Рожденный в ГСВГ

К 15 годам признали годным к срочной военной службе, но не офицером. Опять повезло, встретил специалиста – спортивного врача хоккейного ЦСКА. И он сказал: «бегай, медленно, но долго и каждый день». Медкомиссию в военкомате прошел без проблем. В выпускном классе сдал всю школьную программу по ФИЗО. Терапевт в Училище, мудрая Женщина, сделала шаг навстречу…

И вот он, яркий августовский день. Мы замерли в линии взводных колонн. За линией оцепления родные и знакомые лица, многие плачут. Перед развернутым строем первый Заместитель Начальника Училища полковник Шитов Александр Николаевич (Шитов – большой, потому что был еще начальник 2-го факультета, Александр Шитов-маленький). В парадной форме «для строя», лайковых белых перчатках, перехваченный парчовым парадным поясом.

Что ни говори, а парадная форма офицеров и генералов Советской Армии была совершенна. Да, дорогая, да исключительно церемониальная, но на то она и парадная форма. Для парадов. И никому бы в то время и в голову не пришло выводить парадные расчеты в полевой экипировке «афганке» и в «броне». Чтили Устав и из воинских мероприятий и ритуалов «шоу» не устраивали.

«Училище, Смииирнаа! Равнение на середину!» Чеканят шаг навстречу друг-другу Заместитель и Начальник Училища, генерал-лейтенант Виктор Васильевич Жигайло. «Товарищ генерал-лейтенант! Личный состав 1-го курса Калининградского Высшего Инженерного Ордена Ленина Краснознаменного Училища Инженерных Войск имени Андрея Александровича Жданова для принятия Воинской Присяги построен! Заместитель Начальника Училища полковник Шитов». Встречный марш. «Здравствуйте, товарищи курсанты!» Фирменная пауза 2 секунды и «Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант!» И снова: «Смииирна! Равнение на Знамя!» На глазах сами собой наворачиваются слезы, мы вытянулись в струнку и замерли.

Боевое Знамя воинской части Вооруженных Сил СССР есть символ воинской чести, доблести и славы…

Знаменная группа занимает свое место на правом фланге. Перед строем устанавливают покрытые красным сукном столы. На них, в красных кожаных папках, текст Присяги и подписные листы. У столов – начальники курсов. «Курсант Келпш, для принятия Военной Присяги выйти из строя!» Чеканю шаг изо все сил, поворот кругом у стола, в руках папка с текстом Присяги.

Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.

Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

Расписываюсь, возвращаюсь в строй. Всё. Свершилось. Я – Советский Воин.

Потом было прохождение торжественным маршем и с песней, объятия, рукопожатия, поцелуи и радостные слезы родителей и родственников. Праздничный обед, оркестр в вестибюле столовой и первое курсантское увольнение.

Автор принимает присягу.

И пять лет учебы и службы. Пять лет кропотливой работы курсовых офицеров, начальников курсов, командования факультетов и Училища. Пять лет титанического труда преподавателей и начальников кафедр. Мы хотели стать настоящими офицерами, мы «тащили службу» и грызли военную науку. И все у нас получилось. Все, чему учили, помню до сих пор. Я прослужил 22 «календаря», из них – пять лет взрывотехником ФСБ, и семь лет в ЦСН ФСБ России. По совокупности со «льготкой» и боевыми получилось тридцать лет. И всю свою действительную службу, и сейчас, находясь в запасе, я помнил, помню и буду помнить, что я – Ждановец. Советский Офицер.

Пикничок на обочине

Глава I. Радость военной службы – в преодолении трудностей

Итак, в 1990-ом году, по окончании КВИОЛКУИВ им. А. А. Жданова, я был направлен для прохождения службы в 313-ю Отдельную Гвардейскую Берлинскую Инженерно-саперную бригаду специальных работ, дислоцированную в Броварах, городе-спутнике Киева. Бригада была развёрнута в 1987-ом году для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в г. Припять.

Создавал Бригаду и бессменно командовал ею до момента ликвидации Советской Армии гвардии полковник Синельников Вячеслав Павлович. Военнослужащие 313-й ОГв. ИСБр в 1989-м году спасали людей и стратегически важные объекты в Армении после катастрофического землетрясения, занимались рекультивацией территорий в зоне отчуждения ЧАЭС, одним словом, Бригада представляла собой эдакий прообраз современного Центроспаса МЧС.

