Железный начдив Азин. Между красными и белыми

Таким образом, называя вещи своими именами, Семья оказалась заложником не обстоятельств, а его, Керенского – главы Временного правительства. Пока премьер, переминаясь в мучительной нерешительности, раздумывал, Романовы продолжали надеяться. А мешкать был нельзя.

«Первую пулю – Керенскому!» — выкрикнул незадолго до Октябрьского переворота Ленин: большевики открыто заговорили о вооружённом мятеже.

К сожалению, г-н Керенский и весь его кабинет министров проявили себя слишком слабым звеном в сложной государственной цепи, сложившейся к осени 1917-го года. Германские деньги, выделенные кайзером большевикам для революционного переворота в России, явились живительной росой для всякого рода бунтарей-проходимцев, оказавшихся в нужное время и в нужном месте. И лишь сильной личности, облачённой всей полнотой власти, было под силу свернуть шею большевистской гидре. Не удалось. Если до августа 1917-го ещё можно было сюсюкать, то после – следовало только действовать! Вот так, за мудрствованиями и растерянными уговорами, незаметно подкрался роковой для России Октябрь…

Страна бурлила. Людские толпы ходили на митинги, горланили, стаканами хлестали запрещённый самогон и… пели. Распевали же отнюдь не «Интернационал», мудрёные слова которого, в общем-то, никто особо и не знал (не говоря уж о совсем чуждой «Варшавянке» или какой-нибудь «Марсельезе»). Именно в это время откуда-то из недр российского Юга была завезена озорная частушка «Яблочко», быстро полюбившаяся каждому.

Под частушку эту, которой суждено было стать неким гимном разухабистой русской удали, отплясывал и кронштадтский матрос, и солдат-дезертир, и рубаха-парень из Тамбова, прибывший в столицу в надежде разжиться на продаже семечек. Глядя на них, таких молодых и задорных, ох как любили прищёлкивать каблучками молодые розовощёкие девахи, нутром почувствовавшие, за кем теперь власть:

Эх, яблочко,Да куда котишься?Ой, мамочка,Да замуж хочется —Не за старого,Не за малого,За солдатикаРазудалого.Эх, яблочко,Да покатилося;Эх, царская властьДа провалилася!..[15]* * *

История – вещь капризная. И потому требует к себе внимательного отношения. Быть поверхностным – значит, непременно заплутать в её потёмках. Например, при ответе на каверзные вопросы.

Вот один из них: в каком году красный командир Вольдемар Азин воевал в районе Вятских Полян – в восемнадцатом или всё же в девятнадцатом? Для тех, кто за первый вариант, имеется дополнительный вопрос: как могло получиться, что начдив-28 воевал в этих местах, когда двадцать восьмой дивизии как таковой ещё не существовало? Хотя достоверно известно: в августе 1918 года Азин в Вятских Полянах, действительно, был. И в 1919‐м – тоже. Так в чём же дело?

Всё дело в ходе боевых действий на Восточном фронте. Азин трижды входил в Вятские Поляны. Первый раз (в августе 1918 года) он появился в селе Вятские Поляны, будучи командиром Первого батальона 19-го Уральского полка; вернулся уже командиром Арской группы (в сентябре 1918-го). В 1919‐м – Азин появляется в Вятских Полянах начдивом двадцать восьмой «Железной». И ещё: в 1918‐м Азин в этих местах лишь формировал свою будущую дивизию, а вот в следующем году – уже воевал с нею…

В губернскую Вятку Вольдемар Азин приехал в марте 1918-го, вместе с Псковским военно-инженерным управлением, прибывшим туда для расформирования. Военному комиссару Вятки Леонтьеву будущий начдив запомнился казачьими шароварами с выцветшими красными лампасами.

12 июня Азин пишет в исполком Вятского горсовета рапорт:

«Просьба выдать два пулемёта, а также выдать мандат на право реквизиции у состоятельных обывателей лошадей для приведения в боевую готовность Коммунистического отряда. При сем присовокупляю, что в означенном отряде предполагается организация артиллерийских, кавалерийских и пулеметных частей.

Напоминаю, товарищи, что создание такого отряда есть залог и гарантия процветания социалистического порядка и Советской власти. Вербовка бойцов производится среди лиц, заслуживающих доверия и имеющих достаточный боевой опыт»[16].

