Увеличение

SunScale

Увеличение

Глава 1. Знакомство.

Привет. Меня зовут Али. Али – это сокращенно от Алибастер. Это не самое помпезное имя, которое могло бы мне достаться, но я и им не доволен. Как, впрочем, и тем, что я оказался тут.

До меня здесь был Фердинанд. Разумеется, я не знал его лично, но мне о нем успели рассказать.

Когда меня нашел некто, имя которого я еще не выяснил, он прокричал на всю территорию:

– Тетушка Розанна, у вас пополнение! Надеюсь, он будет такой же достойный, как почивший Фердинанд.

Так я понял, что мой предок был классным. Они надеялись, что я буду таким же. Не хотелось их разочаровывать сразу, но они заранее мне не понравились.

Когда я появился, рядом со мной никого не было. Никого живого, я имею в виду. Грузная, неправильной формы тушка лежала недалеко, но раз на нее не обратили никакого внимания, а заметили лишь меня, то я не без оснований мог думать, что это нечто было неживым. Я оказался здесь один. Это было странно. Поскольку у всех были братья или сестры. Или почти у всех. У меня вот не оказалось.

И да – я это мог пережить.

Они не нравились мне не по потому, что сочувствовали моему одиночеству.

– Следуй за мной, Алибастер, – велел обнаруживший меня.

Я и последовал. Мы выбрались из кратера – по другому я не знаю, как назвать те углубления, что, видимо, считались домом, раз в них жили и из них нужно было выбираться. Мы двигались вверх. Вверху было светлее, но не настолько, чтобы я сразу смог бы сориентироваться. Я мог позволить себе спотыкаться – мне едва ли стукнуло пару минут.

Новый мир казался огромен, а я в нем чрезвычайно мал. Все вокруг прорезывали углубления – я не мог даже предположить их глубину. Когда мы пробирались рядом, на нас выходили посмотреть, будто мы оказались доселе неведанной диковиной. Вот уж даровал Фердинанд мне славу – теперь я вынужден лицезреть их излишнее внимание к себе.

Если не смотреть вокруг и не видеть взирающие на меня лица, то можно было представить, что все вокруг не соткано из тошнотворно-розового цвета, а кислород, поступающий в тело, не наполнен сладковато-приторным запахом чего-то грязного.

Я двигался медленно. Обретенное тело еще плохо слушалось, но я пытался не отставать. Сопровождающий то и дело салютовал прохожим и зевакам, приветствуя их по именам.

– Кларэсса! Рад видеть твою тонкую фигуру!

– Ромониа! Как продвигается твой ремонт?

– Лиммонтимонас! Прекрасно, что ты в добром здравии!

На слове «Лиммонтимонас» я понял, что мне с именем еще повезло. Но лучше его сократить. Али. Вполне неплохо, и главное – произносится быстро. Я бы не хотел, чтобы, когда придется выглядывать из дома мне (да, эти кратеры я называл домами, потому что они ими и были), кому-то пришлось прикладывать столько сил, чтобы поздороваться со мной.

В общем, странно, что они не сокращают свои имена. Ферди – сказал бы я почившему родственнику. Кла – крикнул бы я тонкой Кларэссе. Ро – назвал бы я Ромонию. Лимми – назвался бы я…эээ… Как там его? Вот зачем нужны сокращения! – думал я, пока мы двигались вперед.

Тетушка Розанна уже ждала нас. Место нашей встречи больше походило на площадку. Нет, скорее, на поле. Было светло. Тетушка Розанна не была тетушкой в прямом смысле слова. Я видел ее как женщину строгую, носящую прямой пробор на голове и, разумеется, пользующуюся очками. Я решил, что она учительница – именно так я ее себе представлял еще до того, как моя догадка подтвердилась.

– Найсеер! – величественно произнесла тетушка, – Неужели наш дорогой Фердинанд отправился к предкам? Так-так, – ее глаза, спрятанные за очками, уставились на меня, – кто это тут у нас?

– Алибастер, – произнес я немного дрогнувшим голосом.

Нет, я никого не боюсь. Я просто еще не привык.

– Алибастер, – протянула она, будто пробуя имя на вкус, – а где?..

Последний вопрос она не произнесла до конца, но на меня уже взирали сочувственно. Найсеер, как я уже узнал, или Най, как я решил его звать, наградил меня жалостью. Смочил от всей души, будто поливая из ведра.

