Веснушка

Кот вырывается из ее рук. На мгновение мне показалось, что ее острые ногти поцарапают его и с диким ором он умчится на другой конец дома. Но кот благополучно прыгает на пол возле меня. Он приземляется на придверный коврик, затем вдруг бросается назад, будто я угроза. Капризный уродец.

– Это касается парковки, – отвечаю я. – Я заметила, что он паркуется здесь каждый день и у него своя компания. – Я делаю паузу. – Это ведь компания? – спрашиваю я.

Она прищуривает свои янтарные глаза.

– Ну, конечно.

– Я хотела передать ему бумаги, – говорю я, протягивая ей папку. – Это заявление на специальное парковочное разрешение. Годовая плата шестьсот евро, можно оплатить сразу или раз в месяц. Он получит регистрационный номер, и ему больше не придется брать талоны в паркомате и оплачивать штрафы.

Я улыбаюсь ей при слове «штрафы», но она не понимает. Ничего.

– Постойте-ка, – говорит она озадаченно. – Вы торговый агент?

– Нет, – говорю я со вздохом. – Я парковочный инспектор, – произношу я медленно и четко.

Она оглядывает меня с ног до головы, из глубины здания доносится очередной возглас, явно финальный, и голоса становятся громче, когда толпа молодых мужчин вываливает из комнаты в коридор. Все они одинаковые. Джинсы, кроссовки, футболки, бейсболки, волосы на голове и на лице. Напомаженные и вкусно пахнущие. Как назвать музыкальную группу, в которой одни мальчики? Банда? Стая? Комплект? Мишура?

Парковщик замечает меня.

– Черт, уже пора? – спрашивает он, глядя на круглолицые часы с розовым ремешком на своей руке.

– Да, – начинаю я, – но я хотела…

– Рустер на встрече, – перебивает он. – Уже три часа там сидит, так что он занят. Я же просил тебя это сделать, – обращается он к девушке.

– Я не знала, – пожимает она плечами. – В общем, она продает разрешения на парковку.

– Нет, я…

– Ну, так бери, – говорит парковщик, презрительно махнув в мою сторону, и исчезает в офисе – в том, откуда он наблюдает за мной через окно, словно ночной сторож, охраняющий крепостную стену. Парни расходятся по комнатам, кошка и маленькая собачонка тоже. Сперва они бросают на меня любопытные взгляды, затем отворачиваются, потеряв интерес. Мне здесь больше нечего делать.

– Ладно, до свидания.

Я поворачиваюсь и спускаюсь по ступеням. Нужно бы проверить остальные машины на улице, но я не хочу здесь задерживаться. Сегодня им повезло. У меня лицо горит. Я слышу сдавленный смешок за спиной, и дверь закрывается. Лучше я устрою себе ранний обед. Тогда Пэдди не успеет подсесть ко мне и не придется говорить о том, что произошло, снова проживать тот эпизод.

Моя скамья занята.

Черт.

Я говорю это вслух.

Престарелая пара, сидящая на скамье, поднимает на меня глаза. Мужчина склонился вперед, опираясь на трость, тяжело дыша, с присвистом.

– Вы тут надолго? – спрашиваю я.

Они удивленно смотрят на меня.

– На этом свете или на скамейке? – спрашивает он.

– На скамейке? – говорю я.

– Ему нужно отдохнуть, – говорит она, будто извиняясь.

– Выпишете мне штраф? – спрашивает он, с задорным блеском в глазах, и я улыбаюсь.

– На этот раз прощаю.

Придется подстраиваться. Сегодня все не так как надо.

Я сажусь на низкой каменной ограде над пристанью. Я никогда здесь не сидела и чувствую себя как собака – делаю несколько кругов, чтобы решить, как бы сесть поудобнее. Передо мной покатый спуск для лодок до самой воды, шелковистой и блестящей. Гладкой, как зеркало, в этот погожий день. На середине спуска стоит мужчина, сунув руки в карманы, и смотрит на море. Я наблюдаю за ним, потом перевожу взгляд на остров вдали. То тут, то там виднеется несколько движущихся точек – это гольфисты ездят по полю для гольфа на острове.

