Чуждо, как во сне

Дмитрий Цепкало

Чуждо, как во сне

Самозванец

В квартире Николая раздался звонок. Спросонья ему показалось, что гудок был частью его сна, где высокое долговязое существо с сиреной вместо головы гналось за ним среди могильных камней, но очередной звонок окончательно пробудил Николая. Кто-то настойчиво звонил в ему в дверь посреди ночи. Николай резко поднялся, ловкими движениями открыл оружейный шкафчик, взял оттуда охотничье ружье и подбежал к двери, на ходу заряжая патроны. Будучи прокурором, засадившим за решетку немало негодяев, Николай всегда опасался подобного, поэтому был готов к встрече. Кто-то из оскорбленных бывших заключенных в любой момент мог нанести ему визит и задать несколько вопросов о несправедливом приговоре.

– Кто там? – громко спросил Николай, загоняя патрон в ружье.

– Это я, Паша! – послышалось из-за двери.

Николай облегченно выдохнул, но на всякий случай ружье не убрал. Резко открыв дверь, он тут же вскинул ружье, ожидая встретить кого-нибудь еще, но увидел лишь своего приятеля, промокшего и дрожащего. Тот даже не удивился направленному в свою сторону стволу и тут же юркнул в глубь квартиры, не снимая обувь. Николая шокировала такая реакция.

– Господи, Паша, я чуть не обделался от страха! Что случилось?

Павел замотал головой.

– Поставь чаю, я потом расскажу.

Николай повиновался. Они прошли на кухню, и Павел плюхнулся на стул. С его плаща капала дождевая вода прямо на кафельный кухонный пол. Пока Николай ставил чайник и насыпал чай, он разглядывал своего друга. Раньше он его таким не видел. Лицо Павла было оттенка мела, взгляд стеклянный, руки он держал в карманах. И он что-то нашептывал себе под нос.

Первым прервать тишину решил Николай:

– Хорошо, Катя с ребенком сегодня ночуют у тещи в саду. Ты бы их сильно перепугал… Паша? Паша!

– А? Что? – Павел стал оглядываться, будто увидев кухню впервые.

– Чай готов. С бергамотом, как ты любишь.

С другом стряслось нечто серьезное – Николай это хорошо понимал. Но что могло еще произойти? Павел и так уже потерял дочь семь лет назад, когда та утонула в речке. Жена ушла от Павла, не в силах вынести общее горе, но сам Павел смог пережить трагедию, не без помощи Николая и его родни. С тех пор прошло много времени, Павел свыкся со случившимся, продвинулся по работе, обрел новых друзей и не давал грусти надолго затмить его разум. Что же могло настолько шокировать Павла теперь?

Друзья молча сидели несколько минут, пока Павел большими глотками пил горячий чай, не отрывая взгляда от чашки. Наконец, он закончил и слабо проговорил:

– Спасибо. Мне это было необходимо. Понимаешь, я тут ломаю голову… то есть, я видел многое…

– Паша, у тебя кто-то умер?

– Нет, что ты! Да если б даже это была смерть… Я привык к смертям, ты же знаешь. Да и в работе видел много самых чудовищных. Но были и забавные! Как-то мужчина просто мыл посуду, тарелка вылетела из его рук, разбилась, и один из осколков, отскочив от пола, порезал бедренную артерию. Представляешь?

Не нужно было быть психологом, чтобы понять – Павел не в себе.

– Паш, тебе нужно к врачу, – озабоченно произнес Николай.

– Что? Нет-нет. Не думаю. Сначала нам нужно кое-куда съездить. И ты ведь не услышал главного!

– Паша, – Николай старался говорить как можно более спокойно, – у тебя шок. Прежде чем принимать необдуманные решения, ты должен обследоваться.

Павел внезапно схватил ружье, которое лежало на столе, и направил в сторону Николая.

– Помолчи и выслушай меня.

Николай осторожно поднял руки на уровень головы, стараясь не провоцировать товарища.

– Хорошо, только не делай глупостей.

– Если бы ты был на моем месте, тебе бы не казалось, что это глупость. У тебя машина на ходу?

– Конечно. Ты уверен…

Павла потряхивало, но состояние его изменилось. Рассеянность прошла, уступив место бодрости и сосредоточенности.

– Уверен. Пока мы будем ехать, я тебе все расскажу, и ты поймешь мое состояние.

