Послание из прошлого

– Я должен… срочно… кое‑что… передать… – мальчик осекся, дернулся, но Николай Степанович не отпускал его.

Расширившимися от ужаса глазами Витя увидел мешок с газетами перед собой, плащ цвета хаки, который так любил надевать почтальон из‑за его практичности и водонепроницаемых свойств, увидел темную шляпу… и вовсе обмер.

– Пустите! Пустите меня! – закричал Витя фальцетом и Николай Степанович, разжал кисть, выпуская мальчика.

– Господи, – прошептал он. – Да что с тобой такое? – он посмотрел в направлении балкона тети Оли, но дверь была закрыта, а свет в квартире не горел. Окна квартиры Крыловых выходили на другую сторону.

Когда Витькины пятки скрылись в подъезде, Николай Степанович опустил голову, поискал взглядом сумку, взвалил ее на плечо и поплелся дальше. С каждым днем, проходя мимо балкона тети Оли и не встречая ее ласкового, поощрительного взгляда, его накрывал все более плотный сумрак, ему казалось – жизнь потеряла смысл и больше не обретет его никогда.

Он запихивал проклятые газеты и журналы с улыбающимися лицами работниц, колхозников и тружеников в почтовые ящики, часто они не лезли, и он силой проталкивал их вглубь, тонкая бумага с треском рвалась, а с его лица катились слезы. Он не замечал их и только на цветастых глянцевых обложках оставались темные выпуклые отметины, про которые читатели, удобно устроившись в своих креслах перед телевизором думали, что это всего лишь обычные дождевые капли.

Глава 11

2010 год

– Я не могу, – попытался сказать Виктор, но быстро понял, что ничего не получится. Его подхватили под руки и буквально вынесли из вино‑водочного магазина, провели по улице через дорогу сквозь ветхую арку сталинского дома, на стене которого виднелась надпись, нарисованная куском черной смолы лет двадцать назад: «Зачем ты здесь?». Надпись постоянно закрашивали, но кто‑то с таким же завидным постоянством ее восстанавливал.

И каждый раз, проходя по этой арке, Виктор волей‑неволей задавал себе этот вопрос и каждый раз ответ на него был разным.

В третьем справа от арки подъезде и жил когда‑то Шкет, заклятый враг в школьные годы.

Шкет, перевернув бейсболку задом наперед, набрал код, ругнулся на кипу только что расклеенных объявлений одинаково содержания и одним махом сорвал их все, бросив под ноги.

– В наше время такого не было! – рявкнул он, втаптывая шелестящий бумажный ковер в пыль.

– Чего грязнишь, – отозвался Леня. – Теперь кто убирать будет? По всему двору разнесет!

– А тебе не пофиг?

Подъезд дома, несмотря на довольно убогое состояние, старую краску на стенах, тусклый свет, обшарпанный вид почтовых ящиков, до сих умудрился сохранить величественный и монументальный вид, свойственный всем сталинкам.

Когда дверь закрылась и они, воспользовавшись старым лифтом с раздвижным дверями, поднялись на седьмой, последний этаж, чуть поодаль от подъезда остановилась все та же тонированная иномарка марки серого цвета.

Через лобовое стекло можно было увидеть и водителя – плотного мужчину с резкими чертами лица. Он откинулся на спинку, потом немного задумался и отодвинул сиденье назад, а спинку чуть опустил. Мужчина открыл окно, закурил, потом включил радио.

Передавали последние известия.

Криминал. Впрочем, это была его любимая часть. Он даже сделал немного погромче.

Диктор с придыханием сообщила, что при получении крупной суммы денег задержан очередной взяточник. По месту его жительства оперативники обнаружили скрытый тайник с наличными, превышающими в сумме бюджет небольшого российского города.

Тут дикторша и вовсе осипла. С трудом она продолжила.

– Благодаря слаженным действиям сотрудников Московского уголовного розыска, оперативников ФСБ и бойцов СОБР был задержан один из самых разыскиваемых преступников в России по кличке «Моцарт». На его счету более 50 убийств и покушений. Его называют самым страшным серийным убийцей, которого пытались найти более четверти века.

