Полная версия
Сага о халруджи. Слепой. Книга первая
Арлинг никогда не слышал о подобных обычаях своих бывших сородичей, но спорить не стал. Такой поворот дел его устраивал. Главное, скорее оказаться в шатре, откуда он найдет способ сбежать. Мокрые штаны неприятно липли к ногам, но Регарди чувствовал себя почти счастливым. Маленькая победа после больших поражений.
– Отведите этого труса к пленным, – распорядился Варг. – И дайте мне, наконец, достойного воина, который хочет бороться за свою жизнь и свободу!
Кажется, у драгана была страсть к пафосным речам. Следовало запомнить и это.
– Я буду сражаться! – звонко выкрикнул молодой голос. – Кучеяры не боятся смерти. Только драганы могут позорить свой род и племя. Дайте мне меч!
Арлинг снова вспомнил о пленных наемниках Аджухама. Его трусливое поведение должно было уязвить кучеяров. Во время путешествия им не раз приходилось сражаться плечом к плечу, отбиваясь от керхов и разбойников, и многие из наемников называли халруджи калхегором, что на керхар-нараге значило «воин песков». Такое обращение мог заслужить опытный кучеярский воин и очень редко – чужеземец. Регарди только что показал, как глубоко они ошибались.
– Предатель! Трус!
Слова молодого наемника летели в спину, словно острые кинжалы. Мальчишку наверняка убьют. Регарди искренне желал ему храбрости. Попасть в чужой рай – это страшно.
В их темнице почти все пленные спали – сказались беспокойная ночь и долгий переход по пустыне. Те немногие, кто бодрствовал, возбужденно зашевелились при появлении Арлинга. Очевидно, они решили, что он сможет пролить свет на их будущее. У Регарди были тысяча и одна идея насчет того, что с ними могут сделать драганы, но поделиться ими он не успел. Земля вдруг со страшной силой ударила в голову. Ему даже показалось, что он прозрел. Весь мир наполнился кровью, как и должно быть, когда вокруг обрывается слишком много человеческих жизней.
Проваливаясь в небытие, Арлинга подумал, что мог бы, наверное, уклонится от удара копья, но почему-то не стал этого делать. Возможно, он не хотел развенчивать созданный с таким трудом образ труса, а может, испугался следующего удара – уже не тупым древком по голове, а острым наконечником между лопаток. Но правда была проста. Больше всего халруджи хотелось погрузиться в сон, где не было ни драганов, ни кучеяров, ни чувства вины за предательство самого себя.
Глава 2. Охота на вепря
Хмурое небо тяжело висело над землей, простираясь грузными складками до самого горизонта. Свирепый посланник зимы, холодный ветер, стригущий все живое, неспешно прогуливался по вершине горного хребта, поросшего кедровым стлаником, ольхой и карликовой березой. Вниз по склону начинались бескрайние заросли елово-пихтовой тайги. Цепляясь узловатыми корнями за карнизы уступов, деревья осторожно спускались в глухой распадок, покрытый непроницаемым шатром густых крон. Поздняя осень не оставила ни малейшего шанса кусту багульника с набухшими почками. Временная оттепель, стоявшая в Мастаршильде несколько недель, обманула беднягу, заставив поверить в волшебное возвращение весны.
Морозный воздух с легкостью проникал под теплую куртку на меху, кусал руки, судорожно сжимавшие лук, скреб по щекам, натирая их до красноты. Было так холодно, что редкие снежинки падали на землю в виде замерзшей крупы. И хотя вечер еще не наступил, темнота надвигалась с пронзительной скоростью, покрывая море остро-отточенных пик ельника мягким одеялом сонной тишины. В лесу было тихо – ни птичьего гомона, ни криков зверей. Казалось, что царящий полумрак задушил весь мир, усыпив даже кустарники и травы.
«Ничего, скоро начнется», – успокоил себя Арлинг, переставляя затекшие ноги. Как он ни старался, получилось громко. Усеянный мелкими льдинками снега листвяной покров гремел, словно бисер внутри бычьего пузыря. Регарди замер, внимательно прислушиваясь к звукам тайги, но его оплошность осталась незамеченной. Достав трубку, он собирался набить ее табаком, однако, вспомнив предупреждение Даррена, разочарованно засунул вещицу обратно.
Арлинг уже тысячу раз пожалел о том, что согласился отправиться на охоту. В замке Мастаршильда, где он должен был дожидаться приезда отца, было невыносимо скучно, но уж лучше терпеть скуку, чем мерзнуть на стылой земле в непроходимой чащобе леса. Как, наверное, хорошо сейчас дома, в Согдиане.