***

Екатерина Анатольевна, пышная женщина средних лет, явилась в отделение полиции в суматошном состоянии. Она медленно подошла к дежурному и сказала слабым голосом:

– Здравствуйте. Я за… за Максимкой.

– А, за мальчиком? Поздравляю вас! Да, пройдите, пожалуйста, в двенадцатый кабинет. Он со следователем.

Екатерина Анатольевна постучалась, открыла дверь и увидела своего сына. Не обращая внимания на мужчину, сидевшего за столом, она ринулась ему навстречу, но сделав пару шагов, и повалилась на пол. Павел подбежал к ней и брызнул водой в лицо.

– Екатерина, вы как?

– Это мой мальчик! – еле выговорила она.

Павел усадил ее на стул и удостоверился, что она сидит устойчиво. Екатерина Анатольевна неотрывно смотрела на мальчика, что сидел в углу кабинета, обняв себя за колени, стараясь стать как можно меньше.

– Вы уверены? Конечно, он стал взрослее, – обратился Павел к Екатерине, – вы можете его не узнать… или действительно это может быть другой человек. Но он ничего не говорит.

– Это мой мальчик! – повторила Екатерина Анатольевна, с новыми силами кинулась к своему сыну, крепко обняла его и разрыдалась.

***

Николай куда-то ехал посреди ночи, а рядом сидел его спятивший друг и направлял на него ружье. Несмотря на щекотливую ситуацию, у Николая защемило сердце

– Вы нашли потеряшку, значит, – сказал Николай.

– Его нашел лесник в 20 километрах от города. На нем была потрепанная одежда, висевшая мешком на его худом изможденном тельце. Он ни с кем не хотел разговаривать, и мы не могли добиться ничего. Его привели в отделение, накормили, переодели в чистое. На вид ему было лет 16, поэтому после медицинского обследования его ждал детский дом. Мы так бы не пришли ни к чему, если б он не уставился на доску с фотографиями пропавших людей. По его взгляду стало понятно, что он смотрит на фотографию Максима Железного, 2004 года рождения, пропавшего в июне 2011. Тогда мы отыскали родителей Максима. Мать узнала его с первого взгляда. Она долго обнимала его, прижимала к себе, говорила добрые слова. Это было трогательно.

Павел всхлипнул и глубоко вздохнул.

– Слушай, у тебя сигаретки не найдется?

Павел никогда не курил, сколько Николай его знал. Да, он курил в школе, как говорил сам, но даже смерть дочери не заставила его снова начать.

– Да, а бардачке.

Павел свободной рукой порылся в бардачке, достал сигарету с зажигалкой и закурил, не выпуская ружья.

– У обоих взяли отпечатки пальцев и генетический материал, – продолжил он. – На всякий случай, для стопроцентной уверенности.

–ДНК может не совпасть, тем более если отец…

– Да, знаю. Поверни у завода налево.

Они уже проехали изрядный путь и оказались в промзоне.

– Куда мы едем? Уж не в Бурую Рощу? – подозрительно спросил Николай.

– Если карта не врет, то туда.

– Ты серьезно? Там уже лет дцать никого не закапывали. Времена не те.

У Бурой Рощи была дурная слава. Не проходило и месяца, как какой-нибудь спортсмен или грибник натыкался на свежий труп очередного коммерсанта или чиновника средней руки. Но это было в девяностых. Более двадцати лет назад.

– Ты прав. Думаю, это место выбрано неслучайно.

Николая скосил взгляд на Павла, потом на ружье, глубоко вздохнул и продолжил движение, стараясь поддерживать разговор.

– Так и что мальчик?

– В общем, семья воссоединилась. Мне показалось, что в глазах Екатерины Анатольевны страх выделялся больше остальных чувств, но тогда я свел это на игру воображения. Десятки тысяч людей пропадают каждый год без вести, а находятся лишь сотни. Так что каждый найденный человек ценен, и мы не смеем быть скептиками.

– Я подозреваю, к чему ты клонишь. Видимо, идиллия продлилась недолго?

– Да. Где-то с месяц все было тихо. Потом началось. Дежурный мне рассказал, что соседи постоянно вызывали наряды к нашей семейке. Те часто ссорились, и крики очень беспокоили соседей. Но никто не сознавался. Семейка грешила на телевизор и дурость соседей. А мы что? Следов побоев нет, ребенок в хорошем настроении, профилактическая беседа была проведена. Также выписали за все время пару штрафов, которые те без проблем оплатили. Единственная странность, по словам дежурного, была в том, что отец семейства был подозрительно тихим, грустным и даже несчастным. Дежурный жалел мужика, считая, что это Екатерина Анатольевна ему закатывала скандалы. Но в последний раз вызванный на очередные крики наряд увидел совершенно другую картину. Как оказалось, тогда истерику устроили тетя мальчика с мужем и их дочерью.

