Кровавое наследство

«Откуда Вы можете это знать, если она приезжает раз в полгода?» – подумала я, но задала совершенно другой вопрос:

– А сколько ей лет?

– Ей девятнадцать, – улыбнулась она.

– И давно она учится в этих самых Штатах? И почему именно там? Не понимаю, зачем надо было так далеко уезжать от дома…

– Высшее образование в США считается одним из лучших в мире, деточка. Его обычно получают в течение 4 лет обучения в колледже или университете. Ника уехала от нас, когда ей было шестнадцать… – Клавдия печально улыбнулась. – Павел решил, что не стоит девочке видеть какой ужасной смертью умирает ее мать и отправил ее дальше от этих неизбежных событий. Так же, Павел боялся, что Леша сможет как-то повлиять на сестру и она испортится… В общем, много было предпосылок для уезда Ники. Конечно, без нее этот дом окончательно опустел. Но зато она сейчас учится в одном из известнейших университетов США – в Йельском университете, который входит в сообщество восьми наиболее престижных частных американских университетов, – с гордостью произнесла Клавдия.

– Но когда-то же она вернется сюда навсегда?

– Я очень надеюсь на это… очень… – почти шепотом произнесла она.

Когда за Клавдией захлопнулась дверь, я набрала ванную полную воды и душистой пены… До этого дня я никогда не принимала ванну! У нас в приюте были только общие душевые кабинки… Ванна – как это необычно и удивительно приятно! Даже не верится… Я барахталась в воде как пятилетний ребенок, сдувала пену с рук и смеялась. Мне казалось, что я забыла обо всем! Наверно это самый замечательный день в моей жизни, – с грустью подумала я, потому что такого ведь уже никогда не повторится. Завтра я вернусь в свой ненавистный приют и он покажется мне еще более мрачным и тягостным, чем был до этого… до того, как я прикоснулась «кончиком пальца» к совершенно другой жизни. Как же будет сложно туда вернуться и наблюдать тяжелый осуждающий взгляд Вити… Эта ужасная столовая еда… Фу, какая гадость! А ведь ее придется есть… не помирать же мне теперь там с голоду… А может правда умереть? Сейчас вот нырну в эту ванну и не вынырну! – наивно размышляла я и сделав небольшой глоток воздуха, погрузилась под воду и продержалась так не больше минуты. Осознав, что это было глупой затеей, я вынырнула из ванны и стала жадно глотать воздух. Пролежав в душистой пене еще какое-то время, я поняла, что вода сняла с меня нервное напряжение и усталость, я ощутила, что тело наполнилось энергией.

«Надо ведь что-то придумать… Я должна сделать все возможное, чтобы приблизиться к своей цели! У меня нет другого выхода… И будет лучше, если я ошибусь и буду корить себя за ошибку, а не за трусость и неиспользованные возможности…» – подумала я.

Я вылезла из ванной, обмотала тело белым махровым полотенцем и вернулась в спальню. Высушив волосы, я скинула с себя полотенце и посмотрела на свое отражение в зеркале. На меня смотрела худенькая девочка, но уже с довольно женственными формами… Я вновь обмотала свое тело полотенцем и вышла из спальни. Пройдя по длинному коридору, слегка освященным светильниками, которые высоко висели на стенах, я остановилась возле приоткрытой двери, из которой падал свет. Затаив дыхание, я подошла ближе к щелке и заглянула в нее одним глазом.

Павел Александрович курил сигару, сидя в коричневом кожаном кресле, в другой руке он держал бокал с каким-то напитком, похожим на виски со льдом. Его взгляд был вдумчивым и отрешенным, он смотрел куда-то вперед, затягивался и выпускал тонкие струйки дыма вверх.

Я наблюдала за ним и спрашивала себя – нравится ли он мне как мужчина? А знаю ли я вообще, как это бывает: когда мужчина нравится как сексуальный партнер? Я же совершенно в этом ничего не понимаю… Павел Александрович был весьма ухожен, имел достаточно хорошую фигуру для своего возраста и от него приятно пахло дорогим парфюмом… Наверно все же он мне нравится… По крайней мере, он мне должен нравится…

Я открыла дверь и вошла.

Павел Александрович отставил бокал в сторону и перевел свой взгляд на меня. Наконец его глаза перестали казаться мне такими холодными и я заметила в них живой интерес.

Я прошла внутрь комнаты, приблизившись к хозяину дома.

