
Полная версия
Новое приходит с возрастом
И вот наступил день новогоднего праздника. Праздник был назначен на 6 часов. Весь день Миша зубрил текст. Он позвал Вику, и они вдвоем проговаривали общие куски, а затем Миша попросил Вику проверить, насколько он хорошо выучил все остальные реплики.
– Перестань мандражировать, все нормально. Пойдем лучше в буфет. – Вика была уже не в состоянии ни слушать, ни делать замечания, ей хотелось расслабиться и немного отдохнуть перед началом праздника.
В буфете, по поводу Нового года, было изобилие. Вика взяла себе бутерброд с красной рыбой и чай с пирожными. Собственно, она хотела взять одно пирожное, но не могла выбрать, какое из двух ей взять: то ли очень красиво и аппетитно выглядевшую «корзиночку с грибами», то ли ее любимый эклер с заварным кремом, и поэтому взяла оба пирожных. Миша купил два бутерброда с рыбой и бутылку пильзенского пива.
– Ты что, с ума сошёл? Алкоголь перед таким мероприятием!
– Надо расслабиться, еще час впереди, думаю, все выветрится.
Вечер начался с обряда зажигания новогодней елки. Дед Мороз и Снегурочка поздравили сотрудников Отдела с наступающим Новым годом. Потом была раздача подарков наиболее отличившимся в прошедшем году сотрудникам. Заведующий сказал несколько слов о том, как славно потрудился коллектив Отдела в уходящем году, и выразил уверенность в том, что коллектив успешно справится с задачами, поставленными перед ним партией и руководством на будущий год.
Затем Дед Мороз объявил, что теперь наступил черед самого главного и, что приятно, общего для всех подарка – спектакля, подготовленного талантами, выращенными в собственном коллективе.
Для Миши это было первое выступление на сцене перед публикой. Сначала он ощущал страшную скованность, но постепенно разошелся, почувствовал себя легко и свободно (все-таки бутылка выпитого пива дала о себе знать) и в некоторых местах позволил себе некоторую импровизацию. Тем более, что роль шута предоставляла такую возможность. Спектакль был принят на ура. Не было конца аплодисментам и выкрикам «Браво!». Бурная реакция зрителей была связана не столько с достоинствами спектакля, сколько с радостью открытия неизвестных ранее качеств их сослуживцев – тех нивелированных личностей в белых халатах, с которыми они работали долгие годы бок о бок и не подозревали, на что оные способны.
А после спектакля артисты поехали к Мише домой. Кое-как разместились в двадцатиметровой «большой» комнате. Было шампанское, было много разговоров о спектакле, о том какие замечательные люди работают в Отделе. Все наперебой рассказывали Нине, какой у нее замечательный муж, что если бы он не был великим химиком, он наверняка мог бы быть великим актером. Вика, разгорячившись шампанским, объявила во всеуслышание, что не будь Нина ее подругой, она бы не пропустила такого парня, а затем потребовала гитару. Ей передали гитару, и она заиграла знакомый всем мотив песни из репертуара Вертинского.
Гости разошлись после двенадцати. Нина быстро убрала со стола и сказала с иронией:
– Ну, артист, давай ложиться спать, а посуду вымоем завтра.
– Пожалуй, я сейчас вымою, спать что-то не хочется.
– Ну-ну, как знаешь. Тебя, оказывается, на работу опасно пускать. Отобьют.
– Вот-вот, отобьют. Так что ты со мной будь поаккуратней. Кстати, жаль, что ты не видела спектакля, действительно неплохо получилось.
– Так не пригласили же!
– Я тоже не понимаю, почему нельзя было прийти вдвоем. Ну, выписали бы желающим пропуск. Начальник первого отдела заупрямился.
– У вас еще та лавочка. Чтобы попасть на новогодний вечер, нужно иметь специальный допуск. А ты еще думаешь, вступать или не вступать в партию. Что тебе доверят, если останешься беспартийным?!
– Нина, не порти мне настроение. Поживем – увидим, тебе же сказали сегодня ребята, что я великий химик. Это, конечно, шутка, но, как говорится, в «каждой шутке».
