Правда или забвение

– Был у нее один паренек. Она его очень любила. Они даже свадьбу планировали… но выяснилось, что Франк, так звали этого ублюдка… изменял ей. Разбил ей сердце… она до сих пор не может довериться мужчинам. И ко всему она у меня еще очень ранимая.

Каспар приподнял голову, чтобы лучше видеть лицо Томаса.

– Так что, если надумаешь… крутить с моей дочерью… будь осторожен. Если узнаю, что изменяешь… или обижаешь… из могилы поднимусь…

Бывший коллега рассмеялся, в то время как Каспар снова скривился и простонал.

– Очень болит?

Отец девушки кивнул.

Томас потянулся к портфелю на полу и достал оттуда какой-то пузырек с прозрачной жидкостью.

– Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Тебе бы сейчас проводить дни без боли, не думая о смерти, а не лежать вот так вот в кровати и ждать своего часа. Я тут прихватил с собой одно обезболивающее…

– Думаешь, оно способно полностью заглушить боль? – спросил Каспар.

– Я в этом уверен.

– Тогда коли.

– И ты даже не спросишь, что за препарат?

– Если ты в нем уверен, то коли. Мне хотя бы один день провести с дочкой, не корчась от боли.

Томас без лишних слов нашел в портфеле запакованный шприц, распечатал его, поставил иголку и проколол резиновую пробку флакона, предварительно убрав алюминиевую защиту. Несколько раз ударил пальцем по шприцу, чтобы вышел воздух, и наклонился к Каспару. Тот же отодвинул короткий рукав футболки, позволяя Томасу вколоть ему в тело непонятную жидкость. Резкое вхождение иглы – и препарат уже разливался по телу отца Эрны. Когда процедура закончилась, Томас нашел в сумке заранее приготовленный пакет, положил в него использованный шприц и вернул его и препарат в портфель.

– И когда подействует? – спросил Каспар, закрывая место укола.

– Думаю, через полчаса. Возможно, даже раньше. Это новая разработка, как раз для такой сильной боли, как при раке. Наш новый препарат.

Бывший коллега снова сел на край кровати. Только вот лицо его застыло в странном оскале. Как будто он чему-то безумно радовался, но изо всех сил пытался сдержать несуразную улыбку. Он посмотрел на Каспара, на его болезненно тонкие руки, а затем сказал:

– Ты ведь делаешь ей больно.

– Кому?

– Ты расстраиваешь дочь. Она себе места найти не может. Не может радоваться. Не может вести привычную жизнь. Как давно ты в таком состоянии? Больше двух месяцев?

– Около того…

– И ты никогда не думал себя освободить?

– Ты… имеешь в виду… убить себя?

– Например, убить, – уверенно произнес бывший коллега.

Каспар приоткрыл рот и смотрел прямо в глаза Томаса.

– Конечно, меня посещали такие мысли…

– И почему не сделал?

– Это странный вопрос… Томас.

– Что же в нем такого странного? Обычный вопрос. Ты был бы готов умереть ради Эрны?

Каспар ничего не ответил, лишь вглядывался в коллегу, не понимая, к чему весь этот странный разговор. Томас встал с кровати и подошел к изголовью. Он опустился на корточки и тихим голосом обратился к умирающему:

– Согласись, Каспар. Ты слаб. Тебе осталось жить не больше двух месяцев. Да что уж там, раз тебя подводит память и ты ослеп на один глаз – тебе осталось несколько недель, ну максимум месяц. И все это время Эрна должна нянчиться с тобой. Должна ждать, когда ее отец наконец откинет ноги.

По телу Каспара пробежала дрожь. Он хотел поднять руку, чтобы схватить за горло Томаса и поставить этого тридцатипятилетнего выскочку на место, но осознал, что руки стали тяжелыми и непослушными.

– Что ты мне вколол?

– Как что? Обезболивающее, Каспар. Я спасаю тебя. Избавляю от страданий. Ты еще за это спасибо сказать мне должен. Ты скоро заснешь и больше не будешь чувствовать боли. Станешь свободным! Разве не этого ты хотел последнее время – освободиться от мучений?! А за то, что я так любезно тебе помог, воспользуюсь твоей дочерью. Я смогу осуществить все свои планы, и мне не придется ждать, когда ее папаша сдохнет!

– Томас! Что ты не… сешь? Мюллер бы… ла права, ты стра… нный, – язык Каспара стал заплетаться.

