Бездна

– Лишний хрен заднице не помеха, – пожал плечами лысый водитель, – особенно если собираешься тереть со всякими отморозками.

– Как я понимаю, намечается грубый вариант? – поинтересовался Теодор. – Ну, добро, будь по-вашему. – Он достал передатчик. – Заодно проверим готовность наших людей к нештатным ситуациям.

Пока Емельянович что-то вполголоса объяснял передатчику, Зверь открыл позвякивающий баул и потянул к себе гладкую рукоять. До этого я слегка заторможенно наблюдал за переговорами попутчиков, не совсем понимая, к чему идёт дело, и лишь в этот момент до меня дошло окончательно. Зверь аккуратно вставил в короткоствольный автомат обойму и легко передёрнул затвор. Стало быть, намечалась стрельба. Сердце мгновенно рухнуло в глубокую яму и теперь слабо трепыхалось на дне, затрудняя дыхание.

Открыв рот, я смотрел, как первый «калашников» перекочевал к Шведу, продолжавшему вести машину одной рукой. Второй автомат отправился к Теодору, взявшему его так небрежно, словно это был всего лишь муляж. Достав третье оружие, Зверь бросил взгляд на меня, потом на соседа и, тяжело вздохнув, закрыл молнию на сумке. Никакого чувства обиды я не испытал – одно облегчение. Слава богу, мне не придётся лезть под пули!

Два преследующих нас джипа пронеслись мимо и, обогнав головную машину, резко затормозили, перекрыв дорогу. Водители сильно рисковали: если бы скорость наших автомобилей была немного выше, их тачки могли бы пострадать. Впрочем, судя по всему, преследователям было наплевать на подобные мелочи. Теодор отдал команду, и наши джипы остановились, выстроившись в одну линию.

Из автомобилей, преградивших путь, выбрались рослые парни в пальто из тускло блестящей кожи и кашемира. Среди них я сразу узнал братка, нокаутированного Воблой в кафе. На его багровой физиономии красовались тёмные очки, а пухлые губы кривились в усмешке. В руке он держал пистолет. Из шести «бригадовцев» оружие было у четверых – два пистолета, автомат и помповое ружьё. Судя по той небрежности, с которой они держали средства самообороны, братки намеревались типа побазарить. К большому для них сожалению, с нашей стороны никто такого намерения не имел.

– Стрелять на поражение, – скомандовал Теодор в передатчик. – Сразу же, как только выберетесь из машин.

Чувство реальности происходящего изменило мне: я просто смотрел очередной сериал из жизни крутых, только в неведомой глубинке. По экрану телевизора забарабанил мелкий дождик, превращаясь в размытые водяные пятна, медленно ползущие вниз. Рядом крутил головой, позабыв прикрыть рот, наркоман в грязном плаще, а люди с автоматами открывали дверцы машины. Съёмка эпизода, видимо, шла в рапиде, поскольку люди двигались очень медленно. Один из братков, приехавших на разборку, так же медленно шагал в нашу сторону, сутулясь под моросящим дождём и пряча руки в карманах пальто. Прелюдия всё тянулась и тянулась, напоминая уже не замедленный эпизод, а какое-то кошмарное сновидение. Сердце на дне зловонной ямы растворилось в тошнотворной луже страха, и мне захотелось ударить кулаками по тусклому стеклу реальности, чтобы расколотить его вдребезги и вырваться наружу. Выпустите меня! Я хочу проснуться!

В отличие от завязки развитие сюжета происходило с такой скоростью, что я с трудом успевал ловить сменяющиеся кадры. Дверцы трёх джипов распахнулись, выпустив наружу семёрку вооружённых автоматами людей. Братки продолжали неподвижно стоять, недоумённо взирая на это непонятное им зрелище. Обиженный братан успел поднять свободную руку и растопырить пальцы, унизанные гирляндами тяжёлых гаек. Звонкие удары казались непонятным лязгом металла. Люди падали на дорогу, словно куклы, которых неведомый шутник сбросил с неба. Если они умирали, то делали это крайне неестественно. Станиславский, увидев такое, закричал бы в негодовании своё знаменитое: «Не верю!»