Сегодня столица Империи отмечала День Южной Звезды, веселый, беззаботный праздник дружбы и любви, когда по всему городу устраивались игры, маскарадные шествия и, конечно, гуляния – от веселых плясок и фривольных игр на набережной до торжественных, помпезных танцев в богатых домах Согдианы. Блеск гигантских хрустальных люстр, чей яркий свет, преломляясь в настенных зеркалах, освещал самых достойных людей Империи – благородных господ и знатных дам, был куда милее сердцу Арлинга, чем тусклые блики провинциального солнца Мастаршильда.
Интересно, в чем будет танцевать Розмарина Пиклодокка? На последней их встрече она пообещала, что наденет взрослое платье гранд-дамы вместо положенного ей «девичьего». Арлинг представил узкий облегающий корсаж с глубоким вырезом до середины груди, взбитое облако золотых локонов и нарумяненные щеки – ведь, к взрослому платью полагалась косметика, запрещенная девушкам, не достигшим совершеннолетия. Если молодая Пиклодокка сдержит слово, трудно представить, какой скандал разгорится в доме ее отца, которому в этом году выпала честь устраивать Первый Столичный Бал.
Регарди едва не заскрипел зубами от досады. Больше всего он жалел, что пришлось пропустить игровые стрельбища, которые проводились во время праздника в честь самой красивой гранд-дамы Согдианы – ее назначал Император. В этом году выбор Седрика Третьего пал на прекрасную Ингеборгу Данхил-Келлфрид, актрису и поэтессу, по которой сходила с ума вся Согдарийская Империя. Помимо славы и звания лучшего стрелка города победителю доставался танец и поцелуй королевы праздника, а при благоприятных звездах он мог рассчитывать и на большее.
Все планы юного Регарди были безжалостно разрушены отцом, которому вздумалось срочно увидеться с сыном. А так как Канцлер находился в поездке по северным провинциям, расположенным весьма далеко от столицы, Арлинг был вызван в местечко с суровым названием Мастаршильд, которое Император подарил их семье за «заслуги перед Отечеством». По мнению Арлинга, глухую провинцию в горах, покрытых непроходимой тайгой, вряд ли можно было назвать щедрым даром, но Элджерон Регарди отнесся к подарку трепетно, объявив двору, что собирается провести старость в невысоком мастаршильдском замке, который напоминал ему разрушенное во время войны с горцами родовое поместье его семьи. Отец лукавил. Отреставрированный замок в Ярле, тысячекратно превосходящий по роскоши жалкие развалины Мастаршильда, давно носил репутацию единственного места, где беспокойная душа Канцлера когда-то найдет покой, но, наверное, так следовало принимать все подарки от императора.
Отца как обычно задержали неотложные дела, и Регарди торчал в провинции уже две недели. Хорошо еще, что ему удалось заманить с собой друзей, которым до того наскучила светская жизнь столицы, что они охотно согласились отправиться вслед за ссыльным Арлингом в далекий Мастаршильд в надежде отыскать приключения на свои задницы. Впрочем, их ждало разочарование. Местные девицы были глупы и дики, пиво отдавало кислятиной, а единственный трактир не мог предложить ничего кроме игры в кости с мужланами, чей уровень мышления находился ниже интеллектуальных способностей Дарсалама, любимого коня Арлинга. Почти все время друзья отсиживались в замке, опустошая и без того скудные запасы винного погреба или устраивая скачки по сельским дорогам.
Деревенскому старосте беспокойное соседство было не по душе, но разве можно в здравом уме перечить тому, кто в будущем станет наследником Мастаршильда? О сыне Канцлера ходили дурные слухи, а его репутация заядлого драчуна и дуэлянта была известна далеко за пределами Согдианы.
Ни в чем не нуждаясь, Арлинг Регарди жил на широкую ногу. Его интересовали скачки, оружие и, конечно, девушки, у которых он привык пользоваться успехом. Дам старшего возраста легко покоряли льстивые речи и обходительные манеры будущего гранд-лорда, а сердца юных особ таяли от взгляда его синих глаз и шелковой шевелюры цвета дикого меда, за которой он усердно ухаживал. Следующей весной ему исполнялось шестнадцать лет, он оканчивал надоевшую военную школу и собирался отправиться в путешествие по южным провинциям Империи. Рассказы дядюшки Абира о дальних землях, где вместо черной грязи под ногами шуршал золотой песок, где круглый год росли райские плоды, а ввысь устремлялись диковинные города из хрусталя и мрамора, в которых жили самые красивые женщины в мире, будоражили сознание юного Регарди и лишали страха перед отцовским гневом. Впрочем, он собирался устроить Канцлеру сюрприз.
