Восхождение

– Так… и что дальше? – раздался хрипловатый голос справа: говорил низкого роста мужчина, коренастый и широкоскулый. Узкие щелочки глаз, видные сквозь стекла очков, поблескивали в мягком свете, который лился, казалось бы, со всех сторон сразу.

Словно в ответ на его вопрос в стене напротив обозначились пять овальных проемов, и над каждым загорелась цифра от одного до пяти. Приятный мужской голос из ниоткуда зазвучал вновь:

– Дорогие гости, будьте добры, проходите в пронумерованные коридоры в следующем порядке: Сарнай и Ксин – коридор номер один.

Круглолицая женщина с косичками и коренастый, коротко стриженный мужчина взглянули друг на друга и, пожав плечами, неуверенно зашагали к двери. Проем затянулся и исчез, как только пара скрылась в коридоре.

– Нгози и Саманта, пожалуйста, коридор номер два.

Темнокожий мужчина с вихрастой шевелюрой двинулся к проему, следом за ним направилась ко входу крупная длинноногая негритянка с массой пестрых дрэдов на голове. Выпуклые формы, туго обтянутые короткими джинсовыми шортами, аппетитно подрагивали в такт ее походке. Эрик стыдливо отвел взгляд, но что поделать, природа…

– Бидхья и Сунита, коридор номер три, будьте добры.

Мужчина в просторных одеяниях и женщина в зеленом сари, смуглые и невысокие, заспешили к сияющему голубоватым светом проему в торжественном безмолвии. Каждый шаг женщины сопровождался мелодичным перезвоном браслетов на руках и ногах, но стих и он, когда дверь номер три исчезла, став сплошной стеной без единого шва.

Эрик оглянулся – осталось три человека, не считая его самого. Справа стояла молодая женщина в светло-голубом платье с каштановыми волосами до плеч и нежно поглаживала выпуклый живот, вперив взгляд в пол. Неужели в положении? Разве можно таких в космос… хотя почему бы и нет, беременность не диагноз. Рядом с ней и чуть позади стояли двое смугловатых скуластых человека, мужчина и женщина. Низкие и коренастые, они с любопытством косились на Эрика и беременную девушку.

– Фредерико и Сюзанна, проходите в коридор номер четыре, пожалуйста, – мягко повелел голос.

Шурша пестрыми одеяниями, пара неторопливо зашагала к двери. У самого порога женщина остановилась, обернулась, зачем-то помахала оставшимся в комнате. Эрик вскинул руку в ответ, девушка даже не подняла взгляда.

– Идем? – обратился к ней Эрик, когда четвертая дверь превратилась в стену. – Чего ждать, наша очередь.

– Эрик и Софья, – объявил наконец голос, – коридор номер…

– Да идем мы, идем, – хмуро проворчала девушка и, не удостоив Эрика взглядом, неуклюже заковыляла к последней двери. Он хмыкнул и пошел за ней.

Коридор был узок, но не петлял, а стелился прямой, как стрела, метров на сто, которые они прошли в полном молчании. Остановились, когда уперлись в стену, но ждать долго не пришлось – возникшая из ниоткуда дверь пропустила их в небольшую уютную комнату, в центре которой громоздились три глубоких кресла, обитых черной кожей и расставленные вокруг невысокого стола со столешницей из дымчатого стекла. На поверхности – графин с водой и три стакана. По углам комнаты возвышались на длинноногих подставках горшки с хризантемами и какими-то незнакомыми цветами. Аромат они испускали изумительный.

– Присаживайся, не стесняйся, – Эрик шутливым хозяйским жестом указал Софье на одно из кресел, сам уселся напротив, налил себе воды.

– Не поделишься? – девушка наконец заметила его присутствие. Вопрос прозвучал резковато, но легкая улыбка на ее вишневых губах не позволила возмутиться.

– Угощайся, мне не жалко.

Он протянул ей наполненный до краев стакан, который она в несколько глотков осушила до дна и удовлетворенно выдохнула. Затем тяжело опустилась в кресло и строго спросила, упершись в Эрика пристальным изучающим взглядом:

– Ты кто?

– Эрик, ты ж слышала.

– Откуда?

– Из Швеции.

– Стокгольм?

– Да.

