Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

До прибытия в Париж царь выразил желание посетить вне протокола значительное количество мест и лиц. Регент дал согласие с условием, чтобы Петра, ради его безопасности, сопровождали солдаты королевской гвардии. Пожелания царя свидетельствовали о его неистощимой любознательности. Обсерватория, Ботанический сад, где росли более 2 500 видов растений, естественным образом притягивали его. Петр хотел посмотреть модели крепостей Вобана, а также Монетный двор, где при нем отлили золотую монету. Царя торжественно приняли в Сорбонне, представив ему проект объединения восточных церквей. Он передал его своим епископам с просьбой обдумать. Петра Великого мало привлекала роскошь восточной церкви, консервативный характер которой вызывал у него сожаление, но можно предположить, что проект объединения его заинтересовал. Он посетил Академию наук, чьи труды были ему знакомы. Там он собственноручно исправил карту своих провинций, которую ему показали; она до сих пор хранится в архивах академии в папке Петра Великого. Шесть месяцев спустя он с удовольствием узнал, что избран членом этой выдающейся корпорации. Он также посещал наугад, по воле своих случайных прогулок, ремесленные лавки и, любопытный до всего, долго расспрашивал их хозяев об их технологиях и товарах. Всех, кто сталкивался с ним, поражала его жажда знаний. Состоялись у него и весьма знаменательные встречи. 3 июня царь посетил Версаль, переночевав в Трианоне. Он выразил желание повидаться с мадам де Ментенон, которая после смерти Людовика XIV ушла в монастырь, основанный ею в Сен-Сире. Французам, пораженным его просьбой, он заявил: «Она оказала огромные услуги королю и стране». Петр Великий нанес визиты множеству членов королевской семьи и представителей аристократии. Например, Мадам, матери регента, которая признала шарм своего гостя, подчеркнув, однако, что немецкий он знает очень слабо; герцогине Беррийской, пригласившей его в Люксембургский дворец. Но подобным приемам, строго ограниченным правилами этикета, Петр Великий предпочитал беседы с «заслуженными людьми», с которыми говорил об их профессии и повседневной жизни. Он также побывал в казармах, больницах и всякого рода учреждениях, где, по его представлениям, мог научиться у своих собеседников средствам и способам в дальнейшем улучшить жизнь соотечественников. Именно в этих целях перед отъездом из столицы, с присущей ему любознательностью, он захотел принять участие в операции по удалению катаракты.

Наконец, по дороге домой он остановился в Реймсе, где ему показали Евангелие, написанное на старославянском языке, которое Анна привезла из Киева на свою свадьбу. С тех пор короли Франции в день помазания давали торжественную клятву на этом ценнейшем символе первого союза между Францией и Россией.

Петр оставил во Франции замечательную память о себе, о чем свидетельствует Сен-Симон: «Во Франции не забудут этого царя, столь глубоко и по-настоящему великого, чья самобытность и редкое разнообразие больших талантов и ценных достоинств навсегда превратят его в монарха, достойного самого большого восхищения вплоть до наших самых отдаленных потомков, несмотря на серьезные недостатки, связанные с его варварским происхождением, его страной и его образованием». Но удивлялась не только принимающая сторона. Пересекая страну, Петр Великий пришел в изумление при виде нищеты крестьян, замеченной им пропасти между столь впечатляющей роскошью и изобилием в столице и бедностью народа. Он даже спросил вслух, сколько времени сможет продержаться подобная система…

По дороге домой он остановился в Амстердаме. Именно там русские и французские дипломаты собирались вести переговоры о политических и торговых соглашениях между двумя странами. Секретная статья политического соглашения доверяла Франции роль посредника между Россией и Швецией и гаранта мира между ними. Внешне путешествие царя заканчивалось серьезным дипломатическим успехом, результаты которого, однако, не спешили проявиться. Вдобавок Петра Великого серьезно разочаровал провал важного для него проекта. По завершении поездки он надеялся привезти в Россию французских специалистов в разных областях. За два десятилетия до этого «великое посольство» позволило ему привлечь в Россию большое количество немцев и голландцев, которые содействовали его проекту модернизации. Он надеялся провести ту же операцию в ходе своего пребывания во Франции, но его собеседники отнеслись к данной идее сдержанно, не понимая смысла создания в России французской общины, которая несла бы туда свои знания, но прежде всего французские идеи и дух. Таким образом, в России не возникло «французской слободы» наподобие немецкой, и это сказалось на влиянии Франции в России. Возможно, такая сдержанность объяснялась желанием Франции сохранить связи со Швецией, но еще более того (в этом состояла суть дипломатии Дюбуа) – желанием не задевать Англию. «Потом пришлось долго раскаиваться, что мы поддались гибельным чарам Англии и так по-дурацки презрели Россию», – не очень дипломатично замечает Сен-Симон.

