2014. Когда бездна смотрит на тебя

Саша Топчиенко не ответил ничего, ему вообще было трудно находиться в человеческом обществе, а тем более говорить на такие исконно мужественные темы, как служба в армии, с девушкой, которая не может не нравиться. Саша стал журналистом, потому что больше ничего не умел. Быть журналистом он сначала тоже не умел, но он был тонким интеллигентным юношей и был не способен отстаивать свои интересы. Неизвестно для чего окончив факультет иностранной филологии, он болтался по городу, пытаясь сориентироваться, кем же ему теперь работать, если не школьным учителем? Работать в школе он категорически не хотел – дети его тиранили.

В Областную телерадиокомпанию он попал случайно, там работал его университетский друг. В коридоре Сашу увидел главный редактор, пригласил к себе в кабинет и через две минуты беседы ни о чем, сказал: «Вы мужчина, носите галстук, и он вам идет. Будете у нас работать». Украинские государственные СМИ, сохранившие свою структуру, да и кадры, еще с Советского Союза, были намертво оккупированы тетками без определенного возраста, которые работать не умели и не хотели. Зарплаты здесь были нищенскими, но и работать не требовалось. Журналистская инициатива здесь не приветствовалась. Существовал план съемок, расписанный на неделю вперед. От редактора требовалось своевременно выписать путевку для водителя редакционной «Волги», взять оператора и посетить брифинг-круглый стол-заседание облгосадминистрации или мэрии, налоговой инспекции или Службы безопасности Украины, МВД или МЧС. Неудобные вопросы задавать было нельзя, освещать требовалось только позицию правительства.

В тягучем болоте Областной телерадиокомпании Саша Топчиенко пришелся как нельзя кстати. Он не стремился кому-то что-то доказать или исправить мир. Он был вежливым и исполнительным сотрудником. Тетки без возраста вскоре зашипели в коридорах, что следующим главным редактором будет именно он, а вовсе не Раиса, усердно окучивавшая нынешнего главреда в надежде занять его кресло.

В школу «А5» Топчиенко попал тоже случайно. Лекотт держал руку на пульсе и каждое новое лицо в одесской журналистике проверял на предмет пригодности для школы «А5».

Атмосферу разрядил главный редактор журнала «Южнорусский вестник» Андрей Ермаков. Стайка студенток, вившаяся вокруг него с первого дня, упорхнула на «Арт-мьюзик», так что он принял эстафету и превратил неудобную тему в пикап.

– Я прыгал не так много, как Алексей Андреевич, – сделал он реверанс в сторону Тихомирова, – Передо мной быстро стал выбор, какую из спецподготовок сделать профильной – парашютно-десантную, горную или подводную. Я предпочел горную, потому что парашютисты один раз переступают через страх, когда шагают за борт самолета, а альпинисты переступают через себя с каждым шагом.

Андрей переменил неуместную тему и дал Марии сигнал, что здесь есть еще кем восхищаться кроме Тихомирова.

– Мне сложнее всего дается первый контакт с аудиторией, – поделился Артем Симагин, – Вот когда найдешь первые заинтересованные глаза, тогда уже можно нормально работать, есть кому рассказывать.

– Это реальная проблема, даже в аудитории, которая пришла добровольно, трудно найти заинтересованного человека. Ну, если, конечно, речь не идет о национальной политике. Может мы что-то не так делаем? – Лекотт действительно болел за свою школу. Несмотря на то, что она больше была тусовкой, чем школой, он пытался сделать все максимально качественно – искал и приглашал кого только мог из практикующих журналистов, пытался предоставить ноутбуки, проектор, доски с маркерами, чтобы преподавателям было удобно оперировать своим материалом. Другое дело, что медиа-тренера приезжал скорее потусоваться или обкатать новый материал, нежели привозили готовые учебные курсы.

– Мы все так делаем, вернее не все, конечно, и не все так, – Ермаков умел на любую проблему взглянуть по-новому, что и было его коньком в журналистике, – дело не в том, что современная украинская молодежь не хочет ничему учиться, а в том, что они не знают, что это такое. Ни у кого нет приоритета образованности, эрудит – это не круто. Они никогда, ни в школе, ни в вузах, не получали знаний, они не знают этого ощущения наполненности пониманием, не знают, что они потеряли. Поэтому принимают развлечения за обучение.