Эрику подумалось, что для полноты картины не хватает направленного ему в лицо яркого света настольной лампы. Сейчас, наверное, спросит про возраст, семейное положение и род занятий.

– Я – Софья, но не вздумай звать меня Соней, терпеть не могу это имя.

Эрик не понял, при чем здесь имя Соня, если зовут ее Софьей, но спросить не успел, девушка сказала:

– Я из Питера… ну в смысле, Санкт-Петербурга, это в России.

– Почти соседи, – прокомментировал Эрик, но продолжить знакомство не получилось. На пороге внезапно возникшего проема появился высокий немолодой мужчина в темно-сером костюме и похожего оттенка галстуке. Лицо его покрывала сеточка тонких морщин, глубоко посаженные черные глаза смотрели внимательно и цепко, а под короткой седой бородой угадывался острый волевой подбородок.

– Папа! – в голосе Софьи послышались радость и облегчение. – Наконец-таки, боже, как я соскучилась…

– Папа?! – Эрик перевел изумленный взгляд с девушки на мужчину и обратно. – Вы издеваетесь?

– Эрик, да не волнуйся ты так, у всех людей есть отец и мать, – невинным тоном произнес вошедший и опустился в кресло. Эрику показался знакомым его голос, но долго копаться в памяти не пришлось – похоже, приветствовал землян на гиперонике и направлял пары по нужным коридорам именно этот «папа».

Софья улыбнулась, карие глаза под очками слегка заблестели, когда она повернула лицо к Эрику.

– Понимаешь, я очень любила своего отца, – начала объяснять она. – Папа был для меня всем. Когда он скончался от рака, мне едва исполнилось тринадцать и… так тяжело мне не было никогда ни до, ни после. С тех пор минуло почти двадцать лет, но помню я его по-прежнему.

– Кажется, начинаю понимать… – пробормотал Эрик.

– И вот однажды вечером звонок в дверь, я чуть не грохнулась в обморок, когда увидела на пороге его, – Софья кивнула на хитровато улыбающегося человека в соседнем кресле.

– Первый контакт?

– Да, Эрик, – ответил мужчина мягким густым голосом, – ты ведь уже понял, что первый контакт очень важен и для успеха необходимо учитывать эмоциональные аспекты реципиента. Сейчас не играет особой роли, какой именно облик я приму в беседе с вами, могу быть папой, могу и Идой, если пожелаешь.

– Что за Ида? – полюбопытствовала Софья.

– Неважно, – смущенно отмахнулся Эрик, – форма есть только форма.

Стало ясно, что одна и та же сущность присутствует за обликами Иды и «папы», а также наверняка и другими личинами, которые встречали прочих гостей гипероника. Сменить внешность, что переодеться, и Ида – не более, чем одна из одежек в богатом гардеробе пришельцев. Человек склонен верить в сказки, но как только поддается иллюзии и позволяет ей увести себя в мир потаенных надежд и ожиданий, реальность бьет наотмашь.

– Именно, – одобрительно закивал «папа».

– Как к вам обращаться? – спросил Эрик.

– Можешь звать меня именем того, чей облик я принял…

– Игорь Николаевич, – вставила девушка.

– …но правильнее все-таки называть меня лейм.

– Лейм… – медленно выговорил Эрик, будто пробуя слово на вкус. Совсем недавно он его уже слышал. – Так тебя зовут?

– Нет никакого меня. Сейчас это просто способ вербальной самоидентификации. – Игорь Николаевич покачал головой и, заметив недоумение на лицах землян, пояснил: – Вы, люди, привыкли рассуждать в рамках индивидуумов, что не удивительно: ведь ваша цивилизация, по крайней мере на нынешнем этапе развития, – сообщество отдельных разумных особей. Отдельных! Но, как вы скоро убедитесь, это не единственная возможная форма существования сознания. Когда разум одного биологического вида разбит на множество мелких фрагментов, он, безусловно, тоже развивается и усложняется. Рано или поздно в процессе эволюции расчлененный разум приходит к осознанию одного своего исключительно важного свойства, которое является неотъемлемым признаком любой самосознающей материи. Это свойство вшито в ее суть и определяет строго направленный вектор эволюции. Оно заключается в том, что сила и эффективность дискретного разума несопоставима с силой и эффективностью разума, существующего слитно.

Лейм сделал паузу, давая гостям возможность проглотить и переварить новую информацию. Эрик слушал с интересом, Софья была вся внимание.