Вопреки колебаниям Версаля относительно политического союза, после этого путешествия дипломатические отношения между двумя странами начинают оформляться. Они обменялись послами: Куракин, затем Василий Долгорукий в Париже, Кампредон в Санкт-Петербурге.

Переговоры должны были продолжаться, но все изменила смерть Карла XII, убитого в ходе норвежской кампании в 1718 году. Русско-шведская война возобновилась и закончилась в 1721 году триумфом русской армии. Помощь, оказанная английским флотом противникам России, оказалась бесполезной. Ништадтский мир, подписанный в 1721 году, принес России Ливонию, Эстонию, Ижору, часть Финляндии и Карелии. По мнению Франции, именно она способствовала установлению мира и помогла России в качестве посредника. На самом же деле к результатам Ништадтского мира привели прежде всего военные успехи Петра Великого, и он это знал. Амстердамский договор 1717 года, но особенно Ништадтский мир свидетельствовали о силе России и ее неоспоримом месте в европейской политической системе.

В ходе грандиозной церемонии, организованной в русской столице для празднования победы, Петр Великий оказывал особое внимание французскому послу. Он встретил Кампредона по его прибытии в Кронштадт и не отпускал от себя в течение всей недели празднований, к удивлению французской дипломатии. Однако сколь бы лестным ни казалось подобное внимание, ситуация сложилась неудобная, поскольку Петр Великий неустанно расспрашивал своего гостя. Думает ли Франция конкретизировать договор о дружбе и торговле? Какова ее позиция относительно предложенного царем расширенного союза? Тут-то Петр Великий оценил, насколько велики колебания Франции, а их причину узнал из слухов. Дюбуа и слышать не хотел о союзе, который не понравился бы Англии. Что же касается королевской семьи, то она не жаждала принять в свое лоно царевну сомнительного происхождения. Безусловно, царевна Елизавета являлась дочерью великого царя, но притом женщины низкого происхождения, и родилась в браке, вызывавшем нарекания. Совсем не обескураженный сомнениями французской стороны, Петр Великий выдвинул идею другого франко-русского династического брака. Он предложил руку Елизаветы другому принцу из французской королевской династии – герцогу Шартрскому, сыну регента, а также свою помощь в возведении пары на польский трон, что обеспечило бы России и Франции окончательный контроль над этим несговорчивым королевством. Идея понравилась регенту, которого поддержала прорусская партия. Однако она наткнулась на одно практическое препятствие: король Польши Август Саксонский был жив и, по всем признакам, намерен таковым оставаться, а Петр Великий не хотел устранять его насильственным способом. Он предлагал заключить брак, не дожидаясь освобождения польского трона. Версаль предпочитал, чтобы избрание герцога на польский престол произошло до брака. Кампредон стоял на стороне России, но в итоге проект вызвал возражения Англии. Дюбуа начал затягивать переговоры, не отвечая на настойчивые послания Кампредона, а затем признался, что Англия не в восторге от проекта и лучшим решением будет его отложить. Дело затянулось до 1723 года. К тому времени Дюбуа и регент умерли, а Людовик XV взошел на трон. Герцог Шартрский в конце концов женился на немецкой принцессе. В 1724 году премьер-министром стал герцог Бурбонский, и Петр Великий, постоянно фонтанирующий новыми замыслами, увидел в нем долгожданного кандидата на руку Елизаветы и трон Польши. Он обратился к герцогу, но тот поставил предварительным условием русско-английское примирение. Таковое состоялось после последней кампании Петра на Кавказе, в 1724 году. Не наступило ли наконец время для окончательного договора с Францией? Делая последнее усилие, Петр вновь заговаривает об этом. Ему отвечают, что всякий договор с Россией должен включать Англию. Царь не успел ответить на это требование, он умер в феврале 1725 года. Наследие своей стране он оставил значительное. Московия стала Российской империей, одной из главных европейских держав. Петр Великий утвердил империю на берегах Балтики. Однако не реализовал двух своих целей. Он хотел заключить союз с Францией и выдать дочерей замуж за принцев крови. Отказ Франции от заключения такого союза вызывал особенное сожаление. Решение, предложенное Петром Великим, – общий для двух династий король Польши – имело бы двойное преимущество. Оно укрепило бы франко-российский альянс, превратив страну-союзницу, инструмент французской политики, в орудие общей политики. А вечная проблема польского наследования перестала бы служить поводом для конфликта между Францией и Россией, превратившись в объект согласованной политики.

