Дом с синей комнатой

Рику Онда

Дом с синей комнатой

Посвящается М. Р.[1], не дожившему до того, чтобы увидеть XXI век

Юджиния, моя Юджиния.

Я так долго скитался в одиночестве,

Чтобы однажды встретить тебя.

Сегодня настал конец долгим дням,

Когда я дрожал один в далеком закатном солнце.

Отныне в вечности – мы вместе.

Звуки песен, слетающие с моих губ,

Хруст панцирей жуков под моими ботинками

в утреннем лесу,

Мое маленькое сердце, без остановки

качающее кровь,

Все это я посвящаю тебе.

EUGENIA

© Riku Onda 2005, 2008

First published in Japan in 2005 by KADOKAWA CORPORATION, Tokyo.

Russian translation rights arranged with KADOKAWA CORPORATION, Tokyo

through JAPAN UNI AGENCY, INC., Tokyo.

Пролог

– Ты помнишь что-то еще?

– Я стою у входа в старую, темную, синюю комнату.

– Что это за комната? Чей это дом?

– Я не знаю.

– Почему ты оказалась там?

– Я не знаю. Со мной кто-то взрослый, он держит меня за руку. Думаю, он меня туда привел.

– Кто этот взрослый?

– Я не знаю.

– Расскажи мне о синей комнате. Почему она синяя?

– Стены выкрашены в глубокий, холодный синий цвет. Комната в японском стиле, устланная татами[2], маленькая, как кладовка. Планировка необычная – из коридора можно увидеть сразу две стены. Кое-где участки стен пурпурные, даже красные. Помню, я содрогалась при одной мысли о том, что, будь эта комната моей, мне пришлось бы каждый день есть в окружении этих стен.

– Ты заходила в эту комнату?

– Нет. Мы рассматривали ее снаружи. Не припомню, чтобы заходила внутрь…

– Что еще?

– Больше ничего не помню.

– Хоть что-то. Пригодится любая мелочь…

– Индийская сирень…[3]

– Индийская сирень? Дерево с гладким стволом?

– Нет, цветы. Цветок белой сирени.

– Белая? Не обычная красная?

– Да, белая. Помню белый цветок. В самом расцвете.

– Вспомни хорошенько. Что ты подумала, увидев белый цветок?

– Такой красивый и чистый… На лепестках ни пятнышка. Но рядом с этим цветком мне было очень страшно.

– Почему? Почему тебе было страшно?

– Не знаю. Но почему-то мне было очень страшно рядом с этим цветком.

1

Он приходит с моря

I

Каждый новый сезон приносит с собой дождь.

Нет, не так. Думаю, слово «новый» тут не подходит.

Каждый следующий сезон. Каждый следующий сезон приносит с собой дождь. По крайней мере, в этом городе.

Но это нельзя назвать резкой переменой; дождь постепенно размывает границу между старым сезоном и новым – с каждым ливнем следующий сезон лениво наступает, словно нехотя извиняясь перед предшественником.

Здесь дождь всегда приходит с моря.

Так мне казалось в детстве.

Сейчас от моря нас отделяют новые многоэтажные дома, а раньше ты всегда мог взглянуть на него, стоило только забраться на возвышенность. Рассерженные дождевые тучи, напитанные жарким воздухом, наступают, готовые обрушить свою тяжелую ношу на берег.

Переехав, я с удивлением обнаружила, что в регионе Канто[4] ветер, наоборот, дует с суши. По ту сторону нет ощущения господства океана. Даже приближаясь к кромке воды, запаха не учуять – жар и запахи с суши сбегают в океан. Города раскрываются ему навстречу. Горизонт же всегда удаляется от смотрящего, неподвижный, словно картина в раме.

Здесь же море отнюдь не освежает, не приносит ощущения легкости или свободы. И горизонт всегда слишком близко, словно ждет шанса кинуться на сушу. Кажется, море пристально следит за тобой, и, стоит только отвернуться, оно обрушится на тебя.

Сегодня жарко, не правда ли?

Жара так давит… Словно весь город заперт в гигантской пароварке. Жара не дает продохнуть. Она лишает сил гораздо быстрее, чем кажется.