– Простой пример: представьте себе груду кирпичей. Не важно, большая она или маленькая, свалены они горкой или сложены ровным штабелем, – это просто кирпичи. А если они соединены друг с другом нужным образом и в правильном порядке, то это уже не просто кирпичи, а дом, который и по форме, и по содержанию значительно сложнее и функциональнее груды камней. Если обобщить, то можно сказать так: собранные вместе, они становятся чем-то несравнимо большим, чем просто сумма частей. Также как и детали любых самых мощных компьютеров по отдельности – просто транзисторы и диоды, микросхемы и провода, процессоры и блоки памяти. Собранные же вместе в правильном порядке – мощное устройство обработки информации. Это тот случай, когда целое больше, намного больше, чем просто сумма его частей. То же и с разумом – он эмерджентен.

Лейм потянулся за графином с водой и стаканом. Вероятно, желал подчеркнуть человечность своего облика, решил Эрик. Хотя, тут же возразил он сам себе, лейм не иллюзия, а вполне себе из плоти и крови – почему бы ему не испытывать жажду?

Сделав несколько глотков, Игорь Николаевич продолжил:

– В известной нам Вселенной есть лишь один объект, для которого более, чем для чего бы то ни было, верно все вышесказанное. Объект, у которого разница между сложностью составных частей и их суммой настолько громадна, что позволила совершить качественный переход величайшего масштаба. Этот объект изменил многое во Вселенной и изменит еще. Вы, наверное, догадались, о чем я толкую?

– О мозге? – предположил Эрик.

– Разумном мозге? – уточнила Софья.

– Вы правы, именно так! – Лейм удовлетворенно закивал, словно профессор, довольный смышленостью своих студентов. – Сложность объекта можно с некоторым допущением охарактеризовать, как то, насколько готовый составной объект превосходит простую сумму своих компонентов. Когда сложность объекта, в данном случае мозга, в процессе эволюции выросла до определенного уровня, произошел фазовый переход и возникла новая форма существования материи – она стала самосознающей.

– Вы ведь говорите не только о человеческом мозге, не так ли? – уточнил Эрик, догадываясь об ответе.

– Конечно же, речь идет о мозге любого разумного существа во Вселенной. Должен заметить, что все известные нам и ныне разумные виды прошли практически один и тот же путь эволюции с четко прослеживающимся вектором увеличения сложности. По-видимому, стремление к усложнению – неотъемлемое свойство материи, вшитое в ее суть и успешно противодействующее энтропии. А то, какой уровень сложности необходим для совершения качественного перехода, мы называем порог фазового перехода. Материя в процессе своего развития пересекает несколько порогов и совершает переходы от ступени к ступени, от фазы к фазе, начиная с кварк-глюонной плазмы в первые мгновения существования Вселенной и далее к обычному веществу. Впоследствии оно при наличии необходимых условий совершает фазовый переход от неживого к живому, то есть от менее сложного к более сложному. Эволюция продолжает работать и далее, и материя, теперь уже живая, совершает новый переход – от неразумной к разумной, то есть опять-таки от менее сложной к более сложной. Направление прослеживается четко, хотя при близком рассмотрении кажется, что мы говорим о бесконечной череде случайностей. Здесь проявляется диалектика хаоса и закономерности, когда цепь на первый взгляд случайных событий приводит к результату, вполне укладывающемуся в детерминированный вектор. Иными словами, переход на более высокую ступень развития – цель эволюции материи.

Лейм сделал паузу, отпил из стакана. Обвел внимательным взглядом своих гостей, которые сосредоточенно молчали, размышляя над его словами.

Эрик внимал с большим интересом, все услышанное казалось колоссально важным и глубоким. Он и сам порой размышлял над подобными вопросами, читая научно-популярные работы ученых из разных областей знания. Происхождение Вселенной, самой жизни и, конечно, сознания были темами, которые его волновали, но которые не часто доводилось обсуждать: Сандра подобным не интересовалась, а Магнуса обычно сносило на эзотерику, нью-эйдж и прочую хрень. Поговорить на интересующие его темы Эрику было не с кем. Все, что сейчас рассказывал лейм, будоражило воображение и разжигало любопытство, но к чему он клонил, оставалось совершенно неясным, и это немного настораживало.

