Один на один. Бессонница

Он повел рукой и наткнулся на гладкий прохладный материал, кожу: всю ночь он провел укрытый темно-бордовым плащом с укороченными рукавами и воротником-накидкой. Точно такой он хотел заполучить, когда увлекся готической субкультурой. Но тогда мама и отчим сказали, что ни к чему тратиться на такую бессмысленную ерунду, и купили ему унылый зеленый пуховик. Теперь же мрачные сказки, во имя которых он писал глупые стишки, становились пугающей реальностью.

«Это подарок. Хозяина? Точно наряд вампира. Да, намек понят – косить и дальше под гота», – невесело усмехнулся Евгений, перебирая мягкую черную ткань изнанки плаща.

Но потом задумался: «хозяин», асур, не стал бы усыплять своего верного «солдата» новой армии, готовой кусать и обращать каждую ночь. Значит, его нашел «анонимный доброжелатель». Хотелось верить, что кто-то нашел его и спас. Избавил от голода хотя бы на одну ночь. Днем Евгений снова ощущал себя в большей мере человеком.

Он сидел в парке, кутаясь в новую одежду. Солнце скользило воздушным змеем по кромке пушистых туч. И он без тени отвращения разглядывал, как желтые лучи поджигают фиолетовый сумрак рассвета, разгоравшегося костром нового дня.

День… Если бы он длился бесконечно. Один долгий день. Каждую ночь, подобно древним людям, Евгений опасался, что утро не настанет уже никогда.

Глава 4

Меч

По небу зловеще перекатывались непроницаемо черные грузные тучи, сквозь которые последним возгласом надежды вспыхивали бледные порабощенные лучи. Незримая гигантская рука выхватывала отбеленные пятна, чтобы через миг стереть и перемолоть их в клоках грязной бумаги, плывущей в вышине.

Усталый сон сковывал бегущий по инерции мир. Лишь вампир радовался ненастному дню. Он шел по улице, граничащей с пустырями и свалками. Разбитый влажный асфальт скрипел под ногами. Слабый ветер живописно развевал новый алый плащ. В таком облике Евгений ложно казался себе почти неуязвимым, героем боевиков. Но он понимал, что с ним играют. Как минимум три силы сочли, что он может быть в чем-то полезен им. Кого стоило по-настоящему опасаться? Мир колебался тенями бесцветных снов недоверия и непонимания. И вновь мучил голод.

«Ощущаю сумасшествие. Кажется, будто круг замкнулся. Тяжелый железный круг, рассыпающий ржавчину и сажу, – думал в смятении Евгений. – Я не изменяюсь… совсем! Как странно! День ото дня не замечаешь неизбежных метаморфоз, а когда их нет – становится не по себе, даже жутко… Должно быть, приятно не стареть, но мне чудится, будто я уже дряхлый старец. Ясный факт: я не жив».

Логические рассуждения не отменяли паники. Евгений отказывался поверить себе. Люди порой сильно расстраиваются из-за мелочей, но быстро принимают несерьезные напасти. А когда происходит что-то по-настоящему ужасное и непоправимое, обычно нескоро верят в реальность. Какая-то часть сознания так и остается с минувшими воспоминаниями о мире и покое, окуная в отрешенную меланхолию до тех пор, пока не оказывается упущена последняя возможность спастись. Евгений, похоже, впадал в подобный ступор. Он просто ждал, кто еще нападет, кто спасет, кто пойдет на шантаж.

«Может, вернуться домой? Помыться, одежду сменить… Хотя я не потею! И это тоже страшно, тело ничем не пахнет, даже кровью», – рассуждал он, то цепляясь за бытовые мелочи, то забывая о том, что еще наделен подобием тела, бренной оболочки. Или, возможно, он уже превратился в сгусток ночной тени, лишь от неверия в эти метаморфозы сохраняя очертания юноши шестнадцати лет.

Но солнечные лучи не рассеивали его, не выжигали огнем. Порой хотелось спать и есть. Нет, он еще был жив, возможно, самую малость, но жив. И именно эта живая человеческая частица тянула и звала обратно домой, под защиту пустой холодной комнаты, в кокон привычного страха и тоски.

Сквозь облака медленно проступила бирюзовая прогалина, словно зажегся маленький фонарик. Рубиновые глаза вампира резанул яркий свет, напоминая, почему он не может вернуться. Он – зверь. Противоестественный хищник, который в любой момент способен наброситься на беззащитную родню. Поэтому и бродит в немноголюдных районах вблизи свалок и пустынных парковых зон. Проклятый, отмеченный клыками твари, вампира. Асура, кем бы ни были эти асуры… Здесь он рисковал напасть разве что на случайных бродяг. Или же самому стать мишенью для охотников.