Его глаза быстро бегали в испуге. Если бы он мог только подняться, а не лежать здесь жалким бревном…

– А рассказать тебе, какие у меня планы на Эрну? Ох, твоя дочь стала героиней моих фантазий!

Томас поправил одеяло, укрыв им грудь Каспара, которая из-за быстрых и коротких вдохов билась в ритм сердцу. Отец девушки выглядел напуганным и совершенно не понимающим смысла происходящего, а Томасу это, судя по выражению лица, определённо доставляло удовольствие.

– Впрочем… зачем тебе знать, – сказал Томас после короткой паузы. – Ты умрешь в неведении.

– То… то… я…

Каспар больше не мог говорить внятно. Язык не слушался, как будто опух, глаза становились тяжелыми. Его подташнивало, голова кружилась, а конечности онемели, словно их и вовсе не было.

Отец девушки медленно моргал, пытаясь противостоять подступающему сну, но ничего не получалось. Боль отступила, мышцы расслабились, и он погрузился во мрак.

Глава 7

Берлин, июль 2018 года

– Ты ничего не забыла? – спросила мама.

Эрна оглядела палату, дотронулась рукой до черной сумки на плече и ответила:

– Нет, мне и забывать-то нечего.

Женщины вышли из палаты и направились к лестнице. Они, не торопясь, спустились на первый этаж, оказавшись в просторном холле. Возле лифта собралась небольшая толпа. Кто-то сидел на железных трехместных скамейках, опустив голову в телефон, кто-то медленно бродил по холлу. Эрна с Юлией, не обронив ни слова, вышли на улицу, где их уже ждало такси. Девушка открыла заднюю дверь и, прежде чем расположиться в салоне кремового мерседеса, обернулась и посмотрела на высокое здание бисквитного цвета.

«Надеюсь, ко мне вернется память и не придется снова здесь появляться…» С этими мыслями она уселась в салон. Мама девушки тем временем уже успела обойти машину и разместиться на другой стороне сиденья. Она четко произнесла адрес и оперлась о спинку кресла, бросив в сторону дочери искрящийся радостью взгляд. Водитель, поворачивающий ключ зажигания, был длинноволосым брюнетом. Эрна подняла взгляд на зеркало заднего вида и увидела в нем отражение карих глаз таксиста, излучающие спокойствие и добродушие. На мгновение мир погрузился во мрак, и в зеркале девушка уже видела свои переполненные страхом глаза и вспышку яркого света. Холод разлился по телу… а вокруг снова все стало прежним. С замирающим сердцем, девушка следила, как мужчина выдавил в пол педаль сцепления, переключил передачу и машина выехала из владений больницы, направляясь по нужному адресу.

«Что это было? Короткое воспоминание?»

Разум Эрны воспроизвел фотографию девушки из новостей. Ее лицо никак не могло выйти из головы. Постоянно всплывало в памяти, назойливо крутясь, как балерина из музыкальной шкатулки. И почему она считала, что знает Амалию? Эрна отвела взгляд от окна.

– Мам.

– Что? – обернулась та.

– А ты, случайно, не знаешь девушку по имени Амалия Вейсе?

Мама сморщила лоб:

– Н-нет. А кто это?

– Да я сама не знаю. Видела вчера в новостях. Ее лицо мне показалось очень знакомым. Как будто я раньше знала ее.

– Хм… Я не помню девушку с таким именем. Да и мы же с тобой не общались…

– Это я уже поняла, – протянула дочь.

Ничего больше не сказав, она повернулась к окну. Как обычно, в вечернее время берлинские дороги были забиты. Такси медленно продвигалось в пробке. Пассажирки сидели молча и наблюдали за городом. Эрна как будто прилипла к стеклу. По тротуару передвигались прохожие разных национальностей, сливающиеся в единую массу. Такси остановилось на светофоре, и девушка заметила на пешеходной части необычного мужчину. Одетый в черный фрак, с высокой тростью в руках и цилиндром на голове, он притягивал к себе внимание. Глаза незнакомца скрывались за маленькими круглыми очками. Эрна провожала его взглядом, пока автомобиль не начал медленно набирать скорость.

Неожиданно ехавший по правой стороне минивэн подрезал такси, но их водителю удалось избежать аварии. От резкого торможения женщины чуть не ударились о передние сиденья. Таксист обругал нарушителя и несколько раз нажал на гудок, от звука которого у девушки перехватило дыхание. Она выглянула, чтобы посмотреть на виновника несостоявшегося происшествия, но минивэн уже успел отдалиться от такси.