Летом 1918 года, опять же в Вятке, Азин вступил в РКП(б) и возглавил Первую (коммунистическую) роту, объединив всех латышей в так называемую «латышскую секцию», где была введена суровая дисциплина. Когда в июне в Вятской губернии началось крестьянское восстание (так называемый «мятеж вятских кулаков»), подавлял его карательный батальон, костяком которого стали полторы сотни латышских стрелков. Говорят, Азин был одним из тех латышей.

О высокой дисциплине среди латышей можно судить по следующему случаю. В июле месяце во время обыска в уездном городке Уржуме некто Егор Эдуард (латыш) украл часы и был пойман с поличным. 29 июля на заседании секции было вынесено постановление: «Российская коммунистическая партия (большевиков) (РКП) латышской секции: коммуниста т. Эдуарда Егора за воровство часов на произведенном обыске в г. Уржуме посадить в тюрьму, в одиночную камеру сроком ареста на 3 недели и считать его уволенным со службы с отряда и исключить из рядов достойных и честных борцов за права трудящихся масс, которые завоевала Всероссийская революция»[17].

Кстати, в июле месяце 1918 года в губернской советской иерархии латыш Азин, ставший за какие-то несколько месяцев членом Коллегии особых поручений при Вятском губернском военном комиссариате, всего лишь «адъютант».

Вот телеграмма, отправленная им в Вятку во время инспекционной поездки: «Из Ижевска. Подана 20 июля. Губвоенкому Малыгину. Из Ижевска сегодня высланы два орудия в полной боевой готовности, сто красноармейцев. Инспекция выезжает в Уржум. Адъютант Азин»[18].

Гражданская война набирала обороты. По решению Вятского губкома РКП(б), губвоенкомата и губернского чрезвычайного штаба формируется Первый батальон 19-го Уральского полка 2‐й армии, который поручено возглавить коммунисту Азину. Именно во главе этого батальона 12 августа 1918 года он впервые и появляется в Вятских Полянах. Отряд был небольшой – всего 400 штыков, взвод конной разведки и двухорудийная батарея[19]. Всё это подразделение погрузилось на пароход «Небогатов» и прицепленные к нему баржи. И так от Вятки по реке до села Вятские Поляны.

Сам Азин отправился из Вятки на лошади до пристани Медведок, по пути заехав в уездный Нолинск.

Военный комиссар Нолинска Монахов-Мануилов позже вспоминал:

«…Батальон шёл на борьбу с белочехами под Казанью. Сам же Азин в сопровождении губволкома Симонова ехал по Вятско-Казанскому тракту до пристани Медведок на лошади. В Нолинске он сделал остановку. Узнав об этом, мы с А. Д. Вихаревым пошли в гостиницу к Азину. Владимир Мартынович с ходу нас спросил:

– Каково положение в городе и уезде?

Мы доложили, что положение в городе и уезде крайне напряженное. Контрреволюция выступает.

Азин, немного задумавшись спросил:

– Какая у вас реальная сила?

Мы ответили:

– Красноармейцы и интернационалисты, но силы мало.

Владимир Мартынович затем спросил:

– Есть ли у вас на учете контрреволюционно настроенные элементы в городе?

Мы ответили, что есть.

Тогда товарищ Азин сказал:

– Обмундируйте и вооружите взвод интернационалистов, ночью проведите прочесывание города.

Взвод интернационалистов нами был обмундирован в форму и вооружен. Операцией руководил сам Владимир Мартынович, мы помогали. В ту ночь было взято более 20 заложников.

Рано утром Азин уехал в Медведок для встречи со своим батальоном. Помню, Владимир Мартынович был одет в кожаную тужурку, брюки полугалифе, туго подтянутые ремнем, на правом боку револьвер, на левом офицерский кортик. Боевая офицерская выправка…»

* * *

Из Приказа № 23 от 16 августа 1918 г.:

«…Отправившийся на фронт батальон имени Володарского, отряд Беляева и отряд максималистов тов. Алексеева, соединившись с железным батальоном, составят одну группу под общим командованием Азина; не отправившимся отрядам из Вятских Полян на фронт тов. Беляева и тов. Алексеева предписываю немедленно отправиться по назначению. Командиру революционного латышского полка тов. Мильке и особому батальону предписываю слиться в одну группу под общим командованием т. Мильке и отправиться на фронт для совместного общего действия с тов. Азиным.

