(Панушка как в воду глядел. Слышен шум, крики, звуки ударов. В трактир вбегает Мареш, он держится за покрасневшую щеку. Его преследует разгневанный Гашек)

Мариш (испуганно кричит). Убивают!.. Полиция, полиция!

Гашек. Кто вы такой, чтобы оскорблять Ленина и Троцкого? Вы знаете их? Вы знакомились сих трудами?

Панушка (встает между повздорившими). Тихо, тихо! Ярда, успокойся!

Инвальд. Не надо скандалов в моей господе!

Инвальдова. У нас тут не Прага!

Мареш (плаксиво). Он дал мне пощечину… я этого так не оставлю… я воспитатель в «Соколе»

Инвальд. Вы бы, пан воспитатель, не приставали ко всем подряд в сортире … с политическими разговорчиками.

Гашек (постепенно успокаиваясь). Добро… я погорячился… Вы приличный человек, пан Мареш. Только начитались клеветнических статеек в «Сучке». А что до пощечины, то дайте мне по морде и будем квиты.

(подходит к Марешу и подставляет щеку)

Мареш (боязливо). Я до вас не дотронусь, пан комиссар.

Гашек. Я настаиваю… Ну! Или вас силой заставить меня побить?

(Мареш кончиками пальцев касается щеки Гашека и падает к нему в объятия)

Гашек. Все, все! Мир! Друзья навек!

Мареш (испуганно). Да, да. Друзья, пан красный комиссар.

Гашек. Выпьем за примирение!

Панушка (решительно). Нет, Ярда! На сегодня хватит! Тебе надо отдохнуть и привести себя в порядок.

(Уводит из трактира Мареша. Супруги Инвальдовы тоже уходят по хозяйственным делам. Гашек остается в одиночестве)

Явление 4

Гашек.

Гашек ходит по опустевшему трактиру, жестикулирует и разговаривает сам с собой.

Гашек. Устроил скандал. А что делать? Не выношу, когда бездумно ругают большевиков. Ведь я не сразу пришел к коммунистам, сначала был анархистом и пацифистом. Как и многие из моих земляков, которых погрузили в телячьи вагоны и отправили воевать против их воли. На дверях вагона кто-то выцарапал стишки: «Три тонны удобренья для вражеских полей. Сорок человечков иль восемь лошадей». Солдаты, эта «серая скотинка» не собиралась отдавать свои жизни за интересы Габсбургов. Все мечтали поскорее сдаться в плен, что нам и удалось проделать во время сражения у Хорупан. Пока я дрых в окопе, русские начали наступление. Меня разбудил старший писарь Ванек, до войны владелец москательной лавки в Кралупах. Надпоручик Лукаш торопил всех с отступлением, он в особенности волновался за жизнь, своего денщика Франты Страшлипки, который таскал вещмешок с офицерским провиантом. Я отстал, чтобы поправить обмотки на больных ревматизмом ногах, мы выждали немного, вылезли из окопов и дали деру к русским. Страшлипка так и убежал с чемоданами обер-лейтенанта, потом мотался с его барахлом по всей России. То был самый смешной из всех бородатых, анекдотов, которыми бедняга потчевал маршротиху. Пес надпоручика Лукаша прибился к нам, он тоже изменил Габсбургской монархии, почуяв запах свободы.

Потом был лагерь для военнопленных, грязь, вши, тиф. Через некоторое время в лагере начали набирать желающих сражаться против австрийцев. Были сформированы чешские дружины. Я вступил в ряды первого полка имени Яна Гуса, участвовал в кровопролитных боях под Зборовым, даже заслужил крест святого Георгия четвертой степени. Пожалуй, никто в Чехословакии не знает, что Ярослав Гашек – георгиевский кавалер. Дружина превратилась в бригаду, потом в дивизию и, наконец, в корпус.