Если они имеют в виду ту мертвую тушку рядом со мной – так вот – я его даже не знал. Да, скверно, что не меня одного будет тошнить от действительности, но сейчас меня тошнит от вашего сочувствия на ровном месте.

Я представил, что тетя Розанна не приглаживает идеально выглаженные белые манжеты своей рабочей блузки и не смотрит на меня снисходительно. А Най не говорит то, что он говорит:

– Мы ждали, что их будет двое… Но… Лучше так, чем и вовсе никого. Надеемся, что этот малец будет держать купол не хуже, чем мой дорогой Фердинанд. Мир его жизни.

Прекрасно, что эти слова не имели скорбного оттенка. Ужасно, что я был с ними всего лишь пару мгновений, а они уже нашли мне применение.

Я не знал мир вокруг. В смысле, пока не знал.

Но я уже знал себя. На интуитивном уровне я точно знал свои вкусы и увлечения. Я знал, что свет меня притягивает, а розовая поверхность отталкивает. Я знал, как двигаться вперед и назад. Я знал, что происходит вокруг. Я знал, каков воздух на вкус. Я знал, что воздух мне нужен, чтобы жить. Я знал, что я немного голоден – сахарку бы сейчас не помешало. Я знал, что вокруг меня не враги, а такие же, как я. Ну, или почти такие же. Те, кого мы сегодня встретили, чувствовались чуть иначе, они были словно… Другой семьей. Оно и понятно – мне уже по этому поводу посочувствовали. Ах да, и о братьях и сестрах я знал тоже интуитивно. По памяти. По инстинктам. По предназначению. По природе. Знал. И все тут.

– Это мы еще посмотрим, – вздохнув, произнесла тетушка, – спасибо, Найссер, что привел его так скоро – Алибастер как раз успеет к первому уроку. Сегодня какой-то сумасшедший для пополнения день. Чересчур много новеньких.

– До встречи, Розанна! – отсалютовал ей Най. Видимо, прощался он в точности, как и здоровался. Стабильность, одним словом.

Розанна – ладно, ее имя я трогать не буду, не так уж и длинно – повела меня за собой в центр поля. Там на фоне контрастных чертежей-рисунков стояли парты, за которыми в полной учебной готовности сидели они – такие же, как я – молодые, зеленые, недавно появившиеся. Задрав головы, они разглядывали все вокруг: изучающе, с неподдельным интересом. Я проследил за их взглядом – над нами было ярко-красное небо, уходящее за горизонт, конца-края которому не было видно. На стенах, абсолютно такого же, как и земля, цвета – розового, если кто забыл – были начертаны плакаты, как и на полу. Крупные рисунки с подписями гласили об опасности, и гением быть было не нужно, чтобы понять, что нарисованные существа отнюдь не друзья. Парты были маленькие, будто складные, и находиться за ними было неудобно, но так полагалось. Я занял свое место.

Сосед по парте улыбнулся. То есть я представил, что он улыбнулся.

– Привет, я Ленни, – произнес он.

– Али, – кивнул ему я. Быть дружелюбным в самом начале было правильным, – то есть Алибастер.

– То есть Идиоленний пятый, – скривившись, признался тот.

Я засмеялся. Видимо, я, не смотря ни на что, один тут не оказался: не одному мне успели надоесть безвкусные имена.

– Добро пожаловать в наш мир! Я рада видеть каждого из вас! И счастлива сообщить, что, прежде чем вы станете полноправными членами нашего общества, вам следует пройти обучение. В нашем мире много опасностей, и я постараюсь рассказать вам, как от них уберечься, – тетушка Розанна обвела долгим взглядом всех присутствующих, а затем, увидев, что ее слушают, указала на нарисованных монстров. Все сразу поняли, какую опасность она имела в виду.

– И поэтому… Вы должны стараться, – слово стараться было, видимо, ее любимым, потому что таким примерным женщинам оно шло. Стараться.

Я тоже старался.

Не сбежать.

Мне не нравилось, когда меня заставляют чувствовать себя некомфортно. Я заранее не хотел подчиняться, а мне уже приходится это делать.

Я начал разглядывать Ленни. В моем воображении он представлялся адекватным. Я думаю, у него были серебристые волосы, может быть, даже длинные, и он то и дело дотрагивался до своего лица. Пожалуй, он подпирал рукой подбородок. Да, он определенно делал это.

