Созвездие разбитых сердец

– Почему это? Опять твои завиральные идеи и фрейдистские теории? Леонардо – моя роль, как для меня написана, и я ее сыграю, ты сам обещал! И моя личная жизнь тут совершенно ни при чем!

– Еще как причем, Павлуша… я-то знаю, о чем говорю… Для роли Леонардо нужно оставаться вечно голодным любовником, а не сытым мужем… Ты ведь с Нинкой своей налюбишься до отвала и не сумеешь убедительно сыграть его драму… Нет, Бердянский, не сможешь. Ты после своих ночных загулов все либидо теряешь, а твоим мортидо только детишек пугать на новогодних елках… в роли Кощея. Не губи свой талант, не смешивай Эрос с Танатосом… Сублимация рождается из фрустрации, а фрустрация – из воздержания и недоступности объекта!

«Фрейдист хренов! Лучше бы прямо так и сказал, что считает Нинку бездарностью и держит ее в труппе только по большому одолжению!» – раздраженно подумал Бердянский, но снова промолчал, не желая обсуждать личную жизнь и планы на будущее, которых по сути как не было, так и нет. А вот Нина так старалась создать у всей труппы впечатление, что между ними уже все решено, что сегодня просто перешла черту.

«Сама, дура, напросилась, чтобы я ее послал практически!» – он еще больше разозлился, вспомнив свое скандальное заявление в кафе и ту истерику, которую ему пришлось выдержать уже потом, в гримерке. Успокаивать рыжую бестию пришлось наедине, долгими поцелуями в разные места и нежным интимным массажем, от которого она в конце-концов и сомлела прямо на банкетке. Мир был восстановлен, но вот надолго ли?

– Останови здесь, пожалуйста! – вдруг попросил Андрей, когда машина свернула с Садового кольца в сторону зоопарка.

– Зачем? Ты разве не с нами? В багажнике жратвы на роту солдат, и твоя веганская хрень тоже там…

– Нет… я тут кое-что вспомнил… в общем, мне нужно сегодня одно дело сделать… срочное… – замялся Петренко, старательно отводя глаза от зеркала заднего вида.

– Ну ладно, как знаешь… – Павел сбросил скорость, перестроился и притормозил возле метро «Баррикадная». – Но, может, позвонишь там, отменишь все свои дела? Мы же все-таки договаривались заранее! Вон как раз и автоматы, жетон тебе дать?

– Не надо, у меня есть… – Андрей явно колебался, раздираемый как всегда, мучительным противоречием: одна сторона его творческой натуры требовала покоя и уединения, другая же любила шумные вечеринки и темное пиво… Он немного постоял в нерешительности, потом все-таки мотнул головой, наклонился к окну и сказал:

– Ладно, я быстро. Мне только пару звонков сделать…

– Давай, мы тебя ждем. – Павел предусмотрительно включил аварийку и полез за сигаретами, Димон тут же жадно потребовал еще и себе, а Войновский, похоже, опять впал в транс или анабиоз – в общем, в то самое состояние ухода в себя, при котором никакие внешние факторы его не волновали.

– Эх, жалко парня! Ну вот почему, объясни мне этот парадокс, почему получается так, что он постоянно влюбляется в тех баб, которые влюбляются в кого-то другого? Вот в тебя, к примеру… Если бы не ты, они с Нинкой не то, что свадьбу сыграли, первенца уже народили бы! – Димон снова проявил себя слоном в посудной лавке, от души потоптавшись теперь уже на гордости Андрея, их общего и давнего друга. Хорошо, хотя бы заочно.

– Зато как играет… – вдруг подал голос откуда-то из иномирья Войновский и наставительно добавил – Вот она, сублимация в чистом виде… возгонка творческой энергии из мошонки прямо в душу… Не то, что вы, повесы и распутники, все свое богатство на баб тратите…

– Ой, вот только не призывай нас принести Мельпомене обет целомудрия, для этого дела монастыри придумали и вон, понаоткрывали заново. – фыркнул Павел, а Димон попросту загоготал, оглушив друзей децибелами могучего баритона. Отсмеявшись, он покровительственно похлопал режиссера по плечу:

– Ладно, убедил, на тебя девок приглашать сегодня не будем, сэкономим пару сотен баксов…

– Какие девки, Минаев?! – искренне возмутился Войновский и даже обернулся к артисту, вальяжно развалившемуся на заднем сиденье:

– Вы мне обещали что? Обсудить важные моменты спектакля! А на самом деле вам всем лишь бы нажраться и потрахаться, да?