Эрну бросило в холодный пот, сердце забилось быстрее. Она отчетливо вспомнила, как в нее врезался похожий автомобиль, как ее несколько раз перевернуло и выбросило с проезжей части. Девушка откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В ее голове продолжали всплывать отрывки аварии.

– С тобой все хорошо? – обратилась к ней мама, нежно дотрагиваясь холодной рукой до колена девушки.

Эрна открыла глаза и повернулась к маме, не поднимая головы.

– Да, все хорошо. Просто дурно стало…

– Тебя укачивает?

– Нет… нет…

– А… хорошо. Потому что в детстве у нас с этим были постоянные проблемы.

– Ну да. Меня всегда укачивало, особенно если ехала на заднем сиденье, – ответила девушка.

– Да-а, – убрав руку с колена дочери, протянула мама. – В дальние поездки приходилось покупать таблетки против укачивания. Потом, правда, ты переросла. Но я подумала, может, после аварии что-то изменилось.

– Нет, просто голова разболелась.

Почему-то Эрне не хотелось делиться с ней нахлынувшими воспоминаниями. Девушка оглядела мать с ног до головы, задержав взгляд на поседевших волосах, аккуратно уложенных и зафиксированных, скорее всего, лаком. Каре безусловно ей шло. Дочь, не произнеся ни слова, отвернулась и уставилась на чистое летнее небо. Она чувствовала неприязнь к матери, особенно после трагедии, случившейся два года назад. Эрна не могла больше врать сама себе, она винила маму в происшедшем. Если бы та была тогда рядом – ничего бы не случилось. Однако мать никогда не интересовалась личной жизнью дочери, ни когда та выросла, ни в детстве. Эрне не доставало материнской любви и внимания. Она хотела быть понятой – а ее не слышали или учили жизни. Хотела свободы – а ее контролировали. Хотела сопереживаний – а получала только навязывание чужих ценностей. Видимо, мать считала, что все это и есть исполнение родительского долга.

Оставив мысли о матери и вспомнив смерть отца, Эрна еле сдержала слезы, которые моментально выступили и тут же подкатили комом к горлу. Возможно, отец был единственным близким для нее человеком. Девушка до сих пор помнила его смерть так ярко, как будто это случилось только вчера. Она помнила, как тяжело переживала его утрату и как неожиданно печально закончился тот день, который навсегда разделил ее жизнь на до и после. Единственное, чего не могла сейчас понять Эрна: почему, имея маму, возможно, друзей, которых она пока еще не помнит, и мужа, она чувствовала себя одинокой?

Такси остановилось возле большого белого двухэтажного здания, огороженного невысоким металлическим забором. Неужели это ее дом? Глаза девушки расширились. В здании определенно хватило бы места на две семьи.

– Это твой дом, – рассеял сомнения голос матери.

Та расплатилась с водителем и вышла из такси. Эрна, не отрывая взгляда от дома, открыла дверь автомобиля и опустила ноги на асфальт. Она вышла из машины, сильно хлопнув дверцей, отчего сама вздрогнула.

– Ой, простите! – извинилась она перед нахмурившимся водителем.

Она виновато улыбнулась и направилась к дому, возле которого уже ждала ее мама. За спиной девушки раздался звук отдаляющейся машины.

– Ого, – протянула девушка.

Она закинула сумку на плечо и не сводила взгляда с красивого, на вид довольно старого, но ухоженного здания. Однако ее память оставалась пустой. Она как будто первый раз видела свой дом.

– Да, дом большой, – открывая калитку, сказала мама.

– И он весь наш?

– Да, абсолютно весь. Это дом Джакоба.

Мама подождала, пока дочь войдет во двор, и закрыла железную арочную дверь.

– Да, это не наша маленькая трехкомнатная квартирка во Франкфурте-на-Майне, – заметила Эрна.

Мать ступала по асфальтной дорожке легко, немного покачивая правой рукой. Левая рука была согнута в локте, с которого свисала коричневая сумка. При каждом шаге она ударялась о худощавую ногу женщины, скрытую за широкими темно-синими штанами.

Вокруг дома простирался зеленый газон. С правой стороны Эрна заметила небольшой навес, под которым виднелись контейнеры для мусора. За навесом – кирпичное сооружение с одним маленьким окном.

– А там что? – Она указала пальцем на домик из белого камня.

– Там? Насколько мне помнится, твоя мастерская.

– Моя… что?

