Полная версия
Дневник казачки
Дневник казачки
Капитан Зельтц
© Капитан Зельтц, 2022
ISBN 978-5-0055-6958-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Когда я был пионером, то чтобы раздобыть хорошую книгу, нужно было иметь хороших знакомых. Или сдавать макулатуру. Кто родился до 80-х, тот поймет. Сегодня же совсем не нужно тащить на пункт приема пять кило старых газет, чтобы прочитать «Три мушкетера». Интернет затоплен книгами на любой вкус, а читатель пресыщен. Но цель этой маленькой книги отнюдь не развлекательная. Этот опус – дань памяти исчезнувшему народу. Я не стану утомлять читателя выдумками про Черных Эльфов или еще какими экзотическими фантазиями. Я предлагаю вашему вниманию уникальные мемуары. Дневник терской Анны Франк, если хотите.
– Ну, да – скажете вы, – на данную тему уже написаны тонны, терабайты! Да и мемуары источник далеко не объективный!
Вы правы, но это произведение – единственное в своем роде свидетельство непосредственной участницы событий, маленькой девочки, попавшей под безжалостные стальные колеса Революции. И ее, наивную и малограмотную, никак нельзя заподозрить в попытке исказить Историю.
Так уж получилось, что когда моя бабушка, Аня Детистова (она же Бабаня), была жива, то я не очень интересовался ее прошлым.
На стенах ее маленькой комнатки в коммуналке висели портреты лихих усачей в папахах.
– Это кто? – Это – мой папа! Лучше всех в полку танцевал!
– А это? – Это мамин брат! Георгиевский кавалер!
Уже намного позже я узнал, что Терские казаки жили там, где сейчас Чечня. Что произошли они от смешения Донских и Волжских казаков, беглых русских крестьян, местных горцев (ингушей, ногайцев, дагестанцев), и много еще кого.
Что двести лет защищали они Юг России от турок, персов и местных джигитов. Что революционеры-ленинцы ловко избавились от Терских казаков, депортировав их в Сибирь. Депортировав так удачно, что историки до сих пор не могут понять, сколько же казаков добрались живыми до пункта назначения. Двадцать процентов? Тридцать?
Я не ищу Историческую Истину. Она есть у меня. Прямо здесь, в этих по-детски наивных записях бабани.
Как и все казаки, терцы были гордые и воинственные. Бабаня – не исключение. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…»
Про бронепоезд расскажем отдельно.
Бабаня родилась в начале 1900-х годов, в станице Калиновская, что недалеко от Нальчика и Грозного. Я познакомился с ней, когда ей было уже за 60. Была она очень крутого нрава, но всегда предельно вежлива. Иногда излишне педантична и чистоплотна. При крайней бедности, одевалась всегда очень тщательно и опрятно. Бабаня ухитрялась приготовить угощение внучкам практически из ничего, From the thin air, как говорят англичане. Жизнь научила.
Когда бабаня уже давно лежала в земле, ко мне попали ее дневники. Четыре тонкие школьные тетради, исписанные корявым почерком малограмотной крестьянки. Клянусь, я ничего к ним не добавил. Ну, разве что, самую малость: названия глав, да здесь и там предложение. Ради прояснения дискурса так сказать. Кое-где удалил повторы да изменял беспорядок слов, да и то, только если он (беспорядок) был совсем уж невыносимым.
Прежде чем представить мемуары на суд придирчивого читателя, должен сделать несколько замечаний:
Увы, очень скупо бабаня описывает своего отца, да и матери уделила целых две строки.
С 1917 по середину 20-х бабаня старательно отмечала в дневнике:
«а было мне тогда 12…». И я решил, что желание автора должно уважать. Но пару раз всё же вычеркнул – каюсь.
Может сложиться впечатление, что я позволил себе некие иронические ремарки. И совершенно справедливо. В противном случае, мне было бы очень трудно переписывать материал такого рода, да ещё когда речь идёт о моих собственных предках.
Можно сделать ещё разные выводы о личности главных персонажей, и о стране, в которой им посчастливилось родится. Я свои уже сделал, а ваши – предоставляю сделать вам.