– Ну да, в этом же и смысл весь! Сегодня ж пят-ни-ца! – желая помешать режиссеру превратить грядущий мальчишник в очередное производственное совещание, резонно возразил Димон. – А спектакль не убежит никуда, до премьеры еще сто раз все успеем обсудить и прогнать! Ну… если тебя это утешит, могу прямо щас спеть за весь Синедрион, хочешь?

Минаев начал демонстративно прочищать горло и уже набрал полную грудь воздуха, когда Антон протестующе поднял руки:

– Нет-с, увольте-с.

– Так, господа гусары, вон Андрюха возвращается, давайте при нем про меня и Нину не будем больше, хорошо? – Павел по-своему пресек дальнейшие препирательства и, взглянув на часы, прикинул, успеют ли они заскочить по дороге в аптеку.

У девиц, которые скрашивали их холостяцкий досуг, при себе, конечно, все было, но пополнить запас «резины» все равно стоило. Трахаться без минимальной защиты нынче было чревато не только «гусарским насморком», но и кое-чем похуже, а у Бердянского на жизнь были другие планы, в больницах он уже отвалялся с запасом…

***

Успев и в аптеку, и в ближайший гастроном за добавочным пивом и сигаретами, они выгрузили из багажника сумки с продуктами и, завалившись в подъезд, еще хранивший остатки былой сталинской роскоши, в виде пышных барельефов, и сгрудились возле сетчатого лифта.

– Езжайте, я пешком! – скомандовал друзьям Павел, зная, что поднимется раньше, чем лифт доедет до второго этажа. Холостяцкая берлога Бердянского располагалась на третьем.

Раньше он любил жить на высоких этажах, но после того, как выписался из последней больницы, спешно сменил квартиру, пожертвовав одной комнатой. Зато теперь мог спокойно выходить курить на полукруглый балкончик, под которым рос пышный каштан и несколько кустов сирени. А высокие потолки с лепниной и допотопная, но надежно греющая воду круглый год, газовая колонка даже придавали его нынешней жизни определенный богемный колорит.

Он уже возился с ключами, вскрывая тугой старинный замок, когда его вдруг окликнул знакомый голосок:

– Пашенька! – и из-за лифтовой шахты показалась ни кто иная, как Фаина.

– Фанни, ты как тут?.. – Паша немного опешил, совершенно не рассчитывая на подобное продолжение вечеринки, но белокурая девица тут же прильнула к нему, потянулась губами к его губам:

– Ты что, совсем-совсем не рад меня видеть? – пролепетала тоненьким детским голосом, и доверчиво взглянула глазами раненого олененка…

– Рад… просто удивился, что ты меня уже под дверями начала караулить. Обычно, так делают только самые отчаянные поклонницы… Ну проходи, не выгонять же тебя теперь. – Павел посторонился, пропуская Фаину в квартиру, а тут и лифт прибыл на этаж, и шумная троица выкатилась из него, едва не сломав хлипкие внутренние дверцы.

– Эй, Минаев, ну ты боров просто! Полегче! Мне же чинить потом!

– Да ладно, не бзди, урона нету. Куда все это сгружать, скажи лучше!

– Кидайте на кухне, и чур тараканов не давить, они ручные и не кусаются. И да, Антон, надумаешь покурить травку, кури на балконе, а то в прошлый раз сосед унюхал и пришел под дверью торчать. Еле его спровадил…

– Оооо, да тут у тебя уже и хозяйка объявилась! Фаиночка, здравствуй! Так вот куда ты пропала из кафе! Тебя что, Павлушка в плен взял, заставил ему посуду мыть перед гостями? – пробасил Димон, внезапно обнаружив на кухне официантку из «Синевы».

– Нет, Димочка, я просто подумала, что вам скучно будет без меня, вот и приехала… – она очаровательно улыбнулась Минаеву и приняв от него пакеты, начала выгружать продукты и распределять их так, будто делала это уже не в первый раз.

Димон и Андрей переглянулись, заметив ее уверенное ориентирование в кухонном пространстве чужой квартиры, но оба сочли за правильное промолчать о своих догадках.

Похоже, Мендельсон звучал только в прелестной рыжей головке Ниночки Муравьевой…

Глава 4. Спасённым – Рай

Неделя, проведенная Марией в новом трудовом графике, пролетела как-то незаметно. По утрам было все так же пасмурно и смурно, правда, к концу месяца слегка похолодало, и теперь по ночам лужицы затягивались тонкой корочкой льда, а на траве и пожухлой листве появлялась ледяная пудра инея. Мечта о новых зимних ботинках заставляла крепить волю и поднимать себя по будильнику, а лицедейство сразу в двух амплуа – официантки и уборщицы – успешно заменяло по уровню физической нагрузки походы в спортзал и танцевальную студию.