Мама остановилась возле широких деревянных дверей, ведущих внутрь дома. Она обернулась к дочери и повторила:

– Мастерская… У тебя же есть ключи от дома?

– Да, сейчас. – Эрна принялась искать ключи, которые находила в сумочке еще в больнице. – Вот, —протянула она маме связку. – Так… что же я делаю, что мне нужна мастерская?

Женщина стояла спиной к дочери, нагнув голову. Она два раза повернула замок, и дверь открылась.

– Ты увлекаешься живописью, – выпрямившись, спокойно ответила она.

Войдя внутрь, она бросила на пол сумку и положила ключи на старинный дубовый комод с резными ножками в виде львиных лап. На комоде стоял домашний телефон, а на стене висело большое круглое зеркало. Эрна последовала за мамой, закрыв за собой дверь.

Она оказалась в широком коридоре с высокими потолками. Справа деревянная лестница вела на второй этаж. Под ногами поскрипывал старый залакированный паркет.

– Не узнаешь? – сняв туфли на низком каблуке, спросила мама.

– Нет, мне все здесь незнакомо.

Эрна быстро скинула белые кроссовки, рядом с ними бросила потрепанную сумку и прошла вглубь коридора.

– Он огромен!

– Это точно! Не знаю, сколько вы платите за него в месяц, но предполагаю, что он далеко не дешевый.

Ничего не ответив, девушка прогулялась по комнатам. Заглянула в большой зал, окутанный легким вечерним светом. Два больших окна были завешены кружевными шторами. Эрна прошлась вдоль длинного книжного шкафа, мельком рассматривая книги, приподняла крышку небольшого пианино и нажала на клавишу. На музыкальном инструменте стояла одинокая фотография в рамке. Эрна взяла снимок в руки.

– Наша свадебная фотография, – еле слышно произнесла она.

Девушка не отрывала взгляд от белого пышного платья. Как странно и одновременно жутко все-таки не помнить свадьбы, забыть мужа, да и часть прошлой жизни.

«А вдруг я вообще ничего не вспомню?»

Как только эта мысль пронеслась в голове Эрны, ее охватил холодный страх, пронзающий все внутренности острой стрелой. Девушка вернула фотографию на место и вышла из зала. Пока она знакомилась с домом и пыталась возродить хоть какие-то воспоминания, мама чем-то занималась на кухне.

Эрна прошла кухню и уперлась в две двери. За той, что была ближе к кухне, обнаружился гостевой туалет. Открыв другую дверь и сделав пару шагов внутрь, девушка почувствовала холод с примесью легкого запаха сырости. В полумраке разглядела лестницу, которая вела куда-то вниз. Нащупала рукой выключатель, который располагался со стороны коридора, и нажала на него. Это оказалась довольно просторная кладовая. Издалека Эрна заметила стеллаж, расположившийся напротив лестницы, а с правой стороны – длинный морозильный ларь. Не заметив ничего интересного, она закрыла дверь и выключила свет.

Она вернулась к входной двери и поднялась по деревянной скрипучей лестнице, ведущей в узкий коридор. На втором этаже царил мрак. Здесь было три комнаты. Через маленькие щели внизу дверей пробивались тусклые лучи света. Эрна подошла к самой ближней от лестницы комнате и открыла дверь. В просторном светлом помещении прямо посередине стояла широкая кровать, укрытая серым покрывалом. У изголовья висели две ночные лампы. Увидев включенное в розетку зарядное устройство, девушка подошла к прикроватной тумбочке и оглядела кабель.

«Телефон», – промелькнуло в голове.

Она сбегала на первый этаж за своей сумкой. Отыскав мобильный телефон, Эрна вернулась в комнату и, нетерпеливо глядя на экран, подключила телефон к зарядке. Аппарат не реагировал. Девушка уже успела расстроиться, как через несколько секунд экран все-таки загорелся. На ее лице засияла облегченная улыбка: сейчас она все разузнает, наверняка в нем кроется полезная информация. Эрна зажала кнопку включения, не отводя от гаджета любопытного взгляда.

– Только бы без пароля… Только бы без пароля… – повторяла она. – Ну конечно, – недовольно цокнула Эрна, увидев загоревшуюся просьбу ввести пароль для разблокировки.

Расстроенная, она уселась на край кровати, опершись локтями о колени. Эрна перевела взгляд на белый деревянный шкаф, пытаясь вспомнить, какой бы она могла использовать пароль, но никаких идей в голову не приходило.

– Эрна! Ты наверху? – крикнула мама.