Тишину нарушила Софья. Кашлянув, она сказала:

– Значит, эволюция своего достигла: мы и вы разумны. Но я уверена, что прилетели вы к нам не просто так, а с конкретной целью.

Лейм улыбнулся, покачал головой.

– И да, и нет, Софья. Ты права в том, что установленный между нашими цивилизациями контакт имеет ясную для нас, леймов, цель. Ты права также и в том, что вы, люди, разумны. Не считать вас разумными было бы неверно, хотя многие события в вашей истории вызывают стремление усомниться в этом.

Эрик тревожно поежился: блоки памяти леймов, похоже, обновились.

– Но в чем же я не права?

– В том, что считаешь нас тоже разумными, – Эрик и Софья недоуменно переглянулись, – а также в своем предположении, что конечная цель эволюции – разумность.

– Разве вы не именно это утверждали пару минут назад? – Эрик вступился за девушку не только из соображений видовой солидарности, но и потому, что таким же образом истолковал слова лейма.

– Вовсе нет. – Игорь Николаевич предупредительно воздел палец. – Важный момент: у эволюции нет конечной цели. Ее цель – развитие, движение, усложнение, а такая цель по определению не может быть конечной. Разумность – первая, базовая ступень самосознания, но эволюция не останавливается на достигнутом, она вообще никогда не стоит на месте. Несмотря на сопротивление энтропии, разум усложняется, развивается и, если не возникает каких-либо препятствующих факторов, неизбежно достигает порога, за которым приобретает совершенно иную суть, становится чем-то другим.

– Иная форма? – предположил Эрик.

– Нет, иное содержание. За этим порогом уже нет разума, там нечто большее… там Лейм.

– Лейм? – хором переспросили земляне. Софья вскинула широкие брови: – Я решила, что так называется ваша раса… разве нет?

Игорь Николаевич отрицательно покачал головой, медленно проговорил:

– Лейм – это то, во что превращается разум, когда переступает порог и совершает фазовый переход, резкий скачок вверх, восхождение. Мм… – Игорь Николаевич задумчиво побарабанил пальцами по столу, – «надразум» или «постментальность» были бы, вероятно, наиболее близкими по смыслу вербальными конструкциями в вашем языке, которые в определенной степени отражают суть данного уровня сложности. А наша раса… такое понятие, как «раса», давно уже стало для нас анахронизмом, но если вам так удобнее, то можете называть нас леймами.

Эрик взглянул на девушку напротив. На ее чуть скуластом лице застыло выражение задумчивого благоговения, взор внимательных карих глаз устремился куда-то сквозь стол, сквозь весь гипероник к безбрежным просторам космоса, в которых стало возможным немыслимое.

Эрик налил себе еще воды, вдруг очень захотелось пить. Мысли играли чехарду, то разбегаясь в разные стороны, то сбегаясь вместе. Слишком громадно, слишком колоссально, слишком… нечеловечески.

Пауза затянулась на несколько минут. О чем размышлял в это время лейм, можно было только гадать, но он сидел и рассматривал свои пальцы, то и дело с любопытством поглядывая на пребывающих в задумчивости мужчину и женщину. Потом поднялся из кресла, прошелся по комнате и остановился у одного из цветков. Нежные сиреневые лепестки зашелестели между его пальцев. На лице лейма застыло выражение восхищения, пока он любовался растением и наслаждался шелковистой мягкостью лепестков. Наконец он вернулся за стол.

Эрик исподтишка наблюдал за ним, поражаясь тому, насколько точно и естественно дается представителю цивилизации, прибывшей из иной галактики и находящейся на совершенно ином уровне развития, имитация человеческого поведения. Если они машины, то можно с уверенностью констатировать, что тест Тьюринга пройден. Но вопросы по-прежнему терзали ум, слишком многое еще непонятно.

– Почему? – голос Софьи разрезал тишину, словно раскаленный нож масло.

Никто не потребовал пояснений, всем стало понятно, о чем речь. Лейм вздохнул, пристально посмотрел на девушку, перевел взгляд на Эрика.

