Император двух Империй

И лишь когда передо мной моя милая Маша плавно опустила свои колени на специальную подушку и склонила передо мной голову, я почувствовал волнение. Даже как-то дыхание перехватило, когда я принял из рук Макария Малую императорскую корону и бережно возложил ее на голову любимой женщины. Моей любимой императрицы Всероссийской.

Что ж, Машенька, твоя корона легче моей. И я сделаю все, чтобы так было и впредь…

Легче?

Кто верит в то, что принцесса, выйдя замуж, начинает жить в сказке, пусть почитает эту историю о том, как умная и гордая римская принцесса стала вдруг настоящей императрицей Всероссийской.

Я не мог не видеть, как побледнела и осунулась Маша за эти бешеные дни. Куча новых обязанностей, куча доставшихся в наследство от прежней императрицы Марии дел, официоз, прошения, письма, снова прошения. Больницы, школы, дома призрения, госпитальные поезда. Гимназии, университеты и всякого рода общества. Только от покойной императрицы Марии досталось Маше в наследство 460 учреждений, которые всерьез опекала ее предшественница и которые совершенно никак нельзя бросить. Плюс еще формирование своего штата и Канцелярии. Интриги, интриги, интриги…

Все это навалилось на нее так, что и в Марфино, и в Москве, и в поезде императорском, и даже здесь, в Крыму, мы видимся в лучшем случае за спешным завтраком или уже ночью.

Где они, наши сладкие и такие беззаботные ночи…

Османская империя.

Босфор. Бухта Стения. Крейсер «Midilli».

19 а вгуста 1917 года

Темная южная ночь раскинулась над Босфором. Лишь звезды блестели в небесах, не в силах разогнать мрак. Мрак в природе и мрак в душе.

Фрегаттен-капитан Георг фон Хиппель не был трусом и паникером, но тоскливое чувство безысходности все чаще томило его. И вечернее совещание с адмиралом Сушоном никак не могло добавить хоть немного оптимизма.

Все плохо. Они в ловушке, и ловушка эта практически захлопнулась.

Что ж, он знал, когда шел во флот, что весьма вероятно ему придется сложить голову в каком-то морском сражении. Однако это виделось ему как-то в более героической обстановке. А не в качестве прикованного к стенке Прометея, которому орел нагло и методично выклевывает печень.

Ничего. Они и в этой ситуации дадут бой и покажут, как умеют умирать немецкие моряки. Завтра утром он построит экипаж и обрисует положение. Вызовет добровольцев, а остальным предложит покинуть корабль. В последний бой пойдут лучшие сыны Германии.

Отблеск пламени неясным светом осветил бухту.

– Что там?

– Не могу знать, герр фрегаттен-капитан! Похоже, пожар на каком-то складе!

– Так пошлите кого-нибудь на разведку!

– Яволь, герр фрегаттен-капитан!

Вахтенный отправился исполнять приказ.

Крым. Дворец Меллас.

6 (19) августа 1917 года

– Ее величество спит?

– Нет, государь. Изволят быть в своем кабинете.

– Хм, понятно. Вот что, Евстафий. Организуй-ка мне бутербродов там каких-нибудь. И чаю.

– Да, государь. Сей же час все будет. Куда прикажете подать?

– В кабинет ее величества и подавай. Еще распорядись, чтобы и офицерам в штаб тоже кто-нибудь отнес. Им долго сидеть.

– Как прикажет государь!

Дворец Меллас не настолько уж большой дом, чтобы до кабинета императрицы пришлось идти долго.

– Привет, солнце.

Я чмокнул жену в губы и устало опустился в кресло напротив. Задаю глупый вопрос:

– Ты чего не спишь?

Маша неопределенно пожала плечами.

– Привет. Разбирала переданные графиней Менгден бумаги, касающиеся ведомств императрицы Марии, отвечала на корреспонденцию…

– Меня ждала?

Она не стала отрицать очевидное.

– Ну да, и это тоже.

– Совершенно напрасно, любовь моя. Мой кутеж с офицерами мог затянуться и до утра. Ты же знаешь эти наши офицерские попойки!

Жена грустно улыбнулась:

– Да уж, знаю я ваши кутежи и попойки. У тебя уже черные круги вокруг глаз. Который день света божьего не видишь, все сидишь в своем военном штабе.