– Если бы ты был великим химиком, ты был бы уже, по крайней мере, доктором химических наук, а не младшим научным.
– Нина, вот видишь, ты в меня не веришь, а другие верят.
– Это кто это так уж в тебя верит, Вика, что ли? Дождешься, я тебе на кухне постелю.
– Да ладно, перестань дуться, я же на тебе женился, ты у меня красавица, – привлек Миша к себе жену.
Два последующих дня Миша принимал на работе поздравления и комплименты по поводу его актерских способностей. А на третий день грянул гром. Мишу официально через секретаршу вызвали в партбюро. Игорь Сергеевич выглядел как никогда серьезным и хмурым. Он протянул Мише листок, вырванный из ученической тетради.
– Читай, – коротко бросил он. Миша, предчувствуя недоброе, дрожащими руками взял листок и стал читать про себя.
В партбюро Отдела.
Я, старый коммунист с 1931 года, обращаю ваше внимание на недостойное поведение во время новогоднего представления комсомольца Эпштейна. В ряде его высказываний со сцены прозвучали явственные намеки, порочащие нашу действительность, наше Руководство и наши социалистические завоевания. К примеру, чего стоят такие его слова: «…каков поп, таков и приход», «народ нуждается», «не по Сеньке шапка».
Кто этот поп? В чем нуждается наш народ? А его призывы к созданию синтетических продуктов! Разве не обеспечивает наше социалистическое хозяйство нас полноценными натуральными продуктами?! Нашему народу не нужны синтетические суррогаты. Пусть там у них за границей едят синтетическую икру и запивают синтетическим виски. У нас нормальной икры в любом магазине навалом. И черной и красной – выбирай по вкусу. Я, как Советский патриот, требую принятия строгих мер по отношению к Эпштейну вплоть до исключения из Комсомола.
Коммунист Ревякин Николай Петрович.
– Бред какой-то, – у Миши отлегло от сердца, – что за бред, Игорь Сергеевич?
– Бред – говоришь? А вот сценарий, утвержденный партбюро. Где ты нашел «народ нуждается», «каков поп, таков и приход»?
– Игорь Сергеевич, ну что здесь криминального, и, вообще, это же сказка…
– Ну, во-первых, как ты знаешь, сказка – ложь… А во-вторых, ты не понимаешь главного, ты ни в коем случае не должен был отступать от утвержденного текста. Представляешь себе, что будет, если по всей стране артисты будут нести со сцены всякую отсебятину?
– Что же будет?
– Что будет… Раньше надо было шевелить мозгами. Прежде всего, ты должен осознать свою ошибку. Обсудите ситуацию на комсомольском бюро. Я думаю, что до исключения дело не дойдет, но строгача ты заработаешь наверняка.
Как и предполагал Игорь Сергеевич, Миша получил строгий выговор с занесением в учетную карточку. Ребята не хотели выносить такое решение, однако им объяснили, что для Миши это самый благоприятный исход и что это единственный способ замять происшествие. Благодаря случившемуся, Мише удалось избежать избрания секретарем комсомольской организации на следующий срок, и с достижением определенного возраста он тихо вышел из комсомола. За активную работу Мише оставили на память его комсомольский билет, но о вступлении в партию речь больше никогда не заходила.
О маме
Лена Бутина – моя подруга по зимнему школьному лагерю, которую я помню, а она меня нет, что вполне естественно – она была девушка-красавица, а я обыкновенный увалень в ватных штанах, да еще на класс моложе, написала в комментарии к моей зарисовке в ФБ: «Володя, у тебя литературный талант, мамины гены не спят. Пиши нам и дальше на радость, хотя бы такие маленькие зарисовки». Почему Лена вспомнила о маминых генах? Потому что мама в её классе преподавала литературу. Спасибо, Лена, за память о маме!