Арлинг замерз и уже давно не чувствовал того азарта, который охватил его, когда однажды вечером Даррен предложил поохотиться на кабанов. Идею подсказал услужливый староста, который мечтал совместить приятное с полезным – развлечь молодых лордов и избавиться от кабаньего стада, которое повадилось лакомиться сладкими зимними яблоками в мастаршильдских садах. Низкорослые деревья не представляли трудности для крупных северных секачей, достигавших в холке полутора метров.
Регарди не прельщала возможность стрелять диких свиней по окрестным горам, но его воображение было поражено рассказами о гигантском вепре-альбиносе, которого изредка видели некоторые удачливые охотники. Секач был старым и в человеческие дела не лез, но он был куда более достойной добычей, чем стадо охочих до яблок подсвинок. Из лобной кости клыкастого великана Арлинг велит изготовить памятный медальон, который повесит над парадной лестницей особняка в Согдиане, а белую шкуру подарит Пиклодокке или Терезе, сестре Даррена, которая, похоже, была к нему неравнодушна. Регарди нравилось женское внимание, а огонь страсти, как известно, надо поддерживать.
После всех рассказов кабан представлялся Арлингу огромным чудовищем с большой клиновидной башкой, длинным рылом и гигантскими клыками – тупыми, загибающимися к небу, сверху и острыми, глубоко выходящими из челюсти, снизу. Таким оружием можно было с легкостью наносить смертельные раны, вспарывать кожу и рвать кишки. Регарди уже представлял, как соблазнительно побледнеют нежные щеки Розмарины, когда он в красках расскажет ей об охоте на дикого вепря. Вот только скорее бы все это заканчивалось. Ни одна девушка Согдарии не стоила его отмороженного носа.
К охоте готовились тщательно, всей деревней. Выслушав предложения знатоков, Арлинг остановил выбор на загоне, который, как ему показалось, обещал наибольшую остроту впечатлений. Прочесав покрытую тайгой горную цепь Мастаршильда, егеря нашли обширную лежку кабаньего табуна в густом молодом ельнике на вершине одного из холмов, где и решено было устроить облаву. Узнав, что старые секачи живут отдельно от стада, Арлинг заупрямился, желая продолжить поиски вепря, но староста оказался настойчивым и убедил всех кроме Регарди, что кабанов-альбиносов в их краях никогда не водилось, а местные охотники в подпитии могут рассказать и не такое.
И вот теперь Арлинг мерз в зарослях кедрового стланика, слушал тишину и ругал осторожного Даррена, который поставил его с самого края стрелковой линии. Он скорее лешего здесь увидит, чем белого вепря, надежда на встречу с которым все еще жила в его сердце. Хитрый Даррен занял место в центре, объяснив Регарди, что новичкам стоять посередине опасно. Когда кабан шел на прорыв, то становился страшнее тигра. «Если Даррен подстрелит моего альбиноса, то отправится ночевать в деревню», – сердито подумал Арлинг, нетерпеливо прислушиваясь к тишине леса.
Наконец, тайгу огласил рев рога, и внизу склона зашумели кусты. То загонщики принялись прочесывать участок, гоня кабанье стадо на стрелков. Арлинг всполошился, окрыленный надеждой, что его мучения все-таки вознаградятся, и поспешно выдернул из земли стрелу, которую приготовил заранее. Ему просто должно было повезти, ведь у него был лучший лук во всем Мастаршильде. Он лично в этом убедился, сравнив свое оружие с простыми луками егерей и более скромным вооружением друзей, из которых никто, кроме Даррена, особой страсти к охоте не испытывал.
Лук достался Арлингу от деда. Это было превосходное сложноклеенное оружие с красивой вогнутой рукоятью. Дуга была выполнена из ценных пород клена, палисандра и орехового дерева, а с внешней стороны усилена наклеенными сухожилиями и роговыми пластинами. Но особую гордость Регарди вызывала сцена охоты на кабана, мастерски изображенная на костяных накладках лука. Еще миг, и вепрь прекратит свой стремительный бег, пав от стрелы удачливого охотника. Такое оружие обещало победу.