Мужчина подался вперед и замер.

Пепел сигареты обвалился ему на штаны, и он тихо выругался, выкрутив рукоятку приемника на полную, но новость на этом была исчерпана.

– Вот же черт! – сказал он.

– А теперь о погоде, – сообщила дикторша.

Мужчина взял сигарету другой рукой, правой выключил радио.

Докурил ароматный «Кент», дрожащими пальцами затушил бычок в пепельнице. Едва уловимый дымок выпорхнул из окна машины и, постепенно тая, понесся ввысь.

Он ждал.

* * *

– Мужики, у меня важное дело! – Виктор снова попытался отделаться от внезапной встречи и ее намечающегося продолжения, но его никто не слушал. Впрочем, сопротивлялся он не так чтобы сильно.

Одиночество в пустой квартире, без друзей, знакомых, а те что были – давно отвернулись – он был рад услышать хоть чей‑то голос. Двое неказистых алкоголиков хоть и числились старыми врагами, но, являлись, считай, почти родными людьми. Все же десять лет вместе… правда Шкет после восьмого класса ушел в ПТУ…

Виктор рассматривал квартиру своего недруга. Хорошая квартира, в сталинском доме… запущенная конечно, но это не самое главное. Он не планировал долгой встречи, но ему было интересно узнать, что произошло за эти годы, кто и где обосновался и, может быть… услышать что‑нибудь про Лену. Хотя и боялся этого.

– Ладно, что уставились друг на друга! Давайте за встречу, – скомандовал Шкет на правах хозяина.

Они быстро выпили, закусили солеными грибами, твердым салом и черствым как кирпич, черным хлебом. Потом сразу по второй.

Шкет включил радио.

– Что это мы в тишине сидим… – сказал он, будто извиняясь.

Старая радиоточка затрещала, зафонила с остервенением, но буквально через секунду в комнату полился молодой женский голос, от которого в затхлом помещении вроде даже немного посвежело.

– …по кличке «Моцарт». На его счету более 30 убийств и покушений. Его называют самым страшным серийным убийцей, которого пытались найти более четверти века.

Виктор, державший стопку у рта, замер.

Остановился и Шкет. Он обернулся и уставился на радио, висевшее в углу, рядом с разделочной доской, испещренной глубокими ножевыми порезами.

Леня издал нечленораздельный звук и глаза его округлились.

– Сделай… погромче… – Виктор привстал, но Шкету не нужно было повторять дважды. Он на цыпочках подошел к радиоточке и выкрутил звук на максимум.

– А теперь о погоде, – сообщило радио.

Шкет повернул ручку и в комнате стало тихо.

Виктор опустил рюмку на стол.

– Вот это да… – сказал он. – Я должен… его увидеть.

– Ты должен? – тихо спросил Леня. – Мы все должны. Мы все.

– Сколько лет прошло? – Шкет подошел к столу и медленно сел на табуретку. Руки у него заметно дрожали.

Никто ему не ответил.

– А ты помнишь колодец? – спросил Виктор. – Куда вы меня… Вас еще Гром спугнул.

Шкет налил в рюмку водки и не говоря ни слова, выпил.

– Я был такой малой… такой глупый… Ты уж зла не держи.

Виктор покачал головой.

– Кто старое помянет…

– Этот упырь с нашей школы двух девчонок утащил, – сказал Леня.

– И училку музыки еще, – добавил Шкет. – Но это, кажется, случилось, когда ты уже срок мотал.

Виктор взял рюмку, выпил, не закусывая и решился. Всю неделю он ходил сам не свой, посматривая на телефон.

– А что с Ленкой‑то? – спросил он небрежно. – Я… вроде видел ее на лавке с каким‑то парнем… в первый день, когда приехал.

Друзья переглянулись. Леня как‑то замялся, а Шкет отвел взгляд.

– Этого не может быть, – сказал Леня сиплым голосом. – Ты не мог ее видеть.

