть что-то интересное. Совершенно неудивительно, что мистер Джонсон завел папку с документами, касающимися своей давно исчезнувшей дочери. Вероятно, эту папку можно было бы поместить в какой-нибудь другой раздел, а не в «Оплаченные счета». Пока они ехали из больницы к дому Джонсонов, Брайан подумал о том, что мистер Джонсон платил сыщику, адвокатам и, возможно, кому-то еще в тот период, когда они вызволяли Ханну из лап секты. Так что в папке, наверное, содержались оплаченные счета по поводу всего, что имело отношение к дочери супругов Джонсон. Другие семьи оплачивали брекеты для своих детей или обучение в колледже, а Джонсоны платили за немного другие вещи.

Брайан задумался над тем, почему Лиззи пригласила Дженни быть подружкой невесты на своей свадьбе. Ему казалось, что подружку невесты выбирают из самых близких подруг, как, например, тех девиц, которые постоянно оставались ночевать у его сестры Джоди. Дженни была как минимум лет на десять моложе Лиззи. И была всего лишь соседкой. Более того, в свое время Лиззи несколько раз даже присматривала за Дженни, когда та была маленькой, а ее родители возвращались домой поздно вечером. Почему Лиззи не пригласила на эту роль своих подружек по колледжу или коллег по адвокатской конторе?

Тут Брайан заметил, что Лиззи и Рив переглянулись. Брайан прочитал их взгляд как открытую книгу. Рив попросил Лиззи пригласить Дженни в качестве подружки невесты.

«Наверняка он хочет оказаться с моей сестрой в милой и романтической ситуации, – подумал Брайан. – И какая в этом смысле ситуация может быть лучше, чем свадьба?»

Рив их всех подвел, и Дженни совершенно справедливо не подпускала его к себе близко. Двадцатого июля Рив будет выглядеть сногсшибательно в черном смокинге, белой накрахмаленной рубашке и галстуке «Аскот». Дженни в том шикарном платье будет похожа на английскую принцессу, и вполне возможно, что в церкви они пройдут за невестой бок о бок друг с другом. А потом смогут танцевать во время банкета.

И после этого у них будет повод помириться.

И это будет в корне неправильно.

Брайану нравился Рив, и он ничего не мог с этим поделать.

Но Рив сделал им всем очень больно. Он не заслуживает того, чтобы Дженни так легко его простила.

* * *

Приглашение быть на свадьбе Лиззи подружкой невесты показалось Дженни удивительным. Удивительнее было даже то, что у Лиззи вообще планировалась свадьба. Все знавшие Лиззи предполагали, что если та будет выходить замуж, то заключит брак в офисе мирового судьи и вся процедура займет максимум три минуты, а то и меньше.

Но при этом Дженни, увидев свою фотографию на пакете молока, советовалась именно с Лиззи, как ей себя вести. Вполне возможно, что без помощи Лиззи Дженни не предприняла бы никаких действий и ее ситуация не изменилась бы. Так что стать подружкой невесты на свадьбе Лиззи было для Дженни делом чести.

Честь.

Серьезное слово. Слово, наводящее на мысли о десяти заповедях и клятве верности, которую дают друг другу жених и невеста.

«Я уже больше не могу отдавать должное и чтить своих родителей, – размышляла Дженни. – Они отнеслись ко мне без должного почтения».

Совершенно неожиданно она снова начала думать про мать и отца.

Вот сама она чтила и отдавала должное своим родителям из Нью-Джерси?

В первое время пребывания в семье она этого не делала. Дженни заставила себе перестать думать о Нью-Джерси и обратила свои мысли к полицейскому отчету о Ханне.

«Когда ее видели в последний раз, она двигалась на Запад».

Странное какое слово – «Запад». Наводит на самые разные мысли. Словно в самом слове заложены понятия расстояния и расставания.

Неужели в жизни каждого сына и дочери возникает ситуация, когда они должны неизбежно улететь из родительского гнезда?

Сказать себе: «Я больше никогда сюда не вернусь. Вы больше меня никогда не увидите. Все, хватит, я отправляюсь на Запад».

Но такое настроение проходит через час. Или через год.

Но были ли те, кто уезжал, чтобы никогда не возвращаться? Чтобы никогда не поговорить с родителями по телефону, никогда больше не приехать в родительский дом в День благодарения? Вот такое поведение Дженни всегда было сложно понять. Концепцию полного никогда и ничего. Все это казалось ей дурацким абзацем из дурацкого учебника по философии. Неужели между родителями и ребенком может возникнуть ситуация полного никогда?

Она так не считала.

Поэтому было бы вполне логично, если бы Ханна продолжала поддерживать связь со своими родителями.