Не прошло и полминуты, а все братаны уже лежали на грязном асфальте.

Один из джипов выпустил струю чёрного дыма и попытался дёрнуться, но подскочившая Вобла вогнала в приоткрытую дверь короткую очередь. Судя по всему, и последнему «стрелочнику» пришёл кирдык. Наши бойцы неторопливо шагали между трупов, внимательно всматриваясь в мёртвые лица. Приятель Воблы остановился и одиночным выстрелом прекратил едва заметную судорогу одного из лежащих.

– Хана, – коротко сказал нарик, шумно сглатывая слюну.

Вдруг в открытой двери появилась физиономия взбешённого Зверя.

– Вам что, вашу мать, особое приглашение надо?! – рявкнул он и выдернул меня наружу под короткие уколы холодных дождинок. – А ну, бегом жмуров таскать! Или, может, я их сам должен перетаскивать?!

События приобретали совсем неприятный оборот: с трудом поднимая заплетающиеся ноги, я захромал к лежащим в грязи телам, от которых в кювет медленно стекали ярко-красные полосы. Юрик и Серёга уже были здесь: схватив покойного братана за руки за ноги, они впихивали промокший труп в один из джипов. На лице Юры застыло тихое отчаяние. Сергей, повернув лицо ко мне, едва слышно матюгнулся. На большее он не решился, покосившись на одного из водил с автоматом на изготовку, стоявшего рядом.

– Ну, потащили? – деловито осведомился нарик, остановившись около покойничка.

Взглянув в стекленеющие глаза мертвеца, я ощутил сосущее чувство в животе, но делать было нечего, приходилось подчиняться. Ухватив труп за лодыжки около дорогих туфель, измазанных грязью, я с трудом приподнял тяжёлое тело. Наркоман, дыша, как накуренный паровоз, топал сзади, бормоча нечто неразборчиво-неприличное.

Труп мы кое-как уложили на пол машины, и, пока нарик, посапывая, выбирался наружу, я успел прихватить кое-что любопытное, а именно: тяжёлый тупоносый пистолет, выпавший из кармана кожаного пальто. Его я тотчас сунул за пояс джинсов и огляделся – никто не успел заметить мою находку? Вроде никто – Швед махал рукой, дескать, быстрее, а больше никому до нас не было никакого дела. Подстёгиваемый сокрушительными ударами сердца, я едва не вылетел наружу. Удары ледяных дождинок перестали меня раздражать, а все мысли занимал только тяжёлый предмет, оттягивающий пояс.

Иметь оружие, как мне кажется, сокровенное желание каждого индивидуума, носящего штаны и бреющего физиономию. К сожалению, это желание вступает в определённое противоречие с некоторыми статьями Уголовного кодекса, за соблюдением которых следят люди, имеющие оружие. Жуткая несправедливость!

Остальные тела мы загрузили так быстро, что единственное, сохранившееся в памяти, – ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.

– А ну, валите отсюда! – скомандовал Швед и, отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины.

Два джипа, доверху набитые покойниками, съехали на обочину. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поинтересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился никем не учтённый фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею… С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться, в конце концов. Щелчок затвора – треск автоматов. Вот и весь разговор.

От всего этого становилось не по себе. Особенно когда я попытался ответить себе на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей, способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумняшеся, прикончить семь человек?

Вопросы эти в одночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки чистым белым платком. Должно быть, платок был пропитан одеколоном, так как по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:

– Всё это – грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята – сущие телята или, по вашим определениям, лохи.

– Никто не спорит, – равнодушно пожал плечами Зверь, укладывая оружие в баул. – Скорее всего, сынки каких-нибудь мухосранских шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.

– Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, – восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место. – Вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?

– Эти наклонности… – недовольно поморщился Теодор. – Поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.

– Какая разница? – Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд. – Там-то всё равно, день или ночь.

– Прежде чем угодить туда, – Емельянович особо выделил последнее слово, – нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся мокрой почвы. Если не успеем засветло, придётся работать при свете фар.

– А сколько осталось до места-то? – Уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое слово.

