bannerbanner
Пастух для крокодилов
Пастух для крокодилов

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

– Вы предлагаете разделиться? – вскинул брови потомок эмигрантов.

– Предлагаю себя в качестве часового, мистер Хоксли. Говоря проще, посижу на улице, подышу воздухом. Может, увижу чего.

– Ну, если не боишься… – пожал плечами Суханов, взглянул внимательно. – Я, правда, не совсем понял.

– Тут и нет хитрых замыслов, – улыбнулся Богдан вполне безмятежно. – Хотя, с местными колхозниками надо держать ухо востро. Не стоит нам всем запираться в одну каморку без окон и прислушиваться к каждому шороху.

Кира, которой все сказанное перевели в двух словах, усмехнулась и взглянула на коллегу удовлетворенно, словно сама его вынудила уйти, гада такого, ломальщика рук.

С тех пор минул час. Ровно час – светящиеся стрелки на «командирских» дело знали туго. Темнота, пролившаяся на джунгли флаконом чернил, загнала все живое в деревне по домам, сараям и вольерам – даже куры не квохтали. Собаки тоже попрятались – беспородные деревенские псы слишком хорошо различали запахи, доносящиеся из близкого леса. Скулили и тявкали испуганной скороговоркой.

Богдан, разместившийся на кряжистом, неизвестной породы дереве прямо в центре деревни, не мог похвастать острым обонянием, а потому заботы его сейчас одолевали вполне прозаические. Сидеть дюже неудобно – поперек ветки, спиною к стволу. В ранешние годы не такое еще проделывал – по пять суток, бывало, лежал почти без движения, но все же… Время рекордов прошло, господа. Пора уже трудиться чинно-важно, даже при твоей дурной профессии. По асфальту ездить, да на хороших машинах, и костюмы носить «от…» кого-нибудь прославленного. Не старость еще, слава Богу, и не зрелость даже! Поздняя молодость, на самой грани. А ты дерево собой украшаешь, будто давний человеческий предок по версии Дарвина. Зато на свежем воздухе! Чуть изменив положение, Богуславский зацепил карабин ремнем за ближайший сук, да так и оставил, дабы рука не уставала. Локтем уперся в соседнюю ветку, расслабился максимально. Удивился опять, насколько быстро прошла в этот раз адаптация к тропикам – будто и не уезжал отсюда. Воздух не кажется уже ни сырым, ни тяжелым, нечисть крылатая-писклявая воспринимается как неизбежное зло. Даже созвездия на небосклоне привычные – никаких тебе Южных Крестов. Свое полушарие, родное…

Задремал на миг и проснулся внезапно, будто от толчка. Прислушался, не делая резких движений – тихо всё. Скотина не беспокоится, собаки уже не скулят. Приемник в «гостевой» хижине играет чуть слышно импортную блюзовую мелодию.

А под деревом кто-то есть.

– Вы слышите меня? – спросил на плохом английском, полушепотом, женский голос. – Тигр сегодня не придет, я знаю.

Темная фигура вышагнула из тени, и Богдан узнал давешнюю вдову-прислугу-хозяйку. Как же ее зовут-то? Неважно, впрочем. Другое сейчас важней – какими такими судьбами привело гостеприимную мамзель под это дерево, с бессмысленным риском для жизни?

– Я могу пригласить вас в гости, – произнесла вдова фразу, объясняющую абсолютно всё. Без экивоков, что называется. Маленькая деревня, неизбежное кровосмешение, новые люди… Ясно, в общем. Совсем не зря изолированные мелкие народы норовят подсунуть свою жену под всякого заезжего гостя, не комплексуя насчет собственной рогатости. Выживание рода -прежде всего!