«Крайний» – хотел поправить друга Николай, но вовремя спохватился и сказал:

– Интересно. Им-то что не нравилось?

– Я их вызвал к себе. Очень тревожная семья. В один голос твердили, что мальчик не тот, что мы облажались, что мама мальчика просто сошла с ума. Вся троица. Честно говоря, их реакция меня немного шокировала. Я позвал психолога, и вместе мы попытались объяснить родственникам, что подобное в порядке вещей. Естественно, мальчик стал не тем, кого они запомнили. Неизвестно, что с ним происходило, чего он натерпелся. Их слабо удовлетворили наши уговоры, но под угрозами посидеть 15 суток пообещали более не конфликтовать. Его тетка, Татьяна Владимировна, выходя за дверь, напоследок сказала: «Он не просто стал другим… он будто затаил злобу. Просто поговорите с ним. Вы все поймете». Меня не нужно было уговаривать, тем более Лена, наш психолог, ты ее знаешь, сама хотела узнать о душевном состоянии мальчика, а заодно аккуратно подобраться к истории исчезновения.

– С мальчиком вы должны были поговорить сразу, – с упреком сказал Николай.

– Знаю. Просто решили дать ему время, чтобы он освоился, не давить сразу. Итак, он пришел с матерью, отец почему-то не хотел явиться. Пускали мы их по очереди, поэтому мать обязали сидеть в коридоре, хоть она и сопротивлялась. Помучили его вопросами пару часов. Мальчик был веселее, чем раньше, а вот мать серьезно так нервничала. Наверное, сказывался недосып – под ее глазами залегли серьезные синяки. По итогу беседы психолог выглядела… смущенной что ли. Сказала, что мальчик плохо ориентировался в фактах, которые должен был знать еще до похищения. К примеру, с кем он дружил, куда ездил отдыхать с семьей, с какими игрушками он играл. Мальчик ответил правильно где-то на половину вопросов, причем большую часть ответов он мог узнать как раз после того, как вернулся домой.

– Но хуже было то, что он отвечал на вопросы о своей пропаже. Психолог аккуратно спрашивала, где он был все это время и что делал. Или что с ним делали. Здесь мальчик резко погрустнел, но не замкнулся в себе. Опустив голову и прикрыв глаза, он говорил о голосах, которые просили его об услуге. На вопросы о характере этой услуги он отмалчивался. Говорил о вкусе еды, которую ему давали. «Сырое мясо с кровью, земля и грязная вода» – вот чем он питался. Глаза его были все время в темноте, а руки и ноги придавлены чем-то тяжелым. На вопрос, как он сбежал, он ответил, что набрался достаточно сил, прокопал лаз и убежал. Эти шокирующие факты были сообщены его матери. От его обрывочных познаний прошлого она отмахнулась, а от истории удержания и побега разрыдалась. Надо сказать, я и сам был в ужасе, но никаких зацепок это не дало. Мы уже давно обыскали лес, где его нашли. Прочесали, сколько смогли. И в ближайшей деревеньке были. Ничего. Лена же сказала, что либо мальчик получил сильную душевную травму, либо… просто придумывает, играя с нами. А вот мать, по словам Лены, слишком нервничала. Лена хотела продолжить встречи.

– Дай угадаю – мать не позволила?

– Точно! Я должен был настоять, но был слишком мягок, чтоб меня… Лену еще кое-что удивило: мать бросала частые взгляды на Максимку. Его настроение быстро пришло в норму, а вот она вся была будто на иголках. Не знаю, может, искала в его глазах одобрение.

Николай забыл о своем шатком положении и слегка ворчливо проговорил:

– Я понял, что семейка у них неспокойная. Сказались годы, проведенные в нервных срывах. Но зачем мы едем в эту проклятую рощу?