Командующий правой группой 2‐й армии Головко»[20].

Прибыв в Вятские Поляны, азинцы быстро выгрузились – и маршем на местную станцию, где стали готовиться по Казанбургской железной дороге эшелоном тронуться в сторону Казани. Там же, в Вятских Полянах, к Азину примыкают новые отряды. Будущий начдив лично знакомится с командирами, беседует с бойцами, пытаясь убедиться в боеготовности новичков. [21]

Вот что по этому поводу вспоминал бывший артиллерист из Бирского отряда Григорий Видякин, впервые встретившийся с Азиным в Вятских Полянах:

«Выйдя из вагонов, увидели мы, что перед вокзалом построены какие-то войска, и перед ними держит речь русоволосый, весёлый командир. Каракулевая папаха сбита у него на затылок, но кожаная куртка застегнута на все пуговицы. Нам сказали, что это командир Азин, а выстроенные войска – продовольственный отряд. Азин говорил им, что все пути для вывоза хлеба в Москву всё равно отрезаны, и призывал идти с ним на Казань. Продовольственники как-то мялись. Тогда Азин посуровел.

– Кто со мной защищать революцию, становись направо! – резко выкрикнул он. – Кто не желает – налево!

А когда десятка полтора человек отошло налево, Азин приказал им:

– Клади оружие, снимай сапоги и топай на все четыре стороны.

И сразу же позабыв о них и повернувшись к ним спиной, обратился к тем, кто отошли направо, к большинству:

– Ну, а теперь здравствуйте, красные орлы!..»[22]

До Арска, находившегося на полпути до Казани, доехали благополучно. Потом встали: городок был занят неприятелем. Быстро разгрузились, рассредоточились поротно. Проверили оружие. Для большинства этот бой должен был стать первым; для Азина – в качестве командира столь крупного отряда. К счастью, Арск взяли практически с ходу.

Выбив из населённого пункта противника, стали приводить себя в порядок и ждать дальнейших указаний. Последние не заставили себя ждать: вскоре Азину приносят новый приказ – некое «приложение к приказу № 23», полученному накануне:

«Командующему 1‐й группы тов. Азину.

С получением приказа и всего, указанного в нём, в совместном действии со 2‐й группой тов. Мильке конными и пешими силами развивать наступление к Казани. Быстрым натиском под прикрытием тяжелой и легкой артиллерии необходимо занять Высокую гору и, укрепив за собой позиции, дать передохнуть войскам. Причем 2‐я группа должна держать левый фланг приблизительно у деревни Пановка-Никольское. Силами вашей первой группы держать центр фронта и, выделив сильную разведку при пулемете, направить в дер. Большая Дербышка, откуда последняя проникает к деревне Сухая Река. Действуйте энергично, молниеносно, наступайте, не дав опомниться врагу»[23].

На лицах бойцов читалась радость: первая победа многих окрылила.

Но самому Азину было не до радости: впереди, понимал командир, его отряд ожидали тяжёлые бои за Казань.

* * *

В первых числах августа 1918 года загорелись тылы 2‐й армии: некто Анатолий Степанов (бывший царский штабс-капитан), будучи командиром Первого Московского продполка (расквартированного близ Малмыжа), поднял восстание и объявил поддержавший его отряд частью армии Комуча. Заняв Малмыж, Рожки и Шурму, мятежный отряд вышел к Уржуму, а оттуда – в сторону Нолинска и Казани. В результате оказалась заблокирована связь с губернской Вяткой. В тот же день в Ижевске и Воткинске рабочие местных заводов под руководством эсеров свергли Советскую власть, сумев создать достаточно сильную армию в более чем 10 тысяч штыков.

Из воспоминаний жителей Малмыжского уезда П. Чайникова и М. Опарина:

«Нередко озлобленное кулачество совершало нападения на представителей комбедов и деревенских активистов. Так, например, летом 1918 года за чаем у стола в своем доме был убит из ружья председатель Слудского комитета бедноты Саламатов.