– Как это? – не понял Виктор. – На скамейке возле круглосуточного магазина с банкой «Охоты»… – он помолчал, пожал плечами и продолжил уверенно: – А кто же это был? Она, только… очень толстая какая‑то и… ну, в общем…

– Угу… никакая она не толстая, – промямлил Шкет. – Когда я ее последний раз видел, она была как тростинка. Тонкая, того и гляди ветром сдует…

– Последний раз? – Виктора вдруг словно током шарахнуло. – Что ты имеешь ввиду, последний раз?! Это когда?

Шкет и Леня одновременно посмотрели друг на друга, потом Шкет дрожащей рукой налил полную рюмку. Горлышко бутылки дрожало.

– Она… в общем… ты сядь, хорошо?

Виктор только теперь заметил, что вскочил с табуретки и принялся мерить шагами огромную кухню – от окна к двери и назад – всего метров восемь или даже десять. Доходя до окна, он автоматически откидывал давно не стиранную занавеску, отчего светлая пыль с ускорением взлетала к потолку, смотрел пару мгновений на вымерший двор, заваленную старой разбитой мебелью мусорку, припаркованные вдоль обочин автомобили – затем опускал занавеску и шел назад.

Услышав голос Шкета, он остановился и невидящим взглядом уставился на репродукцию картины Васнецова «Три богатыря», расположившуюся над угловым диваном.

«Три богатыря, – подумал он. – Интересно, кто я из них? Наверное, Илья Муромец… Шкет – Алеша Попович, это понятно, ну и Добрыня – Леня Архангельский, тут к бабке не ходи». Он улыбнулся собственным мыслям. Странно, что делает время с людьми и их отношениями. Вчерашние закадычные друзья становятся непримиримыми, злейшими врагами, а враги – друзьями, товарищами. Все это происходит так естественно, будто подобное положение вещей заложено в самой природе. Потому‑то, подумал он, случаи длительной, ничем не омраченной дружбы, пронесенной сквозь года и неурядицы, так редки и воспринимаются, скорее, как нонсенс.

Но герои‑то на картине – мифические, не настоящие, – вспомнил Виктор урок Галины Самуиловны. Бессменная классная руководительница, учительница русского языка и литературы любила растолковывать им, балбесам, тайные смыслы различных литературных произведений и картин, а после они всем классом устраивали жаркие споры и обсуждения.

При этом половина класса пыталась опровергнуть учительницу, а вторая наоборот – поддержать.

Он вспомнил, что на самом деле Илью Муромца, точнее, прототипа его персонажа на картине звали смешным именем Чоботок – когда Галина Самуиловна рассказала про это, класс взвился от смеха. Никому не хотелось быть Чоботком, зато многие хотели быть Муромцами. Потрясло то, что, по словам учительницы и жили все эти богатыри в разное время – когда Илье Муромцу было столько лет, каким он изображен на картине, Добрыня был уже глубоким стариком, а Алеша Попович – мальчиком.

Виктор всегда оказывался по разные стороны со Шкетом и Леней – хотя этих двоих никак нельзя было назвать одного поля ягодой: один – типичный хулиган с довольно низким рвением к учебе, едва балансирующий на грани вылета из школы, второй же – почти гений, лучший ученик, едкий и циничный, смотрящий на всех окружающих свысока. Он даже учителей ни во что не ставил, считая их неудачниками, застрявшими в самом низу социальной лестницы.

«Жизнь – хороший учитель и великий уравнитель», – подумал Виктор, прежде чем опуститься на табуретку перед репродукций.

– Ну… – протянул он, всматриваясь в обветренное лицо Шкета и пытаясь угадать, к чему тот клонит. Судя по всему, ничего хорошего ожидать не приходилось.

Что может быть? – думал он. Она беременна? Пьет, курит? Наркоманка? – что же в этом страшного? Ничего особенного, по нынешним меркам – все они уже давно взрослые люди и пора расстаться со многими детскими иллюзиями.

– Эх, Лена, Лена… ты ведь тоже ее любил… – сказал вдруг Виктор, глядя Шкету в глаза.