Непосредственно в Бригаде меня назначили командовать 1-м взводом 1-й роты радиоуправляемых роботизированных средств Инженерно-саперного батальона специальных работ. Звучит интригующе, не правда ли? На дворе 1990-й, гласность с перестройкой приближаются к точке экстремума, а тут и радиоуправляемые, и роботизированные средства инженерного вооружения.

Да, в Советском Союзе к началу 90-х был создан мощный научный и инженерно-технический задел для развития робототехники и дистанционно-управляемых средств. Из космоса, из категории луноходов, эти машины благополучно «приземлились». Могучий импульс развитию тематики дал Чернобыль. В зоне сплошного радиоактивного заражения экипажи инженерной техники полностью выходили из строя в течение нескольких часов работы, попытка применить импортные гражданские дистанционно-управляемые машины особого успеха не имела, радиоэлектроника тоже «гибла» по воздействием безжалостного излучения.

Спасались свинцовыми экранами, тройными экипажами, но пришло чёткое понимание: без устойчивых к экстремальным условиям эксплуатации советских роботизированных и дистанционно-управляемых средств такие задачи эффективно решать нельзя.

Невыносимо было смотреть на 20 – 22-х летних солдат, облысевших, бледных, с ввалившимися щеками и красными, слезящимися глазами. Они уходили на «дембель» умирать.

К 1990-му году появились опытные образцы сразу в нескольких категориях: бульдозеры Т-10Г6, Боевая машина разминирования на базе танка Т-62, роботизированный комплекс СКБТМ НИИ ТрансМаш на базе танков Т-80. Полным ходом шли работы в рамках ОКР «Модуль». Наша рота была, по сути, подразделением для проведения эксплуатационных войсковых испытаний указанных средств.

Роботы НИИ ТрансМаш.

Солнечным, праздничным, слегка пьянящим утром 3-го серпеня 1990-го года Ваш покорный слуга, облаченный в сшитую в ателье советскую парадную форму «для строя», перехваченный парчовым парадным поясом, в сияющих высоких хромовых сапогах со вставками и узкими носами, в белых лайковых перчатках и с победным блеском в глазах упругой походкой здорового 23-х летнего молодого человека вошел в расположение 1-й и 3-й рот Гвардейского Инженерно-саперного батальона Спецработ.

На тумбочке у входа в казарменное помещение, привалившись к стенду с ротной документацией и боевыми листками сидел дневальный и безучастно смотрел в пустоту. А может, спал с приоткрытыми раскосыми глазами. Пилотка чудом держалась на стриженом черном затылке, крючок и верхние две пуговицы были небрежно расстегнуты. Пряжка ремня прикрывала гениталии воина-гвардейца, штык-нож лежал рядом на тумбочке.

Видимо, молодой азиат был буддистом и принципиально не носил на себе оружия. Несколько долгих минут я созерцал его, он – лик Будды. Затем я стянул с правой руки узкую перчатку и коротко, без замаха, двинул юношу снизу в подбородок. Голова пришла в соприкосновение с документацией, ноги оказались на полу, пуговицы и крючок застегнулись, ремень и штык-нож вернулись на обозначенные Уставом позиции. Смуглая рука юного Тамерлана взлетела к пилотке, и он возгласил: «Дежурный по рота, на выхид!»

Из ленинской комнаты неспешно выплыл дежурный «по рота». В отличие от дневального, он был рыжим, худым, пилотка натянулась на самые уши, кирзовые сапоги были затейливо отглажены в ромбик, на левом рукаве его находилась красная когда-то тряпочка с трудно различимыми иероглифами. Абсолютно плоская пряжка ремня традиционно прикрывала паховую область. Правой рукой он крутил пистолетный ремешок с громадной связкой ключей, левой искал что-то в кармане ушитых штанов. «Чего кричишь, а?» – недовольно вопросил он дневального.

