Тринадцатый

– Да это-то понятно. Только вот зачем ему убивать было? Может, это и впрямь несчастный случай? – гнул свою линию Зверев. – Тем более он говорит, что подвозили они кого-то.

– Ну ты, Лех, даешь! Ты поверил, что они в такую пургу могли подобрать кого-то на трассе? Ты сам бы подобрал? Задай своим мозгам такой вопрос и сразу получишь правильный ответ. Времена светлого будущего прошли, и коммунизм мы не построили. Сейчас человек человеку далеко не брат. Так что вряд ли кто-то на трассе в пургу и ночью кого-то станет подвозить.

– Думаешь, брешет?

– Ну, а я тебе что говорю? Конечно, брешет. Кстати, а где этот чудик? Он, наверное, в обезьяннике еще чего-нибудь придумал за ночь. Давай его сюда, я тебе сейчас покажу, как таких раскалывать нужно. Заодно поржем! – радостно воскликнул Попов.

– Я его домой отпустил, под подписку, – тихо ответил Алексей.

– Чего?! Как домой? Шутишь, да?! – Зверев отрицательно покачал головой. – Ой, дурак! Ой, придурок! Я не перестаю удивляться. Тебе и впрямь там, наверное, мозги отстрелили. Ну да ладно, дело твое. По башке тебе получать, а не мне! А пока давай наливай чай, а то остынет, придется опять кипятить.

Алексей достал из стола две кружки, вытащил пачку чая и насыпал в каждую кружку по пригоршне, в результате чего напиток стал походить на тюремный чифирь. Собеседники закурили.

«Все равно это странно, – думал Зверев. – Не мог он этого сделать, не мог. Да и если это был несчастный случай, то зачем приплетать третьего? Зачем все так усложнять?». Но погрузиться в размышления ему не удалось, потому что в кабинет ввалилась женщина 45-50 лет. Одета она была в темную кожаную куртку непонятного цвета и длинную черную юбку, на ногах – коричневые ботинки, голову покрывал серый пуховый платок.

– Кто тут Зверев?! – заорала она, не успев перешагнуть через порог. – У меня муж пропал, а вы тут сидите! Вы обязаны его найти!

От удивления Алексей поперхнулся и, закрыв рукой рот, пару раз кашлянул.

– Вы что, надо мной еще смеяться будете?! Вам работать надоело?! Я на вас быстро управу найду, сейчас жалобу начальству в раз накатаю! – подходя к Звереву, продолжала орать женщина.

Алексей быстро потушил сигарету и отставил чашку с чаем. Попов изумленно смотрел на незваную гостью, которая больше походила на гарпию, нежели на существо женского рода.

– Я что, с вами в молчанку буду играть?! Или вы меня за идиотку держите?! – буйствовала гражданка.

– Да, Лех, почему ты сидишь и ничего не делаешь? Давай звони Санычу, пускай ОМОН снаряжает. Муж как-никак пропал, – не отрывая взгляда от внезапно появившейся особы, съязвил Михаил.

– Может, вы все-таки успокоитесь и присядете? – указал капитан на стул.

– Да-да, садитесь. Желательно лет на десть! Ну, Лех, удачи! – Михаил поднял вверх правую руку, одновременно топнул ногой и вышел, закрыв за собой дверь.

– Это он сейчас что имел в виду?! – нервно воскликнула женщина, поворачиваясь в сторону ушедшего Попова.

– Не обращайте внимания, это он не вам, – с улыбкой успокоил ее Алексей. – Простите, а с кем я имею честь общаться?

– Пантелеймонова Вероника Афанасьевна я. Жена убиенного супруга, – зарыдала женщина. – Горе мне, горе! Пропала моя кровиночка-а-а! Муженек мой пропа-а-а-ал! Убили его! Что ж это такое на белом свете делается-то-о-о?!

– Постойте, постойте. Как убили? Вы только что сказали, что он пропал.