Он с любопытством наблюдал за мной… Я скинула с себя полотенце и осталась полностью обнаженной. Мужчина сделал глубокую затяжку и вновь выпустил клубы дыма куда-то вверх. Опустив вниз глаза, я почувствовала как мои щеки залились алой краской.

Так продолжалось еще некоторое мгновение, я вновь подняла на него свои глаза и заметила, как его спокойный оценивающий взгляд скользит по моему телу. Затем он вдумчиво произнес (это было сказано таким тоном словно это была самая обычная ситуация в его жизни):

– Ты красивая… В тебе есть что-то необыкновенное… Я уже и забыл, что такое настоящая женская красота, – вздохнул он. – Я устал от крашенных блондинок с ботексом в губах и голливудской улыбкой. А ты такая естественная, такая живая и такая юная… совсем юная… Светлые некрашеные волосы и большие серые глаза… хрупкие плечи, прямая осанка. Ты прекрасна…

Я потупила глаза и в эту секунду почувствовала себя какой-то глупой маленькой девочкой. Мне захотелось обратно закутаться в большое махровое полотенце и убежать не только из этой комнаты, но и из этого дома… И будь, что будет! Пусть я даже не доберусь до своего приюта и меня кто-нибудь убьет по дороге, пусть… Моя жизнь мне стала безразличной, я ощущала жуткое отвращение к себе.

Потянувшись вниз к полотенцу, я почувствовала как большая теплая сухая рука остановила меня. Я замерла в оцепенении.

– Не делай этого, – как всегда спокойным тоном произнес Павел Александрович. – Иди ко мне.

Мужчина приподнял меня и посадил к себе на колени. Его рука стала медленно скользить по округлостям моей груди, опускаясь вниз, касаясь моего живота, бедер, спускаясь еще ниже и проводя по изгибам моих ног… затем она так же скользя, поднималась вверх проходя по всему телу, останавливаясь на шее и касаясь большим пальцем моего подбородка. Я вздрагивала от каждого прикосновения, сердце казалось вот-вот выпрыгнет из груди и я просто упаду в обморок от переизбытка разнообразных противоречивых чувств, в которых все же преобладал страх. Я ощущала как мое тело дрожит и вздрагивала как осенний лист… а Павел Александрович все также продолжал ласкать меня, не обращая внимания на то как я закрыла глаза и стиснула губы. Когда его рука, в который раз задержалась на моей шее, я почувствовала прикосновение его губ. Легкие поцелуи стали опускаться ниже, пока не дошли до округлостей моих грудей и не задержались на них. Так продолжалась некоторое время, затем Павел приподнял меня, встал сам и взяв меня за руку осторожно повел меня к своей постели.

Широкая дубовая кровать с какими-то причудливыми статуями по бокам была расстелена. Павел аккуратно положил меня на шелковые белые простыни и стал продолжать ласкать мое тело губами. Он делал это осторожно и медленно, словно боялся меня спугнуть. А я мысленно думала, что я и не представляла, что буду лишаться невинности на большой дубовой кровати с шелковыми простыня с солидным опытным мужчиной… хоть и не любимым… но ведь это лучше чем с неопытным и нетерпеливым мальчишкой в подворотне…

– Саша, ты когда-нибудь была с мужчиной? – спросил меня Павел Александрович, снимая с себя рубашку и расстегивая брюки.

– Нет… – тихо и как-то виновато произнесла я.

– Это хорошо… – томно проговорил он.

Раздвинув мне ноги, он сказал:

– Будет больно.

Я судорожно кивнула головой, не в силах что либо сказать и зажмурила глаза, сжав губы.

– Расслабься, я постараюсь сделать все как можно аккуратнее. Верь мне, малыш.

Я постаралась хоть немного расслабиться, но у меня ничего не выходило, я была слишком напряжена и взволнованна.

Через некоторое время я почувствовала как что-то резко и сильно в меня вошло, словно это тупой нож вонзился в мое тело. Я вскрикнула от боли.

– Расслабься, ты сама себе делаешь еще больнее, – серьезным тоном проговорил мужчина.

Но я ничего не могла сделать пока этот «кол» был между моих ног. Мне захотелось плакать.

Когда он стал двигаться во мне, я подумала о том, что больнее этого я еще ничего в жизни не испытывала… Поджав губы зубами, чтобы не закричать, я почувствовала во рту вкус своей крови и поняла что от боли прокусила себе губу.