В момент окончания этого замечательного царствования перспектива союза с Францией казалась обреченной. Остается лишь констатировать, что Петр Великий никогда не жалел усилий на пути к его достижению и что на другом конце стола переговоров французская политика характеризовалась разочаровывающей выжидательностью и более того – обидчивостью и раздражительностью. Французскую неискренность показывает отношение к императорскому титулу, которым после победы над Полтавой наградил Петра Сенат с согласия Святейшего Синода. Разумеется, этот титул неохотно приняли европейские монархи, за исключением королей Голландии и Пруссии. Швеция присоединилась к ним в 1723 году. Король Англии Георг долго отказывался и признал титул лишь в 1742 году. Франция же сделала это только в 1745-м, притом лишь частично. Такая мелочность мешала отношениям двух стран.

Глава 2. От французской мечты к немецкому засилью

После смерти Петра Великого на трон, как он того хотел, взошла его жена Екатерина, «ливонка низкого происхождения». В 1718 году Петр Великий изменил систему престолонаследия, обеспечивавшую стабильность власти в России, отстранив своего первенца и наследника Алексея и назначив наследником сына от Екатерины, двухлетнего Петра. Последний умер год спустя, единственным наследником мужского пола оставался сын Алексея, тоже Петр, которого царь не признавал. И хотя ни одна женщина еще никогда не всходила в России на престол, мысли Петра обратились в тот момент к Екатерине. Указом от февраля 1722 года он отменил традиционные правила престолонаследия от отца к сыну, принятые в России, предоставив выбор преемника самому государю. Собственный выбор Петр продемонстрировал указом от 19 ноября 1723 года, где объявлял о намерении короновать Екатерину, которая уже носила, правда лишь из соображений учтивости, титул императрицы. Коронация состоялась 7 мая 1724 года. В момент кончины Петра клика фаворитов заявила, что Екатерина должна быть провозглашена императрицей. Князь Дмитрий Голицын попытался этому воспротивиться, сохранить традиционный порядок наследования, предложил сделать Екатерину регентом при несовершеннолетнем сыне Алексея, внуке почившего царя. Сенат отклонил это решение и возвел на трон вдову Петра, ставшую Екатериной I.

Едва взойдя на престол, императрица заявила, что намерена продолжать дело Петра Великого, оставив без изменений его политику и проекты. И поскольку союз с Францией занимал важное место в приоритетах почившего царя, она собственноручно взялась за этот проект, созвала совет министров, который провозгласил срочность его продолжения. Зная, что провал первоначальных планов связан с проблемой участия в союзе Англии, императрица заявила, что заранее согласна с этим пунктом; Кампредон, все еще пребывающий в русской столице, был немедленно информирован об этих решениях. Итак, казалось, обстоятельства благоприятствуют переговорам.

К тому же пришло известие, что брак Людовика XV с испанской инфантой утратил актуальность. Екатерина, верная проектам своего супруга, тут же заговорила с Кампредоном о браке с Елизаветой. В ходе предшествующих переговоров французская сторона возразила, что католический принц не может жениться на прихожанке православной церкви. Если проблема только в этом, парировала императрица, Елизавета готова перейти в католичество. Но кандидатура Елизаветы совсем не приветствовалась во Франции. И Екатерина сосредоточила внимание на польском троне. Изобретательная не хуже Петра, она предложила новый династический брак. На сей раз франко-русским кандидатом на польский трон выдвигался герцог Бурбонский, с другой женой – Марией Лещинской. Да, новая супруга не русская, но Россия поможет этой паре взойти на трон. А кандидатуре герцога будет благоприятствовать тот факт, что отец Марии, Станислав, уже был избран королем Польши в 1705 году при поддержке Карла XII. Правда, он отрекся, но оставался кем-то вроде перманентного претендента на постоянно оспариваемый трон. В данном вопросе российская поддержка окажется решающей для французского принца.

