Отдел 15-К. Отзвуки времен

Отдел 15-К

Отзвуки времен

Все персонажи и события данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, учреждениями, местами, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями – не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Глава первая

Сделка

– Да не придет он, – прошептала Мезенцева. – Зря ждем.

Николай никак не отреагировал на реплику коллеги. Более того, у стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что он ее вообще не слышал. И этот самый мифический наблюдатель оказался бы почти прав. «Почти» потому, что Нифонтов с какого-то времени практически перестал обращать внимание на то, что Евгения говорит и делает. Вне принципиальных рабочих моментов, разумеется. Вот пробежала в какой-то момент некая безымянная мышка, вильнула хвостиком и разбила ко всем чертям те хрупкие основы мира и согласия, что существовали между этой парочкой. Нет, они и дальше работали бок о бок, при необходимости один другого всегда прикрыл бы и перед начальством, и от пули, но этого, согласитесь, маловато для людей, которые проводят в обществе друг друга дни, а иногда и ночи. Отдел 15-К не офис, в котором есть фиксированное рабочее время, тут люди не просто трудятся, здесь они живут и умирают. Так было до Мезенцевой и Нифонтова, так продолжится и после того, как их не станет.

Почему так случилось, отчего, никто не знал. Да и они сами толком не объяснили бы, в чем тут дело, задай им кто-то прямой вопрос из серии «А теперь, ребята, выкладывайте». Замялись бы они в этом случае, начали взгляд отводить в сторону и думать о том, что же такое вопрошающему ответить.

А сказать-то нечего. Ссор с топаньем ногами и дракой не случалось, ругани тоже вроде не было, непреодолимые разногласия отсутствовали. Ерунда, короче, какая-то выходит.

Да и сама парочка оперативников не до конца понимала, с чего оно так получилось. Николай полагал, что все дело тут в накопительном эффекте. Потихоньку-помаленьку достала его Мезенцева до печени своим периодическим раздолбайством, упрямством, с которым она всегда отстаивала собственную точку зрения даже в тех случаях, если все в один голос говорили обратное, и время от времени не к месту и времени проявляемым чистоплюйством. Вот не одобряла она некоторые методы, которыми пользовались сотрудники отдела в своей работе. Не по нраву они ей были.

Что до Евгении, там все обстояло проще. Ей было все равно. То ли на самом деле ее не трогал нравственный холодок, который возник в отношениях с Нифонтовым, то ли она умело скрывала настоящие эмоции, но внешне все выглядело именно так.

Само собой, в отделе все давно приметили трещинку, возникшую в отношениях Женьки и Николая, но никто в это дело не лез. Да и зачем? Эти двое люди взрослые, сами между собой разберутся. На работе их неприязнь никак не сказывается, а остальное – личная сфера, та, что у каждого своя.

Да и нового ничего в случившемся не имелось. И до этой парочки случались размолвки между сотрудниками отдела, причем куда хлеще. На самой заре девятнадцатого века дело вовсе до дуэли дошло. И ничего, обошлось. Соперники друг в друга по пуле всадили, после вместе выздоравливали, а затем еще десять лет бок о бок службу несли. И погибли в один день, прикрывая спины друг друга от французских клинков в жаркой схватке близ Шевардинского редута.

Так что общее мнение сослуживцев выразила Тицина, произнеся расхожее: «Перемелется – мука будет». Правда, тетя Паша следом добавила: «Если раньше один другого не погубит». Но сказано это было тихо, и услышал эти слова один лишь Аникушка.

Впрочем, еще на этот счет высказалась Виктория, чем немало удивила сослуживцев. Просто ее голос в общем хоре уже два года как был почти не слышен. Да и сама она почти не покидала свой кабинет.

Так вот, Вика произнесла фразу, после которой Женька на нее даже смотреть не желала. Она сказала:

– А я Колю понимаю. И не я одна, похоже. Не просто же так Мезенцевой до сих пор нож не выдали? Почти два года прошло, как она здесь, а все в дежурке сидит.

Что до начальника отдела, он, разумеется, тоже приметил трещину в отношениях Нифонтова и Мезенцевой и, видимо, поэтому все чаще стал их ставить на совместные операции. То ли в надежде, что раньше или позже нарыв вскроется и они друг друга поубивают, то ли, наоборот, надеялся, что общее дело их таки сплотит.