– Отечественное информационно-образовательное пространство педалирует только одну тему – национального противостояния. Никто не говорит о том, что если ты хочешь принимать участие в политической жизни страны, то должен хорошо знать человеческую психологию, потому что как ни крути, а все исторически события происходили не от того, что были обусловлены объективными факторами, а проистекали из глубоко личностных комплексов и мотивов, понимать экономические законы, потому что перед тем, как требовать денег на молодежный проект, а проще говоря на потусоваться, нужно понимать откуда эти деньги возьмутся, ну и не грех знать историю хотя бы собственной страны, чтобы понимать, почему реформа «как в Европе» здесь не работает. Вот и получается, что пока владыки политического олимпа развлекаются драками и переделом собственности, в стране зреет нарыв из гремучего коктейля нищеты, глупости и ярости. Пока что это выражается в повышении популярности идей ультраправых партий, – Тихомиров весьма критически относился к русско-украинской националистической возне и несмотря на его официально прорусскую позицию, в частных разговорах было так сразу не понять, что у него есть своя сторона конфликта.

В среде компетентных журналистов самой распространенной позицией бывает критическое восприятие или даже высмеивание любых убеждений, однако ни украинскую журналистику вообще, ни тем более, тусню школы «А5» назвать компетентной было бы затруднительно. Поэтому высмеиваться и подвергаться сомнению могли любые ценности кроме независимости Украины и приоритета украинского языка.

– Я специально попросилась поехать на практику в Крым, – запоем рассказывала Маша, не разобравшись, с кем она имеет дело, – У меня просто огромный опыт развязанных и проигранных информационных войн! Я всех убеждала, я писала, что Крым должен быть украинским, но там совершенно непробиваемые люди, они нуждаются в длительном воспитании украинскостью!

– Всевозможные ультраполитические партии традиционно противостоят центральной власти как таковой, – вмешался Тихомиров, – Потому что их главной целью является смена существующего строя, слишком жесткого или слишком мягкого, причем зависит это не столько от самого режима, сколько от левизны или правизны ультраполитиков. В уважающих себя государствах, наличествуют и ультраправые, и ультралевые группировки, которые борются с центральной властью и друг с другом одновременно. У нас же, ибо украинская душа – потемки, все ультрапартии смело можно отнести к ультраправым, то есть тяготеющим к жесткому государственном контролю за жизнью общества. Причем всех политических ультра довольно легко позиционировать географически – восток и запад. И не суть важно, как они называются на сегодняшний день. На смену Руху, КУНу, УНА-УНСО пришла ВО «Свобода». На смену РДУ, «За Русь единую!», ПСПУ пришел «Русский Блок». Перемена названия не меняет сущность ни на йоту, тем более что в ряды злокачественных ультраправых образований подтянулись все те же деятели. Поэтому можно смело именовать ультраправых украинствующих просто «западенцы», а ультраправых пророссийских – «схиднякы».

Украинская беда проходит по Днепру – левый берег хочет установить фашизм в своих интересах, а правый – в своих. Мы же, университеты и средства массовой информации, вместо того, чтобы работать в интересах развития всего государства, старательно углубляем трещину между мирами западенцев и схиднякив.

Во время круглого стола, один из студентов «А5», юноша по имени Иван, предложил Ермакову серию статей, в которых будет сформулировано видение украинской идеи и дальнейшего развития страны молодежью. И Ермаков не отказался. Вечером Тихомиров спросил его, зачем ему в «Южнорусском вестнике», имеющим сверхзадачей восстановление исторического единства русского и украинского народов, укронационалистические статьи.

– Если нет денег на средства массовой информации, то наши действия – лучшая пропаганда. Как говорил апостол Павел, пусть христианин становится врачом, чтобы язычники, глядя на его милосердие, сами хотели становиться христианами. Я хочу сохранить роскошь быть объективным. Если он достойно напишет, я опубликую, даже зная, что я в принципе не согласен с тем, что он будет излагать.