Еще в детстве лето было для меня невыносимым. Аппетита совсем не было, от жары кусок в горло не лез. К концу летних каникул мой рацион мог состоять лишь из ячменного чая и холодной лапши сомэн[5]. На всех летних фотографиях я худая, одни глаза! И сейчас от долгой ходьбы по асфальту еле ноги переставляю. Теперь, когда дома есть кондиционер, не так страшна жара, как перепад температуры, стоит выйти на улицу. Неужели и правда из-за глобального потепления лето с каждым годом становится все длиннее?

Давно я тут не была…

Я жила здесь всего-то четыре года, во времена учебы в начальной школе. Переехала сюда весной во втором классе, а весной в шестом моя семья уехала в Нагано.

Ах да, конечно, потом я еще год потратила в разъездах туда-сюда, жила то здесь, то в Токио…

Взяли с собой зонт? Даже в путеводителе сказано обязательно его прихватить. Да, сейчас ясно, но никогда не скажешь, надолго ли.

Как же жарко… Эти жара и влажность вытягивают силу из всего живого. За облаками, словно тускло подсвеченными по периметру, не видно неба. Они опускаются так низко – кажется, протяни руку – и сможешь их коснуться. Значит, точно будет ливень. Не успеешь опомниться, как небо обрушится дождем на город и покроет его лужами. И зонт вряд ли спасет от мокрых плеч и лодыжек, уже только одно это легко наведет тоску. Сейчас мало кто носит резиновые сапоги. Я надевала их в детстве. Конечно, чтобы поиграть в лужах, специально прыгая в них обеими ногами и поднимая брызги, – кто же так не делал?

А вот снег здесь идет не так часто. Перед переездом мы какое-то время жили ближе к горе Фудзи, не то чтобы далеко отсюда, но снега там было хоть отбавляй. Тяжелого, мокрого снега. Слепленные из такого снега снежки бьют очень больно, а дверные перегородки фусума[6] за зиму промокают насквозь и затвердевают. Здесь такого снега не бывает.

И все же люди – очень странные существа. Как говорится, «опасность миновала – бог забыт»[7]. Стоит прийти летней жаре, как мы начинаем скучать по зимней стуже, словно забыв, как несколько месяцев назад город буквально утопал в снегу.

Как же все-таки жарко…

II

Планировка этого города не показалась вам странной?

Что скажете? В большинстве городов рядом с вокзалом всегда расположен старый торговый квартал. Разве что только позднее пристроили вокзал для синкансэнов[8] или экспрессов в аэропорт. Старые города всегда разрастаются в разные стороны от вокзала в центре. Но этот город другой. Непосредственно у вокзала есть лишь пара отелей, центр городской жизни с торговыми улочками от него удален.

Думаю, все столицы префектур выглядят одинаково. Прямо от вокзала всегда начинается главная дорога, зажатая между отелями и универмагами. Чуть дальше будут торговые улочки поменьше и кварталы развлечений, а затем – не особняком, но и не рядом – офисные и административные здания. А по другую сторону от вокзала рядами одинаковых холодных новостроек вас встречают бурно развивающиеся районы.

В детстве я никак не могла разобраться в устройстве этого города. Я знала, где найти нужную мне автобусную остановку, помнила ее окружение, но не могла собрать все воедино и составить общую картину.

Вы не против побродить наугад?

В других городах можно легко понять, где заканчивается центр. Сразу узнаешь спальный район или поля для посевов. Границу между ними и центром видно невооруженным глазом.

Но в этом городе очевидной границы нет. Пройди чуть дальше – и окажешься в районе чайных домов. Потом очнешься среди храмов и святилищ. Еще дальше – старые дома самурайских семей, затем административные здания, следом увеселительные заведения. Весь город словно наскоро слеплен из небольших разнородных кварталов, отдельных, но в то же время связанных воедино. Гуляя по нему, можно наблюдать за их временным сближением так же, как ученый наблюдает за синапсами нейронов[9]. Словно и нет никакого центра, лишь череда бесконечных районов, по которым движешься, не останавливаясь, как в китайских шашках[10].