Пока мы воевали на фронте, в России грянула революция. Царя сбросили, Временное правительство совсем недолго продержалось. Революционный вихрь подхватил меня. Вот это размах, вот это смелость! Я осознал, что только пролетарская революция даст свободу моей угнетенной родине. Меня избран в Чехословацкий революционный комитет рабочих и солдат. Ездил в Москву, дважды слушал выступления товарища Ленина, имел долгую беседу с Яковым Свердовым. Мне, бывшему анархисту, все больше импонировали большевики. Я стал коммунистом, был принят в Российскую коммунистическую партию большевиков.

Между тем Советская Россия была вынуждена заключить мир с Тройственным союзом. Чешские легионы пошли на поводу у продажных буржуазных политиканов, прихвостней Антанты, которые решили перебросить корпус во Францию, чтобы чехи сражались на стороне империалистов. Немногие легионеры выступили против. С честью скажу – большевик Гашек был в их числе. Тогда-то впервые прозвучало словечко «предатель». Мне говорили: «Твое поведение, брат Гашек, – это прямое предательство интересов собственного народа.» А я уверен, что все было наоборот. Легионеры предали мировую революцию, которую могли принести в Чехословакию на своих штыках. Чехи превратились в белочехов, пособников Колчака. Красный чех Ярослав Гашек оказался белой вороной. Легионеры видели во мне предателя, а революционная власть подозревала во мне тайного белочеха. Не хочу вспоминать, но это преследует меня. Гоню эти воспоминания наяву, они приходят во сне.

(Гашек садится за стол, опускает голову на руки и забывается тяжелым сном. Сцена погружается в полную темноту).

Явление 5

Гашек, Сорокин, Агапов, Клебанова.

Темная сцена. Из темноты доносится звук далекой канонады, потом слышатся глухие голоса, слов разобрать нельзя, кто-то бранится. Постепенно загорается свет. Перед нами уже не трактир «У чешской короны», а комендатура Бугульмы, которая, впрочем, мало отличается от трактира. Только трактирная стойка задернута занавеской, а на ней висит хорошо узнаваемый портрет председателя Реввоенсовет Советской республики Льва Троцкого. Перед портретом задумчиво стоит Гашек в зеленом френче, перетянутом ремнями. На голове – фуражка с красной звездочкой, на боку кобура с браунингом. Из-за двери слышен голос красноармейца, который докладывает на ломаном русском языке.

Красноармеец (его не видно, слышно только голос). Комиссара, а комиссара! Внизу три сани, три люди, полно бумага. С тобой говорить хотят. Злые, ругаются! Пускать али стрелять?

Гашек. Проводи их сюда. Вот чуваш! Отличный малый, но ничего из его слов не понять. Пожалуй, я по-русски говорю гораздо лучше его.

(Входит тройка. Двое мужчин, одна женщина – Ася Клебанова, очень похожая на Ольгу Фастрову, возможно, та же самая артистка. Одета по революционной моде – кожанка, портупея с маузером. Её коллеги: Сорокин – блондин с окладистой бородкой, Агапов – мужчина с черными усами и необычайно пронзительным взглядом.)

Сорокин (очень вежливо и доброжелательно). Не откажите в любезности указать, где можно найти помощника коменданта Бугульмы товарища Ярослава Гашека?

Гашек. Он перед вами. С кем имею честь?

Сорокин. Мы – коллегия Революционного трибунала Восточного фронта. Товарищ Клебанова, товарищ Агапов и я, Сорокин, председатель коллегии.

Гашек. Очень приятно!

Сорокин. И нам тоже, товарищ Гашек. Вы преданы суду трибунала по обвинении в измене революции. Но прежде не откажите в любезности организовать нам чайку.

Гашек. С удовольствием! (достает из-под стола самовар)

Клебанова. Полагаю, следует показать обвиняемому наш мандат.

Сорокин. Извольте! (передает Гашеку бумагу)

Гашек (читает). «Дано сие Революционным Военным Советом Восточного фронта товарищам таким-то в том, что они на основе своих полномочий, имеют право производить расследования по отношению к любому человеку. Для выполнения вынесенных ими приговоров все воинские части обязаны предоставлять в их распоряжение необходимую военную силу.»