Я проделал то же упражнение, но уже с правой в челюсть, вложив в удар инерцию корпуса. Встав с пола, молодой и симпатичный младший сержант громко и чётко представился: «Дежурный по 1-й и 3-й ротам младший сержант Ибрагимов!» Я представился в ответ. Ибрагимов оказался очень сообразительным и толковым гвардейцем 3-го периода службы. Он доложил, что «Афицер нэт, ваш рот и старшина весь на пилорам, на месте каптер, все будут в обэд». Поблагодарив его за информацию и пожав герою руку, отправился в строевую часть батальона, расположенную на первом этаже огромного казарменного здания, явно, 50-х годов постройки.

За деревянным барьерчиком у пишущей машинки сидела Мадонна Луиза Вероника Чикконе и придирчиво разглядывала себя в маленькое зеркальце, зачем-то периодически показывая себе же кончик розового языка. Я молчал, она гримасничала, текли минуты быстролётной жизни.

Облокотившись на барьерчик, я начал пристально разглядывать Нимфу. Первой сдалась она: «Тебе чего, мальчик?» – «Лейтенант Келпш Евгений Валентинович, прибыл для прохождения службы, документы хочу сдать, девочка», – ответил я в тон. «Игорь Иванович, тут к тебе!» – крикнула Нимфа куда-то в стену. В стене приоткрылась дверца, и из неё возник весьма колоритный персонаж с погонами старшего лейтенанта на кургузом, заношенном кителе. Седоватая шевелюра его была всклочена, усы топорщились, бесцветные глаза воспалены, а от бордового лица можно было прикуривать.

В сгустившимся воздухе повис аромат одеколона «гвоздика» и свежайшего выхлопа «зубровки». Нимфа фыркнула, как кошка, и, задержав дыхание, ловко выскользнула из-за барьерчика в коридор и уцокала куда-то копытцами. Я повторил Игорю Ивановичу цель своего прибытия. Он тяжело вздохнул, у меня закружилась голова.

Сев на место Нимфы, он долго рылся в ящиках стола, потом в шкафу, наконец, достал толстый и потрепанный журнал. «Давай документы», – я протянул предписание, аттестаты, удостоверение личности офицера. Заняв боевую позицию, Игорь Иванович как-то собрался, приободрился, в мебели больше руками не блуждал, быстро и аккуратно внес меня в ШДК батальона, ещё в какие-то книги, сделал отметки в аттестатах, поставил, где положено, гербовую печать.

«Теперь Тебе к начпроду, начвещу и к начфину», – обозначил мою траекторию старший лейтенант. «После обеда будет Начальник штаба майор Гензе Генрих Робертович, он исполняет обязанности комбата, представишься ему. А сейчас давай в тыл и финансы, они у нас в подвале».

Я сердечно поблагодарил и покинул помещение. Затворив за собой дверь, прочитал надпись на табличке «Помощник Начальника штаба батальона старший лейтенант Гребенюк И. В.» Спустившись в гулкий и прохладный подвал, я сначала зашёл в финансовую часть. Начфин произвёл приятное впечатление, подтянутый и свежий старлей, без следов пагубных пристрастий на широком славянском лице, быстро принял мои бумаги, тоже внес меня в свои книги и, предупреждая мой вопрос, сказал: «За подъёмными приходи, когда будет приказ по части о Твоём назначении на должность. И не тяни, деньги я держу, да мало ли что».

Воодушевленный таким приемом, отправился искать кормильца и вещевика. На следующей двери была лаконичная надпись «Тыл войсковой части №№. Майор Саакян М. Х.» За дверью что-то происходило, и дверь была заперта. Я постучал, возня за дверью стихла. Я постучал настойчиво, следуя Евангельскому Учению «Стучите, и отворят Вам».

Через некоторое время дверь, действительно, приотворилась, в щели маячил старший прапорщик. Удивленно оглядев мою блестящую персону, спросил вежливо: «А Вам чего?» Я ответил, что ничего, а кого, что я вновь прибывший офицер и нуждаюсь в помощи интендантов.

Из глубины помещения голос с мягким кавказским акцентом предложил мне войти. Взору предстала интересная картина: посреди просторного помещения с несколькими столами, шкафами и сейфами стоял табурет, на табурете лежал чей-то тревожный чемодан. Клубился табачный дым, а вкруг чемодана сидели офицеры и прапорщики, на чемодане же лежали карты, тетрадка с записями, на ближайшем столе графин с водой.