– В гости, говоришь? – переспросил Богуславский, вглядываясь в окружающий пейзаж. Может, все сложнее, чем кажется? Может, польстились-таки аборигены грабануть приезжих охотников, а Богдан им карты путает со своим дозором? Нет, опять паранойя, пожалуй. Хижина «гостевая» без окон, внутри трое вооруженных людей. С разгону не войдешь. Главный вопрос – к чему вообще крестьянам грабить или, паче того, резать своих спасителей? Ладно бы еще ПОСЛЕ, когда шкура тигриная будет на солнышке вялиться! Хотя истинный профи отбросил бы такие аргументы на раз и не оставил бы пост ни за какие коврижки.

«Похоже, я полудилетант! – подумалось Богдану, когда спускался с обезьяньей ловкостью вниз. – Слишком доверяю интуиции и поддаюсь желаниям!» Приснопамятные, прежних лет инструктора за такое решение задачи вкатали бы «незачет», да еще обхамили бы вежливо перед группой. Припомнили бы банальные истины, известные каждому первокурснику – насчет «сладких ловушек» и прочих проблем, доставляемых коварным-прекрасным-слабым полом. Да и пофигу! Жизнь – не задачка из спецкурса, ее под инструкции не подгонишь!

С этой мыслью достиг, наконец, земли. Огляделся, не чувствуя ни малейшей тревоги. Странно даже. Ночь, место опасное, а холодка по спине нет. Потому, возможно, что стоит под деревом хрупкая вдова-хозяйка и не боится ни тигров, ни даже злых языков, которые «страшнее пистолета».

– Ну, пойдем что ли. Веди, хозяюшка, не томи.

Короткий путь между хижинами и сараями проделали молча – женщина прятала лицо, будто устыдившись собственной дерзости. Первой влезла по лесенке, исчезла в провале двери. Богдан, поднимаясь следом, расстегнул кобуру, но эта мера оказалась ни к чему. Пусто было в хижине – не считая домашней утвари, плетеных циновок, да пучков неведомой сушеной растительности под потолком.

– Ты что, знахарка? Или колдуешь?

– Нет, у нас многие знают травы, – девушка подошла к двери, потянула внутрь деревянную лесенку. – Городские лекарства в Судайпхи стоят дорого и не всегда помогают. Мы лечимся, как умеем.

Что ж, по крайней мере, амбре в хижине стояло очень даже неплохое – лесом пахло, солнцем, свежестью.

– Давай помогу,– ухватившись за лесенку, Богдан задернул ее внутрь, уложил вдоль стены. Теперь, благодаря сваям, от крыльца хижины до земли не менее трех метров. Видел уже прежде такие конструкции в других странах Юго-Востока и знал про главное их назначение – защиту жилья от тигров и змей.

– Дверь закрывать не будем, – распорядился вполне по-хозяйски, ставя карабин в угол, пальцы занялись шнуровкой башмаков. – Вот я, стало быть, и в гостях. Тебя как зовут-то, красивая?

– Лай Мо,– девушка застыла нерешительно у дверей, лицо скрылось в скрыто глубокой тени. – Ты, наверное, считаешь меня шлюхой?

– Нет, вообще-то, – тон вышел настолько фальшивым, что Богдан счел за лучшее умолкнуть. Ситуация, по большому счету, банальнейшая – зазвала бабенка мужика в гости с конкретной целью, и теперь ей надобно для самоуспокоения услышать что-нибудь красивое. Про любовь-морковь, про судьбу, про притяжение сердец. Сколько уж раз задавали Богдану этот нехитрый вопрос, на разных языках, под разными небесами, в разных выражениях! От уклончивого: «Я тебе действительно нравлюсь?», до лобового, как сейчас. Сколько раз отвечал бравый телохранитель, громоздя галантные словечки чужих наречий, заверяя, обманывая! Не особо-то и старался, скажем честно – если не поверят, так сделают вид, что поверили. Спокойней им так.

Сейчас врать почему-то не хотелось, но и молчанием не отделаться – для Лай Мо этот вопрос, похоже, принципиален.