Главное чувство, которое я испытывал, работая с дневником – бесконечная горечь. Я думал о том, с какой легкостью Судьба сметает людей и как быстро Время уничтожает любую память об ушедших.
И последнее замечание. За тысячелетия своей эволюции, люди к сожалению, так и не смогли отучиться от привычки искать врага. Я не хотел бы, чтобы после прочтения дневника, кто-то проникся ненавистью к чеченцам или к коммунистам или еще к кому-нибудь. И казаки, и чеченцы, и коммунисты – все получили свою порцию социалистического счастья. Поэтому – не надо ненависти. Ненависть порождает ненависть, насилие порождает насилие. Мы как-то должны остановить этот порочный круг.
С любовью – внук Бабани.
ДНЕВНИК КАЗАЧКИ
ПРОПОРЦИИ И ДЕФОЛТЫ
Мне очень грустно вспоминать всё это. Какие же сейчас счастливые дети! Как рассказать им, каким было наше детство, в котором был голод, холод и когда всё твоё имущество – это твои вши? Не было у нас ни огня, ни мыла, ни соли, ни еды никакой, а только земляная хата. И негде взять соломы, чтобы постелить на голую землю, на которой мы спали. И нечем растопить печь. Осталось у нас только старое одеяло, одно на всех, и каждый тянул его на себя.
Мы – это я, трое братишек и мама. Отец ушёл на войну в 1915 году.
Был 1918 год.
Мне тогда было 12, а братишки все были моложе: 7, 5 и 3 годика.
ЦЕНА МИЛОСЕРДИЯ
Я начала работать, когда училась в 3-м классе. И тогда пришлось мне бросить школу.
Надо было зарабатывать на еду себе и братишкам. С 1917 вся наша жизнь перевернулась с ног на голову! Суматоха, безвластие, голод, война, болезни, смерть! Одни наступают, потом отступают. Другие наступают, потом отступают! В станице начался повальный тиф. Тут как раз пришли белогвардейцы. Красноармейцы ушли, оставив своих раненых и больных в школе.
Белые всех этих больных и раненых начали казнить-убивать.
Одна женщина из красного отряда сумела сбежать из школы и спряталась в пустой соседней хате, да соседи пришли и выгнали её оттуда. Не все станичники красных обожали. Да ещё тётка эта видать больная была.
На свою беду, наш отец встретил её на улице, и привёл к нам. Тогда у нас дом ещё был в порядке. Мама помыла эту больную, отпаивала её чаем, выстирала все её вещи. Тётка скоро поправилась и ушла. А сразу после этого мама свалилась с тифом. У неё шпарила температура и она бредила. И тут же папа заболел, а потом и я. А братишки – ребятишки спали отдельно, на печи, и не заразились.
Папа только что вернулся с Германской Войны. Целых три года мы его не видели, мама управлялась по хозяйству одна. Была у нас корова, была земля, вот только пахать её было некому. Без лошади ни пахать ни сеять невозможно. Но мама у нас была мастерица на все руки.
Она научилась сама очень хорошо шить и шила на заказ. А вместо платы нашу землю пахали и засеивали. А потом нужно было хлеб скосить, собрать и обмолотить. А потом свезти зерно на мельницу и вернуться с мукой. Так маме приходилось шить и день и ночь, при свете керосиновой лампы-коптилки. От такой лампы света мало, но зато черный дым оседал на потолке и на всех вещах.
И вот когда папа вернулся, ему пришлось устроиться рабочим на нефтяные промыслы, чтобы заработать на лошадку. А ещё он мечтал купить фургон, и объехать на нём весь свет.
Тем временем, у нас стало уже три коровки, да ещё бычок. И тогда папа продал одну корову и бычка, добавил «нефтяные деньги» и смог купить лошадку! А потом – ещё лошадку и фургон! И у нас получилось целое хозяйство! И жизнь стала налаживаться! Мы с братом снова начали ходить в школу, но тут я схватила малярию. И меня трясло так, что я боялась, что у меня вылетят все зубы.
Папа с мамой сами сложили стену вокруг нашего хозяйства – из глины и хвороста. К 1919 году у нас была уже саманная тёплая хата.