Я разумно не стал отвечать ей как-то типа «на себя посмотри», а постарался отшутиться:

– Что тут поделать, родная моя. Охота, балы и банкеты – главное развлечение монарха.

– А вот насчет твоего царственного румынского собрата я нисколько не сомневаюсь. Сегодня он принимал чуть ли не парад победы в освобожденном русскими вой сками Бухаресте. Уверена, что попойка там и сейчас в самом разгаре.

– Ну, солнце, ты несправедлива к царственному собрату Фердинанду, дай бог ему всяческого здоровья и прочего в этих делах долголетия. Быть главнокомандующим Румынским фронтом Русской императорской армии так утомительно.

– Особенно если учесть, что все за него делает генерал Щербачев, а в освобожденный Бухарест наш румынский монарх-полководец прибыл прямо из Москвы, из-за банкетного стола по случаю столь славной победы. Прибыл, даже не заезжая в свой штаб фронта. Впрочем, это все пустое. Ты голоден?

– Зверски! Но я уже… А, вот и Евстафий, легок на помине!

Мой личный камердинер поставил поднос с «яствами» и обозначил поклон.

– Прошу простить, государь, на кухне никого не было в этот час. Пришлось управляться самому. Чай и бутерброды, ваше величество. Прошу простить за толстые ломти.

– Самое оно сейчас то, Евстафий, самое то…

– Офицерам штаба уже понесли поднос.

– Благодарю.

Повинуясь моему жесту, мой начальник личной разведки тихо скрылся за дверью. Я же жадно вгрызся в безобразный по красоте и сочный по аппетитности бутерброд так, словно сбежал из голодного края. Лишь спохватившись, предложил сквозь жевание:

– Поешь… тут на нас обоих.

– Спасибо, мой любимый. Я уже ужинала.

Маша с улыбкой смотрела на меня. Вероятно, есть в коренной и глубинной женской натуре что-то такое, что заставляет получать удовольствие от того простого факта, что твой мужчина ест. Впрочем, мне трудно судить. Да и, честно говоря, совсем не до подобных философических размышлений. Я реально был зверски голоден. Прожевав очередной кусок, спрашиваю:

– Что там твоя корреспонденция? Есть что-то интересное?

– Получила письмо от Георгия.

– О! Здорово! И что сын?

– Наш сын пишет, что они готовятся к переезду в Звездный городок, что погода в Москве испортилась и что он уже скучает. Написала ему, что мы тоже скучаем и прибудем в Звездный городок, как только позволят обстоятельства.

– Умница. Что еще?

– Получила письмо из Рима. Отец передает тебе самые теплые пожелания и свою уверенность в общей победе.

– Гм, передай моему царственному тестю мои самые искренние благодарности и те же уверенности в том же самом. Впрочем, ты и сама знаешь, как ответить и что передать, чтобы было красиво.

Царица усмехнулась.

– Разумеется, любимый, я отвечу и передам. Еще продолжают поступать поздравления с нашей свадьбой. Особенно приятно было получить поздравления от моего любимого 6-го полка из Парижа. Они такие молодцы! Я им отписала в ответ.

– Да, они действительно молодцы. Германец Париж так и не взял толком.

– Также пришло письмо от собрания студентов Императорского Московского университета. Просят наши величества посетить их альма-матер.

– Да, мысль интересная. Только передай письмо генералу Климовичу, пусть готовит меры безопасности. Да и имперское СБ пусть изучит вопрос – мало ли что. В этом году слишком часто нас с тобой пытались убить. Но встреча со студентами нужна.

– Согласна.

Решив не будить ее тягостные воспоминания, быстро уточняю:

– Что еще пишут?

– «Союз женщин Освобождения» просит меня стать августейшим шефом организации… Впрочем, всяких иных дел и прошений слишком много, а ты устал, все это подождет. Отправляйся-ка ты, дорогой муж, спать.

– Нет-нет, я жду известий с юга.

– Известия мимо тебя не пройдут. Как только что-то станет известно, тебя тут же найдут, уж поверь. Да и Евстафий знает, где ты сейчас. Так что вот тебе диван, вот тебе подушка и плед. Поспи хотя бы пару-тройку часов. Завтра ты будешь нужен миру со свежим умом. Победитель с опухшим от недосыпа лицом – моветон. Если что-то будет срочное, то тебя разбудят.