Теодор зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд, начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнении, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.

Непроизвольно поглаживая спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие «пещеры» вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем, некое подобие Морийского царства.

В чём-то я оказался прав.

– Есть какие-нибудь особые приметы? – спросил Зверь после долгого молчания. – А то как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.

К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может, машины, подобные нашим. Даже эти сверхмощные джипы временами бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой.

– Не совсем приметы, – Емельянович оставался спокоен, – скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда чувствует приближение к порталу. Это – как зуд внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата, тем мощнее становится. Он становится всё сильнее и исчезает только в точке врат.

Слова, которые он произносил, становились всё более плавными и напевными, точно он засыпал. Потом его левая рука медленно поднялась, чтобы резко обрушиться на плечо яростно пыхтящего Шведа. От неожиданности тот нажал на тормоз, и джип, клюнув носом, остановился.

– Здесь, – сказал Теодор и некоторое время сидел молча, рассматривая ничем не примечательный участок абсолютно голого поля. Другие машины, уехавшие было вперёд, тоже остановились и начали сдавать назад. Их колёса утопали в грязи едва ли не по верхние края дисков. Когда двигатели заглохли, наступила полная тишина. Прекратился даже дождь, барабанивший по крыше, а быстрый ветер начал разгонять пелену туч, сковывающих тёмно-синее небо.

– Ну и? – спросил Швед, вытягивая короткую шею и ворочая круглой головой, очевидно в попытке разглядеть хоть что-нибудь. – Ни хрена тут нет.

Вместо ответа Теодор открыл дверцу машины и некоторое время сидел без движения. Как я заметил, его тонкие ноздри жадно втягивали холодный воздух, точно он пытался уловить некий, хорошо знакомый ему запах, приносимый промозглым ноябрьским ветром. Потом руководитель поднял правую руку и негромко приказал:

– Дай мне лозу.

– А как же тот зуд, о котором ты говорил? – поинтересовался Зверь, извлекая из-за пазухи нечто тонкое и блестящее, похожее на скрученную проволоку.

– Так вернее. Иначе мне придётся очень долго блуждать по этой грязи, отыскивая нужную точку, а времени у нас в обрез.

– Может, стоит тогда выпустить нашу учёную братву? – Проволока перекочевала в руки Теодора, и тот начал изгибать её, превращая в диковинное подобие бабочки. – Пусть начинают отрабатывать свои деньги.

– Если бы я ещё знал, какую именно вещь им нужно искать. – Емельянович выбрался наружу и направился прямиком в чистое поле, поворачивая из стороны в сторону своё загадочное приспособление. – Впрочем, пусть достанут какие-нибудь приборы, фон снимут, что ли…

Зверь легко вымахнул из джипа и направился к автомобилю, где, очевидно, располагались болоньевые дутыши. Не прошло и минуты, а учёные уже начали вытаскивать из машины какие-то ящички, подключая их друг к другу многочисленными проводами. Один учёный умело устанавливал треногу, на конце которой ослепительно сверкала серебристая тарелка антенны, уставившаяся в стремительно темнеющее небо, уже пробитое множеством ярких звёзд.

Но моё внимание было поглощено не этой суматохой, а одинокой фигурой в чёрном бушлате, медленно бредущей по полю. Казалось, человек не имел определённой цели и блуждал по случайной траектории. Так вдребезги пьяный пытается добраться домой по короткой, но очень широкой дороге. Проволочное кружево в приподнятых руках казалось странно живым. Присмотревшись, я понял почему: оно непрерывно двигалось из стороны в сторону, мелко вибрируя.

– Курануть бы, – тоскливо протянули у моего уха, и я отвлёкся, взглянув на нарика, тоскливо уставившегося в опустевшую коробочку. – Ща как дунул бы, да так, чтобы крышу вырвало! На прошлой неделе кореша план привезли – Кубанский! Рубит на раз! Жалко лавэ нету, а то купил бы нефиг делать.