Сейчас уже не много осталось тех, кто помнит маму. Для сильных учеников мама была замечательным учителем литературы. А в нашем классе русский язык и литературу с 5-го по 10-й класс преподавала Софья Николаевна. Она основательно вбила в мою башку правила русской грамматики. А что же мама? – спросите вы. С мамой я писал домашние сочинения. Мама работала над моим сочинением как профессиональный редактор, оттачивая стиль и содержание. Мама окончила в 1930 году лингвистическое отделение педагогического факультета Северокавказского Государственного Университета, в 1939 году поступила в аспирантуру ИФЛИ по специальности романская литература.
А потом была война. За время эвакуации в Куйбышеве мама потеряла самых близких ей людей – мужа и маму. В 1944 году с 4-летним сыном, то есть со мной, она вернулась в Москву. Восстановилась в аспирантуре. В августе 1945 окончила её и поступила на работу в качестве редактора иностранной литературы литературного драмвещания Комитета по радиофикации и радиовещания при СНК Союза ССР. На радио мама проработала до марта 1950 года. А в 1951 году директор 182-й московской школы Георгий Леонидович Асеев взял маму на работу в качестве преподавателя русского языка и литературы.

У меня хранится папка с мамиными документами, грамотами и статьями в «Учительской газете». Когда мама работала в школе, она для души писала рецензии в «Учительской газете» на некоторые фильмы и спектакли. В связи с выступлением по телевизору моего одногодка Алексея Владимировича Бородина, главного режиссера РАМТ (Российского академического молодежного театра, а в былые времена Центрального детского), я вспомнил, что был с мамой в ЦДТ на спектакле по пьесе Михаила Светлова «Сказка». Это были 50-е годы. Я был тогда школьником и плохо помню содержание пьесы, хотел бы перечитать её, но нынче пьесы Светлова библиографическая редкость. Мама собиралась писать рецензию на этот спектакль. Я полагал, что среди маминых бумаг найду черновик этой рецензии. То, что искал не нашел, зато нашел уникальный документ.
Несколько пожелтевших напечатанных на машинке листков с рассказом Проспера Мериме «Аббат Обэн». На верху первой страницы – время выхода передачи в эфир и карандашом фамилия чтеца – Мансурова. На каждой странице внизу ручкой проставлены инициалы редактора ЕА – Елена Арлюк. В тексте я нашел ряд чернильных пометок, сделанных маминой рукой.

Новелла Мериме построена на простом композиционном ходе: романтические ожидания становятся нелепыми и смешными, как только их освещает луч реальности. Романтические представления госпожи де П., с которыми она в письмах делится со своей подругой о влюбленности в нее молодого аббата, не соответствуют действительности. То, что казалось поэтичным г-же де П., самым прозаическим образом истолковывается в приведенном в конце новеллы письме аббата Обэна и служит неожиданной развязкой сюжета.
В обязанности редактора входил и подбор чтецов художественного произведения. В данном случае выбор пал на Цецилию Мансурову, артистку театра имени Вахтангова, ученицу самого Вахтангова, первую исполнительницу роли Турандот.
По роду своей работы маме посчастливилось общаться со многими замечательными актерами. Большинство записей литературных передач первых послевоенных лет не сохранились. Мама очень переживала, что из-за нехватки пленки были размагничены записи с голосом Василия Ивановича Качалова.
После работы на радио мама еще год работала редактором в издательстве «Русская литература», затем ей пришлось перейти на работу в школу. С 1951 года по 1958 год она работала в дневной школе, а потом, до выхода на пенсию в 1968 году, в школе рабочей молодежи. Несмотря на проблемы со здоровьем после двух перенесенных инфарктов, мама не упускала возможности провести для своих учеников открытые уроки в литературных музеях Москвы и подмосковных музеях «Мураново» и «Абрамцево».
Второго декабря 1971 года в возрасте 63 лет мама ушла из жизни.
Клуб знаменитых капитанов
С 5 лет некоторые события в нашей с мамой жизни я уже помню. Помню переезд в коммунальную квартиру, ванную комнату, заполненную старым хламом, плиту на кухне, топившуюся дровами и железную печку буржуйку в нашей комнате. Мамин письменный стол и этажерку у окна, в которой мама хранила все важные вещи. На этажерке стояло радио, круглая черная тарелка. Радио можно было слушать с утра до вечера, но для детей моего возраста тогда передач не помню.