Мне навстречу поднялся высокий, полноватый майор с добрым, очень мягким характерным армянским лицом и протянул мне руку: «Майор Саакян, можно просто Миша, да? В храп играешь? Нет? Ничего, научишься, садись, проходи, да?» На мои резоны про аттестаты сдать он только махнул рукой: «Да все мы тут, да? А начпрод и начвещь у нас вот он – старший лейтенант Саша Баламут, Саша, да?» Старлей с удивительно круглым лицом и глубокими карими глазами, подстриженный «в кружок» – прямо лубочный хлопец такой из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», не вставая, протянул мне руку. «Сейчас, подожди, всё у Тебя приму, кон доиграем только».

«Доиграем только» продолжалось около часа. Какие страсти кипели! Я тихонько наблюдал и мотал себе на ус. За импровизированным ломберным столом действительно, присутствовало всё батальонное интендантство: сам зампотыл товарищ Саакян, начпрод и начвещ Баламут, начальник склада ГСМ батальона, начальники продовольственного и вещевого складов и старший фельдшер.

Играли в «храп» – упрощенную версию покера, играли на деньги, но под запись. Впоследствии я узнал, что игра эта является общебригадной пандемией, взрослые и рассудительные дяденьки сутки напролёт просиживают за картами, проигрываются астрономические суммы если игра идёт «под запись». Но никто не стреляется, потому что заканчивается всё проставкой 2-3-мя «пляшками» – 3-х литровыми банками с самогоном, производства начальника вещевого склада нашего батальона Бори Мазурёнка.

Боря оборудовал в складе производственную линию и гнал продукт в промышленных масштабах, розничная цена составляла 60 рублей за 3 литра. У Бори это был минимальный объём отпускаемой продукции. Самогон был очень высокого качества, Боря творчески экспериментировал с различными травами и ягодами и регулярно отвозил баночек этак 5—6 в Службу кадров ККВО. В итоге в 1991-м году старший прапорщик Мазурёнок был направлен для дальнейшего прохождения службы на Остров Свободы – Кубу. Интересно, из чего он гнал там?

Между тем, всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и партия. Выигравший 500 виртуальных рублей Саша Баламут был благодушен и приятно возбуждён. Быстренько разделавшись с моими формальностями, он начал высоко художественно и артистично комментировать свою абсолютную победу.

Проигравшийся майор Миша с армянской горячностью утверждал, что Саше просто повезло, а везёт, как известно, дуракам. Старший прапорщик Мазурёнок молча улыбался и ждал. «Ну ладно, Михал Харенович, давай, так и быть, одну выставляй» – великодушно уступил Баламут. Майор Миша произнёс свою любимую мантру «Э-э, ёлинский-палинский, да?» и полез в сейф. Достал пухлый большой конверт с надписью «питание за наличный расчёт, командировки» и, продолжая причитать, извлёк из конверта шесть 10-ти рублёвых купюр и протянул их Боре. Боря телепортировался.

Сверху донеслась команда «Смирно!» Пришёл и. о. комбата гвардии майор Гензе. Поблагодарив всех присутствующих и благоухая табачным смрадом вместо утреннего английского одеколона, я поспешил на рандеву с командованием.

Гвардии майор Гензе Г. Р. оказался симпатичнейшим фольксдойче, небольшого роста, худощавый, можно сказать даже, миниатюрный, с франтоватыми усиками на круглом лице и все понимающим взглядом прозрачных серо-голубых глаз. Внешне он очень походил на своего тёзку Гиммлера в молодости, да не в обиду или в осуждение воспримутся эти слова. Ну, похож, и всё тут.

Я браво представился, он пожал мне руку и доброжелательно улыбнулся. Пригласил к себе в кабинет, моё личное дело и сопроводительные документы уже лежали у него на столе. Бегло просмотрев биографию, он удивлённо спросил: «Так Вы в Потсдаме родились?» – «Никак нет, товарищ гвардии майор, в Групповом госпитале в Белитц. В Потсдаме находится ЗАГС, поэтому всем и писали в свидетельство о рождении, что местом рождения является Потсдам», – ответил я. «Евгений Валентинович, вне строя мы все по имени-отчеству, verabredeten?» – «so richtig, Genosse Garde major!» – выпалил я и тут же добавил: «Генрих Робертович». Гензе от души рассмеялся: «У Вас реакция хорошая и произношение правильное, не школьное. Учили язык где-то?» – «Дома, Генрих Робертович, у меня Мама в совершенстве владеет разговорным немецким».