– Да какая разница? Пропал – значит, убили. А раз убили, значит, домой он не придет. Вот его и не-е-е-е-т! – снова завыла Вероника Афанасьевна.

– Железная логика. Тут не поспоришь. А когда он пропал-то?

– Вчера-а-а-ась, – прорыдала потенциальная вдова.

– А вы знаете, что по закону я могу объявить его в розыск только по прошествии трех суток?

– Я тебе объявлю после трех суток! Ты у меня быстро с работы вылетишь! У этого гада пенсия завтра! Пропьет, скотина эдакая! Найти его срочно надо! – внезапно перестала рыдать и снова перешла на крик женщина.

– Он что, с работы не вернулся?

– Да какая к чертям работа?! Эта сволочь ее отродясь не знала! Хоть бы день где-нибудь поработал!

– Ясно. Такое раньше бывало, чтобы он домой не приходил, или это в первый раз?

– В первый! Это все Васька паразит! Он виноват! Будь он проклят, алкаш чертов! Вечно его спаивает!

– Стоп! Какой еще Васька? Давайте по порядку, – Алексей обхватил голову руками. – Вспомните точно, когда вы видели его в последний раз?

– Кого? Ваську-то?

– Хренаську! – не выдержал Зверев и нервно заходил по кабинету. – Причем тут Васька?! Мужа, мужа своего когда вы в последней раз видели? Не говорил ли он вам, куда пойдет или куда хотел бы сходить? Может, он у друзей заночевал?

– Да на какой-то калым они собирались. А у меня ведь дома две кошки остались и собачка, как же они теперь без кормильца-то будут? – завыла посетительница, достала из кармана куртки грязный лоскут, быстро высморкалась и, вытерев им слезы, спрятала обратно в карман.

– А на какой калым они собирались? Вы, случайно, не в курсе?

– Так Васька-то железом промышляет, – бойко ответила женщина.

– Это каким еще железом?

– Ясно каким – всяким!

– Понятно. А всяким, это каким именно?

– Ну, каким-каким? Всяким. Железным таким, – отведя взгляд в сторону, проговорила Вероника Афанасьевна.

– Я вас, гражданка, спрашиваю, что именно он делал? Понимаете? Цветмет сдавал или гвоздями ржавыми на рынке торговал? Конкретней, женщина, объясняйте. Конкретней!

– Ой, да вы тоже скажете, на рынке торговал. Кто ж эту образину туда пустит? Алкаш он. По помойкам лазит да всякую дрянь собирает, потом на своем Москвичонке это добро барыгам отвозит, – с пренебрежением ответила посетительница.

– Понятно все с вами, – облегченно выдохнул капитан. – А как он выглядел, когда вы видели его в последней раз? Ну, перед тем, как он пропал?

– Ну, как-как? Ржавый такой Москвич. Да на эту рухлядь без слез не взглянешь: на нем день ездишь, два чинишь. Он у него и не разваливался только из-за того, что… – начала свой рассказ Пантелеймонова, но ее тут же перебил следователь.

– Какой, к дьяволу, Москвич?! Я вас про мужа спрашиваю! Вы надо мной издеваетесь что ли?! – Алексей еле сдерживал себя.

– А-а-а, муж. Вы бы так и сказали. Сейчас расскажу, – без эмоций ответила женщина.

– Не надо! Не надо рассказывать! – следователь достал из ящика бумагу и ручку. – Вот, пишите! С кем, когда и при каких обстоятельствах вы видели своего мужа в последний раз! Повторяю: не собачку, не кошечку, не ржавый Москвич, а своего мужа! И не забудьте написать, во что он был одет и как его зовут! Полные имя, фамилию, отчество! Поняли?!

– Поняла. Что тут непонятного? И не надо меня за дуру держать, а то я ведь и пожаловаться могу, куда следует, – пригрозила Вероника Афанасьевна.