– А ты?

– Я пока еще немного посмотрю бумаги.

Упав на диван, я практически сразу отключился. Последнее, что я помню, это были мягкость пледа и ласковые слова моей Машеньки:

– Отдыхай, любимый…

Глава II

Сны и пламя небес,

или День, когда творится история

Османская империя. Босфор. Бухта Стения.

Крейсер «Midilli». 19 августа 1917 года

Словно в ответ на огонь на берегу вспыхнуло пламя и на воде. Подняв бинокль, Хиппель разглядел какое-то судно, на котором бурно разгорался пожар, да так быстро, что команда спешила сесть в шлюпку и поскорее покинуть обреченную посудину.

Немец выругался:

– Вот же идиоты безмозглые!

– Герр фрегаттен-капитан, смотрите!

Бросив взгляд туда, куда указывал вахтенный, Хиппель похолодел от мрачного предчувствия: разгорался третий пожар, и бухта Стения оказалась как раз меж трех огней.

И тут он уловил где-то высоко в небе слабый гул моторов.

– Боевая тревога! Противоаэропланным расчетам смотреть небо!

Огни стали вспыхивать один за одним. Пожары разгорались, ярко освещая бухту и скопление кораблей. Зажигательные бомбы падали с небес одна за одной, находя все новую и новую пищу для жадного пламени.

На берегу звучали панические крики, поднялась суматоха.

Первый мощный взрыв вспух где-то за складами, и палуба под ногами вздрогнула. Через несколько мгновений рвануло уже ближе. Еще один взрыв. Еще. Все ближе. И вот, когда казалось, что сейчас дойдет очередь и до них, взрывы вдруг прекратились, и лишь ударная волна толкнула в грудь.

Противоаэропланные орудия загремели на «Гебене». Опомнившись, Хиппель приказал своим:

– Огонь!

К коллегам присоединились и канониры «Бреслау», и немецкие артиллеристы на берегу. Но в абсолютно черном небе не было видно никаких силуэтов. Явно бомбардировка велась с большой высоты, и отблески пожара на земле не могли подсветить цель.

Новый взрыв потряс округу. Чуть в стороне и ближе. Еще. Еще. Мощные взрывы пошли сплошным огненным потоком.

Едва отгремели эти взрывы, началась череда других. Тяжелые бомбы падали одна за одной, превращая все вокруг в огненный ад. И вот первая бомба упала в бухту непосредственно перед ними, подняв огромный фонтан.

Тут в небе полыхнул огонь, и объятый пламенем дирижабль устремился вниз, разваливаясь на части…

Османская империя. Босфор.

Батарея Румели Кавак.

19 а вгуста 1917 года

Поймав лезвие ножа на выдохе, часовой не издал ни звука, повалившись бережно придерживаемым кулем на землю.

Знак, и первая группа двинулась, минуя тело незадачливого часового. Двигались быстро, но без лишней суеты, хотя счет и шел на мгновения. Но пока Бог был милостив, и им везло. Вот еще один часовой заснул не проснувшись, вот подтянулась и вторая группа, двигаясь по заранее согласованным маршрутам.

Часовых снимали быстро, однако их оказалось на удивление мало, что создавало серьезные проблемы, ведь они могут быть где угодно сейчас – гулять в местных кабаках, дрыхнуть пьяными в канаве, вдыхать обкуренными мозгами аромат луны, но могли и внезапно появиться из-за угла, так некстати подняв тревогу.

Но вроде обошлось. Выходы из казарм блокированы, на пути к орудиям солдат противника не осталось. Удалось сохранить инкогнито своего визита, а значит, пришла пора выйти на сцену третьей группе и местным помощникам.

С 355-миллиметровых орудий системы Круппа и еще одного 240-миллиметрового орудия снимались замки и прицелы, в открытые стволы насыпался песок и забивались камни.

– Время.

Отряд бесшумно покинул позицию и стал быстро отходить от берега Босфора.

Через четверть часа командир отряда приказал:

– Стеклов!

– Я, вашброть!

– Давай-ка свой мешок с мелом, будем мы крест насыпать. Место как раз подходящее, с воздуха хорошо будет видно…

Османская империя. Босфор.