Она подпрыгнула от резкого телефонного звонка, словно стыдилась того, что занималась чем-то не тем или думала о том, о чем думать не стоит.

«Но я действительно думала о том, о чем лучше не думать. О прошлом».

Телефонную трубку сняла миссис Шилдс. Она держала трубку около уха, и ее лицо побледнело, словно ее что-то шокировало. Миссис Шилдс с грустью посмотрела на Дженни.

– Да, Миранда, – произнесла она в трубку. – Очень сожалею. Передаю Дженни.

«Он умер, – пронеслась в ее голове мысль. – Мой папа умер. Не помогли ни современная медицина, ни современные лекарства».

Но вместо горя она ощущала лишь чувство злости.

Как он посмел умереть именно сейчас? Как он посмел оставить ее один на один с той папкой? Теперь он не сможет ей ничего лично объяснить.

Если он умер, то она не сможет с ним поговорить, не сможет на него накричать и сказать ему, как сильно она его ненавидит.

Или не сможет сказать ему, как сильно его любит.

Она чувствовала себя как маленький ребенок на гигантских качелях, который не может сам остановиться, потому что ноги не достают до земли, а спрыгнуть страшно.

Она взяла телефонную трубку из рук миссис Шилдс.

«Что я скажу своей матери? – думала она. – Как я могу ее успокоить?»

В голове, словно мираж над раскаленным асфальтом дороги, возник образ отца.

Он любил хорошо поесть, любил хорошую компанию. Он обожал тренировать молодежные команды, в особенности девятые или десятые классы. Он всегда был готов взять команду, которую никто не хотел тренировать. Он любил смотреть телевизор вместе с Дженни и ужасно расстраивался, когда она выходила из комнаты и ему приходилось смотреть одному. Он любил документальные картины, которые она ненавидела, но если она уходила, то он делал звук таким громким, что весь дом начинал трястись от звуков залпов Второй мировой войны или от голоса диктора, рассказывавшего о коралловых рифах. Он уменьшал громкость до нормальной только тогда, когда она сдавалась и возвращалась к телевизору. Он любил чистоту и аккуратность, любил, чтобы все столовые приборы были выровнены словно по линейке, чтобы скатерть свисала по всему периметру стола на одинаковое количество сантиметров. Он любил смеяться.

«Он любил секреты», – подумала она. Слезы действительно жгли. Она чувствовала боль на щеках там, где они пролились.

«Ох, папа! – подумала она. – Пожалуйста, не умирай. Я тебя люблю. Оставайся с нами».

Голос ее матери был усталым и слабым.

«Его перевели в реанимацию, Дженни, – сказала она. – Ты мне нужна. Пожалуйста, приезжай».

Значит, он не умер. Он был просто ближе к смерти.

Она чувствовала, что вся покрылась холодным потом. Было такое ощущение, что ее собственные внутренние органы и механизмы замерзают и перестают работать.

«Я буду через двадцать минут, мам, – сказала она, после чего выдавила из себя обязательное предложение: – Я тебя люблю».

В тот момент она никого не любила.

Она повесила трубку. Чувствовала себя дезориентированной и словно отсутствующей.

– Я отвезу тебя, – вызвался Рив, которому очень хотелось ей помочь. – Я останусь с тобой в больнице. Буду на подхвате.

– Нет, Рив, спасибо. – Она чувствовала, словно была вырезана изо льда и теплое дыхание другого человека может ее растопить. – А можно Брайан сегодня у вас переночует? Тогда мне не надо будет волноваться о нем и думать о том, когда мы с мамой вернемся домой.

* * *

У Брайана не было никакого желания оставаться на ночь у соседей. Он хотел быть полезным. Или, по крайней мере, не мешаться под ногами. Но все вопросы решали без его помощи. Миссис Шилдс нашла ему свободную кровать, а Дженни отвела его в соседний дом для того, чтобы он взял свою пижаму и зубную щетку.

– Дженни, – просил он ее. – Давай я здесь останусь. За мной не надо присматривать. Я не малый ребенок. Я на телефон могу отвечать.

Она покачала головой.

– У нас есть автоответчик. Ты все взял?

Брайан сокрушенно кивнул. Они вышли в теплую ночь и заперли дверь дома. Он знал, почему она хочет, чтобы он спал в доме семьи Шилдс. Она ему не доверяла. Она не хотела оставлять его в полном одиночестве в доме, в котором находится папка. У него может возникнуть соблазн войти в рабочий кабинет ее родителей. Открыть выдвижной ящик. И найти тот документ, который обжег ей пальцы.