– После наших занятий решение о вашей готовности приступить к своей работе будет решать наш глубокоуважаемый Дед и его помощники, а пока… Я желаю вам удачи, – продолжала тетушка.

Ее кто-то вообще слушал? Я – нет. И зачем я услышал ее тихий шепот, обращенной самой к себе:

– А мне терпения.

– Мы будем сдавать экзамен? – с первой парты пискнула девчонка. Я знал, что это была девчонка. Будет отличницей, определённо. Я сидел от нее на достаточном расстоянии, но все же смог почувствовать сладкий запах, исходящий от нее. Так пахнут только девчонки. Пусть я в этом не слишком-то еще разбираюсь.

– О, разумеется, нет, – пояснила учительница. Теперь она официально была ей. – Без экзаменов будет прекрасно видно, кто как справляется и к чему у него есть…определённые таланты. Это решит то, сколько времени ему понадобится для обучения и какую работу он будет выполнять. Но пока об этом рано говорить. Пора приступать!

– Быстро всему научимся и свалим отсюда, – пояснил Ленни, откидываясь на стуле.

Я был солидарен с ним.

***

Спустя некоторое время, показавшееся мне вечностью, я запомнил несколько деталей. Первое, рисунок на полу- это большой Босс. Враг номер один. Они периодически навещают нас, не шибко отличаясь друг от друга. К тому же, эти враги неразговорчивы, и мы даже не удостаиваем их отдельными именами. Большой Босс. И все тут. Они приходят стаями и съедают нас. Видимо, мерзкое зрелище. Тетушка Розанна поведала, что спасаться от них можно лишь одним способом – бегством. Второе, авторитет Деда был непоколебим. Его еще никто не видел, но его имя звучало с благоговением и почитанием. Наверное, его тут боялись. Или уважали. Что в принципе одно и тоже. Третье, мы будем заниматься после первой группы. Так как рождалось нас много, нас делили на группы под номерами, и тетушка Розанна принимала всех по очереди. Как долго это будет продолжаться, не знала даже она. Пока мы не научимся. Или пока не соберется так много народа, что свободных номеров и мест для занятий не останется. Если умрет сама тетушка, ее место займут ее потомки, учить которых будет Дед.

В общем-то, другой работы, кроме обучения, у меня пока что не было.

На вечер было назначено первое рандеву с Дедом. Обещали устроить пикник, если не будет Войны. Нам не объяснили, что такое Война, но звучало жутко. Не знаю, как остальным, но мне вполне хватило большого Босса. Только я осознавал, что рисунков осталось достаточно много, и о том, кто эти другие, изображенные там, нам предстояло узнать завтра.

Время здесь тоже считалось по-своему. Некоторые из нас умели спать и просыпаться, становясь сильнее. Причиной тому была Война. Но Война не могла стать разделением дня и ночи, сегодня и завтра. К тому же, спали не все. И не всегда. Я сам до конца не разобрался. Тетушка Розанна сказала, что разговор о сне – это тема пятого занятия. Или беседы на одной из встреч с Дедом.

Не шибко-то они любят планировать, верно?

Я боялся? Нет, определенно нет. Ну немножко, самую малость, мне было интересно. Но я понимал, что стоит мне изучить всех врагов и монстров, все правила и порядки этой жизни, как мне станет скучно. Что ж, такова моя натура.

Нас обещали покормить. Я ждал этого момента, поскольку изрядно проголодался. Мне дали сахарок – пару кусочков, которые на вкус были как самое прекрасное из всего, что я ел в жизни. Это было правдой, поскольку ел я только его.

Ленни, маячивший недалеко от меня, уже съел свою порцию и голодными глазами глядел на мою. Мы были с ним похожи – одинаково голодны. Я, поняв это, приговорил свою еду. Вкусно. Да, так вкусно, что другого и не надо.

Тетушка Розанна велела нам собраться около большого рифа тогда, когда трижды протечет река и ее воды омоют наши земли. Из ее слов я уловил только то, что она даже не произнесла – что мы свободны пока что. Но то, что она сказала, я не понял. Большой Риф? Это где? Если он большой, то есть и маленькие. Так где они? Я вижу кратеры. Риф? Что за слово-то такое – риф? Река… Это я даже представить себе не мог.

– Только будьте осторожны – ее воды смертельны для нас, – услышал я последнее наставление тетушки и совсем поник.

– Что она сказала? – переспросил Ленни.