Бухта Стения. Дирижабль «Империя».

6 (19) августа 1917 года

Генерал Кованько стоял на командирском мостике «Империи», глядя на огненное море далеко внизу. Эскадра дирижаблей наконец-то сказала и свое весомое слово в этой войне, перестав на время исполнять работу извозчиков и занявшись своим изначальным делом – бомбежками.

Позади были изнурительные тренировки, когда эскадра училась летать по ночам, училась определять границу воды и суши в ночное время, в особенности во времена новолуния. Училась находить цель по зажженным внизу кострам.

Позади был долгий перелет над Босфором, когда от точности действий штурмана и рулевого зависел не только успех, но и выживание во время этой операции. Разумеется, они сделали все, что только могли. Был четко расписан план полетов, четко оговорено время взлета, были установлены временной промежуток, высота полета каждого из десяти дирижаблей, их расход в разные стороны после бомбометания и порядок возвращения на болгарский аэродром в Бургасе. Но тренировок было так мало, а еще меньше было опыта ночного бомбометания.

Поэтому на корме каждого дирижабля имелся специальный фонарь, невидимый с земли, но по которому могли ориентироваться идущие вслед воздушные корабли. И конечно же, сильно помогли ребята из ССО, зажигая костры на рыбацких фелуках на всем пути от входа в Босфор и до самой Стении, огненной цепочкой прочертив траекторию полета. Как турки пропустили такие ночные художества в военное время, для Кованько оставалось загадкой.

Господь Бог был явно за них. И стих ветер, и они умудрились не наткнуться друг на друга в воздухе, чего генерал всерьез опасался, ибо учения учениями, но чаще всего практика говорит совсем обратное. Но повезло. Несказанно повезло.

Что ж, судя по данным постов наблюдения, бухта Стения все ж таки была накрыта бомбами. Удалось ли потопить хотя бы один немецкий крейсер? Трудно сказать пока, но генерал надеялся на это. Тогда гибель дирижабля «Ястреб» не будет напрасной…

Османская империя. Босфор.

Батарея Анатоли-Фенер. 19 августа 1917 года

Пулемет нещадно ударил по выбегавшим из казарм. Гарнизон батареи поспешил укрыться за стенами, явно пытаясь понять, как так получилось, что все основные посты батареи были заняты противником. Причем заняты без единого выстрела.

Спать не надо на посту, вот и весь секрет. Особенно не надо на посту употреблять различные наркотики. Это вредно для жизни.

Впрочем, нет никакой особой миссии у отряда ССО. Надо всего лишь не дать выйти из казарм гарнизону батареи, не дать взорвать орудия и просто спокойно дождаться подхода десанта морской пехоты Балтийского флота.

Все очень просто, не так ли?

Крым. Дворец Меллас. 6 (19) августа 1917 года

– Уважаемые пассажиры, имеющие билеты на рейс «Имперских авиалиний» и следующие маршрутом Москва – Царьград. В терминале «А» начинается посадка на столичный маршрут. Просим вас пройти на посадку.

– Ну что, пошли потихоньку?

Маша подмигнула мне и встала с кресла. Я кивнул и тоже поднялся, сжимая в одной руке сумку с багажом, а в другой – мой любимый ноутбук. Блин, сколько раз я жалел, что он остался там, в Гатчине, в том самом роковом для меня 2015 году! Ну, сейчас-то я его не выпущу из рук. В нем столько всего, что…

Мы вышли на летное поле, и налетевший горячий ветер заставил нашу одежду затрепетать не хуже красного флага на аэродроме. Маша слегка взвизгнула и придержала подол короткого летнего платья.

Впереди нас уже ждал огромный красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту. Я невольно залюбовался большой и стремительной машиной.

Маша что-то говорила, но ее голос звучал где-то на заднем плане. Гудели мощные моторы «Империи IV», воздушный корабль проходил последние проверки.

Жена наклонилась к моему уху и мягко произнесла:

– Миша, просыпайся.

– Мм…

– Просыпайся, лю-би-и-мый!

Лишь сильнее зажмурился и застонал:

– О нет! Такой сон!

– К тебе генерал Артемьев.

Я продрал глаза. Под веки словно песка насыпали…

– Что?