Павел отреагировал яростно:

– Ты еще не понял? Из-за похищения, а, возможно, убийства! Знаешь, что самое трудное, когда теряешь ребенка? Найти ответ. Ты продолжаешь спрашивать себя, бога, мозгоправов: «За что? ЗА ЧТО? За что мне все это?» Ты начинаешь дико, безумно завидовать всем родителям, чьи дети живы. Они растут на глаза у родных, взрослеют, посещают школу встречают первых друзей и первую любовь, поступают в институт, получают работу… Продолжают жить. А если бы была хоть малейшая возможность… вернуть Машу, я бы горы свернул. Я был бы счастливейшим человеком на свете. Я, но не они. Что-то их терзало, что-то жгло изнутри.

Николай остановил машину. За горизонтом брезжил рассвет, но вокруг все еще царила темень. Они встали около редко стоящих березок, посреди которых торчала старая заброшенная часовенка.

– Думаешь, они его?.. – тихо спросил Николай

– Мы должны предполагать худшее. Ты же видел, в каком состоянии я пришел к тебе. Да, извини за обувь, за мокрую одежду. Меня до сих пор пробирает дрожь от этого. Сегодня, то есть уже вчера, в семь часов вечера мне раздался звонок – это был наш судмедэксперт Василич. Он вызывал меня как раз на тот самый адрес, он и рассказал об убийстве. Кого убили, не сказал, но я все и так понял. Было горестно, конечно, но я обязан был явиться…

Павел замолчал. Николай понимающе положил руку ему на плечо.

– Понимаю. Тебе жаль паренька.

Павел очнулся от оцепенения:

– Нет, не понимаешь. Там никого не было.

– В смысле? Живых не было?

– Вообще никого! Ни семейки, ни паренька, ни полиции, ни треклятого Василича!

– Так кто ж звонил-то? – Николай окончательно запутался.

– Вот именно! Теперь ты понимаешь, что я чувствовал? Входная дверь была открыта, я вошел внутрь и осмотрелся. Никаких следов борьбы. Стол накрыт на троих. Все выглядело так, будто они все одновременно решили убежать, побросав все дела. Когда до меня все это дошло, я пулей вылетел из дома, даже не попытавшись опросить соседей. Даже не помню, как оказался у тебя за дверью.

– Это сложно представить, – осторожно сказал Николай.

Павел издал истеричный смешок.

– И кто мог звонить мне, идеально сымитировав голос Василича? Я тебе клянусь – это был он! Куда отправилась вся семья, не оставив единого следа? Думаешь, на этом все странности кончились? Помнишь об анализе ДНК? Лаборатория сказала, что мы над ней знатно пошутили! Видишь ли, анализ оказался «слишком грязным». Они нашли в образце землю, песок и воду. Но ДНК они тоже смогли отделить! ДНК кабана, змеи, ежа и дождевого червя. Бред? Ничего, думаю, сейчас мы все поймем. Но мне почему-то от этого не легче. Не удивлюсь, что никакого лесника и не было… Кстати, когда осматривал квартиру, заметил там вот этот листок, лежащий прямо на полу, – Павел достал из-за пазухи мятый клочок бумаги.

Николай взял в руки листок. На нем весьма схематично детской рукой была нарисована карта: дорога, красные деревья и домик с крестом на вершине. А прямо за зданием был начертан черный квадратик. Также в самом низу располагалась небрежная надпись: «Меня закопали семнадцатого июня»

– Так сегодня семнадцатое! – воскликнул Николай.

– Знаю. Ну что, пойдем?

– Подожди! – Николай схватил Павла за руку, – если все так, как ты говоришь, то нам нужно подкрепление.

Павел одернул руку.

– Я и так потерял много времени. Хочешь – звони, но я пойду. И надеюсь, что ты прикроешь мою спину.

Николай кивнул, и Павел передал ему ружье, а сам достал пистолет Макарова и начал прокладывать себе путь через высокую траву. Николай заколебался, размышляя, пойти ли за другом в таком состоянии, но решил, что ему ничего не угрожает. Павел не видел угрозы в Николае, его страшило что-то еще. Именно поэтому Павел вытащил его из дома таким грубым способом. Николай бы не простил себя, если бы сейчас оставил друга одного.

Вокруг было слишком тихо, лишь древняя часовня ритмично поскрипывала под собственные мотивы. Ничьих следов видно не было. Коллеги слышали биение собственных сердец, быстрое и гулкое, отдающееся в ушах. Они шли медленно, светя фонарями перед собой.

– Я слышал какой-то хруст! – вдруг сказал Николай.

Павел тоже его слышал. Они подошли к источнику шума. Он издавался из ямы, выкопанной за часовней. Павел уже догадывался, что он увидит, Николай же от увиденного отпрыгнул и круто матернулся.

