Полная версия
Сталину никто не пишет. Новогодняя история
Евгения Хамуляк
Сталину никто не пишет. Новогодняя история
Андрей Андреевич Брежнев строил дом. Большой дом для большой семьи. Деньги на строительство имелись, не было только семьи. Точнее, она была, но «сплыла» в Лондон, прихватив половину богатства, положенного после развода, и двоих детей-близнецов, Валеру и Тоню, которым недавно стукнуло по 18. В 18 обычно не нужна семья, только её средства для реализации всевозможных капризов.
Помимо семьи у Андрея Андреевича не осталось и верных друзей. Всему был виной дом.
Дело в том, что строил его Андрей основательно. Укреплял, как оборонительную крепость. Фундамент заливали дважды на случай землетрясения или каких других катаклизмов. Правда, каких именно в Подмосковье, Брежнев не уточнял, но на всякий случай упреждал их появление. Пол с подогревом, стеклопакет тройной, черепица на крыше только из Германии, где имеют многовековой опыт изготовления крыш. Забор трёхметровый.
Что ещё? Насыпи песка на электропровода в траншеях не десять, а 25 сантиметров. Чтоб ни одна вошь не перегрызла или, не дай Бог, током никого не пришибло, если цунами песок размоет.
В общем, строил от души, добротно и на все деньги, что остались в запасе после раздела имущества, потому его прозвали «Сталин». Так вот друзья Сталина пропали на этапе заливки фундамента. Дело в том, что Андрей Андреевич в своё время закончил строительный, друзей закадычных имел оттуда же. Но дом разрушил дружбу и строительные нормативы раньше, чем цунами, так что хозяин дома и бывшие друзья перестали упоминать имена друг друга всуе, выкинули все существующие совместные фотографии, запретили детям и жёнам вспоминать прошлое.
Недаром говорят, что пара, пережившая ремонт, будет любить и терпеть друг друга вечно. Дом Брежнева, то есть Сталина, расставил все точки над «и», правда кроме «и» с Андреем больше никого не осталось.
Также хозяину крепости-бункера не свезло со строительными бригадами, взявшимися за серьёзный дом. Первые, взяв аванс, пропали. Вторых прогнал сам строитель, прораб и сторож в одном лице. Третьи попались весьма престранные. Они как бы работали и не роптали: клали кирпич не в полтора, а в три кирпича, как указывал товарищ Сталин. Рыли такие глубокие траншеи вокруг дома, что закрадывалась мысль о братских могилах, а не электросетях. Но ближе к четвергу-пятнице рабочий дух слаб, глаза косели, мозги хмелели, хотя Андрей ходил за работниками по пятам, не понимая, когда и где те умудряются напиваться, что называется, «в хлам».
Жёсткой позицией к пьянству Сталин хотел было лишить трудящихся права трудиться, но, во-первых, ребята, когда работали, всё же работали, не филонили, как другие. А во-вторых, аванс давно был выдан на руки. А деньги имели свойство заканчиваться, особенно, когда половина семейного бюджета перекочевала в Лондон.
Короче, Брежнев и так плохо спал из-за неурядиц с семьёй и лучшими друзьями, а занимаясь теперь отловом и увещеванием строителей не портить своё здоровье и достроить недострой, и вовсе потерял присутствие духа: стало шалить здоровье, появились упаднические мысли.
К моменту, когда у дома появились окна, а это спустя три года после назначенного срока, Андрей Андреевич задумался о главном: кого, собственно, будет заселять в свои хоромы?
Точнее, сам-то он жил там с самого начала, присматривая за строителями и стройматериалами. Спал на матрасе. Ел из пластиковой посуды. Одежду стирал в химчистке. Но когда обстановка более-менее оформилась, Андрей понял, что ему на 993 метрах квадратных одному жить не с руки.
– А ты семью из Сирии пригласи на ПМЖ! – смеялись над ним приятели, так как друзей не осталось. Посмеяться Андрей любил, но почему-то в последнее время подобные шутки не радовали.
Для кого эти хоромы? Мрамор из Греции? Дорогущая швейцарская техника? Кто будет глазеть в эти трёхслойные окна из Белоруссии? Вот какие вопросы стали занимать голову Брежнева, печально пробегающегося косыми глазами по домашней красоте и периодически натыкающегося на одно-единственное зеркало, ещё не установленное, стоящее на полу в упаковочной таре.
Отражение, мягко говоря, не располагало.
Андрей Андреевич имел серьёзный дефект глаз. Один жутко косил в сторону, а второй был вообще искусственным, хрустальным, то есть абсолютно неподвижным, что на многих наводило мистический ужас. И связь с жестоким тираном прошлого только укреплялась. Шевелюра, ходившая ещё лет 20 назад в достоинствах, сошла на нет к 47 годам, превратившись в плешивые недостатки.