«Надо найти убежище. Как-то создать его», – рассуждал Евгений. Но мысли двигались лениво, как в полудреме. Здравых планов не выстраивалось. Его снова подтачивал голод, нежданный доброжелатель не спас его, не исцелил.

Евгений проклинал свою новую природу за то, что все тревоги и потребности вампира ограничивались желанием напиться крови, насытиться багряно-сладким ядом для сердца и разума.

«Доброжелатель» как будто дал на короткое время антидот, избавил от мании, отрезвляя, пробуждая рассудок. Но хватило всего на один день и одну ночь, которую Евгений провел вблизи свалки, не зная, куда идти. Он просто сидел на сплющенной картонной коробке, поджав ноги и ловя языком дождь, исключительно гадкий на вкус. Он мог бы пойти куда угодно. Но эта зыбкая свобода доказывала, что без цели она так же бессмысленна, как и заточение.

Похоже, он задремал на несколько минут или часов, по крайней мере, впал в оцепенение, не дающее ни покоя, ни отдыха. Усталость отмеряла лишь жажда крови.

На следующее утро Евгения пронзил ясный солнечный свет, все вокруг переливалось ровным мерцанием теплого апрельского солнца. Сквозь непроницаемо-черные стекла очков все краски мира теряли прозрачность, но иначе бы вампир ослеп. Иначе начал бы метаться в поисках темного подвала.

Евгений стойко шел вперед, точно испытывая себя, радуясь, что кожа хотя бы не дымится от ультрафиолета. Все еще не хотелось становиться бессмысленной ночной тварью, как в книгах, где «хозяин» порабощает волю обращенного, низводя несчастного до уровня животного.

А еще в прошлом году он, как ребенок, скучал по погожим дням. Теперь все изменилось. И сердце тосковало по настоящей свободе, мечась в клетке новой реальности. Печаль и боль обгладывали душу.

Золотом и сапфирами рассыпались искры неба, но красные глаза видели лишь блеклую дымку сквозь тонированные стекла. Евгений, осторожно щурясь, приподнял очки, но спустя миг громко зашипел и, приглушенно охая, кинулся в тень близлежащей бойлерной. В голове словно взорвался вулкан, извергающий жгучую лаву. Евгений крепко обхватил пульсирующие виски.

Случайные прохожие, ранние дворники и работники, бредущие от электричек, кидали равнодушные незамечающие взгляды на сгорбленную фигуру. За что? Почему никто не пытался помочь? Даже если никто не сумел бы.

Так же, а порой гораздо хуже, выглядели обычные люди, и к ним тоже никто не подходил. Многие пугливо прибавляли шаг, возможно, опасалась попасть в когти собственной совести. А так… не обернулся – не было. Иные просто не смотрели в его сторону, витая в своих измышлениях, считая их более важными, чем чья-то посредственная жизнь.

Евгений исподлобья следил за людьми, цепляясь за серый кирпич. И наблюдения размывали границу дозволенного: чудилось, что никто из них не заслуживает прощения за этот цинизм равнодушия. Канистры с кровью, еда. Хотелось отдать свою паршивую человечность на поругание воле зверя.

Вскоре Евгений немного пришел в себя и выпрямился. Он уже жадно выискивал жертву, когда послышался беззаботный ломкий басок:

– Здорова, Жека! Эй, не узнаешь, что ли, братан?

– Здрасте! Да… узнаю… конечно, – рассеянно ответил Евгений, словно выныривая из глубокого омута. Он рассматривал подошедшего юношу, одного из тех, кто считал его другом. Да каким другом… приятелем по распиванию пива за оградой школы.

– Ну ты че, как? Не видать тебя.

– Болею, – сдержанно отозвался Евгений.

– А тут чего шатаешься у свалки? На иглу, что ли, сел? Или набухался и от предков прячешься? Я от элки шел, а тут ты. Че-то странно… О, плащик модный, снова в готы подался? – Приятель не понимал, посмеиваясь собственным плоским шуткам и пересыпая речь нецензурными словами, как мех – нафталином. Он даже не представлял, в какой опасности находился.

– Да-да. Нет, не набухался. Я так… гулял. А ты на дачу ездил? Огород, что ли, копал? – кивал Евгений, почти не слушая. Примерно так и строилось большинство бесед с «друзьями». Что теперь, что раньше приходилось врать, иногда не совсем врать, просто изображать заинтересованность. Среди множества знакомых он не выделял именно друзей, свой и чужой в любой компании.