– Понимаешь, у нас в России на все это смотрят проще. Если женщина нравится мужчине, или наоборот…

– Я ведь не вдова, – сказала она, приблизившись вплотную, опустилась одним движением на циновку. – Мой первый мужчина не был моим мужем. Просто парень, из наших. Потом он погиб, завалило на каком-то руднике, а я уже носила в себе его ребенка…

– Да уж, тяжко тебе пришлось, – посочувствовал Богдан, знающий патриархальные нравы. – Били?

– Нет. Тот парень был внуком старосты, любимым внуком. Мужчины собрались и решили считать меня вдовой, со всем причитающимся уважением. А ребенок все же умер. Родился мертвым. Говорят, что так всегда бывает с детьми, зачатыми без брака.

– Ага, – усмехнулся Богдан. – У нас бы в России тогда национальная катастрофа случилась. Нулевой прирост населения. И вообще…

Новый звук прорезал тишину ночи, оборвав Богданову фразу и вытолкнув в кровь мощную порцию адреналина. Длинная, на весь «рожок» автоматная очередь простучала в джунглях и смолкла. «Калашников», не далее километра! Богуславский присел на корточки у дверного проема (не высовываясь), долго вглядывался в лесную тишь, слушал суматошные вопли обезьян и птиц. Ждал. «Гостевая» хижина отсюда видна отлично, лестница втянута, никакого вокруг шевеления.

– Это был плохой человек, чужой, – прошептала Лай Мо, оказавшись, незнамо как, совсем рядом. – Все местные знают про тигра, и никто не пошел бы ночью в джунгли.

Богуславский попытался приобнять ее, не глядя, но «вдова» вывернулась, потянула за собой. Зашелестела ткань, опадая с тела на шершавый циновочный пол.

– Иди ко мне.

Богдан обернулся. И взглянул. Было на что посмотреть: Юго-Восток всегда славился изяществом своих женщин. Хрупкость почти фарфоровая, законченность линий, сексуальность, воспринимаемая на уровне подсознания. А навыки? «Кама-Сутра» – это не отсюда, гораздо западней, но все же … Азия-с. А массаж таиландский пресловутый? Тоже не отсюда, но почти. В генах, в традициях, в культуре заложено и освящено прошедшими веками, бесчисленными поколениями жен и любовниц.

– Иди ко мне.

– Иду.

Дальше словам не осталось места. Пламя, бешеный напор и последний яростный всплеск. Покой. И опять пламя – неспешное, раздуваемое, будто уголек умелыми женскими губами.

– Почему ты смеешься?

– Мне хорошо. А еще представил, как далеко нас было слышно. Соплеменники твои теперь до утра не уснут.

– Мне можно. Чего еще ждать от молодой вдовы!

«А может, и правда, никакой в тебе корысти, никаких «вырождений рода»? Просто есть мужчина и женщина, вполне симпатичные друг другу. Взаимное притяжение, экзотический каприз – для обеих сторон экзотический. Зачем все усложнять?!».

Мысли ласкали самолюбие, но собрать их воедино никак не удавалось – попробуй тут, сосредоточься, когда … когда… О-о! Ну, держись!

За распахнутой дверью хижины оглушительно стрекотали цикады.

Глава седьмая.

В которой тайн становится все больше

Автомат системы Калашникова, образца 1947 года (он же АК-47) – довольно мощное оружие. Во многих отношениях. Даже в плане механической прочности корпуса и всех составных частей. Железо – оно и в Африке железо, и в Азии тоже. Дерево – материал куда более хрупкий, а потому кой-какие следы на автомате остались, впечатавшись в древесину цевья и приклада. Пара глубоких вмятин, трещина длинная. И все. Малая плата за пребывание в тигриных зубах. Самому владельцу данного конкретного оружия повезло куда меньше.

– Он, наверное, палец на спуске держал, боялся.

– А стрелял в кого?

– Ни в кого. Мышцы судорогой свело, когда тот ему на спину прыгнул. Вся очередь – в белый свет как в копеечку.