Но скорее, все же по второй причине, конечно.

Одним из них стало сегодняшнее мероприятие, инициированное благодаря оперативной информации, полученной Пал Палычем от одного его знакомого, близкого к ночной жизни Москвы. Не той, что происходит в клубах и иных увеселительных заведениях, а той, в которую обычным людям лучше вообще нос не совать, дабы без него и не остаться. И без головы за компанию. Или, того хуже, без души и хоть сколько-то приемлемого посмертия.

Но, увы, не все это понимают. К числу таких людей относился, например, источник Михеева, тот самый, что принес ему весточку о сомнительной операции купли-продажи, которая нынче вечером совершится на одном из подмосковных мусорных полигонов. Да и те, кто выступили сторонами этой самой операции, не слишком понимали, что делают.

А сделка эта была даже не сомнительной, а незаконной. Наш мир таков, что всегда кто-то что-то продает, а кто-то что-то покупает, и обитатели Ночи не исключение. Вопрос – что именно выступает товаром. Одно дело, когда предметом сделки выступает, например, зелье, укрепляющее мужскую силу, и совсем другое, когда это снадобье, при помощи которого можно подчинить себе волю другого человека.

Но и это еще ничего. Есть товары, которые таковыми вообще назвать никак нельзя, ибо их происхождение подразумевает нечто запредельное, что ни с какой точки зрения оправдать нельзя. Именно о таком предмете купли-продажи и рассказал при личной встрече Михееву один из его источников. Нет, предельной ясности у источника информации не было, но фраза «редкий товар», им изреченная, сказала Пал Палычу о многом. Этот товарищ знал толк в ассортименте черного рынка Москвы, потому спутать ничего не мог.

И вот результат – два оперативника, которые не слишком жалуют друг друга, кукуют на свалке, ежась от прохлады, которая свойственна для раннесентябрьских ночей, морщатся от вони, которую то и дело притаскивает к ним легкий западный ветерок от соседней кучи продуктовых отходов, да таращатся в непроглядный мрак, гадая, состоится сомнительная сделка или же им и завтра сюда придется приезжать?

– Не придут, – повторила Женька. – Или вообще этот стукач наврал. Хотел таким образом свою ценность подчеркнуть, чтобы Палыч его не «закрыл» на фиг. Я так понимаю, там есть за что.

– Если бы было за что, Паша бы его «закрыл», – нехотя ответил ей Николай. – Он на тормозах серьезные вещи не спускает, не тот человек. Потому сидим и ждем.

– Чего тогда Палыч сам сюда не поехал? – проворчала Женька. – Его информатор, его тема… Вот и двигал бы ее до упора.

Нифонтов никак на эту реплику не отреагировал. А смысл? Если она всерьез говорит, то стоит ли о чем-то спорить с человеком, который за два года так и не разобрался в том, как и по каким принципам работает отдел. Если нет, то это провокация, имеющая под собой одну цель – дальнейший спор с руганью. Ну, чтобы не скучно было ждать. Опять же, хороший скандал греет если не тело, то хотя бы душу. Вот только ругаться Николай и раньше особо не любил, а в последнее время вообще взял себе за привычку никогда, никому и никак внешне не демонстрировать то душевное состояние, в котором находится. Обобщенно-дружелюбный тон, негромкая речь, улыбка – вот то, что может ему помочь в работе. Ну а крики, экспрессивные жесты, зубовный скрежет, неконтролируемый всплеск эмоций – это все лишнее, это вредит делу. И прямо подтверждение того, что он идет верным путем, находилось у него перед глазами.

И ему было приятно, когда недавно тетя Паша сказала Тициной:

– Вальк, заметила, что Кольша наш второй Ровнин стал? Далеко пойдет парень. Если, конечно, не зазнается.

Да, тон уборщицы был скорее ироничный, чем хвалебный, но Нифонтова это не задело за живое. Ну, почти.