«Да ведь я… я сейчас наброшусь на него и выпью досуха, – с ужасом понял Евгений, когда красная муть заволокла глаза. – Так и будет. И плевать, что день. Пошло оно все… Пошли они все. Лучше в одиночестве, лучше сдыхать от голода, когда рядом некого есть».

И он побежал, кинулся прочь по скрипящему разбитому асфальту, оставляя приятеля в замешательстве:

– Э, Жека? Ты куда?

– Никакой я не Жека.

«Евгений… Евгений», – думал вампир и не знал, имеет ли право зваться своим человеческим именем. Ему всегда нравилось гордо величать себя в мыслях и перед друзьями Евгением, хотя для домашних он оставался неизменным Женькой, а для друзей Женьком или Жекой. Но ему не нравилось, он почти ненавидел эти небрежные сокращения, всегда чувствуя себя кем-то важным, рожденным для чего-то великого. Возможно, прекрасного.

Но один вампир февральским вечером решил иначе. И Евгений теперь сожалел, по-взрослому рассудительно и опасливо. С ним творилось нечто паршивое, очень паршивое. И если этот парень из школы на замечал – его проблемы. Превращаться в убийцу по глупой случайности не хотелось.

Приятель покрутил пальцем у виска и с неприятным смешком махнул рукой. Каждый пошел своей дорогой. Лишь сущность вампира после контакта с «кровяным баком» безмолвно и мучительно выла, требуя утолить голод. А душа человека колыхалась тяжелым раздумьем о дружбе и одиночестве. Похоже, «приятель» даже не заметил, как изменился его знакомый.

– Ну и пошел ты лесом, – фыркнул Евгений, не рассчитывая, что его услышат. Он обогнул свалку, побрел по надземному переходу на другую сторону платформы, потом снова вернулся. Без цели. У него даже не было денег на билет, чтобы уехать куда-нибудь, далеко-далеко. И еще он чувствовал, что хозяин не отпустит, велит возвратиться в границы очерченного МКАДом круга.

«Мне не сбежать», – отчетливо проговорил себе Евгений. И даже не поежился.

Мало-помалу день склонялся к вечеру, удлинялись туманные тени, предвещая превращение в монстра. Каждый закат ныне представлялся острой гранью, границей между двумя мирами, жизнями, сущностями, которые с большим трудом уживались в одном тщедушном теле. В одном человеке, далеко не стальной силы воли.

Ему казалось, что он торчал на свалке больше суток не для того, чтобы изолировать себя от людей. Какая-то часть его разума и звериного инстинкта подсказала, что среди случайных бродяг и мусорщиков может встретиться кто-то, кто и заслуживает смерти, расплаты.

«Ну и что мне делать? Маньяков теперь караулить по темным улицам? А потом ими закусывать? Да уж, видел я и такое в кино. Только, сдается мне, все не так просто, – прикидывал Евгений. – Да еще эти заметки, что меня укусил не просто вампир, а аж какой-то асур. Кто такие вообще асуры? Что-то из индийской мифологии?»

Весь день он слонялся вокруг свалки, слушая гудки электричек и товарняков. Теперь он существовал на изнанке мира, не на Зеркале, а на вполне реальной изнанке, на обратной стороне скомканного фантика, покрытого жирной фольгой, к которой липли мухи. Общество потребления любило красивые упаковки, жило одним днем, словно мотыльки. Все сводилось к упаковкам и бесконечному бегу, достижению целей. И страху. Все они, люди, бежали по кругу. И боялись – не успеть, не достичь, потерять. Не боялись ночных тварей, запретили себе верить в их существование еще в начале двадцатого века. Зря.

Вампир же шел, неторопливо, бесцельно, без пункта назначения. Наступала ночь, и он не сомневался, что вновь атакует кого-то. Или атакуют его. Он даже удивлялся, почему Дарк до сих пор не добрался до него, такого уязвимого посреди зловонных испарений мусора и гудрона. Как будто алый плащ скрывал от постороннего внимания.

«Как же все надоело… Ожидание. Еще этот тип, который вроде как мне помог, – тихо злился Евгений, наматывая круги. – Все любят поговорить. Говорить, кричать, пропагандировать. Как же все надоели! Как все бесят! Но почему тогда так одиноко?»