Я пожал плечами. То есть я хотел бы пожать плечами. Вместо этого я еще раз убедился, что мы с Ленни на одной волне, и решил отчалить, пока учительница не сказала что-то еще, более непонятное. А она могла бы – я знаю.

– Погнали отсюда.

Теперь Ленни был солидарен со мной.

***

Мы с Ленни были похожи. По крайней мере в своих мыслях и действиях. Но то, как он двигался… Ладно, я смирился с тем, что он слишком худой и длинный. Кто я такой, чтобы судить по внешности? Но то, как он перемещался, заставило меня спросить его:

– Тебе… удобно? – разумеется, я имел в виду эти его движения всем телом, чтобы сдвинуться с места.

Ведь есть же более комфортные способы, те, которыми пользуюсь я и некоторые наши одноклассники. Я замечал, что существуют и другие. Та девочка, например, которую я наградил в своем воображении задатками отличницы, а так же забавными кудряшками и большим бантом на голове, ходила так медленно, что с ней бы в путешествие я не отправился. Зато ее движения были плавными. Но Ленни выглядел так, будто у него судороги.

– Абсолютно, – заверил Ленни и, дернувшись, обогнал меня.

Я не мог допустить этого и ускорился.

Признаю, этот Ленни, пусть и двигается странно, но быстро. И лучше уж так, чем быть неподвижным. Неподвижным, представляете? Я видел их. Первый раз в классе. Мне тогда показалось, что сидящий за нами чувак просто толстый, круглый. Я быстро дорисовал ему красные щеки, пушистые волосы и свисающий живот. Мне стало спокойнее.

Но теперь, когда мы проплывали мимо таких, как он, точнее, похожих больше на него, чем на нас, я догадался – они не могут перемещаться. Именно поэтому они строят свои дома максимально близко к месту учебы и в дальнейшем работы. Им, может быть, помогают другие, но я этого пока не видел – думаю, им всем приходилось тяжело.

– Привет, Алибастер! Мое почтение, Идиоллений пятый! – прокричал нам один из них, открывая ставни своего дома и выглядывая из окна. Он сверкал своими голубыми, как я решил, глазами, и выглядел донельзя счастливым.

Мы угрюмо промолчали. В моей голове все еще не укладывался тот факт, что он крайне неповоротлив. Да еще и радостен. Разве это не взаимоисключающие понятия?

Ленни говорил со мной о том, что с ним случилось до того, как мы встретились в классе. Его, как и меня, нашли почти сразу. Его сопровождающим был Норберт (Норбертагий), и он успел рассказать ему, что его сестра (разумеется, для меня, у Ленни была сестра) очнулась раньше него и была отправлена на занятия с первой группой. Ленни только предстояло узнать ее. Как, впрочем, и мне.

Об окружающем нас мире он знал не больше, чем я. Мы проплывали мимо кратеров, которые были чьими-то домами. Домами тех, кто перемещался. Те, кто был статичен, селились и на поверхности. Где было удобнее, одним словом. Ленни замирал над углублениями и заглядывал внутрь. Все приветствовали всех и, когда мы достигли первой возвышенности, мы начали отзываться:

– Прекрасный день для прогулок, верно?

И все отвечали дружелюбно и радостно. Даже чересчур, как по мне. Ленни считал так же и воротил носом, но здоровался.

Мы двигались по улице. Если все пространство разделить согласно рельефу, то да, идущие дороги можно назвать улицами. Они были разной ширины и формы, одни прерывались прямо у нашего носа, другие терялись вдали. Были даже такие узкие, которые едва ли вмещали нас двоих. Тогда мне или Ленни приходилось плестись сзади.

Из кратеров то и дело выходили новые лица. Я видел женщин, я их считал женщинами, в длинных юбках, я дорисовывал им юбки своим воображением, я видел детей, особенно маленьких проказников, перебегающих дорогу и спешащих куда-то. Было так много народа, что, когда мы дошли до центра того места, где улицы сужались, мне стало душно от толпы, в которой мы оказались. Ленни тяжело сглотнул. Мне казалось, я это услышал.

– Пошли отсюда, – буркнул он.

Кто-то на периферии от нас, пробасил:

– За сахаром – направо! Еженедельное лакомство – налево! Сэр Коррингтен и его команда славно поработали, и не стоит толкаться – никто не уйдет голодным!

Мы с Ленни подумали об одном и том же.