Очередной бред, не имеющий ни начала, ни конца. Я отвернулся от грезящего наркомана и увидел кое-что интересное: лоза в руках Теодора превратилась в нечто полупрозрачное, размытое от скорости и с оглушительным свистом улетела в тёмное небо. Емельянович покачнулся, но сумел сохранить равновесие, сделав лёгкий взмах обеими руками. Зверь уже бежал к нему, а за ним неслись учёные, волоча какие-то ящики, ощетинившиеся уродливыми микрофонами. До нас донеслись возбуждённые крики охотников, напавших на след долгожданной добычи.

– По-моему, нашли, – сказал я, помимо своей воли ощущая возбуждение. Наконец-то я увижу цель нашего путешествия.

– А мне до задницы, – сказал нарик, но тем не менее тоже уставился в ту сторону, где группа людей что-то горячо обсуждала. – Мне лишь бы лавэ быстрее отвалили. Я тогда сразу накуплю себе дури побольше и как заторчу! Уже скоро! Я уже макли набил с нужными барыгами, отменную дурь должны привезти!

Отчасти из любопытства, отчасти из-за того, что этот вздор достал меня до крайности, я выбрался из машины и пошёл в сторону полевого консилиума. Внезапно кто-то сильно дёрнул меня за рукав куртки, едва не оторвав его напрочь. Как выяснилось, это был Швед с двумя лопатами в руках. Одну он, не говоря ни слова, вручил мне, а второй, судя по всему, собирался воспользоваться сам. По крайней мере, физиономия его выражала лишь крайнюю степень недовольства. Такого, какое и должна отражать морда лица человека, которому предстоит ковырять лопатой в мокрой слежавшейся земле. Следом ковылял нарик, недоумённо разглядывая инструмент в своих руках. Этот гробокопатель выглядел так, словно видел сие садо-огородное приспособление первый раз в жизни.

Неожиданно стало очень тесно, потому что на узком пространстве грязевого пятачка, вытоптанного ногами десятка людей, злые индивидуумы с лопатами в руках начали остервенело вгрызаться в тело земли. Со всех сторон доносились громкие команды и ещё более громкие ругательства.

Нам предстояло разрыть участок трёх метров в диаметре и глубиной не менее полутора метров. Это был тихий ужас, заполненный тяжёлым дыханием, ледяным ветром, забирающимся под куртку, и водопадом холодной воды, вновь хлынувшей с неба. Со стороны эта картина должна была очень напоминать ускоренное воспроизведение давнего клипа Сергея Галанина, в котором несколько психопатов зачем-то роют яму в пустынном месте.

Я не обращал внимания на темноту, окутавшую нашу компанию, пытаясь удержаться на ногах в потоках плещущей грязи, и при этом заставить непокорную лопату выполнять возложенную на неё работу. На какой-то период в нашей компании самым употребительным стало короткое словечко, обозначающее девицу лёгкого поведения. Оно произносилось непрерывно, слившись в единое непристойное бормотание. Будь земля посуше, мы уже давно прорыли бы тоннель к самому центру планеты, а сейчас просто бесполезно топтались на дне неглубокого грязевого бассейна.

Люди, орущие вокруг меня, временами поскальзывались и падали в мутную жижу, поднимая фонтаны брызг. И вообще попытка устоять на ногах отнимала намного больше сил, чем сама работа. Некоторое время мне удавалось сохранять вертикальное положение, пока какие-то грязевые боги не решили, что незачем делать для кого-либо подобные уступки. Обе мои ноги одновременно поехали вперёд, в то время как задница, засомневавшись в компетенции Ньютона, решила проверить действие закона всемирного тяготения на практике. Короче, я упал в жидкую грязь, холодную, словно лёд. Едва не захлебнувшись, я ощутил под своей пятой точкой какую-то твёрдую хрень вроде камня. Кто-то, стоявший рядом, автоматически воткнул обросший комьями грязи штык лопаты рядом с моей головой.

– Мать твою! – прохрипел я, выныривая из грязи и отплёвываясь. – Ты чё, не видишь, на фиг, куда втыкаешь?!