И, словно услышав его, в голове ярким маяком вспыхнул голос. Он звал, почти приказывал, только на этот раз без слов. Он играл и переливался, как флейта или скрипка. А впрочем, ничего не существовало. Евгений потер виски, но неуловимое колебание, как инфразвук, продолжало пронизывать все тело. Он двинулся вперед, словно в кромешном мраке, ориентируясь по неслышному звуку.

Смеркалось, тени прохожих, бегущих в неизвестность, заметно удлинились. Евгений покинул пределы свалки, он все шел и шел, почти бежал на зов. Приказ? Нет, просьбу подойти, словно кто-то обещал поведать нечто очень важное.

Внезапно все прекратилось, Евгений нерешительно остановился, огляделся: вокруг молчал глухим бурьяном забытый пустырь. Лишь издалека доносился стук колес поезда дальнего следования.

– Ну и… кто меня сюда привел? – Евгений вздрогнул, ругая себя за наивность. Но в последнее время разум его слушался через раз, все больше проваливаясь в инстинкты и рабское подчинение. Он ждал, что перед ним предстанет «хозяин», тот, кто обратил его. И человеческое желание врезать по гадкой роже пересиливало иррациональное оцепенение раба крови.

– Adsum! Кхм, если не знаешь латыни: я здесь!

Евгений встрепенулся, словно встревоженная куропатка. Еще миг назад он в одиночестве топтался на мерзлом растрескавшемся грунте пустыря, а теперь перед ним спокойно стоял человек в черной толстовке и кожаных брюках с заклепками. Лицо с крупным острым носом белело смутным пятном под тенью капюшона.

– Кто… кто вы? – дрогнул голос Евгения. Он узнавал своего нежданного спасителя, который подарил красный плащ. Мужчина среднего роста спокойно стоял, полуулыбаясь крупными губами, опустив длинные руки. Ничто в нем не выдавало напряжения, которое предшествует нападению. Вскоре незнакомец ответил хриплым каркающим голосом:

– Имя нечасто имеет значение в мире людей. Личность, которую стремишься подчеркнуть, также превращается в серое ничто, когда каждый пытается выделиться. Лишь немногие смиренно признают свою одинаковую природу. Те же, кто по-настоящему выделяются, обычно силятся скрыть свою сущность, но не выходит. Я из таких, к сожалению. И у меня нет имени.

– Доброжелатель? Это ты? – спросил Евгений, и тут же спохватился: – Вы.

– Мы-мы, доброжелатель. Мы, разделенные сумраком между закатом и рассветом, – едва слышно выдохнул незнакомец. – Сумеречный…

– Сумеречный кто?

– Давай скажем, что Эльф. Сумеречный Эльф, – невесело усмехнулся незнакомец. – Звучит симпатично-привычно-сказочно, хотя я никакой не эльф.

– Это вы обратили меня? – сжал кулаки Евгений. Но он же знал, что нет! У этого Сумеречного Эльфа во рту не блестели клыки, но и к человеческому роду он явно не принадлежал. А броский костюм неформала и электрогитара за спиной служили лишь маскарадом, удобным предлогом спрятаться среди «отличающихся» и «неповторимых».

– Нет, не я, – поморщился собеседник.

– А зачем вы «звали» меня? – задал напрямую вопрос Евгений.

Незнакомец, Сумеречный Эльф, приятно-неприятно улыбнулся заостренными краями ярких губ, частично обнажив зубы, среди которых и впрямь не обнаружилось клыков. Он ответил спокойно, почти напевно:

– Чтобы отдать принадлежащее тебе по праву. Сей предмет не раз спасет тебе жизнь, если поладишь с ним. На самом деле он живой, он обладает душой, передающейся от хозяина. Без хозяина он лишь кусок металла, покрытый узорами и украшениями.

– Меч? – с мальчишеским восторгом воскликнул Евгений, лишь смутно вспоминая, что никогда не учился фехтовать. Сложному искусству не обучили бы многочисленные компьютерные игры. А заняться чем-то «настоящим» ему никогда не хватало мотивации. Обычно он лишь мечтал, представлял, иногда записывал в коротких зарисовках. Единственным настоящим делом, на которое он вынужденно решился, оставался проклятый побег. Да и тот произошел не по его воле.

– А зачем вопросы? Я же не загадку загадывал. Зачем перебиваешь? – с наигранной обидой ответил Сумеречный Эльф. Потом глаза его наполнились озорной снисходительностью.

– Извините, – пробормотал Евгений, отступая на шаг.