Тихомиров с Настей вскоре исчезли из-за стола. Когда Андрей пошел к холодильнику за очередной бутылкой вермута, настин сарафан в подсолнухах висел на спинке стула, дверь в ванную была плотно закрыта, а за дверью слышался шум воды из душа.

Со дня знакомства в «А5» политолог Тихомиров стал постоянным автором ермаковского журнала «Южнорусский вестник». А когда Тихомиров пришел к выводу о неизбежности гражданской войны на Украине, то Ермаков стал одним из инструкторов центра тактико-специальной подготовки «Китеж».

Поздним вечером редактор отдела информационно-аналитических программ Саша Топчиенко прогуливался по дорожке между дачными домиками базы, занятой под проживание участников школы «А5». Рядом с ним шагал студент факультета журналистики Киевского Национального университета имени Шевченко Иван Иванов. Иван очень стеснялся своих предательски неукраинских имени и фамилии. Чувство чуждости украинской нации придавало ему сил в отстаивании ее идей. Сейчас он развивал Топчиенко проект цикла телепередач, в которых молодежь будет высказывать свои взгляды на национальную идею и свое видение будущего пути развития украинского государства. Двумя часами ранее он продвигал эту идею Андрею Ермакову и был воодушевлен тем, что тот не отказался.

Топчиенко не имел полномочий решать, что попадет в эфир Одесской облтелерадиокомпании, а что нет, но прямо отказать Ивану не решался и был вынужден ближе к полночи выслушивать его захлебывающиеся аргументы в пользу украинского языка, развиваемые на русском языке.

Проходя мимо домика, в котором обосновались преподаватели «А5», они увидели в освещенном окне профиль Марии. Она стояла, прижавшись спиной к шкафу и глядя в пол что-то говорила. К ней неспешно подошел Ермаков, появившийся из глубины комнаты, вторгся в ее личное пространство, приблизил свое лицо к ее и принялся расстегивать блузку у нее на груди. Мария всплеснула руками, да так и осталась стоять, вроде как собираясь, но не находя сил его оттолкнуть. Топчиенко с Ивановым успели увидеть белые машины груди, выпавшие из лифчика, а потом Ермаков выключил свет.

Утром Марии в школе «А5» не оказалось.

– Что ты с ней такого делал, что она сбежала? – поинтересовалась Настя. На правах девушки Тихомирова она считала возможным задавать самые интимные вопросы.

– Ничего противоестественного, – отмел Ермаков ее подозрения, – все тоже самое, что я со всеми делаю.

– А почему тогда она сбежала, не оставив обратного адреса? – спросил Тихомиров.

– Потому что ей теперь мучительно стыдно, – ответила за Ермакова Настя, – Вы же видели, что девушка очень закомплексованна. Тем более, сначала она запала на Лешу, а потом дала Андрею. Теперь она очень стесняется, что отдалась первому встречному, к тому же не тому, которому хотела. Нормальный секс, мужчины, важнейшая составляющая психического здоровья. Когда он есть, это кажется естественным и не замечается. Как хорошее здоровье, о нем не думают, пока оно не беспокоит. Но когда секса нет… становятся молодыми политиками.

Настин вывод, неожиданный, но верный, Ермаков много раз вспоминал потом, и когда на Майдане горели спецназовцы, и когда обколотые наркотой «черные человечки» – группы «Правого сектора», одетые в черную форму, обстреливали позиции ополчения Донбасса стоя в полный рост и не обращая внимания на потери.

***

Дома Поручик поставил турку на плиту, выложил на стол оба пистолета и обе гранаты, и набрал Доброго.

– Как сам?

– Своим чередом.

Фразы были условлены заранее. Если бы Доброго повязали, он ответил бы: «Все путем».

– Давай, подъезжай.

Такой же разговор состоялся у него с Востоком, после чего Поручик выпил кофе, забрал гранаты с пистолетами, уложил их в разгрузку, которую носил под курткой, и вышел из дома.

Добрый и Восток не раз бывали у него и случись так, что за ними будет «хвост» или что-то вынудит любого из них предать, Поручик хотел наблюдать за этим со стороны. Он прошел до самого начала улицы дачного поселка, перелез через забор, забрался в пустующую голубятню и улегся у смотровой щели, которую проделал заранее.