– К тебе генерал Артемьев. Принес телеграмму.

– Про вашего мальчика…

– Какого мальчика?

– Неважно. Где Артемьев?

– В приемной.

– Спасибо, солнце.

Нужно ли говорить, что ноутбука не было, а Маша отнюдь не была в коротком летнем платье?

В приемной меня действительно дожидается генерал.

– Ваше императорское величество! Шифрограмма от генерала Кованько. В ходе ночного налета эскадры дирижаблей на Стению сама бухта и вся округа подверглись бомбардировке, в ходе которой было сброшено более сотни пятнадцатипудовых и множество зажигательных бомб. Отмечены попадания в надводные цели, находящиеся в акватории. Вся округа в огне, имеются многочисленные разрушения сооружений и портового оборудования военно-морской базы, а также прочих строений Стении. Более точные сведения мы сможем получить лишь утром, после облета бухты разведывательным гидропланом Черноморского флота. К сожалению, во время операции огнем с земли был сбит дирижабль «Ястреб». По предварительным данным все восемь членов экипажа погибли, поскольку аппарат взорвался высоко в воздухе. Среди погибших прапорщик баронесса София Николаевна де Боде.

Я медленно выдохнул. Жаль погибших, но война есть война. Если хотя бы четверть из того, о чем отчитался Кованько, правда, то соотношение потерь просто несопоставимо.

– Пусть моя Канцелярия подготовит высочайшее повеление о присвоении всему экипажу дирижабля «Ястреб» звания «Герой России». И наградные листы на всех участников операции. А Суворину передайте… Впрочем, он и сам знает, что с этим надо делать.

– Да, государь.

– Что Слащев?

– Пока нет известий, государь.

Османская империя. Босфор

Бухта Стения. Крейсер «Yavus Sultan Selim».

19 август а 1917 года

Липкий смрад пожарища все еще висел в воздухе. Даже поднявшийся утром ветерок не смог развеять удушливость каждого дыхания.

Стения пылала всю ночь. Горели склады и портовые сооружения, горели дома и ангары, горела даже вода в бухте от разлившегося по ее поверхности топлива.

Да, это был эпохальный разгром. Даже для османского флота это был невиданный разгром, что уж говорить про германский. Глупейший разгром.

Затонули «Бреслау» и турецкий крейсер «Хамидие». Потоплено много кораблей поменьше. Военно-морская база почти полностью выведена из строя, поскольку кроме руин и пепелищ тут мало что осталось. Да и сам «Гебен» лишился хода и получил прочие повреждения.

Причем нужно признать, что потери от реальной бомбардировки были куда меньше, но охваченные паникой османы поспешили на рассвете затопить не такие уж и поврежденные корабли, даже не взорвав их, и целыми экипажами отправиться подальше от войны. Более того, именно безумный таран спешно пытавшегося покинуть бухту во время бомбардировки и потерявшего всякое управление крейсера «Хамидие» в борт «Бреслау» и привел к гибели немецкого корабля, впрочем, как и самого турка.

«Гебен» в ходе столкновения двух крейсеров также был поврежден и лишился хода. И несмотря на весь немецкий героизм и всю самоотверженность, было совершенно ясно, что починить корабль в условиях бывшей базы Стения не представляется возможным. Это займет месяцы, а русские будут здесь максимум через неделю. Не говоря уж о том, что русские наверняка повторят свои массированные воздушные налеты и постараются добить их. Сегодня над ними уже кружили два их гидроплана, явно оценивая результаты ночной бомбардировки и намечая цели для новой.

По ним даже не пытались стрелять.

Что ж, спасти корабль команда не сможет, но никто им не помешает подготовить крейсер к взрыву, чтобы никто не смог восстановить его.

Четверть часа до построения и поднятия флага. Сегодня он не станет поднимать покрытую позором османскую тряпку. Сегодня на флагштоке вновь будет реять гордый орел Кайзерлихмарине. Затем они займутся минированием всего, что только возможно, чтобы нанести конструкциям и машинам максимальный ущерб. Потом они покинут корабль, но покинут его с гордо поднятой головой, покинут, спев «Heil dir im Siegerkranz». Да, угольщик затонул, и им придется добираться уже не надеясь на него. Но все же разве это остановит немецких моряков?