Екатерина попросила Кампредона убедить его правительство в пользе этого предложения, которое могло бы привести к заключению важного союза между двумя странами. Россия предлагала также предоставить на службу французским амбициям свои военные силы. Проект Екатерины включал переговоры в два этапа: сначала подписание двустороннего пакта, затем включение в него Англии.

Казалось, обстоятельства благоприятствовали Екатерине I. Отправка домой инфанты после отказа от франко-испанского брака возмутила короля Испании, и его раздражение распространилось на Англию. А император Карл VI подлил масла в огонь. Екатерина воспользовалась ситуацией. Почему бы Франции не обратиться за поддержкой к России? Для усиления своих аргументов она решила принять участие в распре на стороне противников Франции, чтобы та наконец осознала всю выгоду союза с Россией.

В тот самый момент, когда Екатерина I стремилась к успешному завершению своего французского проекта, на ее пути неожиданно возникли два препятствия. Прежде всего во Франции, где после объявления о расторжении испанского брака король вдруг заявил, что женится на Марии Лещинской, вызвав такой новостью изумление и разочарование в собственной стране. Для французского двора это было мезальянсом, для русского – страшной обидой. Предпочтя безвестную принцессу, дочь однодневного короля Польши, дочери великого русского императора, король Франции нанес России настоящее оскорбление. К тому же Франция таким образом давала понять Екатерине, что ее возможное вмешательство в дела Польши больше не имеет смысла. Это не единственный провал брачных проектов императрицы. В 1725 году старшая дочь Петра Великого вышла замуж за герцога Гольштейн-Готторпского, который находился под защитой Екатерины, включившей его в состав своего Верховного тайного совета. Между тем герцог стремился вернуть себе Шлезвиг, завоеванный в 1721 году Данией; гарантами завоевания выступали Франция и Англия. Опираясь на соглашение, подписанное двумя этими державами, Екатерина попросила их дать ее зятю компенсацию за потерю Шлезвига. Англия резко отказала, Людовик XV велел Кампредону прекратить переговоры с Петербургом.

Политика Екатерины I, отмеченная стремлением сохранить верность планам Петра Великого, также подчинялась влиянию человека, отныне главенствовавшего во внешней политике России, – Остермана. Сын вестфальского пастора, Остерман попал в ближайшее окружение царя в 1708 году. На конгрессе в Ништадте он сопровождал царя в качестве признанного специалиста по «вопросам Севера», а после его смерти вошел в Верховный тайный совет. В годы, предшествовавшие Ништадтскому миру, Остерман горячо выступал за союз с Францией. Но в 1725 году он пересмотрел и уточнил свою позицию, заметив, что Франция совсем не спешит примкнуть к российскому проекту относительно Польши, вяло защищает российские интересы в Стокгольме и отказывается занять определенную сторону в конфликте между Петербургом и Портой. Потому, когда в 1725 году Франция, Пруссия и Англия в столкновении с австро-испанской коалицией просят поддержки у России, Остерман не спешит с ответом. Вдобавок в то же самое время Австрия, которая больше не боится кары Петра Великого, осознает, что ее интересы близки к интересам России, и поручает своему представителю в Петербурге графу Рабютену начать переговоры о дипломатическом и военном союзе. Это предложение сразу нравится Меншикову, бывшему фавориту Петра, который имеет сильное влияние на Екатерину. Остерман сначала проявляет сдержанность. Но союз с Австрией прельщал Петра Великого в течение всего его правления. Поэтому после некоторых колебаний Остерман написал в докладе Верховному тайному совету, что, поскольку Франция не ответила ни на одно из предложений России, он рекомендует, чтобы Россия сблизилась сначала с Австрией, затем с Англией, Пруссией и Данией. Эти рекомендации получили одобрение. Договор о дружбе с Австрией был подписан 6 августа 1726 года в Вене, за ним последовала целая серия соглашений. Император Австрии примкнул к русско-шведскому союзу 1724 года, а Россия – к испано-австрийскому союзу 1725 года. Русско-австрийский договор, который будет определять внешнюю политику России в течение последующих 15 лет, удовлетворял все российские пожелания. Он включал серьезные военные гарантии, каждая из договаривающихся сторон обязывалась в случае, если другая сторона подвергнется агрессии, предоставить ей 30 000 солдат. Вена взяла на себя решение вопроса о компенсации герцогу Гольштейн-Готторпскому. А секретное положение гласило, что при нападении турок на Россию император вступит в войну на стороне последней.