Но тут опять начались неприятности. Братишка, которому было семь, пас коров, да и проспал – коров угнали чеченцы. Хорошо, что его самого не угнали. И это не шутка.
И отцу пришлось опять продать бычка и жеребёночка и купить корову – без коровы крестьянам не выжить.
1920 год
ВСЯ ВЛАСТЬ – СОВЕТАМ!
ИЛИИЗБАВЛЕНИЕ ОТ ПРИВЯЗАННОСТЕЙИ вот, наступил этот проклятый 1920 год. В станице была перестрелка: то ли красные хотели выбить белых, то ли наоборот. Свистели пули, хлопали винтовки, стучал пулемёт.
Мы лежали на полу в нашей саманной хате, а коровы стояли в хлеву, некормленные и уже два дня недоенные. И мама хотела выскочить, пробраться в хлев чтобы подоить корову, а папа строго настрого запретил ей:
– Ты что?! Шальная пуля убьёт!
Две недели была стрельба, две недели мы лежали на полу, а мама с папой ползком пробирались доить корову по ночам.
Говорили, что пришли белые и хотят выбить красных. А красные написали на флаге «Вся власть советам» и засели в школе. Крепко засели, и всё сыпали из пулемёта, палили во все стороны.
А тут объявились ещё какие-то бандиты. Вот, белые бьют и бандитов, и красных, красные – белых и бандитов, бандиты – лупят и в красных, и в белых!
Долго ли коротко ли – прибыл на вокзал железный бронепоезд с пушкой и начал бить по всем без разбору. Вокзал -то был в семи километрах от станицы, и снаряды летали прямо через наш двор. Все соседи набились к нам в хату, потому что папа построил её с толстыми стенами, пули их не пробивали. А я ревела от страха:
– Мамашенька, я боюсь!
А потом, стало так страшно, что я уже просила у мамашеньки умереть. Завернулась я в одеяло и стояла на улице, у стены и не заходила в хату.
Две недели длилась эта пальба и вот, когда бандиты поняли, что им конец, стали они рыскать по дворам и отбирать лошадей с повозками. А кто-то из добрых соседей, из тех, что прятались в нашей избе от обстрела, сказал бандитам про нашу лошадь и про фургон, на котором папа хотел объехать с нами весь свет.
И вот, ворвались к нам на двор двое бандитов, во френчах, в галифе, все увешанные оружием с головы до ног.
– Где хозяин?! Где лошади?!
Мы с мамашенькой выбежали во двор. Мамашенька маленького Ваню на руках держит.
– Так больной, хозяин-то… Лежит, его от малярии трясёт…
Да только бандиты нашли папу в конюшне и приставили ему браунинг к виску.
– Запрягай лошадей в фургон! Повезёшь нас!
– Да куда ж я вас повезу?! У меня вон – дети!
А бандиты с двух сторон ему пистолеты приставили:
– Запрягай!
И вот, уже почти семьдесят лет прошло с тех пор, а никогда не забыть мне эту картину. И вид этих бандитов, и одежду их и оружие и два пистолета-браунинга у папиной головы – всё это стоит у меня перед глазами. И было это страшной осенью 1920 года, и уехали они и больше никогда не видели мы своего папочку.
А за бандитами в станицу вошли белогвардейцы. Но следом за ними пришла Власть Советов и сразу начала жечь дома богачей. И это была страшная ночь. Мы не спали, а стояли во дворе. Было светло от зарева пожаров, ревела скотина и ревели люди.
И все говорили, что завтра станицу сожгут, а нас всех выселят. Утром ко двору подъехала телега, из неё вылезла Вся Власть Советам. Показала мамашеньке Маузер и двинула прямо в хату.
– Чаво это тут? Постель? Давай постель! Машина швейная? Давай машину!
Даже маленькое зеркало со стола забрали. Два наших единственных стула забрали, и бурку папину, на которой дети лежали. Швырнули им старое одеяло, а подушки и матрац забрали.
– А где у вас одёжа новая?!
А потом всю пшеницу нашу забрали, да коровок вывели.