– А теперь мы подходим к главному, – произнес он, буравя взглядом землян. – Также как восемьдесят или восемьдесят пять миллиардов нейронных клеток в вашем мозге, соединенные должным образом, превращают неразумную материю в разумную, так и несколько миллиардов мозгов, правильно соединенные друг с другом, превращают разумную материю в надразумную. Так возникает Лейм. В этом состоянии находятся многие тысячи обретших самосознание цивилизаций, объединенных в единую сеть. И нет ни одной причины, почему и земляне не могли бы пойти тем же путем.

– Но у нас и близко нет нужных технологий, – сокрушенно вздохнул Эрик, – нам до Лейма очень и очень далеко.

Софья добавила:

– Да и вообще мне кажется, человечество не готово к этому. Подавляющее большинство людей даже и задумываться о подобном не станут. Живут себе сегодняшним днем, своими жалкими, ничтожными проблемками и страстишками, не отрывая взгляда от земли под ногами.

В ее голосе зазвучало презрение, Эрик с некоторым удивлением покосился на нее, но внутри затеплился огонек уважения: девушка не конформист, не стесняется высказывать негуманистические мысли. Подобная смелость всегда похвальна.

– И не только, – решил дополнить печальную картину Эрик. – Большинство людей не просто живет приземленно, это еще не самое страшное. Ужас в том, что при этом они друг друга взрывают, жгут, калечат и убивают. Какой там Лейм…

– Вы оба правы, – со вздохом согласился Игорь Николаевич. – Внутривидовое насилие среди людей зашкаливает, это правда. Человечество, увы, на сегодняшний день этим уникально. К слову, замечу: нам известно еще три цивилизации с похожей тягой к внутренней агрессии, но для них насилие уже давно в прошлом, благодаря, помимо прочего, переходу на уровень надразума. Та нелестная картина, которую вы нарисовали, конечно же, соответствует действительности, но это вовсе не означает, что Лейм людям не доступен.

– Что вы предлагаете? – прямо спросила Софья.

– Ответ очевиден, – сказал лейм, – мы поможем человечеству. Вы – первая разумная цивилизация, встреченная нами в этой галактике. Так уж вышло, что Млечный Путь оказался не очень щедрым на разумные виды, однако наш поиск еще не окончен, и планет, на которых жизнь процветает в разных формах, найден не один десяток, но разумная цивилизация – пока только вы. Мы этому безмерно рады! Чем больше Леймов объединено в сеть, тем она мощнее и быстрее, тем выгоднее для всех. Это особенно важно именно сейчас, когда мы работаем над величайшим проектом в истории и одновременно испытываем острую нехватку вычислительных мощностей. Не стану вдаваться в детали, замечу лишь, что проект невероятно сложен и энергоемок и при этом обладает громадной научной и практической ценностью. Недостаток ресурсов стал причиной того, что успех повис на волоске, а работы замедлились, почти остановились. Земляне, если решат взойти на Лейм, стали бы той соломинкой, за которую научный прогресс мог бы ухватиться, чтобы выйти из стагнации и продолжить поступательное движение. Поэтому присутствие в Лейме человечества для нас исключительно важно.

– То есть вы безвозмездно поделитесь вашими технологиями? – с некоторым недоверием в голосе уточнил Эрик.

Игорь Николаевич покачал головой, туманно ответил:

– Нет, все будет немного по-другому, – и, заметив недоуменные взгляды, добавил с загадочной улыбкой: – И это вы узнаете после нейросканирования.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Обед оказался неожиданно вкусным и обильным. Эрик рассчитывал получить нечто вроде тюбиков с питательной пастой, которые утолили бы голод, хотя понимал, что это скорее стереотип, навеянный рассказами о повседневном быте современных земных космонавтов. Но вместо тюбиков на столе в комнате отдыха теснились блюда с жаренным мясом, варенными и печеными овощами, салатами и закусками. В углу стола высились несколько бутылок с напитками – соки и минеральная вода, – но никакого алкоголя. Эрик и Софья, голодные и усталые, уплетали обед в сосредоточенном молчании, размышляя о том, как инопланетяне ухитрились раздобыть столько хорошо приготовленной земной еды. Напитки содержались в бутылках без всякой маркировки, хотя на вкус это определенно были апельсиновый сок и ароматизированная минеральная вода. Неужели послали роботов на шоппинг в супермаркет, мелькнула абсурдная мысль.

Через полчаса неумолчного чавканья, хруста и звона посуды Эрик, с трудом давя отрыжку, удовлетворенно откинулся на спинку стула и отодвинул от себя пустую тарелку. Девушка последовала его примеру пару минут спустя.