Тот было открыл рот, чтобы сообщить известие, но так и застыл, подобно засохшей рыбе на ниточке – рот буквой «О», вытаращенные, удивленные глаза…

Поймал с поличным, – подумал Виктор. Хотя какая это новость? Ни для кого не было особым секретом и только они сами, школьники, почему‑то верили, что никто ничего не знает об их отношениях и любовных переживаниях.

– …д‑да, – сказал Шкет, – да, – он снова выпил и рюмка клацнула о сломанные передние зубы. – Но куда мне до тебя. Она говорила только о тебе. И никакие колодцы, никакие угрозы не действовали. Ни на тебя, ни…

Виктор вскинул голову.

– Вы и ее прессовали?

Шкет виновато пожал плечами.

– Я сходил с ума. Ты должен меня понять. Я делал…

– Ничего я тебе не должен, – отрезал Виктор. – Но я тебя понимаю.

Он действительно понимал бывшего одноклассника. Находясь рядом с Леной, невозможно было ее не любить. Невозможно было не желать быть рядом с нею, мечтать оказаться за одной партой, помочь донести портфель, угостить «Корзиночкой»…

– Мы немного припугнули ее, но это…

Виктор сжал кулаки. Он был совершенно трезв, но в этот момент ему вдруг захотелось врезать Шкету – как тогда, возле колодца, прямой правой прямо в глаз. Выместить всю злость, боль и обиду – даже не по отношению к себе, а из‑за нее. Она‑то тут причем?

Виктор сделал глубокий вдох, потом еще один. Кулаки его разжались. Суровый Илья Муромец, кажется, даже подмигнул с картины, мол, кулаки – хорошо, но выдержка и мудрость – куда более действенное средство.

Напрягшийся Шкет, судя по лицу, ожидал не только словесного выпада, но и более суровых мер – все же Виктор после отсидки приобрел чуть более серьезный авторитет, нежели тот, что дает школьный аттестат с хорошими оценками. Авторитет, признаваемый как раз в той среде, в которой вращался Шкет и, с какого‑то времени – Леня Архангельский. Хотя, как он тут вообще оказался, рядом со школьным хулиганьем – еще предстояло выяснить.

– В общем… – после того, как состоялся суд над тобой, я хотел подойти к ней и извиниться за все… Знаешь, просто я видел, как она переживала за тебя и… когда тебе впаяли…

– Говори уже быстрее, – нетерпеливо произнес Леня и отвернулся к окну.

– Она… пропала сразу после суда. Как сквозь землю провалилась.

– А та… девчонка, что я видел? Вернее, женщина…

– Не знаю, про кого ты говоришь. Но ведь Ленка никогда не была толстая. Есть одна тут на районе, смутно похожа на нее, но это не она. Кажется, она с Борей постоянно ошивается. Боря этот металл со всей округи тащит и сдает его. Похожа, но это не она.

Виктор покачал головой.

Несмотря на неприятное известие, ему стало как‑то легче, свободнее. Он даже почувствовал странную благодарность к этим двум алкоголикам.

– Я слышал от одной из ее подруг, что она вроде ушла в монастырь. Навсегда. Хотя нельзя сказать, что у нее были близкие подруги. Скорее – завистницы, которые наверняка обрадовались, что у нее все так вышло с Витей. А потом она вообще пропала с района.

– Получается, все эти годы… вы ее больше не видели?

Виктор вспомнил, будто это была вчера, как она пришла на суд и сидела в самом заднем ряду – тихая и неприметная, а когда судья зачитал приговор, он увидел, как маленькая слезинка скатилась по ее щеке.

Она хотела подойти к нему, но не успела – его быстро вывели из клетки в другое помещение. Виктор успел бросить лишь прощальный взгляд и прошептать: «Я тебя люблю». Больше они не виделись.

– Никто ее не видел. Ходили слухи, что она покончила самоубийством, но у меня есть знакомый в органах, я попросил пробить по базе. Она жива, – сказал Леня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.