Мамашенька стояла во дворе с Ваней на руках. Тогда Вся Власть Советам приставила ей пистолет к голове:
– Говори, где ещё зерно спрятала?!
А папа только свалял новый войлок, чтобы летом на полу спать, и мамашенька его в летней печке спрятала. И вот, войлок этот они нашли, да ещё две подушки – и всё, конечно, забрали.
Потому как – какая может быть Вся Власть Советам без наших подушек?
– Давай, выходи! Все – на сход! На площадь! На сход!
Всех гнали на сход, и мамашенька тоже хотела пойти, да сосед её остановил:
– Ты куда?! Детей сиротами оставишь!
Три дня подряд людей зазывали на сход, а как только они приходили на площадь – тут же Вся Власть Советам оцепляла всех и гнала их этапом. Прямо кто как есть, без вещей, без еды, через Терек, через горы, к городу Грозному, а уж оттуда в Сибирь.
А тем, кто остался, приказали уходить из станицы. И сказали, что станицу нашу сожгут. Спасибо, что Вся Власть Советам заботилась о людях, а могла бы сжечь всех прямо со станицей!
Уж настала зима, с гор шли тяжёлые облака, а из облаков валил мокрый снег.
Мамашенька смогла уговорить кого-то взять наших мальчишек к нему на телегу, которую Вся Власть Советам забыла почему-то отобрать, а я была самой старшей и шла пешком. И шли мы с мамашенькой за телегой, по мокрому снегу, по ледяной грязи. А на ногах у нас были суконные тапочки, которые нам папочка сшил. Вот так мы и шли 16 километров, до станицы Мекенская. И пришли мы туда до колен мокрые снизу и до колен мокрые сверху. Мамашенька привела нас к каким-то знакомым в хату. Не помню, как мы туда вошли – от усталости я просто упала и забылась.
Когда очнулась, в хату набилось человек 30. Все те, кого Вся Власть Советам спасла от пожара в станице.
Тут прошёл слух, что сжигать станицу передумали и мамашенька отправила меня проверить – что там с нашей хатой?
И пошла я обратно, 16 километров, через снег, через Терек. И опять не помню, как добралась. Помню только, что когда собиралась обратно, заперла хату, закрыла ворота на засов и перелезла через забор… подошла ко мне женщина и спрашивает:
– А где ваш отец?
А я говорю:
– Не знаю…
– К нашему двору сейчас приезжал верховой, стуча в ворота и говорил: «Поминайте вашего мужа!». А я ему: «У меня нет мужа!». А он и спрашивает: «Вы Детистова?».
И вот оказалось, что женщина эта была дальняя родственница папы, и пришла она сообщить, что наш папа убит. В тот самый момент пришла, когда я перелезла через калитку. Я сразу побежала к бабушке. Бабушка меня выслушала, и мы вместе пошли выяснять что к чему в управление. А в управлении нам и говорят:
– А мы ничего не знаем!
А потом ещё говорят:
– А идите-ка вы вот к такому-то казаку, может, он знает?
Казак этот был сосед папиного брата. Жена дяди, тётя Катя, была дома. Мы спросили её про такого-то казака, а она и отвечает:
– Да вот же его калитка, рядом с нашей! Он давеча подходил к калитке и говорил мне: «Поминай своего мужа-казака хлебом-солью!».
Зашли мы с бабушкой к этому соседу тёти Кати, а у него во дворе лошади наши стоят и фургон наш, на котором папа мечтал объехать весь свет, тоже там стоит!
Лошадки сразу меня узнали – подняли свои морды и смотрят, жевать перестали.
И тут снова – не помню я как и что, как дошла 16 километров обратно, в станицу Микенская, звать мамашеньку обратно.
Вернуться-то мы вернулись, а мытарства наши только начинались. Хата наша саманная стояла пустая и холодная, из всех вещей – только старое одеяло. Даже воды из колодцы набрать было нечем.
И позвала Вся Власть Советам мамашеньку в управление и так ей говорила:
– У тебя всё одно ничего нет, детей кормить нечем, скотины нет, пахать-сеять-убирать – нет! Отдала ты весь свой скарб и скотину Советской Власти. А теперь и детей своих отдавай. Есть у нас для них Детдом. А мы тебе за то дадим аршин-сантиметр и будешь ты для Советской Власти одежду шить.