Андрей, для которого внешность имела значение, старался брать не красотой физической, но хотя бы спортивной фигурой и бравостью, одеваясь модно и со вкусом. Но после развода, после ухода друзей и нескольких строительных бригад часто пропускал посещение спортзала, наедался на ночь. Иной раз напивался в одиночку. Подобный образ жизни отразился сначала на талии, потом на подбородке, наконец, и на пятой точке, которая не влезала в фирменные джинсы. Немалого роста спортивный бравый качок за время строительства дома превратился в гигантского унылого пузатика.
– А всё же с кем попало жить не станет! – зло за косые глаза говорили знакомые, с завистью вспоминая похождения косого Сталина, в любовницах которого ходили разнообразные красотки.
– Андрюха, – говорил ему покойный батя, – ты – урод. Нечем мне тебя утешить. Наша с мамкой вина, хоть убей нас. Но Бог – не Тимошка, к каждому недостатку достоинство прикладывает. Если уж тебя такого кто полюбит – будь уверен, сынок, то – любовь настоящая. А если ты к тому моменту босяком у разбитого корыта любимым кому-то покажешься, то не просто любовь, а Божий дар. Женись не глядя на такой паве!
Мамка покойная, сердцем скрепя, соглашалась с жестокими словами. Полюбить Андрейку могла только женщина с большой буквы с большим сердцем, с большим терпением.
Но если не красотой, то достатком Боженька Андрея не обделил. Деньги в руки шли. Прям лезли. Но помимо кривых глаз оказались кривыми ещё и руки, которые Брежнев сам порой хотел себе повырывать, когда они давали взаймы всяким проходимцам. И всё же Андрей не был жадным. Свозить любимую девушку в Венецию, ладошки в вонючей речке помочить, на это деньги находил всегда.
Первая жена это оценила, полюбила как могла, но чёртов ремонт напрочь отбил желание ездить по Венециям вместе.
Андрей посмотрел в зеркало и ужаснулся. Честно говоря, рожа у него была та ещё. Натуральный небритый сторож после недели беспробудных пьянства и обжорства. Никак не принц! А девушки, красавицы длинноногие, любят только принцев. На крайняк, олигархов на белых люксовых авто.
Из всех этих признаков у Андрея имелся только последний, припаркованный в тёплом гараже. И как в таком состоянии заводить семью?
Ещё и деньги почти закончились. Даже на венецианские обои не хватает, которые он заказал полгода назад, но так и не расплатился. Ванная, кухня, техника стояли нераспакованными по этой причине. Андрей с лета брился и умывался в биде, которое не коррелировало с дизайном из Венеции.
А ведь ещё к прошлому декабрю всё должно было быть готово! На носу уже другой Новый год, а окончанием ремонта так и не пахнет.
И взяло Андрея такое остервенелое отчаяние, что стал он метаться по огроменному дому, не зная куда себя приткнуть.
Наконец, выбежал из недостроя, что почти разрушил его жизнь, и побрёл куда глаза глядят. Раскосые довели его до старинной часовни их района. Андрей, как вкопанный, встал у входа, не смея войти в святилище.
Вообще-то он не верил в Бога. Точнее, в богов, которых предлагало человеческое сообщество. Ни один, включая атеизм, не волновал сердце строителя-бизнесмена. Если приходилось, Андрей, конечно, склонял голову, шептал молитвы и бился крашенными скорлупками, но исключительно из уважения к традициям предков, чтоб родня дорогая не заклеймила, как ирода, хоть и приняла, как урода. Однако восторга не испытывал.
Зато прямо сейчас сильно испытал сильнейший холод, особенно в области нехорошо побелевшего носа и бесчувственных ушей.
В тёплом душистом храме как раз шла служба. Душевно пели старушки. Красиво дрожал свет от лучин. Переливались золото и серебро окладов.
– Плохо, да? – спросила одна старенькая и, не дожидаясь ответа, взяла за локоть Брежнева и повела куда-то вглубь. Там располагалась большая тёмная икона, которую трудно было разглядеть за количеством злата и серебра.
– Шастнадцатый век. В то время ещё не было истории, а люди уже святой верили. И ты верь. Так и скажи: Матерь Божья, дай мне благославенье, чтоб умиротворить душу мою разбуявшуюся. Брошу лакать водку, брошу дурную блажь, если дух твоя в сердце моё войдёт и озарит благостью своея.
Андрей вперился в старенькую, которая с закрытыми глазами молила за него древнюю святыню, и хотел было возмутиться, что не пьет и не… «блажит». Но потом, увидев своё серое отражение в стекле, где была замурована древняя дама с малышом на руках, сам отшатнулся. Чистый алкаш! Или наркоман… только упитанный. Опухший, бледный, глаза горят. Прям хоть чёрта выгоняй с кадилом.
– Приклонись и поцелуй. Не бойся, не заразишься. Матерь не даст. Она сердобольная, всех блудливых и убогих оберегает. По глазам вижу, ты хороший мужик, хоть и непутёвый. Жениться тебе надо, родной, жениться! Дом большой построить. Сад насадить. Но это уже дела матушки, пусть она тебя наставляет…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.