Остерман считал, что этому договору надлежит носить чисто оборонительную направленность, он не хотел, чтобы из-за него Россия рисковала втянуться в европейскую войну. Его присоединение к договору имело сложную политическую подоплеку. Он надеялся со временем создать условия для сближения с Францией, но также ограничить влияние последней в Европе. Однако прежде всего он желал обеспечить долгосрочный мир на границах России. В центре этих соображений стоял польский вопрос. По мнению Остермана, наследство Августа II, когда оно будет доступно, ни в коем случае не должно было дать возможность для усиления влияния и тем более для вмешательства Франции, Швеции или Турции. Далее мы увидим, удалось ли ему добиться своего.

Императрица умирает в 1727 году. Ее наследник – еще совсем юноша, Петр, внук Петра Великого. Петр II физически напоминает своего деда, как и тот, он очень высок, красив и крепок, но сходство на этом заканчивается. В отличие от деда, он совсем не любознателен и предпочитает развлечения получению знаний и размышлениям. Однако его недостатки не окажут влияния на российскую политику, поскольку, заразившись оспой, он скончается всего два года спустя после восхождения на трон. И снова возникает проблема престолонаследия, так как, умерев столь внезапно, Петр II не успел – да и думал ли он об этом? – прибегнуть к процедуре, задуманной Петром Великим, назначить себе преемника. Таким образом, выбор пришлось делать Верховному тайному совету. Кто мог претендовать на наследование недолговечному правителю? Елизавета, вторая дочь Петра Великого? Безусловно! Но эта царевна, которой погнушалась Франция, вдобавок считалась чересчур легкомысленной. Выбор мог бы пасть на другого потомка Петра Великого, сына одной из его дочерей, 12 лет от роду. Но соревнование за наследование сталкивало между собой дворянские роды, которые хотели приблизиться к власти, избрав наиболее близкого им кандидата.

Следствием борьбы кланов стало неожиданное решение, означавшее смену ветвей династии. Совет обратил взоры на потомство Ивана, сводного брата Петра Великого, который делил с ним трон в течение регентства Софьи. У Ивана было две дочери, одна замужем за герцогом Мекленбургским, другая – Анна, вдова герцога Курляндского. Выбор пал на последнюю, поскольку она жила уединенно, вдали от дома, в Курляндии, никому неизвестная в России. Ее сочли слабой, готовой признать власть совета, который ее назначил, и навязали ей крайне жесткие условия: запрет повторного брака, назначения наследника, принятия каких-либо решений в области внутренней или внешней политики. Она согласилась со всем без возражений, с радостью обменяв Курляндию на корону, убежденная в своей возможности найти выход из ловушки, в которой оказалась.

Ее уверенность быстро оправдалась, так как, едва прибыв в Россию, она привлекла на свою сторону гвардию и мелкое дворянство и, опираясь на их поддержку, разорвала навязанное ей соглашение.

В результате долгого пребывания в Курляндии императрица Анна сохранила сильную привязанность ко всему немецкому. В ее правительстве главенствовали три немца: Остерман, по-прежнему ведавший внешней политикой, Бирон и маршал Миних, возглавивший армию. В тот период Остерман оставался сторонником союза с Австрией, но хотел дополнить его сближением с Англией. Примирение с Англией будет лучшим из того, что он сделает. Согласно русско-английскому торговому договору, подписанному в 1734 году, англичане обязывались поддержать русские интересы в Польше, и в течение определенного времени речь даже шла о династическом браке между английским принцем Уильямом и молодой герцогиней Анной Мекленбургской, племянницей и возможной наследницей императрицы. Проект утверждения английского принца на троне Романовых потерпит неудачу, к тому же Англия и сама не желала слишком тесного сближения с Россией. Как не отметить здесь, что, по иронии истории, это сближение изначально поощрялось Францией, которая передала королю Георгу II русские предложения. Ее посредничество тем более удивительно, что в последние месяцы своего министерства Остерман пытался организовать северную коалицию, враждебную Бурбонам и включающую, кроме Англии и России, Данию, Польшу и Голландию. Проект не претворился в жизнь, но с 1730 года Россия в союзе с Австрией выступает против Франции. Мечта о франко-русском союзе давно забыта, и отношения двух стран еще никогда не были столь плохими. Кампредон заменен в Петербурге лицом, временно исполняющим обязанности дипломатического представителя, пребывающим в бездействии. Флери, пришедший на смену герцогу Бурбонскому, совсем не интересуется проблемами севера Европы и особенно России, которую он считает коррумпированной и далекой от цивилизации.