Да и времени в сутках вдруг резко поубавилось. Илона не соврала, когда предупредила о ненормированном графике: нередко приходилось торчать за стойкой до позднего часа, обслуживая театральную тусовку после спектаклей.

С уборкой в этом смысле все было гораздо проще – там помыла, тут протерла, в зале ковры пропылесосила, сцену подмела – и гуляй на все четыре стороны! Правда, «гулять» хотелось преимущественно до «милого дома», затерянного в переулках Замоскворечья, в старом купеческом квартале между Полянкой и Ордынкой.

Однажды, как раз после уборочной смены, Мария случайно выяснила, что по соседству живет один из актеров театра, тот самый симпатичный и вежливый парень, с золотисто-рыжими волосами, из свиты «принца с золотыми яйцами» Павла Бердянского. Они столкнулись у прилавка в магазинчике продуктов с неаппетитным названием «Кураре», куда она забегала после работы за едой для Урфина и кое-какими припасами для себя – все-таки завтракать Мария решила дома, чтобы не соблазняться шикарной выпечкой «Ромбабы» – Софьи.

– О, Мария! Приветствую… Ты откуда здесь? – Андрей моментально узнал ее и по-джентльменски подхватил пакет с торчащей из него коробкой кошачьего корма:

– Позволь, я помогу…

– Привет… – она была не особенно рада встрече, но поздоровалась вежливо – обижать этого парня с печальными глазами, что единственный из той мужской компании отнесся к ней по-человечески, без тени высокомерия или наглости, совсем не хотелось:

– Я живу здесь неподалеку. А ты какими судьбами в этих краях?

– Такими же. Мой дом вооон в том направлении. – он кивнул на колокольню пряничной красной церкви, как раз туда, куда она сама собиралась идти.

– Какое совпадение! В Старомонетном, что ли?

– Ну да… Зеленый такой дом, с аркой.

– А мой чуть дальше, у басурманского посольства.

– Вот и отлично, пойдем, я тебя провожу! – Андрей галантным жестом открыл перед ней дверь магазина и пропустил барышню вперед…

По дороге они дружески поболтали о всяком-разном. Попутно выяснилось, что Петренко тоже рьяный котолюб, и квартиру с ним делит кошка Прошка, доставшаяся в наследство от бабушки… вместе с самой квартирой.

– А вот и она, видишь? Встречает меня в форточке на втором этаже!

– Ой, не боишься, что спрыгнет и попадет под машину? Тут же улица все-таки… – озабоченно заметила Мария. Она, когда въехала в эту свою вторую по счету съемную квартиру, первым делом на все окна установила прочные сетки, способные выдержать все восемь килограммов котовьей красоты Урфина.

– Нет, что ты… В ее генах – двадцать поколений естественного отбора, она умница, никогда не станет понапрасну рисковать своей полосатой шкурильей… Да, Прошечка-Хаврошечка? – Андрей потянулся к ней кончиками пальцев, она – к нему своей лапкой, так что человек и кошка будто бы поздоровались на расстоянии.

– Мяяяу? – вопросила кошка удивленно.

– Это явно было – «Папа, куда?» – заметила Мария. – Может, пойдешь сразу к ней? До моего дома два шага… доберусь.

– Нет уж, позволь, я тебя провожу до подъезда… Проша умная девочка и догадается, что к чему, – усмехнулся Андрей, и они пошли дальше бок о бок по узкому тротуару.

– А как же она одна живет, когда вы на гастроли уезжаете? Или ты ее пристраиваешь знакомым? – Мария сочла, что общаться с приятным скромным парнем на тему кошки – лучшая стратегия этого промозглого вечера. И даже не заметила, что ее вопрос несколько выходит за рамки «смолл ток», и вторгается в область личной жизни. Но у Марии и в мыслях не было выяснять интимные подробности, да и у Андрея вряд ли возникли сомнения, что красивую знакомую беспокоит именно кошка, а не квартира в Центре, принадлежащая одинокому холостяку…

– Я ее поручаю нашей консьержке, тете Вале, да и уезжать стараюсь пореже. А так у тети Вали даже ключи есть от моей квартиры, на случай, если я где-то зависну с друзьями или… еще как-то пропаду. – он грустно улыбнулся и добавил:

– Не волнуйся, я не из тех долбодятлов, что бросают друзей на произвол судьбы, пусть даже у них из документов – усы, лапы и хвост. Прошка в надежных руках!