– Да! Я в комнате, – громко ответила девушка, продолжая гипнотизировать телефон.

– Я тут нам ужин готовлю. Ты будешь спагетти? Хотя, если честно, кроме макарон я больше ничего не в состоянии сделать! Джакоб что, воздухом питался, пока тебя не было?

– Спагетти буду! Мама, а ты не знаешь мой пароль от телефона?

– Что? – не услышала та.

– Мой пароль от телефона… не знаешь?

– Нет!

– Плохо, – тихо произнесла Эрна. – Может, дата моего рождения?

Она ввела шесть цифр.

– Так просто? – увидев меню телефона, обрадовалась девушка.

Ее глаза загорелись любопытством, однако искра надежды быстро потухла. В контактах обнаружилось около десятка номеров, в том числе и Джакоба. В сообщениях – переписки с клиентами по поводу картин и короткие любовные тексты своему мужу. Единственное, что показалось странным, – даты сообщений. Последний раз она списывалась с мужем почти месяц назад. Почему целый месяц ни Эрна, ни Джакоб ничего не писали друг другу?

Она снова вернулась к списку контактов и просмотрела имена. Промелькнула идея: а что, если позвонить каждому? Можно спросить, что связывает ее и человека на другом конце провода. Эрна смотрела на первый контакт «Вилл», хотела нажать на вызов, но остановилась.

«А что я скажу? Здравствуйте, это Эрна, вы есть в моем телефоне. Мы, наверное, знакомы, но я не помню… Звучит как-то глупо. – Она посмотрела на время. – Да и поздно уже. Попробую завтра».

Она отложила телефон и легла на постель, переворачиваясь на бок. Почувствовала легкий аромат сирени, исходивший от покрывала. Глубоко вдохнув его, Эрна закрыла глаза и попыталась напрячь память. Хотела вспомнить, как накрывала постель, убиралась дома, готовила еду, но ничего из перечисленного не помнила. Она как будто испарилась на короткое время. И куда она так спешила, что промчалась на красный свет? Что происходило с ней все эти два года? Почему она не помнит Джакоба, но помнит жизнь во Франкфурте? Почему ей показалось, что она знает девушку из новостей, но ее окружение никогда не слышало о ней? Так много вопросов и ни одного ответа. Эрну накрыло волной нереальности, как будто все происходило не с ней. Сейчас она проснется и обнаружит себя в своей квартирке во Франкфурте, рядом с кроватью отца. Девушка по-детски крепко зажмурилась, в надежде вернуться в реальный мир, но, распахнув глаза, оказалась все там же, в Берлине, на чужой кровати, пахнущей сиренью.

Вот это ее реальность.

Эрне стало боязно, что будет, если она уже никогда не вспомнит, кем была до аварии? Удастся ли ей стать прежней? Познает ли она то чувство, из-за которого вышла замуж за Джакоба? Она поднесла к лицу руку и осмотрела кольцо. А может, она влюбится в кого-то другого? Разведется, причинив этим боль Джакобу? Хотя лучше развестись, чем жить как кошка с собакой. Она и так наслушалась в детстве. Впечатлений хватило на целую жизнь. Хоть Джакоб и был красив, но Эрна не любила его. А как можно любить человека, которого даже не знаешь? Может, со временем к ней вернется память, а с нею и чувства…

Мысли прервал мобильный звонок. Эрна вздрогнула. Она поднялась и протянула руку к телефону.

– О, стоит только вспомнить… – увидев на экране слово «муж», сказала она. – Алло!

– Эрна, – послышался мягкий голос мужчины. – Дорогая, я звонил в больницу спросить, как ты. Мне сказали, что тебя сегодня выписали? Ты смогла попасть домой?

– Да. Я добралась до дома. Мне помогла мама.

– Мама? Фрау Шварц с тобой? Ты ее не выгнала? – Голос Джакоба звучал удивленно.

– Э-э-э… нет… Она приехала ко мне сегодня. Я не смогла ее прогнать… Кстати, мама постоянно твердит, что я странно вела себя в последнее время… Ты не можешь сказать, что случилось между мной и мамой? – Девушка сморщила лоб.

– Попробуй сама с ней поговорить на эту тему. Если честно, для меня странно, что ты ее не выгнала. Если бы ты помнила все события до аварии, то поняла бы, почему я удивился.