С шести с половиной лет я начал стремительно взрослеть. Летом 1947 года мама отправила меня к деду в Одессу. У деда была тогда дача в Аркадии. Дача и море не произвели на меня сильного впечатления. Да и времени на всякую ерунду у меня не было, я постигал грамоту. Мне купили букварь, и каждый день дедушка со мной по нему занимался.
Осенью я пошел в первый класс, и единственный в классе сравнительно бегло читал несложные тексты. Может быть, единственным грамотеем в классе я был из-за того, что тогда было раздельное обучение. С девочками конкуренции я бы не выдержал.
Не помню, когда я начал читать в свое удовольствие детские книги. Я слушал детские передачи, которые стали появляться на радио. Любимой была передача «Клуб знаменитых капитанов». Передачи проходили как заседания клуба знаменитых капитанов. Заседания проходили в детской библиотеке. После закрытия библиотеки знаменитые капитаны сходили со страниц книг и выбирали председателя. Капитаны рассказывали о путешествиях и экспедициях, о жизни в разных странах, сообщали интересные сведения обо всем, с чем они встречались во время своих приключений. Заканчивалось заседание криком петуха, после которого герои спешили вернуться в свои книги.
Книги, героями которых были капитан Немо, барон Мюнхгаузен или Тартарен из Тараскона, я прочитал намного позже, когда стал сам ходить в детскую библиотеку. Но увлекательные рассказы капитанов об их приключениях пробуждали интерес к этим книгам. А кроме того, у большинства капитанов была своя фирменная песня. У песен были красивые мелодии и интригующие тексты, они запомнились мне на всю жизнь.
Теперь перенесусь во времени на 44 года. Год 1991. Я участвую в становлении «школы радости» при Курчатовском институте. Руководителем школы и инициатором её создания был талантливый педагог Миша Галицкий. Миша привлек к работе в школе энтузиастов своего дела. Поначалу в школе были только пятые и шестые классы. Я взялся преподавать самый важный предмет – окружающий мир. Позднее я уговорил своего приятеля, замечательного физика-экспериментатора Диму Арнольда вести этот увлекательный предмет со мною на пару.
В преддверии Нового 1992 года Галицкий решил устроить большой праздничный вечер для учеников и родителей. Мне пришла в голову идея оживить для детей 90-х, среди которых был и мой сын Женя, героев моего детства – знаменитых капитанов. Я написал и поставил пьесу «Маша и Витя в кают-компании знаменитых капитанов». Маша и Витя – учащиеся 5-го класса – попадают в кают-компанию корабля, которая оборудована на сцене школьного актового зала. С любопытством дети рассматривают корабельный колокол, деревянный молоток, морские карты, бочонок с надписью «ROM» и другие предметы, свидетельствующие, что они находятся на корабле. Вдруг раздается громкое шуршание книжных страниц. Дети прячутся. Под звуки песни:
В шорохе мышином, в скрипе половицМедленно и чинно сходим со страниц,Шелестят кафтаны, чей там смех звенит,Все мы капитаны. Каждый знаменит.Нет на свете далей, нет таких морей,Где бы не видали наших кораблейМы полны отваги, презираем лесть,Обнажаем шпаги за любовь и честь…через зал проходят и рассаживаются за столом в кают-компании капитан Немо, Тартарен из Тараскона, барон Мюнхгаузен и пятнадцатилетний капитан Дик Сенд.
Далее я не могу отказать себе в удовольствии воспроизвести отрывок из пьесы.
Мюнхгаузен. Друзья мои! Я счастлив, что снова вижу вас в нашей уютной кают-компании. Сегодня мы собрались на встречу Нового 1992 года. Капитан Немо, ваша очередь занять председательское кресло. Вручаю вам председательский молоток.
Немо. Ну, что ж, я готов вести нашу новогоднюю встречу в клубе знаменитых капитанов (стучит три раза деревянным молотком по столу). Капитан Дик Сенд, будьте добры, определите наши координаты.
Дик Сенд. С удовольствием, капитан Немо (склоняется над картой). Мы находимся на суше. На материке Европы. Наши координаты 37 градусов восточной долготы и 56 градусов северной широты.