– Надеюсь, что с твоим отцом все нормально, – сказал он. Хотя лежавший в реанимации человек не был ее отцом. Настоящим отцом Дженни был их общий с Брайаном папа. – Веди аккуратно, не лихачь, – сказал он, чувствуя себя немного глупо. Она и без его наставлений будет вести машину аккуратно. Дженни была человеком во всех смыслах очень аккуратным.

Рив стоял на асфальтированной дорожке подъезда к дому. Спереди он был освещен огнями из дома Джонсонов, а сзади – огнями из дома семьи Шилдс. Даже Брайан заметил, что выглядит Рив как милый и красивый щенок.

– Дженни, – взволнованно спросил Рив. – У тебя все в порядке?

Она села в «Эксплорер». Его умоляющий взгляд не растопил ее сердце.

– Когда доберусь до больницы и все сама увижу, станет понятней, как у меня дела.

– Давай с тобой поеду, – во второй раз предложил он.

– Нет, спасибо.

Казалось, что Рив хочет что-то еще сказать.

«Только не упоминай папку, – подумал Брайан. – Это было бы большой ошибкой. Эта папка далеко не так важна, как жизнь ее отца. Если ты сейчас скажешь что-нибудь об этой папке, то сильно упадешь в ее глазах и будешь выглядеть идиотом».

Потом Брайан вспомнил, что хотел бы, чтобы Рив сильно упал в ее глазах.

Но потом он подумал, что где-то в глубине души Дженни не хотела, чтобы Рив выглядел в ее глазах идиотом. Поэтому Брайан решил сам сказать глупость, чтобы Дженни приняла за идиота его, а не Рива.

– Так, значит, ты без нас посмотришь, что там в папке? – спросил он Дженни.

Тактика Брайана сработала. Дженни посмотрела на него, как на идиота, завела мотор «Эксплорер» и включила задний ход. Через открытое окно она сказала: «Нет. Я собираюсь эту папку сжечь».

IV

Неужели она действительно собиралась сжечь эту папку?

Мысль, конечно, интересная. Чиркнуть спичкой – и бумага моментально вспыхнет.

Отправить содержимое папки в шредер было бы более современным и механическим способом уничтожения документа, но радости и удовлетворения от него было бы меньше.

В палату отделения реанимации Дженни с матерью разрешили зайти ровно на пять минут. Дженни не смогла придумать отговорку, чтобы не видеть отца, поэтому пошла вслед за медсестрой и матерью. Сестра открыла стеклянную дверь, и они оказались в палате, где лежали четверо пациентов и щелкали, гудели и пищали разные приборы и аппараты.

Они увидели лежащего на койке человека, из тела которого торчали трубки, провода и капельницы. Этот человек как бы глубоко ушел в матрас кровати, был бледен и небрит. Она бы его даже и не узнала. Она могла бы пройти мимо него, подумав: «Бедняга, каково сейчас, наверное, его семье», и пошла бы дальше, даже не признав в больном своего отца.

Мать Дженни взяла мужа за руку и несколько раз сказала Фрэнку, как его любит. Мужчина был похож на кусок белого, тонко раскатанного теста.

«Ты знал, – подумала Дженни, глядя на него. – Ты всегда знал. Когда приходили из ФБР, когда приходила полиция, когда приезжали мои настоящие родители, – ты все тогда знал, но никогда об этом не сказал. Никто не смог прочитать выражение твоего лица, Фрэнк Джонсон».

Ей казалось, что ее пальцы превратились в карандаши, которые можно сломать и выбросить.

«Это – мой отец, – думала она. – Я его люблю, будет ужасно, если он умрет».

Но потом в голове появилась мысль: «Вот, Фрэнк Джонсон, это твое наказание».

* * *

В больнице строго соблюдали правило – посещение родственниками пациентов в реанимации не должно превышать пяти минут. Миранда Джонсон это знала, но тем не менее расстроилась, когда ее вывели из отделения.

В комнате для ожидания был синий ковер и на стенах обои с цветочками. Из включенного телевизора приглушенно слышались новости, словно в этом ужасном месте имели значение все новости за исключением тех, которые непосредственно касаются членов твоей семьи.

Миранда Джонсон думала о своей дочери, когда та была подростком. Ханна была хрупким и отчаянно застенчивым ребенком. У нее не было друзей и подруг. Она всегда была где-то на заднем плане.

Как родители в этой ситуации могли помочь своему ребенку? Друзей не купишь в магазине.

Фрэнк и Миранда надеялись на то, что Ханна найдет подруг в колледже. Но оказалось, что друзей Ханна нашла среди членов секты. Гуру секты говорил Ханне, что ее родители – совершенно бесполезные и ненужные. Он говорил о том, что она должна их позабыть.

«Тебе не нужны родители, – говорили ей в секте. – Они сыграли роль в твоей жизни, и больше в них у тебя нет никакой необходимости».