Летом 1918 года в Малмыжский уезд для заготовки хлеба прибыл московский продовольственный отряд под командованием Степанова. Он должен был оказать помощь и местным заготовительным органам. Вместо этого отряд, в составе которого оказались преимущественно сыновья кулаков и часть гимназистов, повёл агитацию против Советской власти. В связи с тем, что в это время на Казань наступали чехословаки, штаб Второй армии Восточного фронта, находившийся тогда в Вятских Полянах, приказал отряду отправиться на фронт. Степанов не подчинился этому приказу, а занялся грабежом и разбоем. 8 августа 1918 года он с группой вооруженных солдат своего отряда явился в Малмыжское казначейство и под угрозой оружия потребовал выдать 500 тысяч рублей. Таким же образом Степанов изъял 200 тысяч рублей в продовольственном отделе уисполкома. После этого степановцы, погрузившись на пароходы, отправились в Уржум, где подняли восстание и захватили власть в свои руки…

Вскоре на помощь Малмыжу по распоряжению штаба Второй армии был послан 9‐й Полтавский полк Красной армии. Одновременно в Малмыж прибыл партизанский отряд под руководством рабочего Горелова. Банда Степанова была разбита в Уржумском уезде, ее остатки уничтожены отрядом Горелова в боях под Шурмой при активной помощи местных крестьян. Сам Степанов скрылся»[24].

Как развивалась ситуация в те дни в Нолинском уезде Вятской губернии, рассказывал бывший член Нолинского уисполкома З. Ковин:

«…К нам в Нолинск приехали назначенные Вятским губкомом РСДРП(б) тт. Вихарев и Монахов: первый – на должность уездного военного комиссара, второй – его помощником по политчасти…

В Нолинске в первых числах августа 1918 года… были получены сведения, что находившийся в Малмыжском уезде продовольственный отряд под командованием Степанова перешёл на сторону белогвардейцев, занял г.г. Малмыж и Уржум и движется на Медведок… Военное командование решили поручить командиру латышского отряда тов. Жидялису…

Вскоре на улицах Нолинска появились группы народа. Ударили в набат… Приехав в Кырчаны, мы нашли там Жидялиса и ряд членов уисполкома. Вихарев предложил Жидялису вернуться обратно, но тот отказался, заявив, что ему приказано ехать в Вятку. Взяв из отряда Жидялиса пулемёт, мы… направились в Нолинск… На другой день в здании бывшего духовного училища мы организовали штаб. Здесь разместились военкомат, уком партии и наше общежитие. У входа установили пулемёт. Охраняли здание австрийцы-интернационалисты… Провели переосвидетельствование бывших офицеров, проживавших в уезде. В гор. Нолинске эта работа была закончена 14 августа. Офицеры под всякими предлогами доказывали, что они больные, но мы освобождали от призыва только калек…

Вихарев проверил посты в городе… Была поднята тревога. Школьными партами мы забили все входы в здании и коридоры первого этажа. Все находившиеся в здании люди были вооружены винтовками и гранатами и расставлены у окон…

К зданию с трёх сторон подходили степановцы. Началась перестрелка. Она продолжалась несколько часов. Тов. Вихарев встал к пулемёту. Вышедший на помощь нам отряд красногвардейцев степановская банда встретила огнём. Никакой помощи мы не получили… До конца перестрелки у нас не было ни одного раненого. У бандитов был тяжело ранен помощник Степанова.

Банда, видя, что нас не взять, вместе с нолинской буржуазией решила поджечь здание. Купцы Рязановы и Двинянинов привезли две бочки керосину… Огонь стал проникать внутрь здания. Дышать было все труднее. Мы, 21 человек, продолжали сражаться с бандитами, отстреливались, бросали из окон гранаты. Но огонь брал верх… Я поспешил к Вихареву, предложил спуститься по водосточным трубам. Вихарев мое предложение одобрил… заявив, что, пока мы будем уходить, он не допустит банду и покинет здание последним…

Военком Вихарев… спасался в сводчатом подвале. Когда пожар стал затухать, банда начала бросать через окна подвала связки соломы, облитые керосином. Вихареву стало невозможно дышать. Он вылез из окна… Его терзали и убили»[25].