Но меня никто не слушал: стук о твёрдую поверхность услыхали все копатели и в свете автомобильных фар (когда они успели поставить джипы вокруг ямы?) в лужу воткнули длинный гофрированный хобот, содрогающийся от натужного рёва. Насос оказался весьма мощной штукой, и, пока я вылезал из ямы (честно говоря, оказавшийся рядом Зверь просто выбросил меня наружу, ухватив грязной лапищей за капюшон куртки), машина успела высосать половину слякоти.

Выбравшись на твёрдую поверхность, я огляделся, попытавшись привести себя хотя бы в относительный порядок. Оказалось, вся наша группа выглядит точно так же, напоминая бурых грязевых снеговиков. Единственным чистым человеком во всей компании остался Теодор Емельянович, замерший в свете фар, словно ангел в окружении демонов. Он поднял руку и посмотрел на циферблат массивных часов, после чего на его физиономии появилась довольная усмешка – стало быть, всё шло по плану.

У меня тоже всё было о’кей – пистолет лежал на своём месте, оставшись единственным фактором, который в это отвратительное время продолжал согревать мне душу.

Кто-то подошёл ко мне и что-то спросил. Помотав головой, я с некоторым трудом привёл мысли в порядок и посмотрел на Серёгу, грязевые полосы на лице которого весьма напоминали боевую раскраску коммандос.

– Чё ты спросил? – поинтересовался я, стряхивая с ушей комья застывающей грязи. – Извини, я слегка затрахался.

– Я вижу, – натужно рассмеялся он. – Кабздец какой-то! Как ты думаешь, какого мы рылись в этом говне? Я недавно слышал, типа один крендель нашёл клад. Скифский, кажется. На поллимона баксов. Может, и здесь та же фигня?

– Может, – пришлось повысить голос, перекрикивая рёв надрывающегося насоса, – хотя мне говорили о каких-то пещерах.

– Какие тут, на фиг, пещеры? – усмехнулся Сергей. – Кто бы их рыл в этой глине? И зачем?

– Вот он, – торжествующе сказал Теодор Емельянович, и его звенящий голос разорвал тишину, наступившую после того, как насос, заклокотав, остановился.

По-моему, начиналось самое интересное.

Все дружно подались вперёд, и я, пытаясь не упустить ничего из происходящего, вместе с ними подошёл к краю вырытой нами ямы. Вся липкая жижа исчезла, и нашим взорам открылась блестящая в свете фар каменная плита. Одна странная вещь тут же бросилась мне в глаза: обычно, как ты ни откачивай жидкую грязь, всё равно где-нибудь останутся лужицы, куски слизи, но не в этом случае. Плита выглядела так, словно её тщательно вымыли, а затем высушили. В центре камня выступало что-то наподобие идеально круглого люка около метра в диаметре. На поверхности этой крышки был начертан замысловатый узор из тонких линий, образующих нечто вроде спирали. Зверь попытался спуститься туда, но Емельянович властным жестом остановил его и зашептал в ухо, указав пальцем на нарика. Тот не обратил на это внимания, он просто стоял и, тяжело дыша, смотрел вниз.

Зверь, выслушав руководителя, пошёл к наркоману, осторожно огибая яму, словно приближение к ней могло ему чем-то повредить. На ходу он достал уже виденный мной в автомобиле длинный блестящий нож, напоминающий оружие спецназовца. На лице Зверя я заметил странное для этого человека выражение растерянности, точно он не мог понять, правильно ли он поступает в данную минуту. Подойдя к нарику, гигант остановился перед ним и твёрдо сказал, тыкая острием клинка в заляпанную грязью грудь:

– Теперь полезай вниз.

Тот вскинул голову и, выронив от неожиданности лопату, спросил:

– Это ещё на хрена?

– Объясняю для полных тормозов, – размеренно произнёс Зверь, продолжая тыкать ножом при каждом слове, – ты полезешь вниз и ощупаешь вон тот кружок. На нём имеются выступы, и ты будешь на эти выступы нажимать до тех пор, пока этот люк – а это именно люк – не откроется. Всё понятно или повторить?

– А почему именно я? – проблеял нарик, сглатывая слюну. Видимо, у него возникли какие-то сомнения относительно этого приказа. – У тебя учёные есть? Пусть они и лезут.