Экзекуция продолжалась и стала казаться просто невыносимой, я молила Господа о том, чтобы это быстрее закончилось. Наконец мужчина отстранился от меня и лег рядом. Я сжалась в комок, натянув на себя простыню и дала волю своим чувствам – горячие слезы покатились по моим щекам.

– Ну, девочка моя, не плачь, – проговорил Павел Александрович.

– Все хорошо… – сквозь слезы проговорила я, спрятав свое лицо в простыне.

– Я попрошу Клавдию набрать тебе ванную с успокаивающими травами.

Немного всхлипнув, я согласилась.

Мужчина встал с кровати, а я, увидев его обнаженного, тут же закрыла глаза и покраснела.

Он натянул на себя махровый синий халат и закурил сигару.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Не знаю… – прошептала я, еще плохо осознавая, что произошло.

Докурив, Павел Александрович вышел из спальни. Через пару минут я поднялась с постели и ахнула. Все простыни были в крови, словно здесь только что кого-то убили.

В комнату зашла Клавдия. Ее лицо выражало недоумение. Смотрев то на меня, то на испачканное кровью простыню, она все-таки поняла, что к чему и с отвращением произнесла:

– Ах ты, грязная малолетняя шлюха…

Для меня это оскорбление прозвучало хуже пощечины.

– Я не такая…

– А какая ты?! Я-то думала, что ты хорошая девочка, а ты тут же подстелилась под мужчину, который тебе в отцы годится!

– Простите… – почему-то извинилась я и закуталась в полотенце. – Я уйду, только уберу за собой все это, и обязательно уйду…

Судорожно став стягивать с кровати простыни, я почувствовала на себе руки Клавдии.

– Оставь, – произнесла она, – я сама.

– Нет, нет, я все уберу! – впадая в истерику со слезами на глазах, прокричала я. – Простите меня, пожалуйста, простите!!! Я все уберу и Вы меня больше никогда не увидите!

Поняв, что от наплыва чувств я просто не могу себя контролировать, я опустилась вниз, возле кровати держась за простыни и разрыдалась, словно в бреду повторяя: «Простите… простите…»

Женщина опустилась рядом со мной на колени и погладила меня по голове:

– Успокойся, деточка, успокойся…

Я подняла на нее свои красные от слез глаза.

– Сейчас ты примешь теплую ванную и успокоишься, – Клавдия слегка улыбнулась и с ее лица исчезло отвращение.

– Если Вы хотите, я могу сейчас одеться и уйти… – прошептала я.

– Дурочка, и куда же ты среди ночи пойдешь то? – покачала головой пожилая женщина.

– Мне все равно…

– Ах, горе то ты мое луковое… все, хватит плакать! Пойдем в ванную!

Взяв меня за руку, Клавдия отвела меня в ванную комнату, стащив с меня полотенце, она усадила меня в теплую воду с обильной пеной и приятным неповторимым ароматом из душистых трав.

– Спасибо… – сказала я.

– Скажи, Саша… Павел Александрович, он… он тебя принудил?

– Нет! Нет, что Вы… я сама… – мне было безумно стыдно за себя, но мне не хотелось, чтобы пострадала репутация этого человека. Ведь я сама этого хотела…

– Зачем ты это сделала?

– Я… я не знаю…

– Ты же еще совсем ребенок! Боже мой… Бедное дитя… – причитала она, обмывая мои плечи мочалкой.

– Перестаньте меня жалеть, я сама этого хотела…

– Это не ты хотела, это бес внутри тебя! У тебя же никакого воспитания! Откуда тебе знать, что можно делать, а что нет… родители не смогли в тебя вложить ровным счетом ничего! Не моральных принципов, не правильных убеждений, не воспитания. И я не могу тебя в этом винить… Ты не виновата в том, что сирота…

ГЛАВА 3

Проснувшись утром, я сначала не осознала где нахожусь. Оглядевшись по сторонам, я вспомнила, что я в гостиной, любезно предоставленной мне Павлом Александровичем на эту ночь. В окно били лучи ясного солнца. Я поняла, что утро уже давно минуло и сейчас было больше полудня.