Представив удивительный вкус сахара, я увязался за особенно длинной юбкой направо, обещая себе всенепременно наведаться и в левую сторону. Женщина не торопилась, она пропускала вперед себя уже пятого особенно голодного собрата и даже не собиралась никого просить ускориться. Стоящие сбоку так же не были против, переговариваясь между собой. Сквозь смех и шутки, болтовню о ходе дня, я разобрал:

– Они чистили.

И это было достаточным объяснением, чтобы все пропускали их вне очереди как самых больших трудяг. Нам тоже ничего не оставалось, кроме как смиренно ждать и гадать, что это была за чистка, о которой нам еще не поведали, но которую считали достаточным основанием для ожидания.

Я и Ленни голодны не были. Есть некая грань между голодом и просто желанием поесть. Так вот, есть мы хотели, но голодны не были. Употребленная совсем недавно еда еще давала энергию, и мы были полны сил, в отличие от тех, что стояли в очереди за нами – они были бледнее обычного, и их туловище сотрясала мелкая дрожь.

Никто не толкался.

С каждым шагом еда становилась все ближе к нам, и рот все сильнее наполнялся слюной. Как только мы оказались на расстоянии вытянутой руки от тех рабочих, что отмеряли порцию на одного и вручали ее каждому подошедшему, кто-то узнал нас.

– Алибастер и Идиоллений пятый… – задумчиво протянул он, – Вас же кормили после занятий.

Все ахнули. Казалось, даже толпа сгрудилась – все хотели посмотреть на нас, как на величайших преступников в мире. Причем, несмотря на укоряющие взгляды, никто не произнес ни слова. Кормильцы продолжали свою работу как заведенные и, отвесив нужное количество, протянули сахар женщине в длинной юбке, стоящей впереди нас. Мы были следующими.

– Они еще дети, Найсеер, – вздохнув, оправдал их сгорбленный господин, помахивая вымышленной шляпой, – наверное, они пока не знают наших правил.

Най пожал плечами – он был либо настолько добр, либо так хорошо притворялся.

– Так мы им им поясним, – послышался скрипучий голос с самого конца очереди, – мы кормим каждого. От голода не умирает никто. Но и позволять съедать лишнего мы не можем. Сэр Коррингтен и его команда работают на износ, чтобы хватало всем. Раз вас уже кормили, то теперь вы либо сами добываете пропитание, либо не объедаете других. Делайте свою работу и ждите, когда вам действительно будет нужна еда!

– Замолкни, Уоррингтон! – наконец подал голос раздающий и протянул сахар мне. – Они не правы, но и ты не имеешь право обвинять кого бы то ни было.

Очередь молчала, ожидая, как я. Задумавшись я глядел на протянутый мне сахар и понимал, что его вкус перестал для меня быть притягательным. А окружающие меня разонравились мне еще больше. Справедливые и стабильные, как оскомина на языке. Меня затошнило.

– Пошли отсюда, – буркнул я Ленни и, пробираясь назад, больше не смотрел на замерших рабочих, тех, кто явно действительно нуждался в этой пище, как сказал честный старик сзади. Но почему-то теперь все обвиняющие глядели на него. И так же молчали.

Я чувствовал, покидая их, как мое нутро наполняет нечто разъедающее и обидное, как яд. Наверное, это было чувство стыда.

Ленни чувствовал тоже самое.

Мне жутко не нравилось это место.

***

Охнув от неожиданности, я повернулся. Мы не отошли далеко. Точнее, мы отчалили достаточно от обедающей толпы. Мы их больше не видели – их тела растворились вдалеке. Но мы знали – они там, совсем недалеко, только и ждут повода, чтобы снова обвинить нас.

Ленни успокоился раньше, махнув рукой. Он, быть может, признал их правоту. Да и я не спорил. Но… Мне было неприятно. Они опять нарушили мою зону комфорта, а я ненавижу это.

Чем больше я тут находился, тем больше понимал, что жизнь в обществе не для меня. Из упрямства мне хотелось добывать пищу самому и жить тоже самому, не подчиняясь и не изучая их дурацкие правила. И не быть в толпе – заурядным, простым. Нет, это не для меня. Тогда в первый раз я почувствовал, что не смирюсь с моим нахождением тут, но я даже не успел обдумать эту мысль до конца, как почувствовал – что-то происходит.