И потом, он не подражал Олегу Георгиевичу, не копировал его. Он просто старался перенять у него то лучшее, что можно, что может пригодиться в работе. А у кого, собственно, ему учиться, как не у Ровнина? Сотни успешно проведенных операций, уважение как коллег, так и тех, кто находится по другую сторону баррикад, переговорщик от Бога. Опять же, Олег Георгиевич – один из самых молодых начальников отдела за всю его историю. В смысле, он возглавил его в достаточно юном по служебным меркам возрасте. И до сих пор жив, что достойно отдельного уважения.

А знаменитая операция по уничтожению безмерно обнаглевших вурдалаков, прошедшая в начале этого века? Ровнин ее спланировал от и до, а после виртуозно осуществил, причем случилось это еще до того, как он стал начальником отдела. И с той самой поры Москва стала одним из самых безопасных городов в мире в разрезе возможных проблем с вурдалаками. Боятся кровососы сюда нос совать без особой нужды, помнят, как пепел их сородичей утренний ветер по улицам облачками носил.

Так что – нет. Не сотворил себе Николай кумира. Он нашел наставника, от которого собирался взять все, что мог, пока есть такая возможность. И – да. Он не откажется пойти далеко, права тетя Паша. А именно он будет рад, если когда-нибудь ему удастся занять тот кабинет на втором этаже, в котором сейчас пахнет дорогим трубочным табаком, а на стене висит карта Москвы с воткнутыми в нее разноцветными булавками.

Хотя, разумеется, чем позже это случится, тем лучше. Дело же не в том, кто сидит в кресле начальника – он или Ровнин. Дело совсем в другом. И если начальником, случись чего, станет не он, а Михеев, то это будет честно. Ему до Паши пока далеко.

– А еще… – бубнила Женька, похлопывая себя ладонями по плечам. – Ой, смотри!

– Да замолчишь ты или нет? – не выдержал Нифонтов, приметивший блики света, мелькнувшие недалеко от них, на пару секунд раньше напарницы. – В самом-то деле!

Фонарик. Кто-то идет, тщательно подсвечивая себе путь, что и неудивительно. Свалка – это тебе не шоссе, по которому можно, кушая сушки, хоть днем идти, хоть ночью. Здесь свернуть шею ничего не стоит.

Да и вообще смелая у них, сотрудников отдела, клиентура стала, поскольку мало кто в таком стремном месте встречу друг другу назначить отважится. Свалка – это не только вонь, насекомые, зараза всех видов и прочие неприятные моменты. Тут ведь и социум имеется. Да и как ему не быть, если многокилометровые территории с огромными мусорными кучами – это город в городе. А то и государство в государстве.

Местные обитатели в основной массе своей социально пали так давно и так низко, что их мало интересует как действующее законодательство, так и некоторые моральные аспекты, исконно свойственные человеческой натуре. Проще говоря, тут, на свалке, у случайного посетителя есть риск быть не только избитым или ограбленным. Его, например, после всего перечисленного запросто и сожрать могут. В прямом смысле. В буквальном. Это если он мужчина. Про женскую суровую долю вообще лучше не упоминать.

Нет, днем есть хороший шанс выбраться из этих гиблых мест без особого вреда для себя. Тут гудит тяжелая техника, ворочая груды мусора, снуют туда-сюда грузовики, бродят местные трудяги, многоголосо общаясь на пяти-семи разных языках, представители власти, случается, заглядывают. Но то днем. А вот ночью… Какая-то часть свалки, в основном та, что у ограды, продолжает жить в правовом поле и в это время, но основные земли превращаются в территорию, живущую по своим законам. И чужакам тут не место.

В прошлом году Николай уже побывал на одном таком полигоне, они с Пал Палычем тогда гонялись за пронырливым крадуном Лешкой Лесиным, который днем ранее обнес дом умершего коллекционера, собиравшего в том числе и предметы, которые, скажем так, обычными не назовешь. Ну, обокрал и обокрал, дело житейское, только вот Лешка умыкнул из дома собирателя такие артефакты, которые ни при каких условиях на черном рынке столицы не должны были всплыть. Особенно это относилось к ритуальному кинжалу восьмого века, который в свое время от души попил крови кривичей, жутковато выглядящему амулету, который когда-то таскал на своей шее хазарский хан Куря, и к наследию Генриха фон Швальве, германского чернокнижника, состоящему из черной книги с переплетом из людской кожи, перстня-печатки и черепа вышеназванного господина. Кстати, на редкость лютый был товарищ. Он даже в лихие времена Средневековья среди своих коллег прославился редкостной жестокостью и беспринципностью. А уж тогда времена точно не чета нынешним были.