По мере того как загонщики приближались, напряжение возрастало. Стараясь не шуметь, молодой лорд вертелся то вправо, то влево, гадая, откуда могла появиться долгожданная добыча. В окладе громко раздавались крики загонщиков и яростный лай собак, но в кустах, окружавших Арлинга, было глухо, словно в погребе мастаршильдского замка.
Он собирался еще раз помянуть недобрым словом Даррена, когда справа хрустнула ветка. Установив стрелу на тетиву, Регарди прицелился туда, где темнота казалась плотнее. Он уже был готов разжать указательный палец, но тут вспомнил предупреждение Ларса, старшего егеря, не стрелять по невидимой цели, и разочарованно опустил лук. Не хватало еще случайно убить какого-нибудь местного дуралея, сунувшегося под линию обстрела.
В двух первых загонах кабаны на стрелков так и не вышли. Наверное, стадом руководил кто-то, обладающий солидным опытом и знающий, что тишина впереди могла быть обманчива. Если свиньи прорвутся через загонщиков, облаву придется прекратить, и тогда Арлинг не поленится разбудить старосту и высказать ему все, что думал о местных егерях и других знатоках кабаньей охоты.
Но вот снова прозвучал рог, оповещавший начало нового гона, и тут же в нескольких метрах от Арлинга затрещали кусты. Сомнений быть не могло – зверь бежал прямо на него. Поправив перчатки, Регарди быстро наложил стрелу на лук и, едва успев натянуть тетиву, увидел поджарую кабаниху, резво перебегавшую открытое место метрах в пяти справа. Это был не альбинос и даже не секач, но, видимо, на большее сегодня можно было не рассчитывать. Уже выпуская стрелу, он заметил светло-бурых поросят, с визгом выкатившихся следом за матерью. Мимо! Выводок отвлек его внимание, и прицел получился смазанным.
Свиноматка уже почти добежала до конца опушки, но Арлинг мог собой гордиться. Ему удалось извлечь новую стрелу, наложить ее на лук и натянуть тетиву всего за три секунды. Передняя часть туши зверя уже скрылась в ельнике, поэтому пришлось стрелять в угон, метясь по хребту. Темные заросли плотно сомкнулись, скрыв кабаниху, но удача все-таки улыбнулась Арлингу. Видя, как заколыхались верхушки елок, он возликовал.
С трудом дождавшись звука рога – сигнала отбоя гона, Регарди бросился сквозь ельник к трофею. Долго искать не пришлось. Первая стрела все-таки попала в цель, пробив бочкообразную грудь, но только вторая, задевшая позвоночник, стала посланцем смерти. Свиноматка лежала головой в его сторону и не двигалась. Решив не рисковать, Арлинг стал обходить тушу стороной, чтобы подойти сзади и сделать контрольный выстрел в ухо – как учили.
Он так и не понял, что заставило его поднять глаза. Почти вровень с верхними ветками кедрового стланика, в нескольких метрах от убитой кабанихи стоял рослый секач. Тот самый – белый. Ни одно описание не могло сравниться с мощью и величием твари, которая вдруг возникла перед ним, словно пришелец из другого мира. В своем уродстве кабан был прекрасен. Арлинг замер, как вкопанный, не в силах отвести взгляд от красных точек, неподвижно горящих на снежной морде. Если бы не белая шкура, выделявшаяся на фоне темных кустов, Регарди никогда не заметил бы притаившегося зверя, который тут же бросился на него, словно ждал появления Арлинга всю жизнь.
Не успев осознать, что из охотника превратился в добычу, Регарди вскинул лук и, не прицеливаясь, выстрелил. «Если промахнусь, второго шанса не будет», – подумал он, в последний момент отпрыгивая в сторону.
Арлинга спасло дерево, которое закрыло его от клыков секача. Если он и ранил вепря, то зверь этого не заметил. Разъяренная тварь пронеслась мимо, даже не сбавив скорости.
Арлинг с трудом дождался друзей с егерями.
– С полем, дружище! – поздравил его Даррен, трогая кабаниху ногой, отчего ее тело заколыхалось, словно огромный холодец.
Старший егерь сломал еловую веточку и, смочив ее в крови убитой свиноматки, торжественно прикрепил к головному убору Регарди. Друзья, а за ними и остальные охотники стали наперебой поздравляя молодого лорда с добычей, но Арлинг их не слышал. Все мысли занимал снежный вепрь, без которого он не собирался уходить из леса.
– Амирон благоволит нам сегодня! – радостно крикнул окрыленный успехом Регарди. – Белый вепрь не выдумка, я только что видел его. Он стоял у этих кустов, громадный, как скала. Промедли я хоть секунду, и зверь разорвал бы меня в клочья, но я его ранил. Теперь нам осталось только найти и добить его. Спасем Мастаршильд от чудовища!