– Я очень рада за Прошку, повезло ей с тобой… – искренне сказала Мария, и они рассмеялись. Почему-то ей захотелось узнать, как относится к домашним животным Павел Бердянский – как будто это было важно – но вовремя прикусила язык… Не хватало еще таким вот глупым образом обнаружить свой интерес к тому, на кого смотреть не следовало даже мельком. Она же мало того что смотрела, так еще и думала о нем постоянно… и теперь тоже, идя бок о бок с Андреем и общаясь на отвлеченные темы.

Случайность -это всего лишь игральная кость в руке Господа Бога. Вероятно, именно так считал некто невидимый, смотревший на них обоих сверху, то ли с золотого креста колокольни, то ли с облака, нависшего над церковью, в лучах вечернего света…

Марии предстояло убедиться в этом очень скоро.

***

Пару дней спустя, изрядно проспав на работу, Мария спешила к метро, но ее бег постоянно задерживала образовавшаяся за ночь наледь. Она обходила очередное опасное место, когда ее слуха коснулось надрывное кошачье мяуканье. Подняв глаза, Мария с удивлением заметила Прошку: кошка наполовину высунулась из своей форточки – и буквально голосила, иначе нельзя было определить звуки, вылетавшие из ее узкой пасти…

– Эй, куда ты, дурочка! А ну, лезь назад! Оххх… я же говорила этому долбодятлу, что сетка нужна! – сердито пробормотала Мария, остановилась и жестами стала загонять кошку обратно в дом:

– Назад! Прошка, назад! – но та поступила ровно наоборот: вылезла совсем, «стекла» по оконной раме, спрыгнула сперва на козырек, а потом – вниз на улицу, и с диким мявом закрутилась у ног… Подбежала к закрытой двери в подъезд и снова – к Марии, и не переставала оглашать переулок громкими криками.

Тут Мария припомнила, что необычное поведение животных может быть признаком какой-то стрессовой ситуации, и снова взглянула на окна квартиры Андрея – а вдруг он, уходя из дома, кастрюлю на плите забыл или утюг не выключил, и там уже разгорается пожар? Но нет, дымом или газом ниоткуда не тянуло, и свет в квартире все еще горел, а значит, хозяин был дома…

«Пьяный, что ли, лежит?..»

– Ну пойдем, я тебя теперь провожу, долг платежом красен… – Мария не без усилия отворила тяжеленную створку, по счастью, пока еще не снабженную кодовым замком, и кошка, продолжая призывно мяукать стремглав промчалась вверх по лестнице.

– Проша, Прошенька, кис-кис-кис… Девушка, а вы к кому? – из маленькой комнатки высунулось добродушное круглое лицо вахтерши ведомственного дома, ныне на западный манер переименованной в консъержку.

– Да вот видите… Проша у Андрея убежала, я ее обратно впустила. Поднимусь, позвоню в дверь.

– А, ты с Андрюшкой знакома? Ну иди, иди, только входную-то дверку прикрой, сквозит…

Мария быстро поднялась на второй этаж и позвонила в ту квартиру, перед которой крутилась полосатая кошка. Хозяин что-то не спешил открывать, и Мария, позвонив еще пару раз, принялась стучать, а Прошка по-своему помогала, ставя лапы на дверное полотно и немилосердно царапая его когтями.

– Андрей! Ты дома? Открой! – позвала она, но тщетно, ответа не последовало.

«Наверное, все-таки уехал на репетицию, а свет просто забыл погасить.»

Мария взглянула на часы – восемь двадцать пять, она уже в пяти минутах от опоздания… Лина бы глаза на это закрыла, но не Эдуард Витольдович, а сегодня как раз была смена в кафе…

– Так… ну не оставлять же тебя в подъезде… Пойдем-ка быстро к тете Вале за ключами…

Она спустилась и постучала в оконце, объяснила женщине проблему и собиралась уже уходить, оставив Прошку «в надежных руках», когда консьержка вдруг протянула ей связку и попросила:

– Слушай, сходи сама, у меня коленки болят, трудно мне по лестницам туда-сюда скакать уже… Вот этот ключ. – она указала на большой желтый, висящий на отдельном колечке.

– Ага, я сейчас… мигом… Пойдем, Прошечка… – легконогая Мария вновь преодолела два пролета, ловко управилась с замком, пропустила кошку внутрь и, прислушавшись, уловила шум текущей воды.