Не успеваю я откусить свой сандвич с сыром, как на стене возле меня появляется нога, затем и все остальное. Я узнаю эти кроссовки. «Прада».

– Не возражаешь, если я присяду? – спрашивает он. Стоит, ждет приглашения.

– Пожалуйста.

Он садится.

– Спасибо за бумаги, – говорит он с папкой в руке. – Я только что со встречи. Это ведь ты принесла?

– Я решила, так будет проще, чем бегать по сто раз в день и доплачивать за парковку. Почти все компании в этом округе берут разрешение на парковку.

– Да, это разумно. Спасибо.

Я откусываю свой сандвич. Чувствую его пристальный взгляд, жую неритмично, неестественно. Нужно поговорить с ним, а не есть. Опять я все делаю не вовремя. Глотаю.

– Слушай, ты можешь оплачивать парковку как тебе удобно, но, если ты не будешь платить, мне придется выписать тебе штраф, это моя работа, ничего личного. Никакой мести. Я многим выписываю штрафы. И чаще всего я не знаю владельцев.

Хотя я прекрасно помню, кто чем владеет в нашем районе, но я не хочу рассказывать об этом ему.

– Я хотел извиниться за тот случай, – говорит он, – когда я порвал штраф и наговорил всякого. Я проявил чудовищное неуважение, мне вообще такое несвойственно, я никогда так не срываюсь, и я не хотел тебя обидеть.

– Хотел.

– В тот момент хотел, но это не было… В общем мне очень жаль.

Теперь-то он робкий. Может, куры все-таки способны напугать лисиц, может, улитки способны раздавить людей.

– Рассказывай, – говорю я.

– Если в двух словах, – произносит он и задумывается, – день выдался ужасный. К тому же я получал штраф за парковку каждый день в течение двух недель. И я был взвинчен, на грани нервного срыва, понимаешь, новый бизнес, офисные интриги… Почему ты улыбаешься?

– Я имела в виду, расскажи о том, что ты мне тогда сказал. Что мы среднее арифметическое пяти человек, с которыми мы чаще всего общаемся, – говорю я. Громко и четко, как повторяла себе с той минуты, как он произнес эти слова. Порча. Проклятие. Троянский конь.

– Ах, это. Да нет. Я ничего такого не имел в виду.

Он смущен. Тем, что оскорбил меня, или тем, как он меня оскорбил, не знаю точно. Дебильное оскорбление, если подумать. Все же мне хочется, чтобы он объяснил подробнее.

– Хорошо, – говорю я, – но что это значит?

– Ты среднее арифметическое пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься, это такая расхожая фраза в бизнесе, – объясняет он. – Вдохновляющее высказывание. Принадлежат Джиму Рону. Он мотивационный спикер. Это значит, что люди, с которыми ты проводишь больше всего времени, влияют на твою личность.

Закончив, он наконец поднимает на меня глаза, чтобы убедиться, что я все еще слушаю. Я слушаю. С той самой минуты, когда он сказал мне эти слова. Не в романтическом смысле, конечно, и никакого намека на любовный роман здесь и в помине нет, как раз наоборот, но эта фраза произвела настоящий взрыв в моей голове.

– Согласно исследованиям, – говорит он, – люди, с которыми ты регулярно взаимодействуешь, определяют почти девяносто пять процентов твоего успеха или неудачи в жизни. Они определяют темы обсуждения. Они влияют на твое настроение и поведение. Со временем ты начинаешь думать как они и вести себя как они. Я хожу на бизнес-курсы и недавно прочитал об этом, как раз перед тем, как увидел тебя, и… понимаешь, просто вырвалось.

– Ты сказал, что меня окружают неудачники, – говорю я. – Что пять человек, с которыми я провожу больше всего времени, наверняка ничтожества, раз я тоже получилась таким ничтожеством. Ты назвал Пэдди неудачником. Моего коллегу. Когда порвал штраф и бросил мне в лицо, ты не собирался вдохновлять меня.