– Да, именно меч, – покровительственно кивнул незнакомец, но строго выпрямился: – Прежде чем я отдам его тебе, ты обязан запомнить несколько непреложных истин, которые способны нарушить лишь подлецы, не уважающие ни окружающих, ни себя.

– Я слушаю! – вытянулся, как солдатик на построении, Евгений.

– Первая: никогда не атакуй безоружного. Вторая: не стремись убить врага, пока не поймешь мотивы его поступков. Кто знает, непримиримый враг может оказаться твоим другом в будущем.

– А если… если он убьет меня? – все-таки перебил Евгений.

– Нарушить это правило можно только в целях защиты себя, если иного варианта не останется. Но, поверь, со временем ты научишься различать, когда надо атаковать без пощады, а когда достаточно обороны, – заверил Сумеречный Эльф, и в красивых словах почувствовался горький подвох. Но Евгений убедил себя, что ему почудилось. Он энергично закивал:

– Я понял. Понял.

– Третье правило: пока не разберешься в себе, не смей судить других. Четвертое правило, самое главное: забудь все три правила, когда встретишь циника и лицемера, который пользуется чужим доверием и угнетает тех, кто слабей. Бей! Без пощады и решительно! А теперь, надеюсь, что ты меня слушал, а не скучал, как на лекциях по истории. К делу!

На миг незнакомец скрылся за легкой завесой холодного синего пламени. Когда он появился вновь, в руках его покоился переливающийся новый меч, искусный, неповторимый. Он был изогнутым, словно сабля, но более широким. По всему клинку вились красные и черные орнаменты, руны.

Евгений неуверенно протянул дрожащие руки. В тот же миг меч нагло нарушил закон земного тяготения и завис в воздухе. Юный обладатель оружия с опаской обхватил рукоять, оплетенную алой кожей под стать плащу.

– Благодарю! – горячо прошептал Евгений, ощущая приятную тяжесть в правой руке. Не зря же он тренировался в спортзале с отжиманиями и подтягиваниями. Хотя подозревал, что такое массивное оружие, окутанное темно-алыми искрами, не под силу поднять человеку. Оно существовало не в мире людей. И создали его не для человека.

– Хороший меч. Но на Земле обычные люди его не увидят. Это пришелец с Зеркала. Точнее, из Измерения… – объяснил и еще больше запутал Сумеречный Эльф.

– А что такое Зеркало и Измерение?

Сумеречный Эльф в знакомой манере «анонимного доброжелателя» охотно пояснил:

– Далеко-далеко существует другой мир, планета, можно сказать. Но особенная: все в ней наполнено магией. И ее так много, что там не может зародиться жизнь. Чистая энергия, выжигающая органику, слишком нестабильная для таких хрупких соединений. И вот в незапамятные времена маги с Земли нашли способ проложить ход, портал в этот мир, который они назвали Измерением Силы или Измерением Могущества. В общем, по-разному его называют, поэтому просто Измерение. А Зеркало… Это подпространство, можно сказать, гигантский коридор внутри портала, который со временем превратился в отдельный мир.

– Поэтому там был город, но не Москва? Там, на Зеркале.

– Да. Зеркало – это некое отражение всех городов и ландшафтов мира, смешанное, перекрученное, как во сне. «Коридор» существует благодаря связи с Измерением. И им давно пользуются те, кто наделен особой силой, некоторые даже живут там. И многие века идет борьба за власть над Измерением Силы, – продолжал Сумеречный Эльф. – Так-то на Земле магии всегда было ничтожно мало по сравнению с другими мирами. Возможно, в этом вашему миру повезло. Но вот пришел я вам на беду, и еще кое-кто…

Он отчего-то рассмеялся, но тут же помрачнел. Бледное вытянутое лицо с острым подбородком подернулось тенью боли, прошедшей едва заметной судорогой.

– Значит, все это магия? – все поражался мечу Евгений, рассматривая его со всех сторон.

– Магия – это лишь физика. Считается, что магия нарушает законы этой великой науки. Но она открывает новые, законы физики других миров. Впрочем, моя магия… Кхм… Немножко, если не сказать совсем, противоречит этому утверждению, – откровенно насмехался Сумеречный Эльф, снисходительно рассматривая мальчишку.

– И все же… кто вы? Скажите, вы можете объяснить мне, что со мной происходит? Я смогу когда-нибудь избавиться от этого бремени? Кто сделал меня таким существом? Ох, извините за дерзость… Но скажите! Пожалуйста, скажите! Кто я? – засыпал вопросами Евгений, уставившись на собеседника.