– Куда?

– Никуда. Выражение такое русское, идиоматическое!

Разговаривать Богдану не хотелось. Вид мертвых тел всегда был для него (как для любого нормального человека) сильнейшим депрессантом, отбивающим аппетит и портящим настроение. Даже если принадлежало это тело не другу, не знакомому и вообще не понять кому. Попробуй сейчас разберись! Нога в ботинке, голова – лицо азиатское, узкоглазое, искаженное гримасой. Часть туловища с торчащими белыми ребрами и обрывками зеленой ткани – определенно китель полувоенный, полевого покроя, в каких добрая половина страны ходит по горам и лесам. «Полу», потому что без погон и нашивок, определяющих принадлежность к армии. Мирный житель? Ну да, разумеется – с автоматом на боевом взводе, в ночных джунглях! В пятистах метрах от деревни, где как раз заночевали богатенькие иностранцы!

– Может, карманы проверить? – сделал Богдан шаг вперед и остановился, приторможенный жестом Хоксли.

– Не стоит, право, приближаться к останкам ближе, чем на пять метров, у тигра очень хорошее обоняние. Мы и так достаточно тут наследили, господа.

– Он, что, может еще вернуться? К ЭТОМУ?

– Наверняка, мистер Бокуславски, – в англоязычном произношении фамилия Богдана прозвучала смешно. – Тигр, знаете ли, большой лентяй, он никогда не станет искать себе новую добычу, если где-то осталась часть прежней. Хотя бы немного, – повернувшись к крестьянину-следопыту, приведшему их сюда, Хоксли произнес несколько фраз на языке сайбо, обводя красноречивым жестом окрестные деревья.

– Ну вот, теперь мы можем возвращаться. К вечеру местные парни смастерят для нас махан, а сегодняшняя ночь станет для убийцы последней.

Богдан пожал плечами, взглянул еще раз вокруг, пытаясь представить, как все это выглядит в темноте. Не очень приятная рисовалась картина, даже сейчас. Деревца в три обхвата, кустарник (вот где змейки-то), лианы, полумрак. Вверху, среди веток вопят вездесущие обезьяны, а внизу, рядом с россыпью неведомых ярких грибов, лежат полусъеденные людские останки. Мрачно, господа.

– А собак нельзя сюда? – припомнил Богуславский все ему известное об охоте на крупного зверя. – Пройти по следу, отыскать логово…

– Что вы, мистер Бокуславски! – в улыбке Хоксли отразилось вежливое презрение профи к дилетанту-«чайнику». – Ни одна местная собака не пойдет за тигром, они боятся даже запаха. А видимых следов он почти не оставляет из-за своей мягкой поступи.

Запах действительно ощущался – все тот же, кисловатый, звериный. Правда или нет, что от людоедов воняет как-то по-особому? Обмен веществ у них, мол, другой. Враки, скорее всего – не так уж «венец природы» отличается своим биологическим составом от прочей живности, чтобы желудок хищника это воспринимал. Мясо – оно и в Африке мясо. И в Азии тоже. Цинично, но факт.


*            *            *


Дмитрий Константинович занят был делом исключительной важности – брился. Без кипятка, помазка и мыльной пены, обычным станком. Говоря по чести, брить там особо и нечего – так себе, бородку «столыпинскую» подравнять, дабы на щеки не лезла, да усам придать форму и упругость. Пять минут работы, при наличии соответствующих навыков, зеркала и хорошего инструмента.

– Сочувствую, – произнес Богдан вполне откровенно, проходя мимо клиента к «гостевой хижине». – Если уж решили в джунглях выглядеть джентльменом…

Сам Богуславский на время работы подобные условности игнорировал, возвращаясь обычно в лоно цивилизации с неизменной окладистой бородой «а ля рюс», радикального черного цвета.

– Кстати, у нашего гида-проводника есть некоторые планы на сегодняшний вечер.