Умен, нечего сказать. Хитрая старая лисица. Я перевожу взгляд на рыбака возле воды.

– За это я и прошу прощения.

– Хватит извиняться, – говорю я. – Это я уже слышала. Мне нужно разобраться в этом.

– В чем разобраться?

– Кто мои пять человек. Если бы каждый выбирал себе пять человек, это были бы их мужья, жены, дети, родители или…

– Нет, семья не считается, – говорит он улыбаясь.

– Почему?

– Потому что тогда у всех эти пять человек были бы членами семьи.

– У меня был бы только один.

– Ясно.

– Продолжай.

– Если не ограничиваться семьей, наверняка найдутся и другие люди, которые оказывают влияние на твою жизнь, а ты об этом даже не задумываешься.

Я открываю пакетик с грецкими орехами и предлагаю ему. Он качает головой.

– Думаю, тебе не стоит воспринимать это буквально. Я ляпнул глупость. Что первое в голову пришло. Просто вертелось на языке.

– Да, понимаю, но это как навязчивый мотив.

– Что-что?

– Ну, знаешь, песня, которую никак не можешь выкинуть из головы и повторяешь ее снова и снова. Я постоянно размышляю об этих словах.

– Действительно, похоже на то. Наверное, поэтому я и сказал эту фразу. Тоже много думал о ней.

– А можно одного члена семьи все-таки включить в пятерку? – спрашиваю я.

– Думаю, да, если он оказывает на тебя большое влияние.

– Да, оказывает. Мой папа.

– Хорошо. – он пожимает плечами.

– Значит, нужно еще четыре, – размышляю я вслух. – Это люди, с которыми ты буквально проводишь больше всего времени, даже если они тебе не очень-то нравятся, а, может, это люди, которых… – я задумываюсь. – Люди, которых ты даже не знаешь.

– Люди, которых ты не знаешь? – говорит он, тоже размышляя вслух. – Что ты имеешь в виду? Люди, которые вдохновляют тебя? – спрашивает он, протягивая руку за моими орешками и задумчиво отправляя их в рот. Он смотрит на море. – Мм, вкусно. Обычно мне не нравятся грецкие орехи.

– Они в сахарной глазури.

– По-моему, – говорит он, – ты слишком заморачиваешься. Сложно, конечно, выбрать из всех своих знакомых только пять человек. Тебя могут вдохновлять чьи-то мысли и поступки… например Опры, но ее не будет в твоем списке. Речь идет о людях, с которыми ты общаешься. Они должны пересекаться с твоей жизнью.

Он внимательно смотрит на меня.

А я на него.

Он мог бы быть очень даже симпатичным, если бы не был таким мудаком.

– Объясни-ка еще раз, – говорю я, – я все-таки не улавливаю, по каким параметрам выбирать этих пятерых.

– Пять человек, – произносит он медленно, на этот раз с широкой улыбкой, обнажая идеальные зубы, – с которыми ты чаще всего общаешься. Вот и все. – Он смотрит на меня улыбаясь.

– Что тут смешного?

– Твое лицо. Я совсем заморочил тебе голову.

– Так и есть, – говорю я. – По-твоему все просто. Пять человек. Кто бы они ни были. Делают меня такой, какая я есть. Навсегда. Просто потому, что я с ними общаюсь. И все. И это никак не связано со мной и с моим воспитанием или решениями, которые я принимаю, и моими генами и так далее. Все сводится к этим пятерым.

– Да, но не совсем. – он наклоняется ко мне, размахивает руками во время разговора. Большие дорогие часы на его тонком запястье. Светлые волосы на бледной коже рук. – Ты такая, какая ты есть, это понятно, но в этом-то вся прелесть. Вторая часть фразы говорит о том, что нужно выбирать с умом. У тебя есть выбор. Ты можешь выбрать этих пятерых, а значит, ты сама выбираешь, кто влияет на становление твоей личности, то есть сама выбираешь, кем тебе быть. Допустим, ты собираешь баскетбольную команду, разве ты не выберешь пятерых лучших игроков и чтобы каждый из них был мастером своего дела. Тебе нужны разыгрывающий защитник, атакующий защитник, легкий форвард, тяжелый форвард и центровой.