– Ну ты мастер жрать, – с деланым восхищением покачала она головой.

– Да ладно, – отмахнулся Эрик, – куда мне до тебя.

Софья не ответила, просто усмехнулась. Затем спросила:

– Что думаешь?

– Об этом? – Эрик кивнул в сторону предполагаемой двери. – Не знаю, что и сказать… ничего не думаю, устал, отдохнуть бы.

– Тогда пошли, – Софья неуклюже вылезла из-за стола.

– Куда?

– Как «куда», в постель, конечно, куда же еще. – Софья хихикнула и направилась к большой двуспальной кровати, стоящей у дальней стены комнаты. Когда только вошли, Эрик заметил ее мельком, но не придал значения, поскольку взгляд мгновенно прирос к столу, ломящемуся от обилия вкусной еды. Теперь же, глядя на широкую кровать, задумался: зачем леймы вообще ее сюда поставили? Ответ напрашивался сам собой – разумеется, для отдыха.

Софья, держась за выпуклый живот, медленно опустилась на застеленную кровать и, скинув туфли, прилегла на подушки. Похлопала по матрацу рядом с собой, весело бросила:

– Запрыгивай! Не укушу, не бойся.

Эрик, пытаясь скрыть некоторое смущение, прилег рядом, вытянулся, закинув руки под голову. Только сейчас ощутил навалившуюся усталость.

– Ох, как хорошо… – с блаженством проговорил он, наслаждаясь долгожданным отдыхом.

Несколько минут прошло в полной тишине, лишь мерное дыхание выдавало признаки жизни. Веки медленно наливались свинцом, еще мгновение, и Эрик погрузился бы в сон. С трудом поборов желание заснуть, он повернулся к лежащей рядом девушке. Глаза полуприкрыты, пальцы сцеплены на животе: нет, кажется, не спит.

– Софья, можно вопрос?

Она посмотрела на него усталыми карими глазами, хмыкнула:

– Судя по такому началу, вопрос ожидается щекотливый… наверное, про мою беременность?

– Телепатка!

– Тебе срок назвать и размеры плода?

Эрик хохотнул, покачал головой.

– Как-то так любопытно стало: они нарочно искали беременную женщину на роль кандидата или просто совпадение?

– Думаю, совпадение. Об этом папа… хм… ну, этот, лейм, не сказал ни слова, а когда я заволновалась насчет возможного вреда ребенку, успокоил меня, заверил что все будет замечательно, ни перегрузок, ни излучения. Ну вот, вроде пока никаких проблем, слава богу.

– Почему ты согласилась лететь? – продолжал любопытствовать Эрик. – Женщины в твоем положении обычно становятся осторожны, даже пассивны, в космос уж точно не летают.

Она хмыкнула.

– Стало интересно, я по природе любознательна. И потом, не каждый день, знаешь ли, в дверь стучатся инопланетяне в образе моего покойного отца. Вот и решила: когда еще доведется в космос на халяву слетать.

– А муж не был против?

– Что ты, он никогда не возражает, если мне надо в космос. – Софья серьезно взглянула на него, добавила: – Еще и бутеров с собой завернул.

Эрик не смог сдержать смешка, хотя в ее словах явно ощущался едкий сарказм.

– А серьезно?

– Господи, Эрик, если хочешь узнать о моем семейном положении, спроси прямо.

Эрик смутился, нервно сглотнул, но ответить не успел, Софья продолжила:

– Ладно, не напрягайся, все понимаю – потянуло на старую добрую мелодраму. Вот тебе моя история. Я не замужем, но и не брошенка, застряла где-то между этими двумя состояниями, причем по своей собственной вине… или, сказать точнее, не вине, а воле. У меня есть парень, Глеб, он очень хороший, люблю его и он меня… как мне кажется. Мы вместе уже почти два года, и вот он совсем недавно сделал мне предложение. А я отказалась.

Софья повернулась на бок, подперла голову ладонью. Прядь каштановых локонов скрыла на мгновение ее глаза, но была сразу же заведена за ухо. Девушка задумалась, ее взгляд потерял фокус и устремился в прошлое, вороша воспоминания.

– Почему? – не унимался Эрик. – Поймала его на измене?

– Нет, не ловила.