Я люблю вот так бродить по старым городам. Люблю наблюдать за незнакомым местом и жизнью его обитателей. Когда обнаруживаешь ящик для молока на крыльце жилого дома или поблекшую эмалированную вывеску, прибитую к стене магазинчика, словно оказываешься в прошлом.

В этом городе так приятно бесцельно гулять. В крупных городах вроде Киото чувствуешь себя запертым в компьютерной игре с улицами, внушающими чувство беспомощности перед множеством пересечений и прямых линий. Возможно, дело в отсутствии перепада высот? Куда утомительнее идти по ровной поверхности без спусков и подъемов, всю дорогу не меняя темп и дыхание. Любой почувствует на себе тяжесть города.

Конечно же, на устройство этого города повлияли военные и исторические процессы.

На карте хорошо видно, как две реки с разных сторон как бы обнимают холм, на котором возвели старый город. Он с трех сторон защищен холмами, а с четвертой – океаном. Природная крепость. Говорят, сложно штурмовать вершину холма, пологие склоны которого изрезаны узкими дорогами. Старый план города легко разглядеть даже сейчас, ведь здесь не бывало крупных пожаров.

Давно я не слышала о крупных пожарах. Разве что от взрослых в детстве. Помню, они упоминали какое-то здание, которое «никогда не горело», или переспрашивали, «горел ли» какой-то дом. Тогда я этого не понимала, но речь, конечно, шла о пожарах из-за зажигательных бомб Второй мировой. Страшно представить, но нечто столь ужасное стало таким привычным, что разговоры о пожарах были частью обычных бесед между соседями.

III

Давно я здесь не бывала. Наверное, с экскурсии в младшей школе. Когда живешь рядом с туристической достопримечательностью, редко сам ее посещаешь. В середине лета, да еще и в полуденное время, посетителей почти нет – сейчас слишком жарко для туристических групп. Нам это только на руку, можно спокойно осмотреться. Зимой же туристы съезжаются сюда посмотреть на деревья и кусты в веревках юкицури[11], защищающих от холода и снега. Про это даже сюжеты для новостей снимают.

Все же этот парк неспроста зовут одним из трех главных парков Японии. Поражают его размер и масштаб, разнообразие видов, тщательный уход за ними. Зелень кажется дикой, прямо-таки первобытно могущественной.

Могущество – странное явление, не правда ли? Кому сейчас придет в голову создавать нечто столь грандиозное и абсурдное, как этот сад? Несомненно, это необыкновенное место. Прекрасная часть культурного наследия, объект национальной гордости, изысканное проявление японской духовности. Но, в конечном счете, это всего лишь сад, а не что-то жизненно необходимое – школа, посевное поле или акведук. Могущество, позволившее не только создать, но и сохранять этот великолепный сад сотни лет, за гранью понимания простых людей вроде нас с вами.

Да, часто мы оказываемся в плену обстоятельств, не поддающихся нашему пониманию. Становимся заложниками событий, развитие которых мы не можем предсказать. Конечно, это никому не под силу.

Как поступить человеку, столкнувшемуся с чем-то не доступным его пониманию? Отрицать, делая вид, что ничего не случилось? Злиться или обижаться? Печалиться? Или просто растеряться? Любая из этих реакций вполне объяснима.

Я же почти сразу после инцидента переехала в Нагано и, будучи ребенком, смогла начать все с чистого листа. Я действительно довольно быстро позабыла о случившемся.

Однако меня продолжало преследовать странное ощущение беспокойства, словно осадок, оставшийся где-то в глубине подсознания.

Я не боялась вспоминать о тех событиях. Все-таки я не была их непосредственным участником. Но, взрослея и наблюдая за несправедливостью мира, я все отчетливее ощущала, как беспокойство внутри меня просыпается, медленно поднимаясь с глубины на поверхность. Со временем это ощущение росло, крепло и все больше меня занимало.

Не помню, что в конце концов заставило меня однажды принять решение покончить с этим. Я осознала, что не смогу спокойно продолжить жить, если не избавлюсь от этого удушающего беспокойства.

Я много думала о том, как же вытащить на поверхность это укоренившееся во мне чувство.

Я думала. Я бесконечно много размышляла о том, чего не могла понять.

И я решилась провести расследование, пусть и ограниченное моими способностями и моим пониманием произошедшего.