Восток пришел первым, взял ключ в почтовом ящике и вошел. Вскоре появился Добрый, который успел отогнать машину в село, спрятать в гараже и вернуться в Одессу ночным соседским мотороллером, груженом мешками картошки и курами в прицепе.

Выждав еще с полчаса, Поручик, так и не увидев никого лишнего, вернулся к себе. Восток и Добрый сидели на диване. Обнявшись с обоими партизанами, Поручик предложил: «Кофе?»

– Черный, две сахара, рюмку коньяку, – согласился Восток.

– Коллеги, – сказал Поручик, наливая кофе в большие чайные чашки, одну с петухами, другую с надписью «За ВДВ!», – Вы знаете мое мнение обо всем этом содоме – унылом мероприятии, называемому терактом. Я пригласил сюда вас двоих, как наиболее деятельных и думающих единомышленников, я бы больше сказал, как друзей. Я не утратил надежды убедить вас, что здесь ничего серьезного совершить не удастся. Мне самому непонятна такая вялая, апатичная, не сказать еще хужей, позиция российской разведки. Я теряюсь в догадках, но пока ничего хорошего предположить не могу. Я предлагаю вам в последний раз – выезжайте в Крым, в Севастополе вас встретят, помогут перекантоваться и отправиться дальше – в Новороссию, на Донецк, кружным путем, через российскую границу.

– А ты сам?

– А я сам скоро подъеду по тому же адресу, но мне нужно чутка задержаться. Я хочу обеспечить себе возможность вернуться, если вдруг это еще не конец нашей деятельности на Украине. А для этого мне необходимо обеспечить себе алиби на все время пребывания в Донецке. Все необходимые контакты, как в Севастополе, так и в Донецке, у вас есть. Я хотел бы встретить вас в Донецке через неделю и уже воевать всерьез, а не размазывать кашу по тарелке, как здесь.

– Наши пошли сегодня ночью бить банкоматы и срывать борды.

– Боюсь, что они обречены на скорое и болезненное уничтожение. По-моему, глупо садиться на несколько лет в тюрьму ради сомнительного удовольствия разворотить банкомат «Приватбанка» или измазать портрет Тягнибока. Вы знаете, что я пытался убедить партизан в бессмысленности мелкохулиганских выходок, но их ненависти нужен выброс. Мы напрочь отрезаны от ресурсов – оружия, техники, взрывчатки, финансирования, документов. На кустарном уровне, как вышло у Востока с гранатометами, мы в два счета провалимся. Сколько угодно можно ругать украинскую милицию за лень, паскудство и недобросовестность, но они не могут раскрыть только то, чего раскрывать не хотят.

Так что, всех люблю, целую, обнимаю крепко, как говорят в американских боевиках, рад был служить с вами, ребята, надеюсь всех еще увидеть. За сим прощаюсь.

Но попрощались они не сразу. Сначала Поручик, вместе с Добрым, вернулись в село на разгруженном на Привозе мотороллере. Там Поручик пересел в автобус, следующий рейсом Одесса – Киев, чтобы не беспокоить участников плана «Перехват», прочесывающих вокзалы.

Гражданская война началась для Поручика 20 февраля 2014 года. Осознав и приняв этот факт, как свершившийся, Поручик почувствовал себя, как СССР после нападения Германии. Вроде ждали, вроде готовились, но думали, что еще не скоро, еще успеем… В итоге: оружия нет, снаряжение учебное, подготовка односторонняя, людей – кот наплакал.

– Если дело дойдет до уличных боев, то тут я – на коне, – размышлял Поручик, – Но до них еще дожить надо. Готовились воевать в любой точке мира, а не можем даже у себя дома. Знал же, что, не став хорошим пехотинцем, спецназовцем не станешь, но так хотелось поскорее по зданиям побегать, с высотным снаряжением поработать, из пистолета пострелять… Пострелял.