– Тьфу ты, черт! Пишите уже! – крикнул следователь и вышел из кабинета.

За дверью стоял Попов и еле сдерживал смех.

– Хренаську. Понял? Жена пенсию профукала, а муж по бабам погнал! – закатился хохотом Михаил.

– Что ржешь?

– «Маски-шоу» отдыхают, – вытирая слезы, выдавил из себя Михаил.

– Ха-ха! – передразнил его Зверев. – Хватит, а то описаешься. Дай-ка лучше закурить, а то я свои в кабинете забыл, а возвращаться не хочется: там у меня атмосфера неблагоприятная.

– Ну и что у нее за проблемы? – с ухмылкой спросил Михаил, протягивая Алексею сигареты.

– Да муж у нее пропал вроде как. Чтоб его черти взяли. И ее вместе с ним.

– Я бы от такой тоже сбежал. Слушай, а она случайно не с бодунища? Взгляд у нее какой-то нездоровый.

– Да Бог ее знает! Пусть пишет, бумага все стерпит. И, вообще, хорош издеваться, а то сейчас к тебе эту бешеную отправлю, будешь сам с ней мыкаться. Как раз и узнаешь, с бодуна она или нет. А если повезет, то, глядишь, и свиданье себе устроишь. Она теперь женщина одинокая, мужа нет.

– Спасибо, конечно, но мне этот мутант-одиночка не нужен! К тебе она пришла, сам с ней и возись! Этот квазимодо не в моем вкусе! – ответил Попов.

– На тебя где сядешь, там и слезешь. Извини, супермоделей как-то не предвидится.

– А как ты хотел в нашей-то жизни? Оно, как говорится, не делай добра, не получишь зла.

– Следователь Зверев! Следователь Зверев! – раздался голос из-за двери.

Алексей аж вздрогнул.

– Да мать ее! Покурить спокойно не даст! И откуда ее нелегкая принесла?

Зверев тяжело вздохнул и, покачав головой, вошел в кабинет с цифрой шесть на дверной табличке.

– Товарищ следователь, я уже все написала, как вы и просили, – проговорила Вероника Афанасьевна.

Капитан молча прошел по кабинету и сел за стол.

– Давайте посмотрим, – Зверев взял у нее заявление.

– Я там все написала! Как он был одет и с кем был в последний раз. Кстати, я там и Васькин Москвич описала, и номер его, так что теперь ищите, – не выдержав тишины, заговорила гражданка Пантелеймонова.

Алексей внимательно прочитал заявление, после чего положил его перед собой на стол и посмотрел на потерпевшую так, будто она была виновата в смерти президента Кеннеди, нашествии татар на Русь, всех революциях сразу и заодно во всех смертных грехах. Минутная тишина повисла в кабинете.

– А что это вы на меня так смотрите?! – вспылила внезапно Пантелеймонова.

– Да так, ничего особенного. Только у меня к вам один вопрос. Маленький такой, пустяковый.

– И какой же? – с гонором спросила женщина.

– За каким, простите меня, фигом, вы написали здесь, что ваша соседка Любовь Николаевна Квашнина занимается самогоноварением с целью спекуляции?! И какого хрена вы внизу заявления написали «Аноним» и вместо подписи поставили крестик?! – краснея от злости, на повышенных тонах вопрошал следователь.

– А пускай она самогонку не варит, сволочь! Всех моих клиентов к себе переманила, ведьма! – рвала глотку Пантелеймонова. – А подписалась я так, чтобы она не догадалась, кто на нее навел! Пущай думает, что на нее случайно вышли!

Алексей молча смотрел на нее и с удовольствием представлял, с какой бы радостью он придушил эту горластую стерву. На лице у него появилась блаженная улыбка.

– Короче так! Пишите! – скомандовал капитан.

– Что писать-то?! Я уже и так все написала, – возмутилась заявительница.