Гражданское противостояние нарастало.

* * *

Думаю, было бы не лишним подробнее остановиться на продовольственных отрядах и «продовольственниках», о которых рассказывал в своих воспоминаниях бывший азинец тов. Видякин. Для этого, уважаемый читатель, следует напрячь память и вспомнить, что же такое продразвёрстка и продотряды?

Так вот, продразвёрстка — это, прежде всего, один из элементов «военного коммунизма», система заготовки сельскохозяйственных продуктов, предусматривавшая сдачу крестьянами государству всех излишек как хлеба, так и других продуктов. (Не удивляйтесь: продразвёрстка как понятие впервые появилась во времена Великой французской революции. Комиссары, Учредительное собрание, Директория и «белые» – всё оттуда же.)

На первый взгляд, ничего страшного: захотел – сдал, не захотел – поприжал урожай, а по весне продал по более высокой цене – вот и вся недолга. Если уж мы, нынешние горожане, так рассуждаем, то крестьянин, который только и жил хлебом, и подавно. Но в этой системе продразвёрстки было два важных обстоятельства. Во-первых, сдача сельскохозяйственных излишек являлась обязательной, независимо от желания крестьянина. А во-вторых, излишки эти у работника покупались. Правда, далеко не по той цене, какую он мог бы запросить, а по твёрдой цене, установленной государством. И если с обязательной составляющей крестьянин ещё как-то мог смириться (власть, пусть и «худая», всё-таки – власть!), то твёрдые цены ничего, кроме раздражения и возмущения, вызвать не могли. Ну не хотели пахари за просто так расставаться с нажитым собственным потом и непосильным трудом! Именно они, твёрдые цены, и явились теми социальными дрожжами, которые подняли деревню против опостылевшей вконец Советской власти.

Кстати, впервые о твёрдых ценах и продразвёрстке заговорили отнюдь не большевики (большевистские лидеры тогда ещё фланировали по европам), а… царские министры. (Слышу чьё-то удивлённое восклицание: «Что?! Продразвёрстка – и не большевики?!».) Именно так, продразвёрстка в российских деревнях была развёрнута задолго до Октябрьского переворота. А если быть точным – начиная с 23 сентября 1916 года. Но всё закончилось крахом. Уже в феврале 1917-го председатель Государственной думы Михаил Родзянко был вынужден доложить императору, что продразвёрстка провалилась. Они ещё не догадывались, что отсутствие на прилавках магазинов хлеба скоро приведёт к социальному взрыву, уничтожившему Трон.

Тем не менее Временное правительство политику продразвёрстки продолжило, правда, его чиновники предписывали «немедленно… приступить к реквизиции хлеба крупных земельных собственников и арендаторов всех сословий, имеющих запашку не менее 50 десятин, а также к реквизиции запаса хлеба у торговых предприятий и банков».

Стоит ли говорить, что и у Керенского вся продразвёрстка накрылась медным тазом?

То, что идея продразвёрстки изначально провальная, большевики понимали. А потому, номинально подтвердив введённую ещё Временным правительством государственную «хлебную монополию» (закупка по твёрдым ценам всего произведённого крестьянином хлеба за вычетом установленных норм потребления и запрет его свободной продажи), отдали заготовку хлеба на откуп местным властям – Советам. Местный же Совет, как мы знаем, был органом выборным, значит, туда старались выдвигать далеко «не самых завалящих», а как раз наоборот – людей уважаемых и надёжных. А кто в деревне считался самым надёжным? Правильно, трудяга-работяга, а попросту – кулак. У него и дом был справный, и хозяйство большое; в работе не только сам хозяин и все сыновья, но ещё и наёмные крестьяне. Хоть и не любили кулаков односельчане, но знали: случись что, опять же к нему, заломив шапку, придут. Выручит. Правда, не всех и не каждого. С кем-то и разговаривать не станет, потому как знает, что ни дай – пропьёт. А что с пьяницы возьмёшь?

Таким образом, в местных Советах зачастую кулаки как раз и заседали. И всё бы ничего, если б не одно «но»: с точки зрения кулака, продавать хлеб по бросовым ценам было совсем уж «делом дохлым». Оттого-то активно саботировали, придерживая хлеб до лучших времен.