В своей пропаганде бандеровцы создали весьма привлекательный образ протестующего – молодой, красивый, два высших образования, хороший английский и фортепиано, с битой и в камуфляже. Такому нельзя не симпатизировать. Поручик был вынужден признаться, что к такому образу он стремился и сам. Нацисты переиграли русофилов организационно. Они заявили создание новой нации, а русофилы спорили и никак не могли определиться, русские они, малороссы или русскоговорящие украинцы? Укропы создали свой украинский миф, а русские своего не создали, запутавшись в оспаривании мифов о Великой Отечественной войне. Бандеровцы создавали нечто новое, чем и привлекли молодежь, а русские цеплялись за старое, как последние римляне. Укронационалисты призывали добиться лучшего одним броском и быть «за», а русские – терпеть и быть «против». Западенцы создавали свой украинский мир, а русские боролись против него вместо того, чтобы создавать свой русский мир. Украинцы атаковали, русские оборонялись, украинцы нападали, русские – искали примирения, западенцы навязали русским бой на своих условиях, теперь русские загнаны в угол. Но русские ответили. Не имея армии СМИ, владеющих умами, только делом можно было сорвать с нацистов ту маску свободы, человеческого достоинства и уважения к личности, которую создали себе банды мародеров, грабящих труп своей страны.

А ведь началось все буквально из ничего. Кучка студентов грелась у костра на Майдане, якобы они протестовали. На самом деле, они тусовались, но, чтобы придать смысл своим посиделкам, они убеждали друг друга и самих себя, что таково выражение их активной гражданской позиции. Ментам, дежурившим на площади, они не очень-то и нужны были, мешали разве что разойтись по домам и спокойно лечь спать. И тут кто-то имеющий власть приказывать милиции, приказывает студентов гнать в три шеи. Менты есть менты, вчерашние гопники, надевшие погоны, не в состоянии общаться с гражданами иными способами кроме пинков и ругани, что протестующие студенты в полной мере и испытали на себе.

Все это так и осталось бы рядовым инцидентом и очередной затаенной обидой граждан на ментов, если бы уже не дежурили в ожидании, когда начнется оскорбление детей действием, солдаты информационной войны. Инцидент был в нужном ракурсе, с ноткой истерики, освещен, а главное освещен действительно массово, как и положено средствам массовой информации.

На следующий день на Майдан вышло полстраны. Кто не доехал до Киева, вышли на Майданы в своих городах. Или, по крайней мере, уткнулось в телевизоры, переживая. И тут такое началось…

Вот кого на Майдане было не жалко, так это мусоров. Ведь заслужили весь порыв народного гнева вылившийся на них. И на этом феерия ментовского ничтожества не закончилась. Несмотря на то, что юго-восток Украины поддержал «Беркут», нарек их последней опорой и спасителями страны, повез им на Майдан горячий чай и шерстяные носки, спустя два-три месяца, весь «Беркут», кроме крымчан и донецко-луганских, плюясь и чертыхаясь, исправно взял под козырек и начал служить тем, кто убивал их на Майдане. Новые господа, искушенные в тонкой области подлости, потребовали от бывших беркутят вязки кровью и снова они послушно поехали на восток, убивать тех, кто поддержал их на Майдане.

– Когда я был маленьким, – думал Поручик, подъезжая к очередному блок-посту, – то, естественно, мечтал быть разведчиком. Я же думал, что будут спортивные машины, девушки-красавицы и костюмы от Версаче. Если бы тогда знать, что все будет так…

Во времена свободы слова, на Украине было около двух процентов реально упоротых укропов, искренне ненавидящих все русское. Это те самые два процента, которые поддерживали Ющенко в финале его провального правления. Теперь, после полугода войны против Русского мира, таких стало процентов тридцать. Во многом в этом оказалась виновата сама Россия, обещавшая, но не заступившаяся за своих – за русских, которых убивали только за то, что они русские и посмели этого не скрывать. Но еще 70 процентов жителей Украины оставались не прорусски настроенными, конечно, нет. Но антиукраински, это точно. В милиции и в армии, в больницах и на железной дороге, да даже в СБУ, оставались сотни потенциальных союзников донецкого восстания. Они не за Новороссию, но они тоже против нынешней украинской власти – власти плохо скрываемого нацизма. Единственное, пожалуй, где союзников было не найти – это в среде журналистов, чиновников и учителей. Им усиленно промывали мозги все 20 лет независимости, а тех, кому недопромыли, просто выжили.