– Что за хрень?! – взвыл он.

– Я думаю, это справедливость, – спокойно ответил Павел, расслабившись и присев на колени.

В эту своеобразную могилу было тяжело поместить взрослого человека, учитывая ее размеры. Однако, тот, кто изуродовал тела Екатерины Анатольевны, ее мужа Геннадия Владимировича и его сестры Татьяны Владимировны, справился с задачей. Тела родственников были грубо изломаны в нескольких местах, чтобы их можно было плотно сложить вместе. Из-за этого тут и там белели частично выдернутые кости и висели безобразные лоскуты кожи и мышц, с которых медленно капала свежая кровь. Голова Екатерины Анатольевны, чудом державшаяся на клочке, который когда-то был ее шеей, покоилась наверху этой чудовищной конструкции и издавала те самые хрустящие звуки. Внезапно ее глаза открылись и посмотрели на Павла. Из последних сил она произнесла:

– Это… мой… мальчик…

И замолкла навсегда.

Павел заметил кое-что еще. Он отвел фонарик немного в сторону и увидел, что в нескольких сантиметрах от могилы лежал обнаженный скелет маленького человека… точнее, ребенка лет семи-девяти. Его размеры как раз совпадали с величиной могилы.

Младенцы в коленях

Первое памятное видение произошло в детстве. Мне было 6 лет, когда мать оставила меня буквально на час, чтобы сходить за покупками. Солнце уже клонилось к закату, и в его угасающих лучах я играл машинками в коридоре у входной двери, ожидая маму. Тогда оно и произошло. Сначала возник звук, что-то среднее между потрескиванием дерева и жужжанием насекомого. Он доносился прямиком из двери. Я поднял голову к источнику шума и увидел нечто ужасающее. Знаете, какое отталкивающее пучеглазое и зубастое существо получается, когда человеку отрезают веки и губы? Вот одного я такого и увидел. Бесстрастное, покореженное мужское лицо, сотканное из узора на двери, разглядывало меня, а я его. Что было дальше, я не помню. Потом мама говорила, что нашла меня без сознания, лежащим на полу возле двери, а соседи рассказали ей, как я визжал до хрипоты…

Вот она – сила страха. Тогда он заставил меня отключиться. Потом видения участились. Эти, с позволения сказать, существа могли проявиться где угодно: в случайно смятой простыни, в тени деревьев или пенке на свежеприготовленном кофе. Они были похожи на людей, насколько мне казалось, но у них всегда отсутствовали какие-либо части лица. И всегда был этот пронзающий взгляд. Они смотрели на меня, даже когда у них не было глаз. Будто покалеченные жертвы чудовищных экспериментов сумасшедшего хирурга сбежали и требовали мести. И если эти картины появлялись в дневное время, чего уж говорить об образах, рождавшихся в моей комнате впотьмах? Ночные ужасы доводили меня до истерик и мокрых простыней. Ночью я не мог спать, а днем просыпался от каждого шороха. Одиночество мгновенно вызывало панику, поэтому со мной всегда находился кто-то из родителей. Это сломит любого. Как-то отец застукал меня, когда я пытался закапать уксус в глаза, лишь бы больше не видеть лиц. Страх заставляет нас совершать безумные поступки, если дать ему волю.

Тогда меня начали водить по врачам, пичкать таблетками и вешать на голову кучу аппаратуры. Наконец, с диагнозом определились. Как сказали родителям, я болел редкой формой шизофрении, из-за которой беспорядочные линии и цвета окружающего мира складываются в моему мозгу в схематичное изображение человекоподобных лиц. Болезнь была неизлечима. Мне лишь оставили скромную дозу транквилизаторов, благодаря которым я целыми днями сидел в кресле и смотрел мультфильмы, капая слюной на пижаму. Хотя стоит отдать им должное – я стал нормально спать. Но так продолжаться не могло. Родители сбавили дозу, чтобы у них был сын, а не овощ, и я снова стал видеть монстров. Отец купил книги по преодолению страха и изучал их вместе со мной. В них я обрел защиту. Я узнал, что страх означает предчувствие угрозы и желание избавиться от нее. Но чем мне угрожали те существа? В итоге я привык к ним. С тех пор у меня не осталось желания зареветь от очередной твари, которая бесстыдно разглядывала меня.