Чем закончилась царская продразвёрстка – мы знаем; знали об этом и большевики. Кремль – не Царское Село, мямлить там не привыкли. Весной 1918-го была поставлена задача решить проблему вполне по-советски – организованно и хладнокровно. Сказано – сделано. Во-первых, руководителем продовольственного дела в южных губерниях был назначен не кто-нибудь, а сам тов. Сталин, ставший, по сути, вторым человеком в советской партийной иерархии (наркомом продовольствия в тот период был А. Цюрупа). А во-вторых, не без участия того же Сталина над головами всех этих несчастных крестьян, которых со всех сторон «грабют», вскоре навис дамоклов меч – вернее, трезубец в виде трёх разящих жал: Наркомпрода, Продармии и комитетов бедноты (комбедов).

В соответствии с декретом от 27 мая 1918 года, все советские учреждения и организации обязаны были исполнять распоряжения представителей продовольственных органов, которые, ко всему прочему, имели право арестовывать и привлекать по суду всех саботажников, срывавших продовольственные поставки. И не только. Эти же структуры были наделены полномочиями применять вооружённую силу.

Вот оно, дошли и до «вооружённой силы». И кто, скажите, должен был этим заниматься – армия, ЧК, ЧОНы? (Последние, кстати, в полную силу развернутся лишь к концу войны.) Берите выше: при Наркомпроде были созданы самостоятельные вооружённые формирования, входившие в единую Продармию. Вскоре при местных органах наркомата появятся вновь созданные печально известные продотряды. Как правило, туда направляли либо городских рабочих, либо тех же крестьян из голодающих районов (не американских же фермеров из-за океана для этого выписывать!), которым, в общем-то, терять уже было нечего. Далее наспех собранные на местах продотряды отправлялись в столицу, в распоряжение наркомата, где из них формировались полки (как пехотные, так и кавалерийские), которые проходили обучение (занимались строевой подготовкой, стреляли, учились верховой езде и пр.). После прохождения подготовительного курса, получив обмундирование и оружие, бойцы откомандировывались на самые ответственные участки продовольственного фронта.

Лиха беда – начало. Если в мае 1918-го численность продотрядовцев составляла не более двух тысяч, то уже через год – 25 000, а на 1 сентября 1920-го – 77 550 человек![26]

Большим подспорьем для продотрядов была своего рода «пятая колонна» в лице комитетов бедноты (комбедов). Комбеды появились в конце июня 1918 года после известного декрета «Об организации деревенской бедноты и снабжении её хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями». Прологом к появлению декрета послужил прозвучавший незадолго до этого доклад председателя ВЦИК Якова Свердлова, в котором он открыто предложил «разжечь гражданскую войну в деревне». (И ведь ещё как разожгли!)

Надо сказать, большевики знали, что делали. Вот выдержка из данного декрета, отражающая цель создания комбедов:

«…§ 3. В круг деятельности волостных и сельских комитетов бедноты входит следующее:

1) Распределение хлеба, предметов первой необходимости и сельскохозяйственных орудий.

2) Оказание содействия местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев.

§ 4. Круг лиц, снабжение которых хлебом, предметами первой необходимости и сельскохозяйственными орудиями составляет обязанность волостных и сельских комитетов бедноты, определяется самими комитетами…»

Так что цель вполне ясна: отобрать всё у «кулаков и богатеев» да и поделить! (Прямо по булгаковскому Шарикову.) Одно ясно, если большевики били, то делали это умело, стараясь попасть в самую уязвимую точку. А самой чувствительной точкой русского мужика всегда была мечта – извечная мечта крестьянина о том, что настанет час и можно будет вполне законно и открыто обчистить того, кто тебя богаче и удачливее. Ни царь, ни Временное правительство не могли доставить такой радости мужику. И лишь Советская власть замахнулась в полной мере воплотить в жизнь извечную крестьянскую мечту. Мало того, отныне бедняк знал: если у тебя вообще ничего нет, то ты можешь беззастенчиво (опять же – открыто), войдя в состав комитета бедноты, пойти и… отобрать необходимое у буржуя! Главное, всё «по-честному» и «законно». Фантастика – и только! Вот уж, действительно, «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Сделали.