Клебанова (строго). Вы все поняли? Вы обязаны выделить команду красноармейцев для исполнения приговора над вами.

(Гашек как радушный хозяин разливает чай из самовара по кружкам)

Гашек. Сахаринчику из моих неприкосновенных запасов?

Клебанова. Спасибо, вы весьма любезны.

Сорокин. Благодарствую. Мне сказали в политотделе, что вы чешский писатель.

Гашек. Юморист.

Сорокин. Я до революции учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Имел-с некоторое прикосновение к литературе. Даже издал книжечку стихов «Восстание», которая была конфискована за контрреволюционные мысли. Теперь весьма сожалею и хочу доказать революции, что полностью исправился.

Клебанова. Я училась на Высших женских курсах. Хотела стать медиком, пока не прочитала Карла Маркса и не поняла, что больны не люди – больно капиталистическое общество. При социализме больных не будет, следовательно, врачи не нужны.

Гашек. Вот как! Почему вы пьете пустой чай, товарищ Агапов? Сахарину достаточно.

Агапов (буравя Гашека пронзительным взором). Жизнь сладка лишь для некоторых, товарищ Гашек, но и для них она может стать горькой (жадно втягивает ноздрями воздух). Табачок, судя по запаху, тоже колчаковский? Кто это вас снабжает? Как поется: «Табак заморский, правитель Омский!» Неплохо вы устроились, но мы это все прекратим. Пришло время начать допрос.

Сорокин. Совершенно верно. Товарищ Агапов, прошу!

Агапов. В штаб Восточного фронта поступила телеграмма от командира Тверского конного полка товарища Ерохимова, в которой сообщается, что вы отпустили на свободу царского полковника Макарова и подарил ему свою лошадь, чтобы он мог добраться к белым. Сознаетесь в измене?

Гашек. Лошадь подарил, измену не совершал!

Агапов. Неважно. Вы скрытый белочех, ясно как белый день. Тройка приговаривает вас к расстрелу за предательство революции.

Клебанова. Согласна.

Сорокин. Я выскажусь за революционное порицание.

Гашек. Можно узнать, в чем заключается порицание.?

Сорокин. Высшая мера революционного порицание в форме расстрела, батенька.

Гашек. Что в лоб, что по лбу! Я правильно выговариваю по-русски?

Сорокин. Совершенно правильно. Есть такая поговорка, товарищ писатель.

Гашек. Нельзя ли все-таки пригласить доносчика товарища Ерохимова. Он может пояснить свою странную телеграмму.

Агапов. Я бы поддержал последнее желание приговоренного. Ерохимов может дать дополнительные пояснения. Наверняка, здесь под крылом изменника Гашека свила гнездо целая стая белочехов. Мы их накроем!

Сорокин (вздыхает). Ну что же. Пошлите за товарищем Ерохимовым. А пока можем продолжить прерванное чаепитие.

Гашек (наливает из самовара кипяток) Прошу!

Сорокин. Прошу вас не слишком расстраиваться из-за смертного приговора, товарищ Гашек. Поймите нас как коммунист коммунистов. Необходима твердость. Это раньше я был мягкотелым эсером. Ася состояла левой эсеркой.

Клебанова. Пока не прочитала всего Маркса.

Агапов (гордо). А я родился большевиком!

Гашек (поперхнувшись чаем) Как это?

Агапов. Фигурально выражаясь. Был закален в горниле революции и никогда не колебался, только вместе с курсом партии.

(Нетвердой походкой входит или лучше сказать – вползает командир Тверского конного полка товарищ Ерохимов. Он совершенно пьян. Ерохимов подозрительно похож на учителя Мареша, возможно, тот же самый актер)

Сорокин. Товарищ Ерохимов! Что вы можете пояснить по поводу вашей телеграммы?