Вот какой была моя реакция. Для меня это являлось единственным разумным выходом.

Результатом моего расследования и стал «Забытый фестиваль».

IV

Здесь уже не слышно шума машин.

Машины сейчас повсюду, куда ни пойди. Почему вокруг всегда так много машин? Куда все направляются? Иногда я подолгу размышляю об этом. Напряженное дорожное движение в этом городе с узкими улицами вечно приводит к ужасным пробкам вокруг городской администрации.

Восхитительные криптомерии[12]. И сосны. Глубокая, насыщенная зелень, такая темная, что кажется черной. Зелень на грани с тьмой.

В такую жару даже вода в пруду выглядит тяжелой и застоявшейся.

Мы сейчас довольно высоко над уровнем моря. Представьте, какого труда раньше стоило добыть воду на такой высоте. Сейчас всем известно о принципе сифона[13] для доставки воды из реки у подножия холма наверх, но, глядя на этот пруд, я сразу думаю о тех несчастных ремесленниках, которых, по легенде, лишили жизни, чтобы сохранить эту технологию в тайне. Не знаю, правда ли это, но меня притягивает именно пугающая правдоподобность этой истории.

Страх – это приправа, заставляющая нас поверить в правдоподобность. Правильное его количество способно сделать любую историю правдивой.

Вот что еще я помню.

Сразу после инцидента все девчонки в моем классе стали этим заниматься. Как думаете, чем?

Засушенные цветы. Всех захватила мода засушивать цветы коммелины[14].

В тот день в стакане, которым преступник прижал письмо к столу, обнаружили цветок коммелины. Мои одноклассницы, все как одна, решили, что это оберег от зла. Они верили, что, если повсюду будут носить с собой закладку для книг с цветком на ней, то не станут следующей целью жестокого убийцы. Все бросились искать цветы коммелины. Для этого не было никаких логических оснований, но странных слухов в то время ходило много. Например, что цветок нужно было непременно высушить между страниц телефонного справочника или учебника по естествознанию, иначе эффекта не будет. А еще лучше завернуть цветы в газетный лист и спрятать кому-то под футон[15], да так, чтобы человек не заметил – это сулит большую удачу. Тогда же одноклассница, с которой мы дружили, с серьезным видом вручила мне такую закладку с цветком, пообещав, что со мной ничего не случится, пока она при мне.

Да, детей это развлекало. И не только их – взрослые тоже были взбудоражены.

Конечно, произошедшее потрясло всех вокруг. Как нечто столь ужасное могло произойти в городе, где мы жили? Все были охвачены необъяснимым ужасом. Страх распространился подобно пожару, люди боялись собственной тени. Мы жили словно в бредовом сне, день за днем испытывая ужасное напряжение – с таким редко сталкиваешься в обычной жизни. В моих воспоминаниях о том времени навсегда останется всеобщее чувство причастности к чему-то большому и важному.

Вот почему я выбрала слово «фестиваль». Таким было мое впечатление.

«Забытый фестиваль». Я знаю, что многие осудили меня за такое название для книги. Но, пусть она и основана на фактах и расследовании, это все же вымысел. В моей памяти это было своего рода фестивалем.

Литература факта? Мне не нравится этот термин. Как бы автор ни старался придерживаться правдивого изложения, само понятия факта иллюзорно. Ему доступен лишь его собственный взгляд на факты, а глаза тоже могут обманывать. Слух и осязание лгут не реже. Думаю, существует лишь разница между правдивым вымыслом и ложным, понимаете?

Как же жарко! Пот застилает глаза. Блуза вся промокла, как некрасиво!

Сейчас сразу и не скажешь, но эта часть сада отведена под деревья сакуры[16].

Сакура этим и необычна. Разве вы не узнаете другие деревья в любое время года? Легко отличить гинкго[17], камелию, клен или иву. А деревья сакуры словно перестают существовать, когда не цветут. Кажется, лишь на период цветения все вокруг вспоминают их название, а затем вновь забывают.

Каждый участок парка объединен какой-то одной темой. Когда-то давно это считалось бы тематическим парком, прямо как Диснейленд.