«Вот только потопа в ноябре этому дятлу не хватало для полноты жизни…» – она решительно вошла внутрь, намереваясь спасти имущество рассеянного актера, и… в ужасе замерла на месте: Андрей неподвижно лежал на полу между комнатой и кухней и не шевелился…

Прошка тут же подскочила к своему человеку, принялась скакать вокруг и прямо по нему, призывая Марию отмереть и что-то срочно предпринять…

«Так… пульс! Пощупать пульс…» – присев на корточки, она с усилием перевернула Андрея на спину и приложила пальцы к шейной артерии… слава Богу, тело было теплым, и пульс бился, но слабо… и губы молодого человека были неприятного синеватого оттенка… в уголке рта запеклась слюна.

«Сердце… точно сердце!» – тут ей самой едва не стало плохо, когда она вспомнила историю с обширным инфарктом у отца… Инфарктом, убившим здорового и сильного пятидесятитрехлетнего мужчину за считанные часы.

Она не помнила, что делала в следующие несколько минут, пришла в себя, только услышав в телефонной трубке заветные слова:

– Скорая помощь, что у вас случилось?

Мария постаралась внятно объяснить ситуацию и, с трудом сообразив, какой у Андрея номер дома, поторопила операторшу:

– Скорее пришлите бригаду! Мне кажется, дело совсем плохо… губы… синие…

– Ждите, бригада к вам выехала… А пока они едут, вы не трогайте его, не двигайте, а то можете хуже сделать. Лучше посмотрите, что у него в аптечке.

– Да, посмотрю… Скорее, пожалуйста!..

Бросив трубку на рычаг, Мария вернулась к Андрею – копаться в аптечке было бессмысленно, она же не знает его диагноза, и в любом случае пихать таблетки в рот человеку, лежащему в обмороке, было нельзя… делать же внутривенные уколы Мария не умела.

Остается только массаж сердца… кошка, вероятно, тоже думала так, поскольку запрыгнула на грудь хозяина и отчаянно месила его лапами… а в паузах терлась об него умной серой башкой.

– Не умирай, пожалуйста, не умирай! – шептала Мария, растирая Андрею холодные руки и мочки ушей. – Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас…

Сложно сказать, что сработало – массаж, растирания, молитва, или перемена положения тела – но веки Андрея дрогнули раз, другой, щеки порозовели, пульс забился чаще… он тихо застонал и приоткрыл глаза.

Одновременно раздался резкий звонок в дверь: прибыла «Скорая», благо, подстанция была совсем рядом…

– Наконец-то!..

Встать было проблематично, поскольку Мария не просто сидела на полу, но и поддерживала голову и плечи Андрея. Она повернулась к порогу и громко крикнула:

– Входите, открыто!

Каково же было ее изумление, когда вместе с медицинской бригадой в квартиру ввалился – или, скорее, ворвался – Павел Бердянский!

Отпихнув с дороги фельдшера, он подлетел к другу, распростертому на паркете, сам бросился на колени и отчаянным взором впился в бледное лицо Андрея… на его собственном лице был написан такой ужас, что сердце Марии дрогнуло от сочувствия, и она поспешила успокоить Павла:

– Он жив…

– Андрюха… слава Богу… напугал до смерти… – Бердянский шумно выдохнул и почему-то счел нужным пояснить:

– Он мне позвонил, попросил заскочить в аптеку, сказал, что прихватило сердце, а таблетки закончились…

– Так, товарищи, посторонитесь, дайте оказать помощь. – фельдшер, похожий фигурой на средневекового палача, а лицом – на Эйнштейна, без церемоний отодвинул их обоих и приступил к осмотру. Медсестра тем временем споро мерила пациенту давление.

– Тааак… ну что там, Аня?

– Низкое, Михал Михалыч. Вот прям совсем низкое… Надо срочно колоть.

– Да, готовь, а то можем не довезти…

Услышав это, вздрогнули оба – и Мария, и Павел, и спросили почти в один голос:

– Что с ним?!

– Похоже на нарушение ССД, возможно острая ишемия или микроинфаркт… Забираем срочно в больничку. Вы жена? – рявкнул он на Марию, так что она даже вздрогнула:

– Нет… Я соседка.

– Чудесно. Значит, вы родственник? – это уже был рявк в сторону Бердянского.

– Я его друг, очень близкий. Куда… куда вы его?.. – Павел нервно выбил из пачки сигарету, сунул ее в губы, но тут же выдернул и смял в руке.