Арлинг, конечно, не был уверен, что ранил секача, но в тот момент он чувствовал себя полководцем, который готовился штурмовать неприступную крепость с горсткой воинов.
Как он и ожидал, энтузиазма не проявил никто. Даже Даррен отошел в сторону и сделал вид, что рассматривается ночное небо.
– Скрадывать раненого зверя опасно, милостивый господин, – осторожно произнес Ларс, оглядываясь на других охотников. Но желающих заявить, что молодой лорд лжет, не оказалось, и егерь неохотно продолжил. – Кровит кабан плохо, собаки здесь не помогут. Лучше отправиться домой, а утром вернуться и отыскать тушу. За ночь-то он сам помрет, если вы его хорошо ранили, убойно. Ну а если задели только, то этот зверь так уйдет, что не отыскать. Заляжет в валежнике среди топей и рыла не высунет. Поверьте моему слову.
Арлинг смотрел в красные, окосевшие от местного пива глаза егеря и видел в них отблески кабаньего взгляда. Терпеть до следующего дня он не станет. Ему непременно нужно было показать шкуру диковинной твари отцу, который прибывал сегодня вечером.
– Я ранил его смертельно! – гордо заявил он, обращаясь к Даррену. Мастаршильдца он решил игнорировать. – Ты только представь, что мы поймаем настоящее чудовище! В Согдиане все просто лопнут от зависти! Соберем собак и отправимся прямо сейчас.
– Ты слышал Ларса, Арлинг. Как мы его найдем? Через час стемнеет. Да он в любом месте может залечь, смотри какие горы! Шею хочешь свернуть?
– Кабан белый, идиот! Его в темноте хорошо видно. А вот пока мы тут болтаем, он спокойно уходит!
Арлинг готов был спорить до бесконечности, так как идти за секачем один не собирался. Его выручил Карр, который иногда проявлял чудеса сообразительности.
– Эй! Здесь кустарник заломлен, да здорово так. Поднесите факел.
Следы были очевидны. На опавшей хвое отчетливо виднелись брызги крови. Их было немного – крошечные, хаотично разбросанные бусины алого цвета, но милее картины Арлинг давно не видел. Попал! Это был настоящий след, полный зверя и охоты. Секач, возможно, был самым крупным кабаном во всем Мастаршильде, и подстрелил его новичок Арлинг Регарди.
– Скорей! – махнул он рукой, подзывая егерей с собаками.
Хоть и с неохотной, но мастаршильдцы повиновались. Гончие сразу умчались вперед, гулко лая в таежных дебрях. Арлинг никогда не испытывал такого азарта. Идти по кровавому следу добычи и вдыхать запах уходящей жизни было чудесно. Охотники из деревни, которые будто нарочно замедляли шаг, остались далеко позади. Почти все согдианцы, кроме Даррена и Карра, тоже решили не искушать судьбу и плелись в хвосте.
По мере того как они углублялись в ельник, спуск становился круче. Тяжелые пихты и посеребренные инеем ели вырастали на глазах, поднимаясь в черную высь гигантскими мачтами. Повсюду, где можно было разглядеть, косогор был покрыт гниющими стволами павших гигантов. Неожиданно потеплело, и с неба уже сыпал не снег, а мелкий дождь.
Собачий лай вдруг раздался ближе – как раз за подлеском из высоких кустов жимолости и можжевельника. Арлинг готов был поспорить, что отчетливо слышал, как на мокрой хвое топчется что-то большое и неподъемное. С трудом верилось, что удача все-таки вспомнила о нем, и его ожидания вот-вот сбудутся.
Не доходя до кустов, друзья разошлись и с разных сторон стали скрадывать зверя. Напряжение достигло пика и почти физически ощущалось в воздухе. Глухое рычание пса сменилось жалобным скулежом, вепрь же сражался молча, лишь изредка низко охая. Отчетливо раздалось глухое щелканье, и Арлинг понял, что кабан пустил в дело клыки. Очевидно, он вертелся из стороны в сторону, стараясь не дать собакам зайти со спины.
Регарди почувствовал на себе взгляд Даррена и поднял глаза. Тот, приложив палец к губам, показывал на небольшую прогалину, которая виднелась среди мохнатых ветвей недалеко от Арлинга.