– Во-первых, свой домашний адрес. Во-вторых, телефон, если он есть. В-третьих, от кого заявление и по какому поводу. В-четвертых, свою подпись поставьте и на хрен вычеркните все про соседку. А в конце, я вас очень прошу, дату подачи заявления не забудьте указать.

– Хамье! – крикнула Вероника Афанасьевна, но, схватив бумагу и ручку, все же исправила все, как ей было сказано, после чего швырнула заявление на стол и, рявкнув: «Я так этого не оставлю!», энергично покинула кабинет, с силой хлопнув дверью.

– И я очень рад был с вами пообщаться! – крикнул ей вслед капитан.

Оставшись один, он взял заявление со стола, улыбаясь, прочитал его, затем выписал на отдельный листок приметы пропавшего человека и его автомобиля, в общем, все то, что могло понадобиться патрулям для ориентировки, встал и вышел. Пройдя по темному коридору, в конце которого надоедливо мигала лампа дневного света, следователь оказался рядом с дежурным.

– Послушай, парнишка. Вот тебе ориентир на человека и машину. – Зверев протянул парню листок с записями. – Сбрось его патрулям. Пускай поспрашивают, посмотрят, но особо не напрягаются. Будет что, маякнешь.

– Хорошо, – ответил дежурный, забирая данные от капитана.

Зверев, не спеша, вернулся на свое рабочее место.

Глава VII

БЕЗУМИЕ

Не быть подчиненным никакому закону –

значит быть лишенным самой спасительной защиты,

ибо законы должны нас защищать

не только от других, но и от самих себя.

Генрих Гейне

Стрелки на часах замерли на двенадцати. Городские службы с трудом пытались бороться со стихией. На центральной улице движение, хоть и не было таким интенсивным, как в обычные дни, но все же не прекращалось. Впрочем, машины не ехали, а ползли по занесенному снегом асфальту. Время шло монотонно, а люди, словно запрограммированные куклы, ходили взад и вперед, глядя под ноги и не замечая вокруг себя никого и ничего. Озабоченные своими проблемами, они, толкаясь, пытались залезть в и без того переполненные автобусы. Злость и ненависть друг к другу, к погоде, к плохо ходящему транспорту пропитали всех и вся.

Всю эту нерадостную картину оживлял непонятный человек, который бегал у остановки и предлагал прохожим зачем-то купить у него старые валенки. Один из них был с калошей, а другой сверкал порванной пяткой. Продавец выглядел более чем странно: маленького роста, с горбом на спине, одна рука короче другой, правый глаз кроваво-красный, а левый угольно-черный, и оба без зрачков. Одет он был в рваную фуфайку на голое тело, на ногах красовались ярко-желтые резиновые сапоги и заправленные в них трико темного цвета с отвисшими коленками. Самое удивительное, что ни один прохожий не выказывал удивления или отвращения при виде этого странного существа, будто это был галантный продавец дорогого бутика в шикарной одежде и итальянской кожаной обуви.

– Девушка! Леди! Купите своему бойфренду! Может, он вам изменять перестанет! – прокричал коробейник проходящей мимо него молодой прелестнице.

– Мамаша! Мамаша! – тут же подскочил он к даме в летах и, дергая ее за рукав, почти пропел: – Купите! Ручная работа! Практически бесценны! В них еще мой дед против Наполеона воевал. Вы же патриоты! Ну купите! Семейная реликвия, можно сказать. А мне что? Мне многого не надо – дешево отдам. Они еще лет сто прослужат, это я вам точно говорю. Богом клянусь!

– Небось, дорого? – покрутив валенки в руках, застенчиво спросила женщина.

– Ну что вы! С вас я даже денег не возьму, давай бартером! – тут же заорал продавец.

К нему стали подтягиваться прохожие, образуя небольшую толпу.