– В том-то и дело, что я не помню…

– Ну, с другой стороны, это и к лучшему, – задумчиво сказал Джакоб. – Я давно хотел помирить тебя с мамой, но ничего не выходило. Видимо, уж слишком сильную боль она тебе причинила. Ладно, дорогая, я не могу долго говорить, мне нужно возвращаться на встречу. Я приеду завтра после обеда. Обещаю, что помогу тебе все вспомнить.

По голосу Эрна поняла, что ее муж улыбнулся, отчего на ее лице тоже засияла улыбка. Было в его голосе что-то притягательное и в то же время отталкивающее. Девушка попрощалась и положила трубку, пытаясь смириться с мыслью, что теперь она замужняя дама, как бы странно для нее это ни звучало. Представляя белоснежную улыбку Джакоба, она улеглась на спину, направив взгляд в потолок. Только сейчас она заметила, насколько он высок. Круглая люстра в форме тарелки, располагавшаяся ровно посередине, держалась на позолоченной цепи. После разговора с мужем Эрне захотелось найти фотоальбом. У них ведь должны быть совместные фотографии? Было бы неплохо дать себе шанс. Попробовать возродить чувства к мужу. Ей захотелось узнать Джакоба. Чем занимается его фирма, есть ли у него хобби, где прошла их свадьба?

Она поспешно встала с кровати и направилась к лестнице. Пробежала по ней, перескакивая через ступеньку. Прошла большой зал и свернула вправо, где располагалась кухня.

Мама стояла возле плиты в белом переднике, завязанном на спине в неаккуратный бантик, и помешивала макароны, одновременно с кем-то разговаривая по телефону. Эрна не слышала всего разговора, лишь отрывок:

– …стал ли ты рассказывать ей об этом. Поэтому, пожалуйста, перезвони, как сможешь. Я не знаю, что видела и стоит ли с ней поднимать эту тему.

Услышав за спиной торопливые шаги дочери, женщина в спешке положила трубку и обернулась.

– С кем разговариваешь? – поинтересовалась Эрна.

– Да так. Оставляла голосовое сообщение для моей работницы, которая сейчас меня заменяет. Одна из бухгалтеров напортачила, хорошо, что я заметила и все исправила. Но вот теперь не знаю, стоит ли ей рассказывать об ошибке.

– Думаю, стоит, – ответила дочь. – Джакоб только что звонил. Говорит, что приедет завтра после обеда.

– После обеда… – протянула мама. – Хорошо. Тогда мне будет не страшно оставить тебя завтра в этом большом доме. – На ее лице мелькнула еле заметная улыбка, но мама была явно чем-то расстроена.

– Мам, а ты не знаешь, есть ли у нас семейный альбом?

– Думаю, что есть. Правда, я не знаю, где вы его храните. – Мама отвернулась и выключила плиту.

Эрна сделала пару шагов к выходу, но, дойдя до дверного проема, оглянулась. Мама, нагнувшись, сливала воду, обхватив ручки кастрюли полотенцем и накрыв ее крышкой. Густой пар летел прямо маме в лицо, из-за чего она повернула голову, боясь обжечься.

– Мам, я понимаю, что тебе неприятна эта тема, как мне прошлое… но что произошло между нами до аварии?

Та выпрямилась и поставила кастрюлю на плиту, положив возле нее полотенце. Эрна увидела помрачневшее лицо матери. Она как будто ожидала серьезного разговора.

– Я бы задала вопрос по-другому: что с тобой произошло? – Мать не сводила взгляда с дочери.

Девушка нахмурила лоб, но ничего не ответила.

– Да, я не была хорошей матерью, Эрна, признаю, – после долгой паузы выдавила из себя женщина. – Я не была рядом, когда ты в этом нуждалась. Я не умела быть матерью. Когда после развода ты выбрала отца, я испытывала сильную обиду. Хотя на самом деле мне не на что обижаться. Я сама виновата… А еще я поступила дико некрасиво, оставив тебя одну в горе. Если бы могла вернуться в прошлое, я бы все бросила и поехала к тебе, но, к сожалению, время нельзя повернуть вспять. Что было, то прошло. Я могу лишь сделать выводы. Как мать я была и, скорее всего, остаюсь ужасной. Ты имеешь полное право злиться на меня. Полное право игнорировать и не интересоваться моей жизнью.

Эрна молча слушала маму, впитывая каждое слово. В прошлом она мечтала об этом разговоре. Мечтала, чтобы мама признала свою ошибку и попросила у нее прощения. За то, что считала ее лишней, за то, что в самые трудные периоды жизни ее не было рядом. И вот спустя почти двенадцать лет это случилось.