– Я не играю в баскетбол.

– Не важно. – он закатывает глаза. – Ты – проект. Кто должен попасть в твою команду, чтобы ты стала такой, какой ты хочешь стать?

– Вот это действительно вдохновляет, – говорю я. – Так бы сразу и сказал, перед тем как рвать мой штраф.

Мы рассмеялись.

– Мир? – говорит он, протягивая руку.

Я киваю.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

– Аллегра Берд, – говорю я.

У него мягкие руки. Мягче моих.

– Аллегра Берд. Классное имя.

– Есть такой музыкальный термин allegro, значит оживленно. Папа преподает музыку.

– Он один из твоей пятерки.

– Он первый. А их нужно располагать в определенном порядке?

Он смеется – ничего прекраснее я никогда не слышала, я невольно улыбаюсь, хотя голова кругом идет от всей этой путаницы.

– Друзья называют меня Веснушкой, – говорю я, хотя это совершенно лишнее, но я не знаю, что еще сказать.

– Веснушка, – говорит он улыбаясь и разглядывает мое лицо. Я смущаюсь. Будто он рисует карту, проводя линии от одной веснушки к другой. – Мило. Что ж, Аллегра, или Веснушка, я Тристан.

– Я думала, тебя зовут Рустер.

– Нет, Рустер – мой ник в YouTube.

– Зачем тебе ник в YouTube?

– Затем, что… а откуда ты знаешь, что я Рустер, если ты не знаешь, что я на YouTube?

– Твоя секретарша сказала. Я отдала ей папку с документами, чтобы передать тебе, – говорю я растерянно. Все-таки он псих, если забыл, почему он сюда притащился.

Он хмурится, глядя на папку.

– Я нашел ее на полу у двери, – говорит он, – решил, ты бросила через прорезь для почты.

– Нет. Твои помощники сказали, что ты на встрече.

– Да, я был на встрече.

– Что тебе больше нравится, – говорю я, – Рустер или Тристан?

– То есть кем мне больше нравится быть? – спрашивает он. – Или какое имя я предпочитаю?

Об этом я не подумала, но говорю, что и то и другое.

– Мне больше нравится быть Рустером. Но ты можешь звать меня Тристаном. А ты, что тебе больше нравится – Аллегра или Веснушка?

Я смотрю на него. Опять он это сделал. Устроил очередной взрыв в моей голове.

Папа зовет меня Аллегрой. И веснушки у меня от него. Но я ничего не говорю. Просто пожимаю плечами, и мы расстаемся, обоим пора возвращаться на работу.

Глава десятая

На Пасху я еду домой, чему я бесконечно рада. Сегодня пятница, чудесное утро, и ровно в 6:20 я сажусь на поезд из Дублина в Килларни и любуюсь мелькающим за окном пейзажем. В поселке было тихо и спокойно целую неделю, пока у детей каникулы, и на дорогах стало намного свободнее. Большинство жителей уехали на две недели. На улицах пустынно, много свободных мест для парковки, мало работы для меня, не с кем ругаться каждое утро. В Пепельную среду[3] я развлекалась тем, что считала серые пятна на лбах прохожих. Опаленный мозг. В детстве я думала, что у них на голове случился пожар, и радовалась, что им удалось его потушить.

Я не религиозна. Как и папа, хотя официально он прихожанин Церкви Ирландии[4]. Я училась в католической школе-пансионе, но не ходила на религиозные уроки. И не я одна. Несколько протестанток, три индуистки и одна мусульманка. И девочка, которая приехала учиться в Ирландию из Малайзии, а ее родители остались в Малайзии. Она говорила, что атеистка, а у меня не было никакой религии, и. когда в школе проходили религиозные мероприятия, нам с ней всегда давали другие задания. Сочинения, письменные работы, бессмысленные поручения и прочее. Однажды в теплый солнечный денек нас отправили на улицу красить наши футболки, пока остальные сидели в классе и слушали про пресуществление. Они завидовали нашему нерелигиозному культу.