Мюнхгаузен. Позвольте, позвольте, господа, клянусь своей треуголкой, я бывал в точке земного шара с такими координатами. Это Россия, Москва! Москва… как меня там встречали… российские вина, закуски, пироги с капустой, яблоками, вареники с вишней… Это было великолепно.
Тартарен. Господа, достопочтенный барон Мюнхгаузен живет в мире его сказочных историй. Боюсь, что в Москве сейчас с провиантом туговато, поэтому я запас бочонок крепчайшего морского рома для встречи Нового года.
Немо. Наш отважный охотник за львами и фуражками проявил, по-видимому, не лишнюю предусмотрительность. Однако хорошо бы найти кого-нибудь из местных жителей, у которых можно было бы узнать поподробнее, где бросил сегодня якорь наш волшебный корабль.
(Появляются Маша и Витя)
А вот и как раз и они. Ребята, идите сюда, давайте знакомиться. Как вас зовут?
Маша. Маша, я ученица 6-го класса.
Витя. А я Витя из того же класса.
Немо. А мы знаменитые капитаны.
Далее происходит знакомство Маши и Вити с капитанами. Капитаны представляются ребятам посредством своих фирменных песен, и те сразу их узнают, так как у них в школе очень хорошие учителя литературы. Витя даже знает, что Тартарена из Тараскона придумал Альфонс Доде. (Готовый кандидат в команду знатоков для будущей передачи «Что, где, когда?»! ) Капитаны на некоторое время покидают сцену для того, чтобы Витя и Маша показали им свою замечательную школу. В это время в кают-компанию пробирается старуха Шапокляк и похищает бочонок с ромом. Всё счастливо кончается, Шапоклячка разоблачена. Капитаны поднимают бокалы в честь Нового года и под крики петуха сходят со сцены.
Post Scriptum
А сейчас о том, как прошел спектакль «Витя и Маша в кают-компании знаменитых капитанов» на школьном вечере.

Капитанами были:
Капитан Немо – Дмитрий Игоревич, учитель окружающего мира.
Пятнадцатилетний капитан Дик Сенд – Елена Сергеевна, учитель литературы.
Барон Мюнхгаузен – папа одной из учениц, прошу прощения, не помню его отчества.
Тартарен из Тараскона – Владимир Генрихович, учитель окружающего мира.
Каждый из капитанов выходил к краю сцены и представлялся соответствующей песней. Капитаны красиво жестикулировали, подтанцовывали в такт музыке, раскрывали рот в нужный момент, звук же шел из динамиков, установленных за сценой. Витя и Маша безошибочно называли книги, со страниц которых сошли капитаны. Ребята сознались, что своим знаниям они обязаны замечательным учителям литературы их новой школы.
Украшением спектакля стали молоденькая учительница литературы Екатерина Владимировна в роли старухи Шапокляк и её собачка в роли крыски Лариски. Старушка, не промах, увела бочонок с ромом.
Ром так и не нашелся. Зато волшебным образом появилось шампанское. Капитаны подняли бокалы за Новый год. Прокричал петух. И капитаны под предводительством отважного Тартарена, под громкие аплодисменты зала, покинули кают-компанию.
О, звуки вальса…
«Эмма – это я!»
Густав Флобер
Вальс, вальс, вальс!
Звучит вальс.
Кружатся молодые нарядные красивые пары.
Она всматривается в лица юношей и девушек и постепенно узнает их.
Это они шесть лет назад, совсем детьми, пришли учиться в новую школу.
В школу, где все начинали сызнова – и учителя, и дети.
Она учила их новому не только для них, но и для нее предмету. Этот предмет включал в себя все – весь окружающий мир. Это было очень нелегко – рассказывать маленьким детям, как устроен мир.
Микрочастицы и макрокосмос – как это уложить в сознание детей? Год она учила их всему этому, вкладывая всю душу в новое для нее дело.
Но спустя год она уехала. Совсем.
Почему? Трудно стало с хлебом насущным?
Нет, это было далеко не главным.
Москва перестала быть ее городом.