Здесь участок побольше; на нем кто-то решил собрать коллекцию необычных, редких вещей.

Думаю, идея заключалась в том, чтобы собрать редкие деревья и камни в одном месте. На ум приходит слово «необычность» – это синоним слов «оригинальность» или даже «странность».

Пусть это всего лишь мое личное мнение, но «необычность» для меня является важной частью японской культуры. Она допускает саму возможность увидеть красоту в чем-то несовершенном, порой даже неприятном.

Холодно наблюдать за чем-то отталкивающим, чтобы отметить красоту его формы, не осуждая. «Необычность» предполагает загадочность и экзотичность, некий фантастический, уродливо-комический стиль злой шутки, резкого пробуждения или отстраненного взгляда.

Я хотела написать книгу через призму этой необычности. До сих пор не могу ответить на вопрос, получилось ли.

Да, больше у меня нет желания писать. Меня называли писателем-однодневкой, но я с самого начала планировала написать лишь одну книгу. Шумиха, поднявшаяся после ее выпуска, застала меня врасплох. Но я знала, что если буду вести себя скромно и затаюсь, то вскоре все позабудут обо мне. Во времена без интернета было гораздо сложнее узнать личные данные автора, да и средства массовой информации отнеслись ко всему прохладно. У меня было несколько способов пережить то время.

Я действительно чувствую удовлетворение после написания этой книги. Никто не знает всей правды. Было ли правдой то, что я написала? Не знаю, никогда об этом не думала.

V

Чем я занимаюсь сейчас? Ничем особенным. Я – домохозяйка, занятая воспитанием дочери; та в этом году пошла в младшую школу. Хотелось бы выйти на работу, но в моем возрасте меня без какой-либо специальности вряд ли куда-то возьмут. Мой муж не читает книг, предпочитает просматривать газеты. Познакомились мы, уже когда шумиха вокруг дела утихла, потому он вообще не знает, что я написала книгу. Так даже лучше. Вряд ли он хоть раз замечал ее на нашей книжной полке.

Смотрите, с вершины холма можно как следует разглядеть! Раньше этот сад был частью замковых сооружений. Вон там гора Утацу, а там, у ее подножья, был увеселительный квартал.

В чем смысл моей жизни? Наверное, в том, чтобы увидеть, как моя дочь вырастет счастливым человеком.

Я никогда не мечтала о чем-то великом. Мне достаточно, чтобы наша семья была здорова и счастлива. Мирная, спокойная жизнь для нас троих. Кажется, нынче это становится все сложнее. Живя простой скромной жизнью, все равно рискуешь стать жертвой преступных действий или, например, заболеть из-за отравления. Привычный общественный уклад или бизнес-модель могут поменяться в мгновение ока – не успеешь оглянуться, как тебя погребет под огромной волной. Она поистине беспощадна! Она проносится, сметая все на своем пути, оставляя тебя с пустыми руками, несчастного и израненного.

Меня не захлестнуло волной. Она лишь промочила мне ноги. Но, несмотря на это, пока не дописала «Забытый фестиваль», я никак не могла избавиться от ее рокота и белой пены, особенно хорошо заметной в ночи.

После выхода книги я получала горы писем. Во многих меня критиковали, а в некоторых даже содержались угрозы. Но в основном это были письма сочувствия и поддержки. Меня захлестнуло ощущение, что сквозь строки этих писем сквозили растерянность и сомнение их авторов, тем больше уносимых волнами смятения, чем больше они пытались решить эту загадку. Письма помогли мне укрепиться в мысли, что с написанием книги работа для меня подошла к концу.

Нет, я совсем не это имела в виду. Конечно, на это не хватило бы и всей моей жизни, но веса этих писем было вполне достаточно, чтобы быть окончательно погребенной под ними.

VI

А это известный каменный уличный фонарь котодзи в форме кобылки кото[18], он будто стоит на двух ножках. Его часто можно увидеть на открытках и в путеводителях.

С приходом зимы сосны здесь опутывают веревочные юкицури – их красота в геометрической правильности сходящихся у самой кромки неба идеально прямых линий.

В этом районе парка особенно много сосен и редких деревьев – воистину величественное зрелище.