– Люди, здесь меняются валенки ручной работы на полбанки спирта и закусь! Под словом «закусь» моя контора имеет в виду соленый огурец! – Бартер! Кому тут бартер?! – горланил карлик, подняв валенки над головой. – Не дайте умереть от обезвоживания и голода, пожалейте калеку! Ну, что вы как не родные?! Смелее, смелее! Продаю валенки, так как нужна операция моей дочери, у которой при рождении не оказалось мозга! Врачи пообещали пересадить мозг шимпанзе, но для этого нужны деньги! На Бога не уповаю, а верю в вас, добрые люди!

– Пощупать-то дай! – раздался грубый мужской голос из толпы, которая уже насчитывала около двух десятков человек.

– Конечно! Конечно, милейший! Берите, трогайте! Мерьте! – карлик швырнул валенки мужику. – Дамы и господа, леди и джентльмены! Уникальная возможность обменять удивительные, практически бесценные валенки времен моего дедушки на полбанки чистейшего ректификата и закуску в виде вкусного соленого огурца! Я вам не банк, под проценты не даю. Я не спекулянт, дорого не возьму! Каждый рубль, что получу, перешлю детям сиротам в Красносвободный интернат! Ах, какие там дети! Неужто вам детей не жаль?! Купите!

Мужчина, поймавший валенки, покачал головой, одобряя обувку. В толпе началась суета. Люди стали выхватывать рванье друг у друга и разъяренно отпихивать конкурентов, чтобы подержать валенки в руках. А в середине толпы молча стоял странный продавец и наблюдал за вакханалией с идиотской улыбкой на лице.

– Люди, но если уж вы такие жадные и бартером не хотите, и детьми вас не рассердоболил, так забирайте даром! Халява, дамы и господа! Халява, граждане и гражданки! Вы же любите это слово?! Халява!

– Я их первый взял! – прокричал мужчина, резко выхватил валенки у очередного претендента и, отпихнув его, попытался вырваться из толпы.

Но не тут-то было. Стоящий рядом с продавцом молодой человек немедленно оглушил его ударом в затылок, и мужчина рухнул без чувств на землю. Толпа загудела, словно это были не люди, а пчелиный рой или стая волков, которая сбежалась к добыче. Лежащий на земле крепко прижимал к груди товар, хоть и был без сознания. Однако уже через мгновение толпа снова остервенело вырывала валенки друг у друга из рук. Задние теснили передних, чтобы пробраться к потрепанной обуви, будто это была хрустальная туфелька Золушки. Одна из женщин с визгом вцепилась в шапку другой, обильно при этом матерясь. Мужчина, поднявший заветную пару с земли, тут же был нокаутирован ударом в челюсть человеком крепкого телосложения. На него в свою очередь накинулись женщины. Остановка превратилась в побоище. Люди топтали, били, обзывали друг друга, лишь бы заполучить бесплатную, до этого никому не нужную обувь. Машины останавливались, водители и пассажиры с удивлением смотрели на безумных, которые, не щадя себя, бились за рванье, ставшее им вдруг дороже всего на свете.

Неподалеку от беснующейся толпы молча стояли три человека. Они не вмешивались в происходящее и равнодушно наблюдали за людьми, словно оценивая, кто из них на что способен. Первым был продавец, который еще пять минут назад сам затеял это сумасшествие. Второй – огромного роста мужчина – был одет в кожаные штаны, армейские сапоги и расстегнутую кожаную куртку, из-под которой сверкал легионерский меч. Посередине стоял Анатас, опираясь правой рукой на трость. Неожиданно к ним присоединился четвертый, который словно материализовался из воздуха. Он был в одежде еще более странной, чем у продавца и гиганта. Его тело было закутано в белую тогу, а ноги босы. Длинные волосы лежали на плечах, а короткая, но густая борода украшала приятное лицо. Он молча встал рядом с троицей и присоединился к наблюдению за полем боя. Мрачная компания даже не посмотрела в его сторону. Перебирая в руках четки, бородач то смотрел на людей, которые были больше похожи на животных, то, опуская взгляд вниз, что-то бормотал себе под нос.

