Я хочу, чтобы меня казнили

– Замечал. Каждый день с ними работаю. Я тюремный психолог.

– В “Крестах”? – девушка, чье имя я не спросил, а сейчас было как-то даже стыдно, спросила без интереса, будто просто поддерживая ненужный обоим диалог.

– “Белая Ночь”, – тоже без энтузиазма ответил.

– Весело там, наверное, – ухмыльнулась сотрудница полиции, с которой отчаянно хотелось сделать селфи: – А по вопросу. Не замечали, что у подъезда кто-нибудь отирается? Или следы вот такого вещества в замочной скважине? Быть может, царапины на двери или замке?

Конечно, я не сторонник питерского сленга, но услышать от полицейского “подъезд” вместо “парадного” было удивительно. Впрочем, удивление пропало к последнему вопросу – после получения письма я не осматривал дверь.

– Нет, ничего такого не замечал, – соврал я, мысленно поставив заметку обязательно проверить.

– Ну и чудненько, – заметно повеселела девушка: – А то сейчас времена такие. Нельзя быть уверенным ни в ком и ни в чем. Вот скажете вы соседям, что работаете с девяти до шести, еще и далеко от дома, а они на работе случайно кому-то скажут. А потом вот. Вскроют, ограбят, стены только оставят. Морозов, там долго еще?

– Заканчиваем, – ответил Морозов: – У тебя там как?

– На пять, – ответила девушка и мне показалось, что подмигнула напарнику. Тот почему-то улыбнулся и кивнул.

Полицейские закончили опись пропавшего имущества, поблагодарили меня и еще одного соседа, которого я не знал, сказали пострадавшим, что найдут быстро, и ушли. Только зайдя в квартиру я подумал, что нигде не расписывался в том, что был понятым.

Осмотр двери ни к чему не привел – дверь, если и открывали, то точно ключом. Правда и следов той штуки для слепка не получилось найти даже после того, как иголкой поскреб внутри замка. К вопросам о троице заключенных добавились еще две загадки: о почтальоне и о двух полицейских, которые вряд ли забыли, скорее сознательно не давали бумаги на подпись понятым. А если это были как раз грабители, которые разыграли спектакль? Мысль не давала покоя, я нашел номер дежурной части и позвонил.

– Дежурный Соловьев, слушаю, – сонным голосом ответили на том конце провода.

– Добрый день, меня зовут Антон, я проживаю по адресу…

– А к делу можно? У нас номер высветился, Антон Денисович. Или про систему упрощенного обращения не слышали?

– Не слышал, извините, – это было что-то новенькое. Значит, не в бездонную пропасть уходят налоги: – У моих соседей ограбили квартиру, сейчас приезжали…

– Старший лейтенант Морозов и сержант Котова. В чем вопрос?

– Извините, я просто хотел узнать, а понятым нужно расписываться в каких-то бумагах? Просто я…

– Расписываются потерпевшие, от вас нужно только присутствие, – пробурчал будто мимо трубки дежурный.

– О, простите, не знал. Извините за беспокойство. Доброй ночи.

– Всего доброго.

Видимо, нужно быть чуть менее мнительным. Или поспать. Да, пожалуй, последний вариант точно полезнее – такой ритм уже давно не для меня, где-то уже со студенчества. С такими мыслями я и лег в кровать. Хотелось бы сказать, что уснул, только коснувшись подушки, но нет, постепенно проваливался в сон. Последняя мысль перед погружением почему-то прозвучала голосом девушки, в котором почему-то получилось узнать Алису Серебрякову: “Не лезьте, Антон. Это не ваша война”.

Глава 6. Инцидент

Всю ночь снился какой-то несвязный бред. Попроси кто-то описать, что видел, пока спал, сразу бы отказался, потому что мыслеобразы были настолько сильно переплетены, что самому пора с таким идти к психологу. Конечно, все сны и кошмары – это лишь реакция мозга на полученную информацию, но ночной фильм перешел все границы. Видимо, было что-то напряженное, потому что проснулся на смятой простыне, одеяло и подушка лежали на полу, а липкая кожа пророчила неотложный поход в душ.

На кухне отыскал таблетку обезболивающего, чтобы голова пришла в порядок, поставил чайник. Ноутбук так всю ночь и простоял открытым, а недопитый кофе в чашке покрылся тонкой пленкой, которая дала импульс прочитать состав на банке. Что ж, больше эту марку брать не буду. Подключил зарядку к ноутбуку и пошел в душ, по пути взглянув в окно – опять зарядил мелкий дождь.

Только выключил воду и потянулся за полотенцем, как услышал звонок телефона. Наверное, опять предложение пройти конечно же бесплатную диспансеризацию или естественно безвозмездные услуги юриста – не знаю, как в других городах, но здесь подобные автоинформаторы способны довести до белого каления. “Ну а кому надо, тот еще позвонит. Или сам перезвоню”, – в свой вынужденный отгул торопиться никуда не планировал. Вытираясь насухо, подумал, что пора бы и в парикмахерскую сходить. Или уже раскошелиться, да зайти в разрекламированные барбершопы, может, там что-то принципиально новое, а то совсем от жизни отстал. Тут же пришла еще и мысль о том, что молодость уже куда-то благополучно ушла, постепенно уступив место незаметному непониманию новых течений в моде. Телефон сенсорный, а гиганты индустрии в прошлом году начали выпускать псевдоголографические, изображение с которых было видно только с одного ракурса. Не далеко и время, когда идеи из старых фантастических фильмов станут обыденными, а я все так же буду тыкать пальцем по экрану и удивляться мелочам.