Суханов известие встретил без видимого энтузиазма, что можно было отнести на счет тупой бритвы. Пробормотал, что-то, поморщился, скрести начал по второму кругу, вглядываясь в миниатюрное Кирино зеркальце.

– В республике Сайбан десять часов утра, – провозгласил изящный приемник «Сони», поблескивающий антенной на столе рядом с хижиной. Звучным голосом провозгласил, почти по-левитановски.

– Ч-черт! – всплеск сухановского дурного настроения относился не столько уже к бритве, сколько к собственным рукам, вздрагивающим не вовремя. Струйка крови из пореза прочертила дорожку по намыленной щеке, придав бизнесмену-магнату вид трагедийного актера.

– Сразу одеколоном смажьте, – посоветовал Богдан. – В местном воздухе столько заразы!

– Обойдусь! – отозвался неблагодарный клиент и плеснул попросту себе в лицо пригоршню воды. Бац, и нет ни мыла ни крови. Богуславский, отведя взгляд от раненого, посмотрел туда, куда глядел минуту назад, сверяясь с радиосообщением – на циферблат своих «Командирских». Странность, замеченная им тогда, за шестьдесят секунд не исчезла, лишь видоизменилась слегка. Было – 9.00, стало – 9.01.

– Вроде, правильно в аэропорту настраивал, на местное время. Когда успели отстать? Да еще ТАК отстать!?

– Все в порядке, это на радио ошиблись, – отозвался Суханов, демонстрируя циферблат своего «Вашерона». – У нас с тобой совпадает?

Сейчас в его тоне не осталось и следа былого раздражения. Бодрость там звучала, чрезмерная почти, будто успел Дмитрий Константинович за прошедшие шестьдесят секунд накатить стакашек, да под приятную закуску. Хотя нет, не так. Иного характера была эта бодрость – не веселая-добродушная, а пружинистая, адреналиновая, словно у спортсмена на низком старте, за мгновение до выстрела.

– Совпадает, Дмитрий Константинович, – ответил Богдан, решив проанализировать странности чуть позже. Прошел мимо собеседника к «гостевой» хижине, лесенка заскрипела под ногами. Приемник на столе играл что-то ему в спину – наверняка государственный гимн республики.

Кира сидела себе внутри. Такая же, с виду, необъяснимо-адреналиновая, но скрывающая энергию под невозмутимой профессиональной маской.

– Почему клиента одного оставляешь? – поинтересовался Богуславский холодно и строго. Не у женщины спрашивал – у коллеги, игнорирующей свои обязанности. Говоря по чести, других интонаций «моделька» сейчас бы не приняла – сама упорно обостряла отношения.

– По джунглям неизвестные шарятся, с автоматами, явно про нашу душу. Иди вниз и будь рядом с Сухановым.

– Раскомандовался, – фыркнула Кира не прерывая своего занятия. Ногти она шлифовала, пилочкой маникюрной.

– Как там, кстати, веселая вдовушка?

– Что?

– Что слышал. Устроили тут… звуковой фон на всю деревню!

– Я так понимаю, это ревность?

– Ага, размечтался! – в глазах телохранительницы блеснула колючая искра. – Так что ты там говорил про людей с автоматами?

– Сейчас расскажу, – ощутив беспокойство, Богдан не сразу осознал его причину.

ЧУЖОЙ запах!

Целый букет из дешевого табака, пота и еще чего-то неотождествимого, резкого. Так пахнет от людей, занимающихся недели три подряд интенсивной физподготовкой, без всякого намека на душ и стирку. Или от живущих в лесу – не в деревне лесной, а именно в чаще, в землянке какой-нибудь, где ни бани тебе, ни бассейна.

– У нас были гости? – спросил Богуславский равнодушно и поймал краем глаза мгновенную настороженность собеседницы: лицо, поза, еще кой-какие детали.

– О чем ты?