– Homo homini lupus est7, – сухо произнес Анатас.

– Homo sum, humani nihil a me alienum puto8, – повернувшись к нему, ответил незнакомец в белой тоге. – Прекрати это.

– Как я могу прекратить то, чего не начинал? Да и зачем лезть к разъяренным псам, ведь они могут не признать хозяина и покусать в ярости. Помню, не так давно они и вовсе распяли своего спасителя.

– Ты их спровоцировал тогда. И продолжаешь это делать сейчас.

– Разве можно спровоцировать тех, кто уже давно спровоцирован? Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность. Не в их ли великих писаниях сказано: «О, ты, живущий при водах великих, изобилующий сокровищами! Пришел конец твой, мера жадности твоей»9. Посмотри на них – это же скот. Ни один из них – ни один! – не стоит его внимания. И ты мне хочешь сказать, Михаил, что спровоцировал их я? Жадность, гордыня, зависть – вот их провокаторы. Нормальный человек должен определить место для каждого из своих желаний, взвесив все «за» и «против», а затем осуществить их по порядку. Их алчность и бескультурье постоянно нарушают этот порядок, и им приходится преследовать такое множество целей, что в погоне за пустяками они упускают самое существенное – то, что им действительно нужно. Посмотри на них, посмотри внимательней. Они настолько мелочны и жадны, что в молодости начинают копить на старость, а когда состарятся, откладывают на похороны. Валенки, всего лишь рваные валенки, и они уже готовы убить друг друга из-за них. А представь себе, если б это был кусок золота или чемодан бесценной бумаги, которую они называют деньгами. За них они бы продали и мать родную.

– Ты не прав. Ты видишь только одну сторону медали.

– Ты видишь другую, но ничего от этого не меняется, Михаил. И твой хозяин знает это. Скоро, очень скоро я расставлю все по своим местам. Не стоило вообще уделять им столько внимания. Знаешь, я давно понял, почему иногда животные пожирают свое потомство. Если бы и он это понял, все бы могло закончиться куда более благоразумно.

Вся троица развернулась и отправилась прочь. Их собеседник постоял еще немного, глядя им вслед, и растворился в падающем снеге.

К остановке подъехали две милицейские машины. Выскочившие из них стражи порядка подбежали к буйствующей толпе. Сражавшиеся за валенки при виде милиции кинулись врассыпную. Милиционеры хватали, кого ни попадя, и запихивали в машины, задерживая не только нарушителей, но и зевак, которые радостно наблюдали за происходящим. Когда три загадочных персонажа отошли метров на сто, продавец валенок внезапно развернулся и побежал обратно. Подскочив к остановке, он вытащил из-за пазухи открытку, на которой было поздравление с Днем милиции, и стал размахивать ею.

– ФСБ, мать вашу! ФСБ!

Подбежав к валенкам, которые валялись на земле, продавец тут же ударил по руке сержанта, который было потянулся за ними и, тыча ему в лицо открыткой, заорал: – Куда ручками сучим?! Совсем очумел?! Работы лишиться хочешь?! Я тебе это вмиг устрою! Не видишь что ли, что это вещдок?! У-у-у, морда! – и, отвесив сержанту подзатыльник, да так, что с того слетел головной убор, вместе с валенками скрылся в ближайшей подворотне.

Анатас и Маркус – именно так звали гиганта – дождались, когда загорится зеленый сигнал светофора, и ступили на проезжую часть. Послышался скрежет шипов, и пронзительный гудок разнесся по ближайшей округе. Черная Audi с трудом затормозила на скользкой, заметенной снегом дороге в пяти сантиметрах от Анатаса. Маркус перешел дорогу и растворился в маленьких улочках города. Анатас остался стоять на месте.