Но вместо того, чтобы перерезать железнодорожные пути доставки техники и пополнений, уничтожать авиацию на земле, взрывать госпитали с карателями, партизаны выстрелили из гранатомета по пустому военкомату. В этой войне не одни укропы демонстрировали чудеса идиотизма.

Когда все это началось, многих не покидало ощущение нереальности происходящего. Градус абсурда настолько зашкаливал, что казалось, происходящее не сможет длиться долго. Вот-вот все развалится, закончится, кто-то же должен возопить о невероятности случающегося. Но оно продолжало случаться.

Глава 2. Гроза над Синевиром

Карпаты. Август, 2012 года.

– Друзья мои, чтобы противостоять украинскому шовинизму, а я так понимаю это главное, что объединяет участников Русского Движения Украины, нужно иметь что предложить в ответ – динамично развивающуюся русскую культуру. В нашем движении я пока что увидел постулаты «объединяемся с Россией», «геть Европу!», «бандеровцы – фашисты». Эти же лозунги до нас использовало множество других русских движений, течений, курултаев, но ничего большего, чем демонстрацию недовольства достичь никто из них не смог. Хотим ли мы создать еще одно движение вечнонедовольных приподъездных бабушек? Эти лозунги способны привлечь только тех, кому за 50. Потому что молодым людям нужно материальное подтверждение истинности ваших убеждений. Лозунг украинствующих «движение в ЕС» он чем хорош? Тем, что всем и каждому известно, что в Европе сытно и безопасно, там права человека. А движение в РФ чем хорошо? Там такая же непроглядь, как и у нас. Нет ответа, зачем нам в Россию.

Так говорил Алексей Тихомиров вечером у жарко пылающего в густой тьме осенней ночи костра.

– Русская культура современности настолько обнищала и настолько скомпрометирована, что говорить нужно, прежде всего, о воспитании качественного человека, а не о пропаганде Русского мира в массах. Качественного человека, для которого целью жизни будет духовное, моральное и физическое совершенствование. А смыслом жизни – Христос. Иначе самосовершенствование быстро выродится в голое самолюбование. Не нужно вдаваться в пустые споры о том, существует или нет украинская нация. Нужно чтобы украинцы вновь захотели стать русскими. Мы могли бы обострять противостояние с украинствующими, если бы имели что им противопоставить. Пока что мы наблюдаем иное. Все, что русские противопоставляют украинцам, это советское, кроме веры и войны.

Вереница национальных конфликтов на Кавказе дала не только украинских наемников УНА-УНСО, она дала настоящих национальных русских героев, настоящесть подвига которых не нуждается в доказательствах. Сферами развития русского влияния на Украине должны быть религия, образование и военное дело. Это ведь и есть основные составляющие понятия «русская культура», или, наверное, более точным было бы назвать их не основными, а необходимыми. Ведь в условиях полнейшего краха культуры как таковой, эти три столпа уцелели, устояли, а в случае с верой и войной – укрепились качественно настолько, как и мечтать было нельзя. Вера и война – это те понятия, которые горнило несчастий только укрепляют.

Карпаты – серьезные, взрослые горы, где водятся настоящие хищники – волки и медведи, по ночам там холодно, так что неэкипированный человек вполне может замерзнуть, а до ближайшего человеческого жилья может быть настолько далеко, что не дойти за дневной переход. Ивана, несмотря на его явные националистические закидоны, взяли с собой в первый горный рейд «Китежа». Его не пытались перековать, согласно ермаковскому постулату «лучшая пропаганда – наша работа», просто Тихомиров сам не понимал, чего он хочет добиться, поэтому подтягивал к движению всех, интересующихся военно-спортивной деятельностью. Так в карпатском рейде «Китежа» оказались представитель православного и русофильского Запорожского казачества Никита, представитель украинствующей интеллигенции Иван, убежденные русские патриоты Тихомиров и Ермаков, изнывающие от нереализованности и просто интересующиеся всем в силу своего возраста Настя и Настя, которые соответственно были любовницами Тихомирова и Ермакова, а также случайно приблудившиеся подростки Егор, Артем и еще один Никита. На Ивана Карпаты произвели неизгладимое впечатление, сравнимое разве что с первым уездом из дома. Ему сразу стало понятно, почему бандеровская партизанщина укрывалась именно в Карпатах. Горы – приют свободных.