Мне все равно нравилась Сестра Давайка, хоть я и не разделяла ее религиозных взглядов. Она была молода, чуть старше тридцати, и искренне верила в свою миссию. Думаю, она считала, что обязана единолично компенсировать весь тот ужас, который монахини творили в стародавние времена. Она старалась уделить внимание каждой из нас, выслушать наши проблемы, показать заботу, найти решение.

Я достаю свой золотистый блокнот из сумки, кладу его на столик и начинаю составлять список. С пяти до одиннадцати лет моей пятеркой была лучшая подруга с Валентии Мэрион, Кара, Мэри, Лора и папа. В средней школе – Мэрион, Сестра Давайка, Бобби, мой парень, с которым я встречалась всего год, но страдала по нему намного дольше, так что он сильно повлиял на мои мечты и мысли, Вив, моя самая близкая подруга в школе, и папа. После школы, когда меня не взяли в полицейскую академию и до сегодняшнего дня, это Мэрион, мой парень Джейми, Циклоп, моя тетя Полин и папа. Всегда папа.

Уже много месяцев меня не было дома, и мне не терпится пообщаться с ними. По крайней мере с большинством.

В 10:20 я схожу с поезда на станции Килларни. Дорога до Валентии занимает один час двадцать минут или один час, если за рулем папа. Нелегко добраться до дома, в этой части света почти нет общественного транспорта. Остров Валентия совсем небольшой, одиннадцать километров в длину и три километра в ширину, и не так уж он далеко от цивилизации, но, если говорить о доступности, мне иногда кажется, что я пытаюсь добраться до Австралии.

Даже если я найду транспорт до Портмаги, все равно нужна машина, чтобы пересечь Мемориальный мост Мориса О’Нила, связующий материк с Валентией, а потом доехать до Найтстауна, самого дальнего города от моста. Из Ринардс-Пойнта до Найтстауна можно добраться на автопароме всего за пять минут. Но он работает только с апреля по октябрь, когда много желающих, и если ты не попадешь в Ринардс-Пойнт до 22:00, то пропустишь последний паром. Я работала на автопароме после школы, а потом бросила, чтобы стать парковочным инспектором. Только с апреля по октябрь, а остальное время я работала в сувенирной лавке «Скеллиг экспириенс» – музее, где собрана история островов, и благодаря монастырю XVI века это место вошло в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Им не хватало сотрудников, когда вышли «Звездные войны: Эпизод VII – Пробуждение силы».

Том Брин обычно довозит меня из Кэрсивина до дома. Он местный таксист, но часто играет в гольф и от него мало толку, когда он отвечает на звонок с четвертой лунки в Кинсейле и просит подождать его пару часиков. И водит он медленно. Притом что папина езда наводит на меня ужас, езда Тома Брина вызывает у меня смертоубийственные желания.

Я обвожу взглядом парковку железнодорожной станции. Папы нет.

Я звоню ему.

– Аллегра, дорогая, – говорит он, – я дома, не смог до тебя доехать.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Я-то в порядке, а вот машина нет.

Я еще раз оглядываю парковку и думаю, какие у меня варианты. Автобусы до Кэрсивина не ходят по субботам, и, даже если бы ходили, пришлось бы звонить Тому Брину – мне кажется, я быстрее дойду до дома пешком. И вообще, когда у него сломалась машина? Мог бы предупредить меня. Он доезжает до станции за час, значит, должен был выехать из дома час назад. Почему он не позвонил и не написал мне, почему я узнаю об этом только теперь, когда сама позвонила?

Я стараюсь не раздражаться, шагая через парковку и размышляя, как бы выбраться из Килларни.

– Не переживай, – говорит папа, – я договорился, тебя подвезут.

Я замираю на месте. На парковку въезжает знакомый автомобиль, лишь бы не за мной. Это машина Тома Брина.