Потянувшись на кровати, я нехотя встала и подошла к окну. Весна прекрасное время года, вокруг все зеленеет, поют птицы, и у многих в душе «расцветают цветы»… У многих, но не у меня… Мне было ужасно стыдно за сегодняшнюю ночь…

Взглянув в окно, я увидела как молодой садовник умело орудует с газонокосилкой. Он поднял на меня глаза и подмигнул. Я смутилась и спряталась за шторку. Мне почему-то показалось, что каждый в этом доме знает, что произошло сегодня ночью и подтрунивают надо мной. Надо покинуть этот дом как можно быстрее, – подумала я и стала искать свою одежду. Поняв, что ее нигде нет, я пришла в панику. Я стояла посреди комнаты завернутая в одну простыню и просто не знала, что мне делать. Не идти же в таком виде! От отчаянья я села на пол и заплакала.

В этот момент в комнату вошла Клавдия.

– Наконец-то ты проснулась! Мне не велено было тебя будить пока ты сама не встанешь, – улыбнулась она. – Но такая поблажка будет только на первое время… В этом доме завтрак строго в девять утра, Павел Александрович любит точность и соблюдает режим.

«На первое время? – пронеслось у меня в голове, – как будто я здесь жить остаюсь… Какой бред…»

– Клавдия, скажите, пожалуйста, где моя одежда? – робко спросила я.

– Она лежит в шкафу, я ее постирала и погладила. Прими душ, оденься и спускайся вниз. Ты как раз успеешь к обеду, он будет ровно в 13.00, не опаздывай, Павел Александрович этого не любит.

– Павел Александрович? А он что… разве здесь?

– Да. А почему тебя это так удивляет?

– Просто я думала, что он уехал в город. Он говорил мне, что уезжает на работу рано утром и возвращается поздно вечером…

На самом деле я была очень разочарованна в том, что мне придется вновь с ним увидеться, меня не покидало чувство стыда и смущения. Как я буду смотреть ему в глаза?

– Когда он живет в городе на квартире, то вероятней всего так и происходит, но когда он находится здесь, Павел Александрович отдыхает. Неужели ты думала, что он оставит свою гостью в этом доме, а сам уедет в город? Ты плохо думаешь о нашем хозяине…

Словосочетание «наш хозяин» мне очень не понравилось. Словно он был и моим хозяином… Я пока принадлежу только самой себе и никому больше…

Приняв душ, я оделась в свою чистую одежду и заплетя свои светлые локоны в две косички, спустилась вниз по лестнице.

Пройдя в столовую, я опустила вниз глаза и тихо произнесла: «Здравствуйте», не решаясь сесть за стол пока меня не пригласят.

– Ты опоздала, – холодно проговорил он, даже не взглянув на меня.

Я посмотрела на огромные настенные часы. Стрелки указывали на то, что было четыре минуты второго. Я опоздала на четыре минуты…

– Простите… – если слышно произнесла я и встретилась с холодными глазами хозяина дома. От этого непроницаемого взгляда мне стало как-то нехорошо.

– Я надеюсь, что это был первый и последний раз, – сухо проговорил он и указал мне рукой на стул, – Присаживайся.

Я послушалась и села за круглый гладкий стол, который был обставлен различными вкусностями и так же многочисленными столовыми приборами, которые вновь немного меня напугали.

– Обрати внимание, Саша, перед каждой закусочной тарелкой лежит свернутая полотняная салфетка. Ее надо просто развернуть, но так, чтобы она осталась сложенной вдвое, и положить на колени сгибом к себе. Ее нельзя заправлять за воротник или за пояс. Я думаю, что это самое наипростейшее правило ты усвоишь сразу.

Я робко взяла салфетку и сделала так, как велел мне Павел.

– Основное назначение салфетки – предохранять костюм от попадания случайных брызг, капель и крошек. Для вытирания рта ее поднимают с колен двумя руками и прикладывают к губам. Но если на столе есть бумажные салфетки – лучше пользоваться ими.

Я не понимала, зачем Павел решил научить меня хорошим манерам… Ради одного совместного обеда, чтобы не чувствовать ко мне отвращения? Ему, воспитанному и солидному человеку, просто неприятно обедать с невеждой… От этой мысли мне стало не по себе, захотелось встать из-за стола и убежать…