(Ерохимов смотрит на тройку бессмысленными глазами, силясь вспомнить, что и куда он посылал)

Ерохимов. Телеграмма? …За моей подписью?..Не помню… Отправил в пьяном виде…(валится на скамью и мгновенно засыпает)

Агапов. Погодите спать! Сначала раскройте контрреволюционный заговор белочехов!

Ерохимов. Хр-р! Хр-р!

Сорокин. Товарищ Ерохимов, вы позорите звание красного командира!

Агапов. Предлагаю приговорить этого изменника к расстрелу.

Клебанова (с брезгливой миной). Согласна!

Гашек. Хочу предупредить, что товарищ Ерохимов любим красноармейцами за храбрость. Ведь по русской пословице «пьяному море по колено», а он всегда пьян. Вы здесь не найдете ни одной живой души, которая согласилась бы стрелять в Ерохимова. Это привело бы к восстанию в полку.

Клебанова. Может, смягчим приговор? Двадцати лет принудительных работ вполне достаточно.

Сорокин. Зачем принудительные работы. Просто отстранить от командования полком.

Гашек. Если красноармейцы узнают, что их командира разжаловали, они расстреляют весь трибунал.

Сорокин. Гм! Тогда сойдемся на строгом выговоре с предупреждением, что в случае повторения подобного к нему будет применено самое строгое наказание. Ваш приговор, товарищ Гашек, отменяется. Fiat iustitia, et pereat mundus. Пусть свершится правосудие, хотя бы весь мир погиб. Ну нам пора. Собирайся, Ася. У нас еще несколько судебных заседаний.

Клебанова. Прощайте, товарищ Гашек. Вот видите, мы разобрались. Напрасно вы так близко приняли к сердцу первый приговор! В конце концов индивидуальные судьбы ничто по сравнению с величием социальных сдвигов, предсказанных Карлом Марксом, меркнут.

Гашек. Значит я не до конца избавился от старорежимных предрассудков.

Агапов. Вы собираете русские пословицы? Есть и такая пословица: «Сколько волка не корми, он в лес смотрит.» Не коситесь в сторону белочехов, товарищ Гашек. Сегодня вы узнали нас с хорошей стороны, но неизбежно придет время, когда вы узнаете нас с плохой стороны!

Гашек. Прощайте, товарищи. Прощайте, товарищ Агапов. Вы мне очень понравились своей прямотой и искренностью.

(сцена вновь погружается в темноту)

Явление 6

Гашек, Панушка.

Зажигается свет и перед нами вновь трактир «У чешской короны». Преображение достигается за счет занавески, которая на сей раз открыта. За ней трактирная стойка. Входят Гашек и Панушка. Писатель кутается в одеяло, на голове уже нет фуражки со звездочкой. Панушка в дорожном платье с этюдником в руках.

Панушка. Ярда, я уезжаю в Прагу. Вернусь только весной.

Гашек. Счастливой дороги, Ярушка. А я буду писать «Доброго вояка»

Панушка. Не слишком прилежно ты пишешь. Урывками.

Гашек (виновато, как нерадивый ученик). Ничего не могу с собой поделать.

Панушка. И никто не может. Мой приятель лесничий Бём божился, что нашел верный способ заставить тебя писать. Запер тебя в замке, оставил на столе стопку бумаги, чернила и бутылку коньяка, а сам ходил с ружьем у ворот и никого в замок не пускал. И что вышло?

Гашек (немного оживляясь). Я выпил коньяк, сложил из бумаги полсотни корабликов и выпрыгнул из окна. Но это же глупость – заставлять писателя творить, когда у него нет вдохновения.

Панушка. Художникам тоже необходимо вдохновение. Однако ни одну картину не закончить без упорного труда. Необходима дисциплина.

Гашек. Ненавижу это слово после военной службы. Наш обер-лейтенант всегда твердил: «Дисциплина, болваны, необходима. Не будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазили.» Я всегда воображал сквер на Карловой площади, где на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины.

Панушка. Теперь я понимаю Франту, который рвет волосы на голове из-за задержки рукописи.