Однако история на этом не закончилась. Сначала образы были как фотографии – жуткие, но статичные слепки сюрреализма. Хуже стало, когда они начали двигаться, менять формы в реальном времени. Женщина становилась стариком, улыбка превращалась в гримасу ненависти. Тогда мне не оставалось ничего, кроме как признать свое сумасшествие прогрессирующим и активнее погрузиться в исследование страха.

Но впоследствии пришло осознание, что эти движения были не хаотичными и не были плодом моего воображения. Клянусь всем, что у меня когда-либо было, что они пытались… вырваться. Но откуда, черт возьми? Эта мысль вселяла ужас. Как и то, что у них было сознание, была цель. Медведь, выглядывающий из-за деревьев, кажется более опасным, нежели страшным. Но куда страшней то, что может прятаться в самом лесу, что скрыто за сенью его деревьев.

Вы тоже их видели, не так ли? То самое знаменитое «лицо» на Марсе, помните? Конечно, весь мир это помнит. Это был не памятник ушедшей цивилизации, а сигнал нынешней. Вы все должны были среагировать, подготовиться. Если бы оно тогда прорвалось…Но у него не получилось, и никто так ничего не предпринял. Люди успокоились, приняв кошмар за фокусы разума. Я один все понял. Стал готовиться. Пытался подчинить страх себе, разобраться в его источнике и обнажить его слабые стороны.

Каким-то образом именно я оказался наиболее восприимчив к этим видениям. Видел их, когда никто другой не обращал внимания. Тогда еще существа этого не знали, но, думаю, догадались именно после того случая. Однажды я ехал в метро и увидел симпатичную девушку напротив себя. Она была одета по-летнему, и мой взгляд скользил по ее стройным непокрытым ногам, пока не наткнулся на ее колени. На жуткие, омерзительные колени. Из каждого на меня смотрело лицо младенца, оттягивающее кожу девушки, пытающееся прорвать ее. Она будто этого не замечала, но я уже знал, что нужно сделать. Я подскочил к ней и исполосовал ее колени небольшим ножом, который уже давно таскал с собой. Как последний псих, да. Она заверещала от неожиданности и упала, а несколько человек кинулись ко мне и начали выкручивать руки. Но из ее коленей, вопреки ожиданиям, не хлынула кровь, а потекла густая, черная жижа. От нее засмердело так, что меня сразу вырвало – это было нечто среднее между тухлой рыбой и аммиаком. Я быстро сбежал, когда вагон остановился. Людям больше было не до меня: они были поражены увиденным. Но тогда-то твари и прознали про меня.

Родителей я потерял примерно через месяц после этого эпизода. Перевернулись на пустой дороге средь бела дня, умерев на месте. Скажете, случайность? Их тела не были поломаны, как бывает в таких случаях. Они были разорваны изнутри. Патологоанатомы лишь пожали плечами и назвали случай «слегка аномальным». Оказалось, что всю жизнь я учился сопротивляться страху, но не был готов к горю. Они нашли мое слабое место. Ведь у меня еще была девушка. Не знаю, что она нашла в таком угрюмом параноике, как я, но мы сошлись. И что вы думаете? Спустя полгода после нашей встречи они расправились и с ней. Врач говорил о бомбе замедленного действия в виде аневризмы, но я видел пронзающие взглядом глаза на мрт-снимках, видел шрамы на ее животе, сложившиеся в ехидную ухмылку.

Наконец, их кара настигла и меня. После всего, что мне довелось испытать, я почувствовал облегчение, решив, что все пережитое мной было вызвано комочком разросшейся ткани, давящей на мозг. Она вызывала зрительные и слуховые галлюцинация, которые я упорно принимал за реальные видения. Я снова вернулся в то блаженное время, когда считал себя сумасшедшим. Чувствовал ли я страх смерти? Нет, конечно, смерть должна была стать избавлением.

Терять было нечего, так что я согласился на опасную химиотерапию, которая должна была убить меня с чуть меньшим шансом, чем рак. Первый же сеанс закончился неожиданно для меня и доктора, возившегося с капельницей. Через несколько минут после начала сеанса мы оба услышали звук быстро спускаемого воздуха. И опять пошел этот едкий, жалящий ноздри запах… Когда пораженный доктор трясущимися руками снял капельницу и помыл за собой пол, он посоветовал перед продолжением сделать снимки головы, так как по его словам, «что-то пошло не так». Посмеиваясь, я согласился, ведь уже знал ответ. Опухоли больше не было.