Фельдшер, видно, что-то свое понявший насчет нежной дружбы двоих молодых людей, скривил лицо:

– Понятно… Есть контакты родных?

– Да нет у него родных, он с восемнадцати лет один живет! Бабушка была, но умерла давным-давно. Вы спасать его будете или родословную выяснять?! – Бердянский начал закипать, и Мария, сама не зная почему, мягко положила руку ему на плечо и шепнула:

– Паша, не лезь в бутылку… У них порядок такой.

– Вот именно, порядок! Давай, вещи ему собери в больницу, раз ты друг. В Первую Градскую поедет, на Ленинском, в кардиологию.

– Аааа… что собирать?

– Я помогу… – Мария видела, что Бердянский от стресса впал в ступор и, пожалуй, не справится даже с элементарными вещами. Она по себе знала, как это бывает, и какой космический ужас охватывает, пронзает тело и мозг тысячами ледяных иголок, когда близкий человек оказывается в серьезной – смертельной! – опасности.

Забытая всеми Прошка, по-прежнему крутившаяся возле хозяина, снова замяукала и поскакала в комнату… должно быть, показывала, где хранится одежда и белье.

– Давай я найду для него футболку с трусами, а ты собери пасту, щетку… ну все такое… – обратилась Мария к Бердянскому. – Или лучше наоборот?

– А? Да… давай. А таблетки, таблетки ему там понадобятся ведь, да, док? – вдруг заволновался Павел и, сунув руку в карман куртки, вытащил пузырек с валокордином и блистер с нитроглицерином.

– Берите, не помешают уж точно… – пробасил фельдшер, наблюдая, как медсестра делает укол пациенту и ставит внутривенный катетер для капельницы.

– Готово, Михал Михалыч! Пульс вроде стабилизируется.

– Угум… Так, ну что, трусы-тапки собрали? Давай, друг, дуй к машине, скажи шоферу, пусть носилки несет. И проход освобождаем, молодые люди.

Несколько минут суеты – и Андрей, обколотый и по-прежнему пребывающий не то в обмороке, не то в тяжелом полусне, был погружен в «Скорую помощь». Истошно взвыв сиреной, машина рванула с места и исчезла за поворотом, а в дверях возникла всполошенная консьержка, принялась причитать и выспрашивать, что произошло. Ее появление заставило Марию и Павла поторопиться со сборами, и несколько минут спустя они сами покинули квартиру Андрея.

Мария с неохотой оставила спасительницу-Прошку на попечении тети Вали – она думала, что лучше бы пока забрать котофеишну к себе, но ей было неудобно перед Бердянским, да и консьержка наверняка заартачится…

Теперь следовало бы вспомнить о том, что ее ждет работа, и, если она не явится, хотя бы с опозданием, Вишняускас ее в лучшем случае оштрафует, а в худшем -укажет на дверь. Мария собралась попрощаться с Павлом и получить заверения, что дальше он справится сам, сможет доехать до больницы и уже там спокойно позаботится о друге. Но… это оказалось не так-то просто сделать. Сердце сжималось от жалости, стоило взгляду упасть на сосредоточенное бледное лицо и покрасневшие глаза Бердянского. Он крепился, но с ним явно было не все порядке.

«Переживает за Андрея… а может, вспоминает, как с ним все было тогда…» – подумала она мельком, и, когда он, остановившись у темно-синей «ауди», вдруг спросил:

– Ты со мной? – ответила:

– Да, конечно. Едем.

– Садись. – он распахнул перед ней переднюю дверцу, кинул сумку на заднее сиденье и, сев за руль, вновь замер, как перепуганный зверь, пойманный в капкан. Кое-как совладав с нервами, завел машину и так резко рванул с места, что Марию вдавило в спинку сиденья…

Пока выруливали из переулка на набережную и оттуда разворачивались под мостом на Якиманку, он молчал, но на первом же светофоре вдруг повернулся к ней и, испытующе глядя в глаза, спросил:

– Ты что, правда где-то рядом живешь?

– Да, через два дома… А что?

– Да нет, так… ничего… просто странно это как-то…

– Ничего странного. Мы вчера с ним в магазине столкнулись, и он меня провожать пошел, а заодно показал, где живет, и с Прошкой познакомил. А когда я сегодня на работу спешила, его кошка ко мне прямо из окна бросилась.

– Чего?..

– Честное слово. Увидела меня, выпрыгнула… ну и… вот, спасла своего хозяина, выходит…