Гашек. Ладно, что меня следует держать в ежовых рукавицах. Есть такая русская поговорка. Я вчера отправил письмо Шуриньке, сообщил, где скрываюсь, и просил приехать.

Панушка. Вот это поворот! Даже не знаю, как к этому отнестись.

Гашек (вздыхает). Я и сам не знаю. Написал, потом подумал, подумал и побежал забрать письмо. Но было поздно. Почту уже отправили в Прагу. Так что теперь она приедет и привезет мои вещи.

Панушка. Надеюсь, что твоя русская жена будет хорошенько приглядывать за тобой. Ну я поехал.

Гашек. Я провожу тебя.

(Гашек и Панушка уходят)

Явление 7

Инвальд, Инвальдова

В трактир «У чешской короны» входят супруги Инвальдовы и начинают украшать помещение к Рождеству.

Инвальд. Же принцезна спизи?

Инвальдова. Принцезна ешьте на встала. Она же белая кость, голубая кровь. Удивительно, как пан списователь сумел жениться на такой знатной особе. Наверное, правду говорят, что он, когда был красным комиссаром, заточил всех ее родных, весь их княжеский род, в тюрьму, а ее заставил выйти за него замуж.

Инвальд. Не верю я этим сплетням. Он такой добряк, кого он мог заточить? Наговаривают на него. А еще больше он сам о себе выдумывает. Такой уж он шутник!

Инвальдова (прислушивается). Т-с, она спускается.

Явление 8

Те же и Александра Львова.

С лестницы спускается Александра Львова (Шура), вторая жена Ярослава Гашека. Она неуловимо напоминает первую жену писателя Ярмилу Гашекову и редакторку «Сучки» Ольгу Фастрову, только не носит ни пенсне, ни лорнета. Ведущая модной колонки пани Ивонна не одобрила бы её простой наряд. Зато её лицо излучает доброту и уступчивость, которые и покорили сердце Гашека. В руках у неё балалайка.

Львова. Добри рано!

Инвальдовы (в один голос) Добри одполедно, пани принцезно!

Львова. На улице по-прежнему метёт?

Инвальд. Да, здесь горы, самое холодное место в Центральной Европе. Если разыграется метель, как сегодня, деревню может занести снегом толщиной в два человеческих роста.

Львова. Снег и мороз не страшны. В Сибири мы с Ярославичиком и не к такому морозу привыкли.

Инвальд. А что это за инструмент у вас в руках, пани принцезно. Походит на старосветскую бандуру.

Львова. Балалайка. Ярославчик просил привезти. И валенки тоже. И меховую шапку, и самовар. Сказал, что хочет в центре Европы чувствовать себя как в России.

Инвальд. Сыграете для нас, принцезно?

Львова. Рада вас потешим (играет на балайке и негромко напевает).

Ну какая это стать,Ведра на гору таскать?Пойду замуж я туда,Где под окошечком вода.

Инвальд. Вы душевно играете, пани принцезно. Правда, я думал, что в России в знатных семьях учат дочерей играть на фортепиано или на клавесине.

Львова. Россия теперь страна пролетариата, а балалайка – это самый пролетарский инструмент.

(Львова прислушивается к возне наверху. Слышны звуки громкого зевания, потом раздается хриплый крик Гашека «Шуринька! Я проснулся». Львова срывается с места, хватает в охапку огромные валенки, стоящими в углу, и с валенками в одной руке и балалайкой в другой мчится вверх по лестнице на зов мужа)

Инвальдова. Пробудился важный пан!

Инвальд. Любит она его.

Инвальдова. Приглядывает за ним яко старостливая квоча.

(со второго этажа доносится капризный голос Гашека)

Гашек. Шуринька, дай мне валенки и сыграй на балалайке.

( Слышится треньканье балалайки и голос Львовой )

Львова.

Ты зачем расцвел,Василек, во ржи?Ты зачем пришел,Милый мой, скажи?

Действие третье

Трактир «У чешской короны».

Явление 1

Львова, Инвальд, Инвальдова.