Перешли к делу. Гвардии майор дотошно расспросил меня об уровне моей специальной подготовки в соответствие с ВУС, поинтересовался, что побудило меня выбрать военную службу и в завершении поставил перед фактом: в 1-й роте 100% некомплект офицеров, поэтому сегодня же будут два приказа по батальону: первый о назначении меня на должность командира 1-го взвода и второй – о назначении меня и.о. командира роты.

«Справитесь», – то ли спросил, то ли приказал Железный Генрих. Пожелав мне «алес гутен», он отправил меня принимать роту, которой на данный момент управлял старшина – гвардии старший прапорщик Владимир (Вилли) Токарев. А ещё, по составлению рапорта о приёме дел и должности, и акта о приёме материальной части, меня ожидало убытие на полигон в населённый пункт Пуховка, для обеспечения полевых испытаний опытных образцов изделия «Памятка -2».

Итак, напутствуемый исполняющим обязанности командира батальона гвардии майором Гензе Г. Р., я отправился принимать дела и должность сразу в двух ипостасях – командира 1-го взвода 1-й роты Отдельного гвардейского Инженерно-сапёрного батальона Специальных работ и, по совместительству, исполняющего обязанности командира этой самой 1-й роты радиоуправляемых роботизированных средств.

Управлял ротой при полном отсутствии офицеров старшина роты, гвардии старший прапорщик Владимир Александрович (Вилли) Токарев. Мужчина он был заслуженный, солидный, слегка за 40 лет. Чтобы получить представление о его внешности, вспомните артиста Броневого в роли Генриха Мюллера в киноленте «17 мгновений весны». Кстати, солдаты и сержанты батальона так его и называли: «Папаша Мюллер».

Помимо старшины, в роте наличествовал старший техник гвардии старший прапорщик Андросенко, запамятовал его имя и отчество. Но он практически всё время находился на складах с техникой строевой группы. Привалило такое счастье в нашу роту: пришли новенькие подвижные ремонтные мастерские на базе «Уралов». Чего-чего только не было в этих кунгах – от мотопил и «болгарок» до портативных бензогенераторов и ручных кран-балок.

И, хотя боксы с этими соблазнами были под охраной и обороной часового, в реальной жизни спасти от разорения это не могло. Забегая вперёд, скажу, что поступили мы в итоге, как настоящие фарисеи: всё наиболее привлекательное из машин изъяли и заперли в кладовой внутри бокса, дверь заварили точечно, а потом громко заявили о том, что разукомплектовали одну машину.

Гензе был единственным посвящённым в нашу авантюру. Назначили служебное разбирательство, которое продолжалось до моего перевода в Киев. Зато мы спаслись от очень больших неприятностей, связанных с утратой военного имущества по халатности…

Ну, так вот, начал гвардии старший прапорщик Токарев мне роту сдавать, а я, соответственно, у него принимать. Кто когда-нибудь проделывал этот фокус в таких условиях, меня поймёт. Журналы, книги и расписание занятий были в наличии, но ШДК, строевая записка и журнал боевой и политической подготовки не велись эдак с полгодика, что, в общем, понятно. Заполнены были книги закрепления и осмотра оружия, наличия и закрепления материальных средств.

Оружие принял по номерам, поштучно и по комплектности, тут всё было в порядке, оружейка радовала глаз аккуратными бирками, исправными замками на шкафах и чистым оружием, что тоже понятно, его давно не трогали. Вотчина старшины – каптёрка, койки, тумбочки, табуретки, шкафы с шинелями и бушлатами и даже уборочный инвентарь – всё радовало глаз. Не радовало ни разу самое часто встречающееся в штатно-должностной книге роты слово «вакант». Рота, по сути, съёжилась до развёрнутого взвода.

Из сержантов присутствовали заместитель командира первого взвода и два командира отделений. «Замок» уходил на «дембель» этой же осенью, оба «комода» весной. Из рядовых покидали нас с осенним приказом ещё пятеро, и в роте оставалось аж пятнадцать человек при штатной численности сорок рядовых и ефрейторов и шестеро сержантов.