Гонялись оперативники за Лехой, гонялись и почти догнали. Но именно что «почти». Обитатели свалки сцапали его первыми. Неделя та у этих товарищей выдалась голодная, а обычно расчетливый Лешка повел себя очень и очень глупо. Точнее, слишком дерзко. Недооценил он тот факт, что отсутствие прописки и жизненных перспектив не убивает в людях элементарное самоуважение, а наличие огнестрельного оружия не является гарантией безопасности.

Оперативники встретились с ним уже тогда, когда шустрый вор практически превратился в кучку субпродуктов. Нет, какие-то фрагменты тела валялись в сторонке, какие-то, шипя, жарились над костерком, но в целом как биологический объект весельчак и ухарь Лесин, известный среди знающих людей как Леха-Хват, существовать перестал.

Появление оперативников совершенно не смутило небольшую, с десяток человек, группу обитателей свалки, развалившуюся вокруг костра и пребывавшую в ожидании готовности второй порции экзотического блюда. Первую в это время они как раз переваривали.

Если честно, Николая при виде всей этой картины изрядно замутило. Вроде бы чего он только за последние годы не насмотрелся, а все равно крутануло у него желудок, подкатил к горлу ком, застучало в висках. Ну да, все это уже случалось в его жизни: требуха людская, кровью пахнет, кости валяются. Но только тогда все по-другому обстояло. Не люди за этими смертями стояли, а те, кто живет в Ночи. А тут-то вон собратья по биологическому виду животы почесывают. И им вроде как хорошо, сожрамши ближнего своего.

А самое интересное в том, что обычную нежить как раз на свалках особо и не встретишь. Да и чего ей там делать? Ей рядом с людьми удобнее существовать, и исторически, и из соображений сугубо прагматических. Разве что только кто из подданных королевы канализаций Джумы забредет в сии палестины, отыскав путь сюда через какой-то старый и заброшенный коллектор. Да и то почти всегда случайно. Гули хоть и питаются невесть чем, но не настолько же?

Впрочем, закончилось тогда все достаточно неплохо. А если поглядеть в разрезе невеселой судьбины Лехи-Хвата, так и вовсе замечательно. Оперативники умудрились не только смыться со свалки живыми и здоровыми, но и еще унести с собой искомые предметы, их удалось у местных обитателей выкупить за символическую сумму.

Единственное, черепа чернокнижника среди них не оказалось. То ли Лесин успел его кому-то продать, то ли закатился куда – поди пойми. Вещи лежали в рюкзаке, и пока одни обитатели свалки потрошили Леху, другие занимались его скарбом, попросту вытряхнув его на землю. Николай, когда Михеев договорился со старшаком свалочников, все вокруг того места, куда свалили артефакты, обшарил, но нет, череп как в воду канул.

Собственно, именно потому Николай был против участия Женьки в этой операции, и личная неприязнь тут ни при чем. Нечего девушке в таких погибельных местах делать. Особенно девушке. Но Ровнин Мезенцеву ему буквально навязал, аргументируя это тем, что других сотрудников у него для Нифонтова сейчас нет, а без напарника в таких делах никак не обойтись.

Одно хорошо – эта свалка оказалась той не чета, то ли потому что была помоложе и еще не обзавелась большими территориями, то ли потому что хозяева ее присматривали за тем, чтобы особого бардака тут не творилось. Хотя все равно, конечно, хрен редьки не слаще. Ну, насколько данное выражение, конечно, может подходить к столь невеселому месту.

Но вот все остальное происходило ожидаемо плохо. Мезенцева сначала жаловалась на то, что вокруг плохо пахнет, потом начала сомневаться относительно того, что они заняли именно ту позицию, которую нужно, а под конец затянула песню «никто не придет», прерванную светом фонарика, появившимся неподалеку от кучи.

– Идет кто-то, – прошипела девушка, ткнув Николая в бок. – Зырь!

– Ти-хо! – не прошептал, а буквально прорычал оперативник, борясь с желанием придушить эту болтунью прямо тут, а после списать ее смерть на оперативные потери.