Пригнувшись, Регарди достал стрелу из колчана и стал подкрадываться к зияющей темноте прогала. Внезапный визг пса раздался почти одновременно с треском ветки, попавшей под ногу. Проклиная свою неуклюжесть, Арлинг бросился напролом, с трудом уворачиваясь от колючих веток, хищно целившихся в глаза. Даррен помчался за ним, но кабана уже и след простыл. На развороченной земле лежала мертвая собака с вспоротым брюхом. Еще два пса жалобно скулили в кустах.
– Вот паскуда! – выругался Даррен, склоняясь над ранеными животными. У одной гончей был перебит позвоночник, у другой скользящим ударом задеты ребра.
Цепочка кровавых пятен, которая вилась по светлой хвое и опавшему листу до самой прогалины, исчезала внутри зарослей, словно кабан чудесным образом исцелился.
– У них жир быстро рану затягивает, – досадливо пояснил Даррен. – Он сейчас в лежку уйдет, и ищи его в этих дебрях, сколько сил хватит. Возвращаться надо. Собаки-то Ларсовы. Представляю, как старик расстроится.
– Избавься от них, – распорядился Арлинг, не собираясь задерживаться.
У Даррена смешно округлились глаза, но возразить он не успел. Послышался голос еще одной гончей – последней собаки Ларса, которая, срываясь на хрип, яростно облаивала кого-то неподалеку.
– За мной, – выдохнул Регарди, ползком выбираясь из переплетенного лианами кустарника. Уж на этот раз он не позволит вепрю сбежать.
– Осторожно! – голос Даррена раздался над самым ухом, и Арлинг замер, не успев опустить ногу.
– Смотри!
Подобрав палку, друг ткнул ею в мягкий мох, начинавшийся прямо за кустами можжевельника. Покрытая бурым ковром поверхность заколыхалась, словно кисель.
– Надо обход искать. На мшаву похоже.
– На что? – не понял Арлинг, злясь из-за неожиданного препятствия.
– Здесь топи начинаются. Мы же в самом распадке оказались. Если это моховые болота, то дальше идти нельзя. Сверху мох, а внизу пучина. Пропадем не за денежку.
– Но зверь-то прошел! И псина перебралась!
– Не глупи, Регарди, сдался тебе этот кабан! – разозлился Даррен. – Через час-два здесь вообще ничего видно не будет. Собаки его хорошо потрепали, за ночь он сам дойдет.
– Если зверь тот самый, про которого местные охотники говорили, то потом мы его ни за что не найдем, – неожиданно вмешался Карр. – Уйдет в лежбище и сгниет там. Такой случай раз в жизни бывает. А перебраться и по кочкам можно, здесь не везде топи.
Даррен возмущенно уставился на товарища, но ссоре помешал треск валежника, послышавшийся из глубины распадка. Лай вдруг прекратился, а вечернюю тишину разбил женский крик, прозвучавший в этом месте дико и чуждо.
«Ведьмины топи», – вспомнились Арлингу слова деревенского старосты. Мастаршильд был слишком далеко от этих мест. Вряд ли сюда мог забрести кто-то из деревни. Да и собирать в болотах было нечего – ни грибов, ни ягод. Островки валежника с чахлыми деревьями окружали поля темно-бурой зыби, покрытой мягким ковром мха. Торчавшие из них кочки, похожие на взлохмаченные человеческие головы, образовывали едва заметные тропы, расходящиеся по всему распадку, словно вздутые вены.
Еще какое-то время из сумрака доносились звуки борьбы и странные шорохи, а потом все стихло, словно мир лишился своего разноголосья. Карр слегка кашлянул, и Арлинг понял, что тому пришла в голову та же мысль. Негромкий звук кашля пронесся над сырым мхом и валежником раскатистым эхом.
Регарди почувствовал, как страх вцепился в горло холодными пальцами. Почему егеря до сих пор их не догнали? Или они повернули назад, оставив гостей на произвол судьбы? А может, мастаршильдцев и в живых-то уже не осталось? Как-то разом вспомнились рассказы о кикиморах, лесных дриадах и болотницах, которые ему приходилось слышать от суеверного слуги Холгера и местного смотрителя. С трудом заставив себя оглянуться, он встретился глазами с Карром, чей взгляд недвусмысленно говорил о том, что еще немного и согдианин обратится в позорное бегство. При виде чужого страха Арлинг приободрился. Их трое, и они вооружены. Ни к чему вспоминать суеверия, когда можно сходить и посмотреть, откуда раздавались странные звуки. «Наверняка, у них очень простое объяснение», – заверил он себя.