И была то самая середина зимы 1921.
Вернулась мамашенька из управления домой, швырнула аршин-сантиметр и говорит:
– Никуда я вас не отдам, и сама ничего шить для них не стану!
И конечно, про детдом тогда слышать было страшно, да вот только кажется мне, что насчёт Детдома мамашенька сильно ошибалась! Куда только нас с Петром нужда не швыряла! А мне исполнилось уже… по-прежнему 12, а Петру было на 3 года меньше.
И был Петя всё время то на пашне, а то верхом, а я подрядилась шерсть прясти, да фуфайки да юбки вязать хуторянам.
Вязать получалось только утром и днём – керосина не было, спичек не было, мыла не было. И расплодились у нас вши. Вся наша одежда и даже сумки и даже у малых детей в штанишках – всё кишело вшами. Наступила весна, а у нас по-прежнему голод, новая трава не успевала вырастать, как мы её вырывали. Ходили босыми, вся наша обувь поизносилась. Нашла я старую козью шкуру и сшила себе из неё чувяки – это такие autentic тапочки. Да только в чувяках в грязь и в дождь нельзя выходить – от воды они разбухают и становятся огромными. Вот такая была наша жизнь. Так что вот, думаю, ошиблась мамашенька насчёт Детдома.
Голод, голод, голод. И решила мамашенька начать шить для людей, а машинки-то нет. Вся Власть Советам конфисковала. Пришлось мамашеньке уезжать на промысла и там шить людям на дому, по заказу. И бывало, что не было её дома всю неделю, возвращалась она очень усталая, а я сидела дома с детьми. Но даже и тогда нам на пятерых еды не хватало.
Однажды мамашенька мне сказала:
– Я дам тебе свою шаль, а ты поезжай с этой шалью в Гудермес. А там, в Гудермесе, поменяй эту шаль на муку.
– А как ехать-то, мамашенька? Денег-то нет…
– А там папин брат, на железной дороге-то, стрелочником устроился, он поможет.
И пошла я семь вёрст до станции, а там на поезде 3 остановки до Гудермеса-базара.
Упросил папин брат-стрелочник машиниста и машинист взял меня к себе на паровоз. Около трубы посадил.
Так добралась я до базара-Гудермеса, и ходила я там по базару, мамину шаль чеченцам предлагала за кукурузную муку.
И оказалось, что когда Вся Власть Советам всё у нас отобрала, мамашенька кое-что успела спрятать под скирдой: свои шали, новый папин костюм, папину черкеску и шинель.
Много раз ещё пришлось прокатиться мне на паровозе, у трубы, и менять вещи на базаре-Гудермесе.
ВЕСНА И ПОДСНЕЖНИКИ
В эту весну мы и похоронили папу. Папин брат-стрелочник, как снег начал таять, его в поле нашёл под снегом. Мамашенька за ним поехала и привезли его прямо на кладбище. А мы все четверо детей уже ждали там. И когда крышку с гроба сняли, прежде чем в землю опускать, папа лежал там, как живой! И до сих пор, после многих лет, картинка эта стоит у меня перед глазами.
Я как взглянула на него, так потеряла сознание. Пришла в себя уже дома.
А мамашенька дала мне горсть земли с папиной могилы и велела идти в станицу Мекенскую, в церковь, сослужить молебен за упокой.
Нас-то, когда Вся Власть Советам выселяла, то и церковь нашу перевезли в станицу Наурскую, а это ещё семь вёрст. И слышала я, что и по сей день метрики наши там, в Науре, находятся. Получается, что от нас до Мекенской 16 вёрст, а оттуда да Науры ещё семь вёрст. И пошла я с могильной землёй, по слякоти, 23 версты нужно пройти. Я уже прошла вёрст десять и очень устала, и видать, упала на дороге. Очнулась уже дома у бабушки Андросовой, в станице Мекенской. Бабушка эта мою мамашеньку растила. Кто-то меня на дороге подобрал и к бабушке Андросовой привёз.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