Миранда навсегда запомнила день, как они с Фрэнком в первый раз навестили Ханну в колледже и узнали о секте. Тогда родители трясли дочь за плечи и кричали: «Эти люди больны! Они сломают тебе жизнь!»

Но друзья Ханны по секте предупреждали ее, что родители именно так и будут говорить. Родители попытаются очернить ее новую жизнь.

Поэтому Ханна уехала на Запад, в штаб-квартиру секты. В течение нескольких лет она не отвечала на письма родителей. Ханна не шла на компромисс. Она не считала, что родительские объятия, поцелуи и пожелания спокойной ночи имели хоть какое-то значение. Она решила вычеркнуть из своей жизни первые восемнадцать лет, словно их никогда и не было.

Как они были рады, когда однажды солнечным днем Ханна появилась на пороге их дома с замечательной девочкой, которая, по ее словам, была ее дочерью. Ханна была бледной и худой, в глазах ее было смятение, а светлые волосы блестели, словно нимб. Тогда Ханна сказала им только одно: «Вырастите и воспитайте моего ребенка».

И Миранда с Фрэнком были готовы это сделать.

Но для этого им надо было сначала убежать.

Фрэнк и Миранда за те годы, когда они пытались вызволить дочь из секты, очень хорошо поняли, кто такие руководители секты. Они понимали, что эти руководители могут нанять адвокатов и просто бандитов для того, чтобы вернуть прекрасную маленькую девочку, которую они считали своей собственностью.

Фрэнк и Миранда решили, что выглядят достаточно молодо для того, чтобы сойти за родителей этого ребенка. «Мы скажем девочке, что мы – ее мама с папой, – решили они. – Кто сможет доказать, что это не так?»

Они отказались от своей редкой фамилии и взяли совершенно незапоминающуюся фамилию Джонсон. Супруги поменяли место жительства и фамилию так быстро, что потом Миранда сама удивлялась тому, как эффективно и стремительно они тогда действовали. Можно было бы подумать, что таких результатов добилась большая команда.

Но нет. Никакой команды не было. Были только они с мужем.

Они поставили цель: вырастить девочку как свою собственную дочь.

И этой цели достигли.

Они поставили перед собой другую цель: никогда об этом никому не рассказывать, чтобы в секте не узнали их адрес.

И этой цели тоже достигли.

Они поставили перед собой следующую цель: вырастить дочь, которая не будет поддаваться лжи и будет в состоянии отличить ложь от правды.

И этой цели они тоже достигли.

Но потом Дженни сама поняла самую страшную ложь. Она выросла такой, какой ее воспитали Фрэнк и Миранда. Она раскрыла главную ложь, которую скрывали от нее родители, долго мучилась и потом положила конец этой лжи, разоблачив тех, кто ее вырастил и воспитал.

Проблема была только в том, что та ложь, которую Фрэнк и Миранда считали самой главной, таковой не оказалась. Существовала другая, более серьезная ложь.

Оказалось, что привезенная Ханной девочка не была ее собственной дочерью. Это была девочка из совершенно незнакомой им семьи, которую Ханна уговорила сесть с собой в машину. Ханна оказалась самой обычной преступницей. Самым страшным вором, который ворует даже не собственность, деньги или машины.

Она украла ребенка.

На самом деле случаев киднеппинга было не так много. Из двухсот пятидесяти миллионов живущих в США людей в год лишь меньше пятидесяти детей уводили с собой незнакомые люди. За год в большее количество людей попадала молния.

Каждый раз, когда Миранда вспоминала о том, что ее собственный ребенок, ее плоть и кровь, совершил такое злодеяние, ей казалось, что в нее попадает молния.

«Фрэнк умирает, – думала она, глядя на обои в комнате ожидания. – Если я бы могла как-то связаться с Ханной, приехала бы она к своему отцу? Захочет ли она приехать? Скажет ли она: «Я все равно вас любила»? Попросит ли она прощения? Задумается ли над тем, какой могла бы быть их жизнь, если бы она не сделала того, что сделала?»

«Ханна, – думала Миранда, – если Фрэнк умрет, это будет на твоей совести».

* * *

Брайан был в дурном расположении духа. Он так сильно дернул за простыню, служившую ему пододеяльником, что она собралась в комок и его одеяло упало на пол. «Зачем мне сейчас простыни?» – мрачно подумал он. У него было настолько плохое настроение, что хоть спи на голом матрасе или вообще на полу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Wrangler – ковбой. – Прим. ред.

2

Blazer – сияющий. – Прим. ред.

3

Tracker – следопыт; охотник, выслеживающий диких зверей. – Прим. ред.