– А теперь разберемся со столовыми приборами… – продолжал нравоучения Павел Александрович, взяв двумя руками ложку, демонстрируя мне ее так, словно я прежде никогда ее не видела. – Ложку подносят ко рту не перпендикулярно и не параллельно губам, а под углом примерно 45 градусов. Отхлебывают, естественно, беззвучно. Вилку держат так же, как и ложку, причем набирать еду на вилку можно, накалывая кусочек, зубцы вилки должны быть расположены изгибом вверх. Так же ты можешь подсовывать вилку под кусок, в таком случае зубцы будут направленны вниз. А вот подносить ко рту вилку можно только одним-единственным способом: зубцами изгибом вниз. Во время еды ножом и вилкой, нож все время ты должна держать в правой руке, отрезая по кусочку мяса или птицы, а вилку в левой. «Американская» манера, когда сначала нарезают на кусочки все мясо, потом откладывают нож и берут вилку в правую руку, за пределами Америки считается неприличной. А мы, как-никак, находимся в России, хоть здесь и много неотесанных и невоспитанных людей, но мы относимся к другому классу.

Слово «мы» застало меня врасплох. Что он имел в виду? Он имел в виду меня и его??? Или быть может, он говорил о своей семье? Но при чем здесь я? Павел Александрович наверно просто оговорился, а я слишком восприимчива к словам…

– Не бойся изобилия на этом столе ножей и вилок, лежащих по обеим сторонам тарелки. Не так уж обязательно знать, какой вилкой что едят, так как есть один секрет, – улыбнулся он, – это как простое правило: первыми берут приборы, лежащие с краю. Затем, по мере подачи блюд, берут следующие, лежащие по порядку.

Слушая его как можно внимательней, я положила локти на стол и подперла руками подбородок.

– Убери со стола локти, – грозно сказал он.

Я вздрогнула и тут же убрала локти под стол.

– Нельзя ставить локти на стол или вытягивать ноги под столом. Кисти рук должны лежать на краю стола все время обеда. А если ты ешь одной вилкой, без ножа, твоя свободная левая рука все равно должна лежать на краю стола. Причем в Америке и Великобритании, наоборот, принято во время пауз между подачей блюд класть руки на колени, а при еде одной вилкой свободную левую руку также держать на коленях. Но опять же, дорогая моя, мы в России.

Я нервно взглотнула, аппетит у меня отпал напрочь, я боялась сделать что-то не так, мне даже страшно было шевельнутся.

– Что касается поведения за столом, то можно составить длинный перечень нарушений приличий, – продолжал Павел Александрович. – Назовем только некоторые из них, самые вопиющие. Итак, чего за столом делать нельзя ни в коем случае… Во первых, разговаривать с полным ртом, добавлять в рот новую порцию еды, не прожевав предыдущую, дуть на еду, чавкать, прихлебывать, пользоваться за столом зубочисткой, причесываться и поправлять макияж, вытирать руки о скатерть. Ты все поняла? – спокойно спросил он.

Я нервно закивала головой.

– Тогда приступим к еде, как я полагаю, ты должна быть очень голодна.

На самом деле аппетита у меня совсем не было, но я все же я решила заставить себя поесть, тем более, что мне уже навряд ли когда-нибудь удастся насладиться такими вкусными блюдами, ведь вскоре меня ждет столовая еда моего приюта…

– Как ты спала этой ночью? – поинтересовался Павел.

– Спасибо, хорошо, – соврала я, вспоминая свой беспокойный сон и ночные кошмары.

– Я думаю что кровать, на которой ты сегодня спала, значительно отличается от той, которая стоит у тебя в приюте и на ней должно быть гораздо приятней и удобней спать.

– Вы правы, – согласилась я, опустив вниз глаза.

– Я же, кажется уже позволил тебе обращаться ко мне на «ты».

– Простите… я забыла…

– Прости, – поправил меня он, сделав ударение на последний слог. – Может быть, вина? – предложил он.

– Но сейчас ведь день… – изумилась я от его предложения.

– Бокал одного хорошего вина не повредит даже днем. Французы позволяют себе пить вино и в утреннее время. Если знать меру в алкоголе, то оно не причинит вреда.

Я кивнула головой в знак согласия, хоть мне и не хотелось сейчас пить спиртное.

Отведав немного рыбы и салатов, я сделала пару глотков вина и заметила, что оно подействовало на меня крайне успокаивающе и снизило нервное напряжение.

– Как ты думаешь, Саша, зачем я тебе стал прививать правила этикета? – вдруг спросил меня Павел Александрович.

Я немного поежилась от такого вопроса, потому что мои предположения были только одни – я думала, что Павлу Александровичу просто было неприятно обедать с некультурной девчонкой, которая даже не знает элементарных вещей. Но за место своих догадок я произнесла:

– Не знаю…

– Саша, ты мне нравишься, и если ты будешь послушной девочкой, ты сможешь остаться в этом доме.