Площадь Пушкина стала чужой!
Она родилась на Тверском бульваре, долгие годы жила на улице Чехова. А в последние годы приезжала в центр из новостройки на метро. И сразу попадала в подземные залы под площадью Пушкина.
Это подземное пространство стало наполняться в последнее время чем-то странным, чужим.
То тут, то там располагались лотки с газетами, книгами, проповедующими нацизм. Молодчики в черных рубашках открыто пропагандировали свои товары и взгляды. И было страшно, что вся эта коричневая пена выльется наверх и затопит мутным потоком Тверской бульвар.
Она уехала, а ее ученики остались.
Другие учителя учили их математике, физике, биологии.
Жизнь продолжалась.
И вот наступил выпускной вечер, выпускной бал.
Учителя выпускали своих питомцев в жизнь и говорили напутственные слова.
Ученики благодарили учителей. У родителей, как всегда в таких случаях, блестели на глазах слезы.
И все это снималось на видеопленку.
Поэтому теперь в ее крошечной тель-авивской квартирке звучат звуки вальса.
На экране телевизора кружатся пары.
Юноши в белых рубашках при галстуках бережно ведут своих дам, которых совсем недавно дергали за косички.
Веселые, радостные лица.
А ей вдруг стало очень грустно.
Спазм подкатился к горлу.
Почему она не с ними?
И кто кого приручил?
Звуки вальса плывут в тягучем зное хамсина1.
Вальс, вальс, вальс…
Встреча в «Бен-Гурионе»
Эта удивительная встреча, вселяющая надежду на взаимопонимание, произошла на асфальтовой площадке перед терминалом «Бен-Гуриона».
…Поздний осенний вечер, скамейка перед входом в здание аэропорта. Жду рейса из Кишинева, встречаю родственников. Самолет опаздывает, прилетит ночью. Двое молодых людей бережно под руки подводят к скамейке и усаживают рядом со мной очень пожилого человека. К скамейке подходят дамы, еще один мужчина подвозит тележку с чемоданом и баулом. Идет оживленная беседа на иврите, улавливаю лишь отдельные слова. К моему удивлению, компания прощается со старцем и удаляется. Он разворачивает «Джерузалем пост», однако читать невозможно, не хватает света. Старичок поворачивается в мою сторону. Некоторое время рассматривает мою газету.
– Каждый читает свое, вы на русском, я на английском, – говорит он на хорошем русском.
– Вы свободно говорите по-русски, вы давно в Израиле? – задаю традиционный для поддержания беседы вопрос.
– С 1947 года. Я врач. У меня была клиника в Лондоне. Знаете, тогда было модно из Англии отправляться в Африку, помогать больным и обездоленным. Ну, а я продал клинику, приехал сюда, поселился в Негеве, лечил своих. Сейчас лечу в Лондон. Меня пригласили на конференцию.
– Вы летите один?
– Да, я заказал номер в гостинице. В аэропорту возьму такси. С этим нет проблем.
Затем он поинтересовался, кто я, и чем занимаюсь.
– А, вы физик, – оживился мой собеседник, – я, хотя и врач, но очень интересуюсь физикой, как это выразить по-русски, маленьких частиц. Я много читал, меня поразило, что частица и волна – одно и то же. И еще, я хотел бы обсудить с вами космологические проблемы, меня это очень увлекает. Расширяющаяся вселенная – это трудно понять.
…Что вас удивляет? Я думаю, каждый культурный человек должен знать то основное, что придумано учеными. Вот вы физик, но вы же наверняка знаете, кто открыл пенициллин. Что? Ермольева? Я не знаю, кто такая Ермольева. А, впервые в России, но это не совсем то. Конечно, вы знаете. Что? Склероз? Рановато, молодой человек. Роман Моруа? Да что-то было. Не мучайтесь, не сомневаюсь, что вы просто забыли, я только напомню – Александр Флеминг открыл пенициллин в 1928, а в 1945 получил Нобелевскую премию.
Память у меня не такая хорошая, но я ее развил чтением стихов. До сих пор помню много стихов на русском.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Горячий ветер из пустыни.