– Ты свои деньги получить хочешь? – грозно осведомился Зверь, сведя брови к переносице. – Ты как думал, тебе за них ни хрена делать не надо будет? Или ты задницей собирался отрабатывать? А ну, ползи вниз, и побыстрее!

Тяжело дыша, наркоман затоптался около края, прикидывая, как лучше спуститься, и тут произошло ещё одно странное событие: Зверь неловко повернулся, опуская руку с ножом, и случайно задел ладонь нарика, разрезав её в кровь.

– Ах ты, падла! – выкрикнул тот, в испуге глядя на струящуюся кровь. – Ты меня порезал, урод!

Я решил – всё, несчастному пришёл конец, и его немедленно разорвут на куски, но великан лишь мрачно ухмыльнулся, вытирая лезвие клинка извлечённой из кармана тряпицей.

– Ползи, ползи, – почти добродушно проворчал он и спрятал оружие. – До свадьбы заживёт.

Привлечённый каким-то непонятным движением, я поднял глаза и увидел, как Теодор быстро листает страницы толстого фолианта, невесть откуда появившегося в его руках. Обнаружив в книге нужное место, наш руководитель начал нараспев читать нечто непонятное, но явно угрожающее. Под эти завывания нарик сполз вниз и, прижимая раненую руку к груди, стал ощупывать сверкающую поверхность каменного люка. Зверь досадливо поморщился и, склонившись над ямой, крикнул:

– Обеими щупай, урод! Иначе не найдёшь.

Теперь и окровавленная ладонь опустилась на камень, оставляя на нём красные отпечатки, пересечённые линиями загадочного орнамента. Из ямы доносились громкие проклятия и всхлипы. Люди, стоявшие вокруг, подошли ближе, пытаясь лучше рассмотреть, как скрюченная фигура ползает по метровому кругу, намереваясь найти нужные выступы.

Внезапно меня словно ударило: я поднял голову, охватив взглядом ВСЮ картину. Воистину нереальное зрелище. Набросок серых теней на тёмном полотне сумерек. Если до этого был криминальный сериал из жизни бандюков, то он незаметно сменился какой-то мистикой. Неглубокая яма, по дну которой ползло странное согбенное существо и тёмные в свете ярких фар фигуры без лиц, окружившие её. Высокий человек с толстенной книгой в руках, звенящим голосом выкрикивающий непонятные фразы.

Меня затрясло мелкой дрожью, но вовсе не от холода, а от ощущения давящего взгляда, направленного в мой затылок. При всём том я точно знал: позади меня нет никого и ничего. Точно заворожённый, я опустил голову, рассматривая человечка, продолжавшего нелепое копошение под моими ногами. Его кровь покрывала уже весь люк, но линии узора от этого стали только чётче, и спираль… Впрочем, я, наверное, ошибся – никакой спирали не было! А было… Совершенно верно: нарик ползал по каменной пасти, распахнувшей клыки в ожидании добычи.

– Где же эти ваши долбаные выступы? – плаксиво прокричал из ямы наш искатель, но ответа не дождался.

– Шуб-Ниггуратх, хранитель первого замка, – возвысил голос Теодор, переходя на понятный язык, – прими этот ключ!

Дальнейшее произошло во мгновение ока: лужицы крови на поверхности камня съёжились и исчезли, словно каменюка впитала их. Изображение клыкастой пасти приобрело необыкновенную чёткость и объём, обратившись в реальный зев, готовый сцепить зубы на добыче. И это произошло! На какое-то мгновение каменная плита исчезла, и я увидел в земле невообразимо огромное существо, высунувшее голову с разверстой пастью на поверхность. Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось, но пасть осталась на месте. Каменные клыки щёлкнули, оборвав начинающийся вопль. Мелкие капли крови брызнули мне в лицо и осели на коже противным тёплым дождём. Все попятились назад, подальше от жуткой пасти, распахнутой в неглубокой яме, разом превратившейся в могилу. Окровавленные зубы продолжали смыкаться, похрустывая кровавыми ошмётками того, что ещё минуту назад было живым человеком.