– Папа, ты ведь не вызвал Тома Брина, правда?

– Это не Том, – говорит он.

Хорошо, значит, он забирает кого-то другого, но кого же тогда папа прислал за мной? Может, дядю Мосси или тетю Полин, хотя она занята в своем отеле, вряд ли у нее найдется время ездить за мной. Она точно не обрадуется такой просьбе, да еще в последнюю минуту, хоть и любит меня всем сердцем.

Машина Тома крадется по парковке, будто с преступными намерениями. Я отворачиваюсь и иду в другом направлении, на тот случай если ему вздумается пристать ко мне и уговаривать ехать вместе с другим пассажиром. Машина медленно подъезжает ко мне и ползет за мной, словно преследует.

– Том был занят, – говорит папа, – его надо было заранее предупредить, он уехал играть в гольф, но сказал, что отправит своего сына Джейми.

Своего сына Джейми – будто я впервые слышу о нем. Джейми был моим парнем три года. Он в моем списке пятерых. Я записала его имя, когда ехала в поезде, отвертеться уже не получится. Но именно его я как раз и не хотела видеть.

Джейми. Черт.

Я останавливаюсь, и машина останавливается. Я заглядываю в окно, Джейми смотрит на меня. Никто из нас не улыбается. Я покинула дом, я покинула Джейми. И наше расставание никак нельзя назвать мирным. А теперь мне придется торчать с ним в машине целый час и двадцать минут.

Он выходит из машины и открывает багажник, чтобы положить мою сумку, но я говорю, что возьму ее с собой, в салон, тогда он захлопывает багажник и садится обратно в машину. Я делаю глубокий вдох и быстренько перебираю в голове другие варианты, но их нет, и, если я откажусь, это только усугубит ситуацию, так что я сажусь в машину, назад, за пассажирским сиденьем, и это так непривычно – мы с ним всегда сидели бок о бок.

– Надеюсь, ты водишь быстрее, чем твой папаша, – шучу я. Все знают, что его папа ползет, а не едет, когда-то мы с ним хохотали на эту тему, это сводило Джейми с ума. Но, наверное, я забыла добавить нотку душевности в свой голос, и он не догадался, что это шутка. Или догадался, но не хочет притворяться, что все хорошо, он смотрит на меня в зеркало заднего вида и говорит:

– Надеюсь, ты не извращенка, как твой папаша.

Он запирает двери, громко включает радио и едет.

Быстрее, чем его отец.

Глава одиннадцатая

«Твой папаша извращенец».

Я уже слышала эти слова. Когда училась в средней школе. Мне было лет двенадцать.

Кэти Салливан выпалила их в тот день, когда я перехватила у нее мяч во время игры в камоги и забила гол. Она всегда была несдержанной в спорте, слишком вспыльчивой и злобной. Чаще всего это проявлялось в том, что она била, царапала, тянула за волосы и даже кусала. Но не меня. Команду противников. Я не ждала от нее таких слов. Сначала я рассмеялась. Мне это показалось таким странным, глупым оскорблением, да и злилась она очень смешно. У нее раздувались ноздри, краснело лицо, выступала вена на лбу – вылитый мультяшный персонаж. У нее были свои проблемы. Это та самая девочка, что писала письмо с угрозами своей маме, которая изменила ее папе. До меня дошли слухи, что она вовсю флиртовала с новым маминым ухажером, а потом обвинила его в домогательствах. Она была повернутая. Постоянно на что-то злилась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ирл. Garda Síochána – дословно «Стража мира», государственная полицейская служба Ирландии. Полицейских в Ирландии называют garda – «стражи», «хранители». – Здесь и далее прим. перев.

2

От англ. rooster – петух.

3

Пепельная среда – первый день Великого поста. Согласно традиции Римско-католической церкви в этот день проводится ритуал возложения пепла на головы верующих, когда священник пеплом чертит крест на лбу прихожан.

4

Церковь Ирландии – протестантская церковь, входящая в Англиканское сообщество, объединяет англикан в Республике Ирландия и Северной Ирландии.