Ясно. Изобличать и доказывать Богдану не хотелось – баба с возу, как говорится. Жаль только, что вина за пострадавшего по собственной глупости клиента ляжет на охрану. Придется нынче же прояснить для себя суть дела – намеками и хитрыми вопросами.

А может, это опять того? Ум за разум? Вся деревня курит, причем именно плохой табак. Не голландский, как у Стивена Хоксли, а тот, что подешевле. Зарулил, к примеру, в гости староста, посидел, надышал, а мы тут сочиняем на пустом месте! Да, но почему такая реакция у Киры на безобидный вопрос? Почему герр Суханов с телохранительницей не пошел утром в джунгли, хотя охотой грезит? Главное – не связано ли сие ожидание с тем автоматчиком, чьи бренные останки лежат сейчас в лесу, а если связано, то как?

Вопросы, вопросы…


*            *            *

Время – чертовски пластичная вещь, способная сокращаться и растягиваться, вопреки твоему желанию. Бежишь, к примеру, марш-бросок с полной выкладкой, сердечко барахлит, пот ручьем. Еще немного, еще… Хлоп-не успел! Лишняя минута, курсант Богуславский! Еще точнее – пятьдесят… э-э… семь секунд. Мало, скажешь? Несерьезно? Хренушки, Богуславский! За эти вот пятьдесят… э-э… с тобой может случиться столько всякого-разного! Рванула, к примеру, где-то штуковина мощностью Х мегатонн, прошлась по полям-лесам взрывная волна в сопровождении проникающей радиации. Всё как учили. Еще пару дней спустя, в этих самых местах оказались вы Богуславский, один или сотоварищи. Зачем оказались – вопрос десятый. Погулять вышли. Внимание, задача – преодолеть полосу радиоактивного заражения шириной в …надцать километров, набрать на заполосной стороне грибов и назад. Не забывай только, что каждая лишняя минута в зоне заражения увеличит твою дозу на столько-то рентген. А ты, Богуславский говоришь – минута, мол, немного. В самый раз! Убедил я тебя? Нет? Тогда вот тебе продолжение: место встречи, на котором в момент Х тебя ожидает некий доброжелательный собеседник. Только тебя и только в момент Х. Десять секунд спустя, не дождавшись, доброжелательный собеседник превратится в равнодушного и занятого местного жителя, развернется и уйдет. Работа у него такая. Догоняй, потом, перестревай, пароли выкрикивай («Это у вас продается славянский шкаф?!») – бесполезно. Вскинет брови, выскажет тебе на чистейшем английском-немецком-иврите-хинди-пушту что-нибудь, к делу совсем не относящееся. Контакт не состоялся, товарищ Богуславский (или что у вас там в документах записано). По вашей вине не состоялся. Запасайтесь вазелином и ждите оргвыводов. А ты говоришь – пятьдесят семь секунд! Отдышись, курсант, морду лица умой, да готовься на второй круг. С полной выкладкой.

Что ж, тех присной памяти инструкторов Богдан не раз потом помянул добрым словом. Не раз, не два и не три. Тяжело, как говорится, в мучении, легко в раю. Говоря по чести, для работы «лошадиный спорт» оказался не очень-то и нужен – редко там доводилось бегать. Все больше шагом, или на авто. Костюмчик цивильный, джинсы с рубашкой, фуфайка рабочая, на худой конец. Города, метро, людские толпы. Иногда джунгли, но тоже все больше в благопристойном туристическом обличье. Хотя, бывало и по-другому – раз несколько, но полной мерой. Что пригодилось с курсантских годов, так это любовь к точному времени. Даже если секунды кажутся сделанными из тягучего каучука. Когда сам ждешь, например, в роли того самого «доброжелательного собеседника». Кто-то где-то бежит, торопится, мгновенья считает, а ты ждешь. В кафе, на пляже, на бульваре. Люди вокруг то же самое делают, местные жители и туристы. Тебе в местного жителя, равнодушного и занятого, превращаться нельзя, потому как время не вышло. Х часов Х минут Х секунд, в которые (и только в которые) может состояться контакт. Стой (лежи, ходи) и жди. Уф-ф! Не зря самым приятным (хоть и адреналиновым) видом контактов считаются «моменталки»! Пришел в оговоренный срок через оговоренную подворотню, а то и просто по улице, столкнулся с незнакомцем, сунул ему в руку, или взял нечто. Не останавливаясь, друг на друга, даже не глядя. Приятный контакт, но увы, не всегда возможный. Трудно и долго течет время в большинстве кафе-бульварно-пляжных скитаний.