Рокот моторов отвлек Аккермана от созерцания пожарища. Вдоль пролива шли три десятка гидропланов.

– Scheiße!

Капитан цур зее Рихард Аккерман выругался и в бессилии заскрежетал зубами – бухта, да и сам крейсер за эту ночь лишились практически всех противоаэропланных орудий и ничем не могли ответить на очередную воздушную атаку русских.

Обернувшись к застывшей команде, капитан твердым голосом отдал приказ:

– Флаг, гюйс и вымпелы поднять! Покажем русским, как умирают немецкие моряки!

Флаги быстро и без церемоний взлетели над крейсером.

А русские меж тем спокойно перестраивались, и уже становилось ясно, что одна из групп – это бомбардировщики, а другая явно несла меж поплавками длинные цилиндры мин Уайтхеда.

И вот первый гидроплан зашел на курс атаки.

– Оружие к бою!

Матросы вскинули карабины, повернули свои стволы два уцелевших ручных пулемета, а Рихард Аккерман поднял свой верный «Маузер К-96». Взял на прицел приближающие гидропланы и запел:

Heil dir im Siegerkranz,Herrscher des Vaterlands!

Команда в едином порыве подхватила, выцеливая в воздухе свою приближающуюся смерть.

Heil, Kaiser, dir!Fühl in des Thrones GlanzDie hohe Wonne ganz,Liebling des Volks zu sein!Heil Kaiser, dir![7]

Звучали выстрелы. Моряки пели. Буруны торпед неумолимо приближались к обреченному кораблю, принявшему свой последний бой…

Османская империя. Берег реки Марица.

6 (19) августа 1917 года

– Ну, что, юзбаши, все как мы и договаривались?

Малик-бей активно закивал своим тройным подбородком.

– Да-да, все как договаривались, господин капитан. И за нас, и за соседей. Вся сумма.

Капитан Емец с брезгливостью наблюдал, как жирный османский майор липкими пальцами распихивает по карманам золотые монеты и толстые пачки русских рублей. После того как турок разобрался со своим добром, капитан Емец шутливо козырнул «коллеге» и добавил на прощание:

– Ну, как говорится, счастливого вам плена, юзбаши. Лично вас ждет прекрасный отдельный домик с садом и, думается, скорое освобождение, поскольку эта война долго не затянется, и Османская империя капитулирует в самые ближайшие дни. Не могу, правда, обещать, что вам удастся вернуться в свой дом в Константинополе, сами это должны понимать.

Малик-бей похлопал себя по оттопыренным карманам:

– Ничего, господин капитан. С такими-то деньгами я куплю себе прекрасное поместье на побережье!

– Вот и прекрасно. Море, поместье, а главное, жизнь, полная неги и удовольствий, не так ли, юзбаши?

– Истинная правда, господин капитан.

– Что ж, пора, наверное, прощаться.

– Прощайте, господин капитан! Был рад нашему знакомству!

Русский офицер усмехнулся с иронией.

– Не сомневаюсь.

Но османский офицер был счастлив, и на иронию русского ему было плевать. Он козырнул и отправился к своим воякам.

Еще несколько минут капитан Емец смотрел вслед развеселому турецкому батальону, который с песнями и под охраной из десятка казаков радостно и нестройно топал в русский плен, счастливые оттого, что остались живы, да еще и денег каких-то заработали на этом.

А навстречу пленным туркам бесконечной колонной катили по мосту броневики Русской императорской армии.

– Ну, как говорится, за опт вышло не так уж и дорого. Три стратегических моста в обмен на одно приличное имение и, вероятно, пару имений попроще. Сомневаюсь, что он соседям отдаст всю сумму. В любом случае хорошо иметь дело с циничными и жадными людьми. Приятно работать! А как он понравится коллегам из разведки!

Сказав это, капитан сил специальных операций Анатолий Емец повернулся и поспешил к ожидавшей его мотоциклетной разведроте. Впереди было много дел, сражение за Проливы только начиналось.

Через несколько минут колонна мотоциклов с колясками, ощетинившись тупыми рылами пулеметов, поехала в глубь территории противника. Впереди их ждал Босфор.

Крым. Дворец Меллас.

Императорский командный пункт.

6 (19) августа 1917 года