В трактире супруги Инвальдовы занимаются обычными делами. Вниз по лестнице спускается Александра Львова.

Львова. Ярославчик еще не вернулся?

Инвальд. Не, пани принцезно.

Львова. Он поехал встречать гостей на станцию, только боюсь, что завернет куда-нибудь и забудет обо всем.

Инвальдова. С пана списователя станется свернуть в какой-нибудь кабачок. Хотя и в нашей господе «У чешской короны» водится добрая сливовица. Казалось бы, зачем нести деньги в чужую господу, когда можно выпить у Инвальдов? А если есть лишние кроны, то отчего бы не заплатить хотя бы часть долга трактирщику, который открыл щедрый кредит пану списователю.

Львова. Мы заплатим, пани Инвальдова. Обязательно заплатим, как только Ярославчик получит деньги по почте.

Инвальд. Не принимайте близко к сердцу. В канун Рождества следует думать о хорошем.

Явление 2

Те же и Гашек, Артур Лонген, Ксена Лонгенова.

Через завывания ветра прорывается звон колокольчика и щенячий визг. Дверь трактира хлопает. В трактир вваливаются несколько человек. Это Гашек и его гости – Ксена и Артур Лонгены. Видно, что их настигла метель. Они все в снегу, отряхиваются. Гашек в меховой шапке, кожухе, обут в валенки.

Львова (восторженно). Ксена!

Ксена (восторженно) Шура! (женщины обнимаются и целуются)

Артур (обращается к Львовой, высвободившейся из объятий подруги). Princesse, laisse-moi embrasser ta plume.

Львова. (растерянно) Со? Не розумим!

Артур (несколько озадаченный тем, что русская аристократка не понимает по-французски, переходит на чешский). Княжна Львова, граф Эмиль Артур приветствует вас! (целует ей ручку)

Львова. Сем велми рад, грабе!

Гашек (представляет гостей трактирщику Инвальду). Лекса, это Тонька Виселица… то есть что я говорю! Пани Ксена Лонгенова, знаменитая актриса кабаре. А это ее супруг граф Эмиль Артур Лонген, директор кабаре «Революционная сцена». Друзья, погода сегодня сибирская, но нам наплевать. На столе поет самовар, на моих ногах пимы, в них ноги не мерзнут (хвастливо показывает гостям ноги в огромных валенках). Ксена, подарить тебе такие валенки?

Ксена (с ужасом разглядывает неуклюжие валенки) Нет уж, Ярда, уволь! Носи сам!

Гашек. Не хочешь валенки, тогда послушай игру на балалайке, которую мы привезли из России. Шура, жги!

(Львова послушно берется за балалайку, но едва она ударяет по струнам и выводит первую строчку «Эх, яблочко!», как звуки балалайки заглушает громкий, протяжный вой и царапанье когтей по двери. Трактирщик от неожиданности хватается за кочергу, вообразив, что сейчас в его трактир ворвется стая волков)

Гашек. Не пугайся, Лекса. Ксена прихватила из Праги щеночка волкодава.

Ксена. Мой малыш! Он такой милый и беспомощный!

(за дверью раздается рычание, сравнимое с ревом огромного медведя. Инвальд опять непроизвольно хватается за кочергу).

Ксена. Мой малыш замерзнет. Надо его выпустить.

( Инвальд всем видом показывает, что ни за что на свете не пустит дикого зверя в свой трактир )

Гашек. Волкодаву полезно быть на холоде. Поверь мне, Ксена, как основателю «Института кинологии». Надо приготовить ему подстилку и дать поесть. Позаботимся о нем, граф!

(Гашек и Лонген выходят из трактира, чтобы устроить щенка)

Ксена. Шура, извини за неожиданное вторжение с щеночком. Малыша не с кем было оставить в Праге, а я не могла отпустить Артура одного. Так и сказала ему: ты там устроишь гулянку с Ярдой, и в итоге в Прагу доставят твое тело для крематория.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4

Другие книги автора

Последний викинг. Великий город

Сергей Степанов