Вскоре на небольшой площадке, находящейся между тремя высокими кучами мусора, появился человек, тот самый, который подсвечивал себе дорогу. Он остановился на середине пустого пространства, пнул ногой банку, негромко выругался, поскреб ботинком землю и обвел лучом света горы мусора вокруг себя.

Николай еле успел сам прильнуть щекой к противно-влажной картонке, на которой лежал все это время, и голову Мезенцевой вниз пригнуть. Причем девушка ощутимо передернулась, как видно ее лицо угодило во что-то сильно неаппетитное. И нельзя сказать, что сей факт прямо уж опечалил оперативника.

– Эй! – подал голос человек внизу. – Э-эй! Георгий, вы здесь? Мы договаривались о встрече.

Судя по голосу, пришедший пребывал в достаточно растрепанных чувствах. Ну, оно и понятно, подобный антураж любого нормального человека смутит. Темно, страшно, вонюче, тени какие-то то и дело шмыгают вокруг. И поди еще пойми, крысы это или кто похуже?

Но, как видно, хорошие деньги ему посулили, если он сюда пришел. Сильно хорошие.

– Черт, – подал голос человек снизу. – Может, местом ошибся? Может, не тут меня ждут, а левее? Там вроде тоже кучи будь здоров какие высокие. Нет, ну что за народ пошел, а? То на автобусной остановке в Бутово их ждешь, то в порту, то вот вообще на свалке. А завтра куда мне придется переться? В канализацию?

Судя по звукам, он достал телефон и нацелился было набрать номер контрагента, но только сделать этого не успел.

– Константин Петрович? – Оперативники услышали другой мужской голос, а секундой позже с великой осторожностью подняли голову для того, чтобы увидеть, как с мусорной горы, находящейся напротив них, спускается невысокая фигурка, освещая себе путь фонарем, причем куда более мощным, нежели у человека, стоящего внизу. Надо полагать, это и был запропавший покупатель по имени Георгий. – Да? Извините, опоздал.

– Если бы мы были в ресторане, извинил бы непременно, – буркнул продавец. – Там тепло, светло и пахнет приятно. А здесь… По-хорошему, к цене надо процентов десять накинуть, а то и двадцать, за перенесенный дискомфорт. Да и жутковато здесь, чего скрывать.

– Зато точно проблем не возникнет, – заметил Георгий, подходя к своему собеседнику. – Вот же, вляпался во что-то.

– Даже не гадайте, во что именно, – посоветовал ему продавец. – И вообще после нашей встречи, похоже, придется мне всю одежду в помойку отправить. Иначе будет казаться, что квартира воняет, как эта свалка. А одеваюсь я, между прочим, в хороших магазинах. Недешевых.

– Посыл понятен, – примирительно сказал Георгий. – Хорошо, я добавлю к оговоренной цене еще две тысячи.

– Пять, – поправил его Константин Петрович. – Сказано ведь, в хороших магазинах. То есть тех, где все дорого.

– Хотелось бы взглянуть на товар, – кивнув, продолжил покупатель. – Без обид, но предмет нашей сделки достаточно уникален и недешев для того, чтобы… Ну, вы поняли.

– Да пожалуйста, – не стал чиниться продавец. – Как говорил один литературный персонаж, свой глазок – смотрок. Вот, извольте.

Он открыл сумку, которая висела у него на плече, и начал извлекать из нее небольшого размера банки, причем каждая из них имела причудливую форму и плотно пригнанную крышку, закрытую на защелки. Всего в лучах фонарика сверкнуло три сосуда, один из которых перекочевал в руки покупателя, а два остались у продавца.

– Интересно, что там? – горячее дыхание Женьки щекотнуло ухо Николая. – А?

Но тот только мотнул головой, не особо заботясь о том, что затылком может попасть девушке по губам. Не то чтобы ему не было интересно, просто теперь он боялся пропустить хоть одно слово из разговора. И еще момент, когда ему придется вмешаться в происходящее.

– Однако, – удовлетворенно причмокнул губами покупатель, направив свет своего фонаря на белую полупрозрачную массу, находящуюся в банке. Причем та под лучами электрического света просто-таки искрилась. – А точно ребенок некрещеный? Вы ручаетесь?