– Навсегда? – вырвалось у меня.

– Все будет зависеть от твоего поведения.

Я не могла поверить его словам, мне казалось, что он просто шутит со мной.

– А как же приют? Как мне объяснить, что я ухожу? Оттуда просто так не отпускают… Или Вы предлагаете мне просто остаться у Вас и ничего им не объяснять? Но тогда меня объявят в розыск и у Вас, возможно, впоследствии, окажутся серьезные проблемы…

– Не «Вас», а «тебя», ты опять забыла, что мы перешли на «ты», – поправил он.

Закурив сигару и выпустив струйку дыма вверх, Павел произнес:

– Тебе скоро семнадцать? После семнадцати, насколько я знаю, ты можешь поступить в колледж и уехать из приюта. Государство должно предоставить тебе общежитие, но ты от него откажешься и будешь жить здесь.

– Мне пятнадцать, – вздохнула я, – шестнадцать мне будет через два месяца…

– Ты солгала мне?

Я нервно сглотнула и промолчала, слова словно застряли у меня в горле.

– Больше никогда так не делай, – тон Павла был спокойным, но каким-то зловещим.

– Хорошо… прости… – тихо произнесла я, мне с трудом удавалось начать общаться с этим человеком на «ты».

– В каком классе ты сейчас учишься?

– В десятом…

– Давай сделаем так, Саша… Мы пока с тобой торопиться не будем и сегодня ты вернешься в приют. С воспитательницей я поговорю, никто не будет иметь к тебе претензий, что ты отсутствовала сегодняшней ночью. Когда у меня будет свободное время, я буду приезжать за тобой и забирать тебя. Доучишься в школе этот класс, я посмотрю на твое поведение и решу, что делать с тобой дальше. Ты все поняла?

– Да… – еле слышно произнесла я, кивнув головой.

Сажая меня в огромный черный тонированный джип, Павел сунул мне что-то в карман и отдал какие-то указания своему водителю. И только в тот момент я поняла, что он не поедет вместе со мной как обещал… От осознания этого у меня появился ком во рту… Чмокнув меня в лоб, он пожелал мне счастливо пути и произнес: «До встречи». Эти слова не очень-то обнадежили меня… Мне казалось, что Павел, на самом деле, спешил от меня избавится и чтобы я не задавала ему лишних вопросов, он просто хотел успокоить меня этими словами, чтобы я надеялась на то, что это было наша не последнее свидание. Я все испортила солгав ему о своем возрасте… Какая же я дура! Но теперь уже ничего не исправить и пусть будет, что будет…

Водитель Павла отвез меня к воротам приюта. Вспомнив про то, что Павел перед моим уездом что-то положил мне в карман, я залезла в него и достала аккуратно сложенные несколько купюр. Все понятно… Павел просто решил откупиться от меня, как от проститутки, чтобы я не имела никаких претензий. Придурок! А я и не имела никаких претензий к нему! А эти деньги заставили меня почувствовать себя дешевкой, малолетней шлюхой, которая продала свою невинность за… посчитав деньги, я усмехнулась. За пятнадцать тысяч рублей… Может быть это не так уж и мало? Я никогда ранее не держала в руках столько денег… Может быть, для кого-то это и были копейки, но не для меня. Пусть хоть что-то, чем ничего…

Возле ворот меня встречала воспитательница Ирина Александровна, на ее лице играла фальшивая улыбка. Водитель Павла сунул ей в карман какой-то конверт и уехал. Женщина тут же распечатала конверт и по выражению ее лица, я поняла, что она осталась довольной.

– Пойдем, – произнесла она, посмотрев на меня насмешливым взглядом.

Я молча последовала за ней.

Оказавшись в стенах своего приюта, мне вдруг захотелось развернуться обратно и просто убежать. Убежать неважно куда, лишь бы не быть здесь. Я понимала, что это глупо и от собственного бессилия, я со всей силы стала стучать ладошкой по стене.

– Черт, черт, черт!!! – кричала я как ненормальная, пока не отбила себе руку и из моих глаз не брызнули слезы. – Ненавижу… – медленно проговорила я, прижавшись лбом к стене. Развернувшись, я скатилась по ней вниз на корточки, прижала к себе колени и опустила голову.