Звуки долетающей до нас болтовни стихли. На мгновение опустилась зловещая тишина. А потом раздался звук, и появилось движение, будто жерло вулкана ожило. Мне казалось, так выглядит землетрясение. В панике Ленни посмотрел на меня, точно так же, как и я, не понимая, что в таких случаях у них принято делать. Я сделал то, что было написано в моем генетическом коде:

– Держись! – заорал я, хватаясь за ближайший ко мне розовый холм.

Ленни сделал тоже самое, и мир, подпрыгнув, снова замер. Будто прошла волна сокращения где-то внутри окружающего нас пространства, но нас не задело. К этому, видимо, быстро привыкаешь, потому что держались за холм мы напрасно, достаточно было просто расслабиться и переждать.

А дальше я увидел ее. Воду. Она ручьем текла внизу нас, быстрая, огромная. Я знал, что такое вода. Это те знания, что дарованы от рождения и не нуждались в изучении. Видимо, наши предки жили там, как и в воздухе, и увековечили эту информацию в хромосоме. Я не собирался проверять слова тетушки Розанны и изучать ее смертоносность – ручьи текли внизу и, чтобы попасть туда, нужно было спрыгнуть с нашего розового острова, а делать я это, разумеется, не собирался. Быть может, когда воды станет больше, тогда опасность быть смытым увеличится, но сейчас она была внизу и почти безопасна. Если бы не… Восторженный крик:

– Привет, Элли!!! – достиг нас прежде, чем мы увидели особу, его издававшую.

Это была летящая по волнам реки наездница. Вода – это лошадь, а она ее главная укротительница. Девчонка, а я уверен, что это была она, ныряла в воде и здоровалась со всеми в ответ. Она завораживала. Я смотрел на нее, и она заставляла верить, что это вода и не опасная вовсе, а наоборот, очень даже интересная…

Она была не одна. Следом за ней двигались еще десятки таких же величественных, грациозных и прекрасных существ.

Ленни замер от удивления прежде чем я, и до того, как третья волна с последними наездницами сошла на нет, сообразил прокричать:

– Элли! Ты знаешь, где Большой Риф???

Их было много, но они все отзывались на Элли. Значит, были неместными. Это общество не растрачивает разнообразие имен на тех, кто не живет с ними. Ленни понял это раньше меня, как и то, что мы уже должны были быть на встрече у Деда. Ленни оказался немного сообразительнее меня, раз догадался выяснить куда идти как раз вовремя, пока мы не опоздали, и нас не… кто его знает, что там принято у этих блюстителей порядка.

Судьба оказалась к нам милостива, и девчонка, замыкающая процессию, крикнула:

– Прямо вдоль берега и направо!

Ленни махнул ей рукой в знак благодарности. Я заметил, что он начал приспосабливаться. А я – нет.

***

Все шло правильно и недолго.

Мы никого не встретили по пути, видимо, мы опаздывали, или все шли другой дорогой – к счастью, тут их навалом – выбирай любую.

Ленни был молчалив и задумчив, я на расстоянии слышал, как его голова кипит от мыслей и впечатлений. А может, причина была в том, что мы уже все обсудили. Проблемно, знаете ли, говорить с человеком, который каким-то образом похож на тебя. С ним не о чем спорить и нечем его удивлять. Я знал его всего-ничего, а уже заскучал.

Я надеялся, что вечер и новые дни принесут больше разнообразия, потому что мне, хоть и не нравилось тут, но все еще было интересно. Я еще многое не знал, но мне хотелось изучить мир. Мне хотелось быть живым и стремиться куда-то, не ограничиваясь рамками чужих правил.

Нужное место было заметно издалека. Когда звучало слово пикник, я не думал, что это будет выглядеть настолько уютными посиделками.

Я издалека узнал свой класс, а еще, видимо, класс сестры Ленни – немного большего роста и немного более важные, они сидели вперемешку с уже мне знакомыми и тихо переговаривались. Они расселись кругом, сгрудились, словно рождественский венок, поджав под себя ноги или то, что у некоторых заменяло их. В центре было пустое место, предназначавшееся, видимо, для Деда.

Тетушка Розанна заметила нас и радостно провозгласила:

– Все, все на месте.

Мы подошли ближе. Свободных мест почти не было, и я остался там, где заканчивался второй ряд сидящих и начиналось место отшельников. Ленни отправился на поиски своей сестры, намереваясь остаться с ней.