– Ну, разумеется, – возмутился продавец. – Я нацелен на длительное сотрудничество. Плюс мне дорога деловая репутация.

– Вот же тварь! – пробормотала Мезенцева, понявшая, что к чему, а после сжала зубы так, что те аж заскрипели. – Ненавижу!

И в этот раз Нифонтов полностью был с ней согласен. Только разве что слово у него в голове промелькнуло куда более резкое, чем то, которое употребила Женька.

А еще он подумал, что не соврал источник Пал Палыча, товар и впрямь редкий, такой, которым мало кто промышляет. Ранее он слышал лишь о двух торговцах подобными штуками, и оба они до отдела не доехали. Первый скончался прямо на месте сделки, его выпотрошил покупатель, на деле оказавшийся ведьмаком, племянница которого незадолго до этого пропала при невыясненных обстоятельствах. Не насовсем пропала, правда, в скором времени она была найдена в недальнем от своего дома лесочке в полуразобранном состоянии. Ведьмак сообразил, что к чему, ткнулся туда, ткнулся сюда, с трудом, но нашел ниточки, вышел на торговца, а после долго и с чувством его убивал. Мало того, после поехал сдаваться в отдел. Они, ведьмаки, вообще странные ребята, их поступки предсказать почти невозможно. Да и разницу между добром и злом они понимают очень по-своему, не так, как все остальные.

В этом случае, правда, мнения совпали, потому отпустил Ровнин народного мстителя из здания с миром, перед тем крепко пожурив за то, что он толком убиенного прежде не расспросил о покупателях его товара.

Второго через несколько месяцев взяли на месте сделки с поличным, и все бы ничего, но того в машине потянуло на откровения, начал он Герману, тогда еще живому, рассказывать о тонкостях своего мастерства. С деталями ему расписывал, как он детишек присматривает, как после крадет, играется с ними перед тем, как…

Дальше Герман слушать не стал и свернул гаду шею. Нетерпим он был в подобных моментах до крайности, даже в убыток делу. Ох и орал на него тогда Ровнин за эту вспышку эмоций! И за то, что источник информации теперь в хладном виде на полу микроавтобуса лежит, и за то, что переиграл душегуб оперативника. Злодей прекрасно понял, что живым ему из отдела по-любому не выйти, потому стремился умереть быстро и по возможности безболезненно. Что хотел, то получил.

Так вот, в обоих случаях фигурировали такие же необычной формы банки с плотно подогнанными крышками. То есть это было производство. Самое что ни на есть настоящее. А те, кто умер, являлись не изготовителями разнообразных зелий, сделанных из детей, а лишь продавцами. Ну, или подручными изготовителя, как вариант.

Само собой, отдельские после того поганца, что столь паскудным бизнесом занялся, искали тщательно, со всем усердием и прилежанием. Трясли всех, кого можно, тем более что кое-кто из жителей Ночи подобное ремесло тоже на нюх не переносил. Убивать – убей, но так-то зачем? Тем более детей безгрешных эдакой смерти предавать. Не по Покону сие!

Но все впустую. Нет, место, где злодейства совершались, оперативники при помощи все того же ведьмака обнаружили, но толку в этом никакого не было. Забросил неведомый злодей свою лабораторию за месяц или даже два до того, как на нее отдельские вышли. Прибрал все за собой, как в насмешку, оставил на столе три леденца чупа-чупс и сгинул в никуда, словно его не было никогда.

И на теневом московском рынке больше его продукция не всплывала. Долго не всплывала. До сегодняшней ночи.

Николай в тех давних событиях участия не принимал, он только-только тогда пришел в отдел, потому большей частью сидел в дежурке и изучал старые дела. Но знать все знал, потому прекрасно понял, что происходит и как надо действовать.

– Жень, запомни, продавец нужен живым, – прошептал он девушке, доставая из кобуры пистолет и снимая его с предохранителя. Обычно он его с собой не носил, но в столь экзотичное место без оружия может пойти только круглый идиот. – Только живым. Если что – бей по ногам.

– А покупатель?

– Да пофиг на покупателя. Хотя тоже схомутать надо, не для веселых забав он такой товар берет. Но в приоритете – продавец. Надо умереть, но доставить его в отдел, ясно?