Он ощущал себя маленьким мальчиком и всем существом умолял не покидать его. Он был готов увязаться за «доброжелателем», куда бы он ни повел: он сулил защиту, обещал ответить на все вопросы, спасти. От него веяло успокаивающей силой. Ложно. Хитрая улыбка и опыт прошлой встречи напоминали, что это существо не позволит подружиться с ним. Уголки его губ теперь дрожали скорее нервной гримасой, нежели усмешкой. Яркие желтовато-карие глаза скрылись под тенью широкого капюшона. Он уклончиво ответил:

– Слишком много вопросов. На часть из них ответ – «да». На часть – «нет». На иную часть ответа вовсе нет.

– Но на какие что? Скажите! Умоляю! – взвыл Евгений, видя, как незнакомец начинает таять и испаряться на глазах.

– Возьми меч. И защищай себя. Защищай себя от отчаяния. Да, мальчик, игрушечный мой театральный солдатик… Возьми меч, не умея фехтовать. Теперь я смогу кое-что проверить, – едва уловимым шепотом пробормотал Сумеречный Эльф, и губы его вытянулись в неприятную строгую линию. – Проверить, можно ли тебя еще спасти. Или ты уже марионетка.

Спустя миг, он стремительно исчез. Евгений вздрогнул, предпочитая верить, будто ему послышалось. Игра воображения! Просто игра воображения! Он получил прекрасный меч, «анонимный доброжелатель» вышел на связь, снова помог. Но… Слишком сказочно выглядели эти дары, не награда за подвиг или труды, не добытый в честном бою клинок. Подарок могущественного помощника, путеводного ворона, доброжелателя. Кого же он проверял? Чьей марионеткой мог стать Евгений?

«Я просто наживка. А этот тип – еще один охотник. Только ловит более крупную рыбу. Для него и Хантер, и Дарк – наживка. А я так просто – маленькая килька, блесна для щуки», – с горечью осознал Евгений, давя непрошеные слезы обиды, запрокидывая голову, чтобы они вкатились обратно.

Он скорбно ссутулился. Неожиданная встреча показалась на миг единственной возможностью обрести гармонию с самим собой, обзавестись наставником, учителем. Другом. Настоящим другом, пусть и таким же нечеловеческим существом. И он упустил эту возможность! Его снова отбросили. Снова он не понимал, за что.

Затем Евгений вспомнил о мече, который покорно застыл в сжатых пальцах. Если ему дали оружие, значит, он мог себя защитить. Он слабо обрадовался, но весь восторг от подарка улетучился при отчетливой простой мысли: если ему дали оружие, значит, в скором времени обещали появиться враги. И он в этой игре оставался по-прежнему лишь смешным театральным солдатиком.

Глава 5

Марионетка

Ночь скрыла разум непроницаемой темнотой. Уверенно сжав меч, вампир отправился на поиски новой жертвы. Гнев вставал на место тревоги перед потаенными ужасами тьмы.

Вперед! Только вперед, освобождая все пороки, сливаясь в единый луч бешенства. Евгений ощущал невероятную легкость, отделенный от собственной человеческой части.

«Все правильно, чем больше вскипает твоя злоба, тем легче доказать, что ты ничто», – упрекал вампира Евгений-человек, вновь отодвинутый на пассажирское сидение рассудка. А снаружи оболочка жадно щелкала зубами, ощупывая взглядом черно-белый мир весенних сумерек.

«Никакой он не доброжелатель! – надсадно корил себя Евгений. – Не надо было слушаться его! Не надо было убегать! Что он на мне проверяет? Может, и охотники меня не доставали бы? Но… Тварь, Сумеречный Эльф, почему не спас? Почему не избавил от этого? Я так больше не могу!»

Бег сквозь ночные улицы продолжался бессмысленными метаниями зверя, опасной твари, вооруженной мечом. Вампир высвободился около двух часов ночи, и к тому времени на пустынных окраинах не маячило подходящих жертв, разве что в центре шла своя ночная жизнь. Но Евгений вовремя изолировал себя, так и оставшись возле свалки. Обостренный слух резало одинокое гудение товарняков и поездов дальнего следования. И этот гул сливался с воем озлобленной твари.

Внезапно ноздри уловили запах живого существа. И голод пересилил осторожность. Евгений устремился в сторону узенькой лесополосы, где набухали первые почки. И там, среди ветвей одного из деревьев, он запоздало наткнулся на два таких же красных, как у него, глаза, два кровавых рубина, горящих яростью.