Тонированное стекло опустилось, и из машины высунулась лысая голова парня крепкого телосложения.

– Эй, урод! Ты че творишь?! Ты куда, в натуре, прешь? Не видишь, что тут люди ездят?! Я о тебя, сволочь, чуть свою машину не помял! – заорал водитель.

Анатас не пошевельнулся. Водитель иномарки снова нажал на клаксон и подержал его несколько секунд. Вой сигнала и сирен милицейских машин слились в единое целое, образуя звук авианалета вражеских бомбардировщиков. Бугай снова высунул голову в окно.

– Не, ну ты че, в натуре, совсем оборзел?! Пшел с дороги, корова тельная! Если не исчезнешь, я тебе, падла, ноги пообломаю!

Анатас подошел к водительской двери, медленно нагнулся и пристально взглянул в глаза бугаю.

– Не нужно хамить, молодой человек. Тем более хамить тем, кого не знаете. Мало ли кем может оказаться оскорбленный? Случаи разные бывают. Возможно, тот, кого вы облили грязью, никогда этого не забудет и попытается при первой же возможности отомстить. Да и ездить вам не советую быстрее, чем летит ваш ангел-хранитель, а то ведь не поспеет, и беды не миновать. Прощайте.

У лысого по спине пробежали мурашки. Анатас выпрямился и, слегка стукнув по крыше машины ладонью, пошел своей дрогой.

– Вот урод! – тихо произнес водитель.

Машина с пробуксовкой рванула вперед, но на первом же перекрестке дорогую иномарку занесло, и она, пробив сугроб, вылетела на тротуар, где сбила девушку и сложилась напополам о фонарный столб. Раздался сильный треск. Лопнувшая арматура не смогла удержать опору железобетонной конструкции, и та молотом обрушилась на раскуроченную машину. Люди в ужасе забегали вокруг, женщины заохали, некоторые завизжали.

– Звоните в скорую! Вызывайте милицию!

Стражи порядка, разгонявшие дерущуюся толпу, кинулись на помощь новому пострадавшему. Вскоре послышались сирены скорой помощи и спасателей. Движение по улице прекратилось, образуя пробку. Вокруг царил хаос.

Зверев сидел в своем кабинете и размышлял о странных посетителях, побывавших у него за последние сутки. Мысли вызывали адскую головную боль, которая всегда возникала неожиданно. Казалось, что в голову насыпали дробленого стекла. Показания Виктора не давали ему покоя. Плюс еще эта сумасшедшая, которая несла какую-то чушь и почему-то пришла именно к нему. Будто кто-то намеренно хотел свести его с ума. И почему эти дурацкие сны снова начали ему сниться, хотя он не видел их с детства? Он сидел и курил, курил и думал, пока вбежавший в кабинет Михаил не нарушил ход его мыслей. Вид Попова был настолько необычен, что Алексей даже встал от удивления.

– Твою мать! – выругался Попов, едва войдя в кабинет.

– Да что случилось-то? Что опять?

– Какое-то безумие средь бела дня, вот что случилось.

– Ничего не понял. Какое безумие? Ты нормально объяснить можешь?

– Конечно, могу. Еще как могу, но лучше тебе это не от меня, а от очевидцев услышать, – нервно ответил Попов, закурил и сел рядом с напарником.

– Че-то я из твоей ахинеи ни черта не понял.

– Сейчас, сейчас. Серега, заводи по одному!

Дверь кабинета номер шесть распахнулась, и в нее вошел человек с опухшей челюстью и разбитым носом, похожий на бомжа или алкоголика.

– А почему он только в одном ботинке? – повернувшись к Попову, спросил капитан.

– Да ты присаживайся, охотник за дармовщинкой! – рявкнул Михаил и показал задержанному рукой на стул. – А почему без ботинка? Это, Лех, он тебе сейчас сам расскажет. И заодно поведает, почему он такой красивый у нас.