И в джунглях тоже трудно. Даже если лежишь себе в гамаке (собственность Хоксли), под москитной сеткой и ничего не делаешь. Скучаешь просто. «Где бы ни работать, лишь бы не работать» – афоризм, приписываемый русскому человеку клеветниками и злопыхателями. Немец, мол, с рабочего места минутой раньше не уйдет, американец, по своей инициативе, еще лишку задержится, Япона-мать вообще сплошными трудоголиками населена. Не учитывают злопыхатели, что отдых тоже имеет границы, особенно если условий для него никаких. Жара, хижина с чьим-то амбре, свиньи, собаки, москиты. Цель-минимум – дождаться вечера. Цель-максимум… Не будем загадывать, господа и вы леди, тоже. Большая полосатая кошка вряд ли учтет ваши пожелания.

«А ведь все это наверняка скоро закончится», – мысль, родившаяся в глубине скучающего мозга, не принесла ни печали, ни радости. Так себе, констатация. Абсолютно не годится страна Сайбан для разгульного отдыха российских магнатов. Тигра добыть и домой, домо-ой! Может, даже завтра.

– Вечереет, – произнес задумчиво Дмитрий Константинович. -Скоро пойдем, наверное.

Расположившись на чурбаке, Суханов строгал что-то большим охотничьим ножом. Задумчиво строгал. Судя по белым, холеным рукам бизнесмена, на подобное занятие его могла подвигнуть только нестерпимая скука, в чем Богдан с клиентом был полностью солидарен.

– Пора нашего охотника будить, – согласился Богуславский. -Пока глаза протрет, пока умоется…

– Разумный человек, не то, что мы с тобой. Понимает, что для бессонной ночи нужно выспаться заранее, – Суханов положил на стол нож и деревяшку, легко поднялся с чурбана. – Лежи, я его сам растормошу.

Богдан спорить не стал – предпочел потратить время на короткую зарядку. Нелишне после целого дня расслабухи. Десяток-другой разминочных движений, десяток прыжков и кульбитов, сотню раз на кулаках отжаться. Бой с тенью – быстрый и функциональный без лишних красивостей. Хватит, пожалуй.

– В республике Сайбан восемь часов пополудни, -провозгласил со стола сухановский приемник, на сей раз приятным женским голосом. Почти как у той стюардессы в «Боинге».

– И то хлеб, – константировал Богдан, убеждаясь, что на сей раз его хронометр не подвел. Двадцать ноль-ноль, если по «континентальной», 24-часовой системе.

– Передаем последние новости. Сегодня глава государства генерал Пхай Гонг выступил с торжественной речью… Продвижение по пути рыночных реформ под бдительным руководством… На плантациях республики собрано более тысячи тонн риса… Новое преступление террористов именующих себя «краснокосыночниками» – взрыв в центре столицы нашей республики, городе Кухьяб…

Подойдя к столу, Богдан разглядел, наконец, изделие господина Суханова и хмыкнул невольно. Толстенная палка отстругана в виде угловатого фаллоса с зазубринами по всей длине. О причинах столь причудливой направленности Сухановских мыслей остается догадываться.

– Что это? – Кира дремавшая доселе в хижине, соизволила показаться на свет Божий и выглядела сейчас вполне миролюбиво. – Сам что-ли выстрогал?

На страницу:
5 из 6