Однако в России изменение ситуации кажется возможным. Чрезмерное влияние немцев в правительстве вызывает раздражение дворянства. Миних, обеспокоенный политическими последствиями такого недовольства, считает благоприятным сближение с Францией. В этот-то момент и начинаются секретные переговоры сначала между Маньяном, временно исполняющим обязанности дипломатического представителя Франции, сменившим посла Кампредона, и Минихом, затем между Маньяном и царицей. Императрице Анне нравится идея пересмотра альянсов, но она хочет, чтобы этот пересмотр был выгоден для ее страны. Поэтому она ставит условием, чтобы Франция поддержала возвращение России на берега Черного моря, отвоевание Азова и обязалась не противиться российским проектам в Польше, где борьба за наследство, как мы знаем, в тот момент как раз начиналась. Кардинал Флери колебался. Его соблазняла перспектива этого союза, но он опасался, что Франция принесет ему в жертву своих традиционных союзников на севере и востоке Европы и откажется от своего «восточного барьера», в то время как Австрия еще очень сильна. Он также задавался вопросом о политическом влиянии императрицы и реальном могуществе России без Петра Великого. В конце концов кардинал вернулся к традиционно используемой Францией в отношениях с Россией тактике: постоянно давать уклончивые ответы, не принимать никаких решений и затягивать переговоры. Нечего и удивляться, что попытка сближения провалилась. И несмотря на то, что союз с Австрией потерял всякую поддержку в России, Вена все же оставалась единственным возможным ее союзником, а Франция – врагом, хотя в России мечтали превратить ее в дружественное государство.

Эта неудача тем более досадна, что в тот момент Польша возвращается в центр политической борьбы. 1 февраля 1733 года Август II умирает, и польский трон привлекает множество кандидатов, поскольку для членов правящих семей, которым правила наследования не позволяли надеяться на возможность правления в собственных странах, избрание польским королем предоставляло единственный шанс надеть корону. Во главе кандидатов стоит сын Августа II Фридрих-Август, курфюрст Саксонии. Выделяется и еще один кандидат, вышедший из польской шляхты, – Станислав Понятовский. Франция остается верна своему протеже, Станиславу Лещинскому, свекру короля, однажды уже избранному королем Польши благодаря поддержке Карла XII, но вынужденному отречься от престола. В защиту его кандидатуры Франция выдвигает политические аргументы, утверждая, что ввиду географической удаленности от Польши не сможет вмешаться в ее дела, а следовательно, поддержка одного из кандидатов Францией является гарантией независимости Польши и ее будущего короля. Эта поддержка включала также финансовую помощь: маркиз де Монти, посол Франции в Польше, роздал около четверти миллиона франков всем, кто мог бы повлиять на выбор сейма. Но все оказалось не так просто. Годом ранее император Карл VI, царица и король Пруссии заключили «Союз трех черных орлов», согласно которому из будущего престолонаследия исключались как сын Августа II, так и Станислав Лещинский. Фридриху-Августу впоследствии удалось добиться снятия запрета на свое избрание, и Станислав Лещинский остался единственным не допущенным к выборам кандидатом. Казалось, Франция проиграла партию. Кроме того, ей непросто было отстаивать своего выдвиженца, поскольку тот сам не стремился представить собственную кандидатуру, утверждая, что, будучи уже избран в прошлом королем Польши, естественно, до сих пор им остается и не может выступать претендентом. Он отказывался ехать в Польшу, как ни толкал его к этому посол Монти. Притом последний благодаря очень активной кампании, проведенной среди членов сейма, добился решения об исключении из списка кандидатов-иностранцев, что делало невозможной кандидатуру курфюрста Саксонии и освобождало путь для Станислава.