Сад больше похож на доску для игры в кости сугороку[19], чем на тематический парк. Исходная точка располагается на склоне Маюми. Есть вишневый сад, изгибающаяся река, мост через нее. Интересно, где тогда финиш?

А вы тоже любопытный человек, верно? Что же вы хотите узнать?

Все, что выяснила в процессе расследования, собрано в этой книге.

Я назвала ее «забытой» еще и потому, что читать ее станет, прямо скажем, разве что праздный человек с кучей свободного времени.

Как бы то ни было, расследование завершено. Подозреваемый найден, пусть и мертвым. Многое так и осталось непонятным, но дело закрыто, и следствие давно прекращено.

Хоть я и называю это расследованием, я всего лишь слушала рассказы свидетелей и людей, связанных с делом. Это единственный метод, пришедший мне на ум, и положа руку на сердце единственное, на что я была способна.

Сейчас я вижу, насколько безрассудной, бесчувственной и неосмотрительной я была тогда. Глупой беззаботной студенткой. Люди еще помнили меня и моих братьев детьми, и мои искренность и неловкость, наверное, сыграли мне на руку.

С момента инцидента прошло десять лет, и у всех было достаточно времени, чтобы провести черту между собой и событиями прошлого. Настолько, что некоторые из них даже начали вспоминать те времена с ностальгией.

Сразу после произошедшего многие с раздражением реагировали на давление со стороны средств массовой информации и любопытствующих охотников за правдой. Однако, чем больше времени проходило, тем чаще они оглядывались назад и чувствовали сильное желание высказаться, но к тому моменту интерес к инциденту попросту выветрился. Другие, может, и хотели бы забыть о случившемся, но в то же время боялись этого.

Так что, можно сказать, я очень вовремя взялась за дело – подходящего момента было вполне достаточно, чтобы написать книгу.

Тогда мне невероятно везло. Если и есть в мире такая вещь, как судьба, она была явно на моей стороне в то лето четвертого курса в университете.

Да, сперва я собиралась написать ее вместо выпускной дипломной работы. Я изучала маркетинг и схватилась за внезапную идею исследовать разные виды устных опросов и анкетирования, чтобы выяснить, как в зависимости от формата меняется объем и содержание полученной информации.

Почему же я взялась за происшествие из своего детства? Даже сейчас не знаю ответ на этот вопрос. Но дело точно было не в маркетинге.

Решившись, я ни разу не усомнилась. Убедив друга помочь мне, принялась за письма и звонки свидетелям, а с мая по сентябрь четырежды приезжала сюда для личных интервью. Были те, с кем я встречалась в каждый приезд, и те, с кем говорила лишь однажды.

Регулярные визиты через равные промежутки времени показали себя весьма эффективными. Иногда моим собеседникам было сложно подобрать слова, даже если они и хотели мне что-то рассказать. Но стоило мне оставить их наедине с самими собой, как они сразу что-то вспоминали. С каждым новым визитом оживало все больше воспоминаний. Порой я не могла вытянуть из человека ни словечка при личной встрече, но затем получала длинные письма с множеством интересных деталей.

Это было особенное лето.

Лето, когда произошли убийства, и то лето, в течение которого я опрашивала свидетелей, слились в моем сознании воедино.

Череда белых дней. Два белых лета. Оба раза я жила словно в бредовом сне.

К моменту окончания интервью я была переполнена рассказами, которыми поделились со мной люди, и не могла даже думать о выпускной работе. Я была буквально одержима, и, стоило мне начать писать, я уже не понимала, что из этого выйдет – дипломная работа, роман или что-то совсем иное.

Проблемы начались сразу же, как я закончила писать. Написанное мной даже отдаленно не походило на выпускную работу, хотя заняло у меня все лето и абсолютно меня опустошило. Осознав всю серьезность своего положения, я была в ужасе. Не осталось ни времени, ни сил, чтобы написать новую работу.

И вот вдруг кто-то из моих товарищей по группе прознал о моей одержимости этим делом, а затем и преподаватель, прочитав мою работу, посоветовал мне защищать именно ее, а после и вовсе дал прочесть ее своему бывшему выпускнику, работнику издательства. Вот так стремительно она превратилась в книгу.