В Инженерно-сапёрных подразделениях роты и взвода немногочисленные. Штатной техники было немного: три «КамАЗа», две полковые землеройные машины ПЗМ-2, одна универсальная дорожная машина УДМ да тракторишка ДТ-75. Зачем в роте роботизированных средств столько разномастных бульдозеров, история умолчала. Благодаря стараниям старшего техника, все машины были комплектными и исправными.

Полевые испытания на полигоне в Пуховке проходили ещё два радиоуправляемых трактора Т-10Г6, но они числились на балансе в/ч 12093 и по штату к технике роты не относились. И Слава Богу! В общем, принял я дела и должность взводного и ротного, составил рапорт, подписали мы акты, о чём и доложил я товарищу Гензе – «Железному Генриху».

Генрих Робертович поблагодарил за оперативность и велел мне, не мешкая, убыть на полигон в Пуховку и возглавить там полигонную команду, призванную обеспечивать полевые испытания действующих макетов изделия «Памятка-2».

Доверяли в Красной Армии молодым лейтенантам, что ни говори. На полигоне меня с нетерпением ждали два майора из Нахабинского ЦНИИИ, два представителя ЧТЗ, УАЗ-«Буханка», бортовой «ЗИЛ» и семеро военнослужащих срочной службы с младшим сержантом Рахимовым во главе и поваром-азербайджанцем. В нагрузку ещё подкинули 16-ти тонный кран, два скрепера, бульдозер Т-130М и развесёлую шайку воинов-гвардейцев из инженерно-дорожного батальона нашей бригады под руководством сержанта Николая Чаушеску, простите, Идричану. Лучше бы Чаушеску. Дорожники что-то строили и отсыпали.

Настоящей вишенкой на торте были, конечно, радиоуправляемые трактора. Причём, это были даже не опытные образцы, а именно действующие макеты. Опытно-конструкторская работа имела шифр «Памятка-2» и выполнялась Киевским СКБ Антонова «Полёт» (радиолиния дистанционного управления в составе: пульты управления, приёмо-передающие устройства, аппаратура кодирования-декодирования сигналов, выходные каскады управления), а также Челябинским тракторным заводом (сам трактор, электро-гидро механическая панель преобразования сигналов управления в механическую работу по управлению органами машины). Общее руководство работами осуществлял Нахабинский ЦНИИИ, Заказчиком выступало УНИВ МО СССР.

Б. В. Громов, В.В Келпш, Е. В. Келпш (крайний справа).

На фотографии Командующий ККВО Борис Всеволодович Громов с пультом управления. Правая ручка-джойстик – управление движением трактора, управление пропорциональное, то есть, плавное. Левая ручка-джойстик – управление отвалом бульдозера или рыхлителем. На верхней панели пульта кнопки и тумблеры включения-отключения «массы», запуска-глушения двигателя, выбора рабочего органа, включения-отключения самого пульта, сбоку – разъём для зарядки аккумуляторов.

Пульт выполнен в соответствие с требованиями ГОСТ к Средствам вооружения и военной техники, то есть, пыле-влаго защищённый, противоударный и легкий, вес около 3-х кг с аккумуляторами. Исполнительная радиоэлектронная аппаратура на тракторе расположена внутри кабины, под мощным свинцовым коробом. Выведен только антенный контур и сама штыревая антенна на крыше трактора. Электро-гидропанель сзади, снаружи. Имеется возможность управлять машиной из кабины, там тоже джойстики и кнопки. На крыше сигнальный оранжевый проблесковый маячок, мигает – значит, машина на связи.

В кормовой части на штанге предусмотрена кнопка аварийного ручного глушения двигателя. Очень правильная кнопка. Дальность управления на прямой видимости составляла не менее 300-т метров. Так как это был пока ещё макет, хлопот с ним было много, постоянно зависали электро-гидравлические клапана на панели, и трактор начинал радостно «чудить» – то резво удалялся от оператора, то крутился вокруг левой, либо правой гусениц, то крушил всё отвалом, то землю пахал рыхлителем. Тут-то и наступала очередь аварийной кнопки – к резвящемуся трактору надо было подобраться и треснуть по кнопке изо всех сил. Перекрывалась топливная система, и малыш успокаивался.