Телефон, между тем, зазвонил снова. Прелесть холостой жизни в том, что без проблем можно выйти из ванной голым, растирая полотенцем волосы, что, собственно, я и сделал. Внезапно сердце пропустило удар. Хоть отгул и был предоставлен лично начальником, но почему-то как раз он и звонил.

– Добрый день, Геннадий Илларионович.

– Ты вчера пил? – без приветствия пошел в атаку начальник тюрьмы.

– Нет, только кофе, – почему-то испугался, как школьник перед строгим отцом.

– Собирайся и приезжай. У нас ЧП.

– Что случилось? – отбросив полотенце на стул, я уже пошел в комнату за одеждой.

– Калинин пропал.

Лучше бы ударили чем-нибудь по голове, чем такими фразами заменять кофеин.

– Как пропал? – сдавленным голосом спросил я и стал интенсивнее одеваться.

– Вот за этим ты здесь и нужен, – сквозь зубы прошипел Геннадий Илларионович: – А если тебе надо еще что-то по телефону сказать, то потом в соседних аквариумах сидеть будем. Давай. Ждем.

Тут-то и дошло, почему “пропал”, а не “сбежал”. Все же, “Белая Ночь” уникальна – идеальная репутация, единственные в своем роде условия содержания заключенных, тотальная секретность. Пара неосторожных фраз могла печально прославить любого из сотрудников, включая меня.

Здраво рассудив, что скорость сейчас в приоритете, не стал даже рассматривать вариант автобуса, заказал такси. В очередной раз появилась мысль запоздало выучиться на права и купить машину, но вспомнил всплывающие вечно новости о подорожании бензина и снова забросил идею. Таксист приехал на удивление быстро, чем однозначно заслужил положительный отзыв.

– До остановки или до тюрьмы? – уточнил пожилой мужчина с желтыми от сигарет усами. Удивительно, но в машине было свежо и приятно пахло.

– А разве до тюрьмы можно? Пускают?

– Ну во внутренний двор не завезу, а к воротам могу, – засмеялся своей шутке водитель.

Вел быстро и аккуратно, постоянно приглаживая усы. Всегда любил таких водителей – музыку не включал, сам молчал, как паровоз не дымил, хоть мне и разрешил покурить. Однозначно максимальная оценка. Обычно я заказываю услугу “молчаливый водитель”, но на этот раз торопился, пропустил меню дополнительных услуг, но карма оказалась благосклонна ко мне.

Впрочем, везение закончилось сразу же по приезду к “Белой Ночи”. За двести метров до тюремных ворот такси остановил и развернул назад пост дорожно-патрульной службы. Поблагодарив водителя, я вышел из такси и тут же услышал звук передергивающегося затвора.

– Гражданин, садитесь в машину и езжайте в объезд, – грубым голосом потребовал сотрудник ДПС, пока его коллега поигрывал стволом автомата.

– Я тюремный психолог, меня вызвали на работу.

– Стойте на месте, – явно недовольный задачей оберегать тюрьму от подъезжающих машин, мужчина что-то негромко сказал в рацию, сквозь помехи получил короткий ответ и кивнул напарнику: – Проходи. Дальше пешком. Задолбали вы со своими учениями, заработать не даете.

– А разве вы сейчас не зарабатываете? – естественно, я понял, о чем говорит мужчина, но промолчать было слишком тяжело.

– Оклад, что ли? Ты это. Иди давай. Умник хренов.

“Вторая причина не учиться на права и брать машину”, – не без удовольствия подумал я, дошел до ворот и зашел на первый пост охраны. Дверь за спиной закрылась на замок, началась стандартная процедура прохода на территорию “Белой Ночи”. В такую погоду, когда дождь не планировал заканчиваться, я за годы работы наловчился пакет с одеждой не выбрасывать сразу, а использовать в качестве зонта, пока не доберусь до административного отсека.

– Ты не торопился, да? – Геннадий Илларионович сам пришел встречать: – Живее.

Понимаю, что инцидент произошел впервые за время существования тюрьмы, не имею даже малейшего представления, как побег был реализуем, однако подобное настроение начальника не внушало доверия. Равно как и не внушало доверия, что два охранника пошли за моей спиной со снятыми с предохранителей автоматами.

– Геннадий Илларионович, я не понимаю…

– Помолчи пока, а? – не оборачиваясь требовательно попросил начальник. По голосу слышалось, что он бы добавил еще пару не самых лестных слов, однако сдержался.

Шли быстро, прямиком в кабинет Геннадия Илларионовича и, судя по закрытым дверям, на ушах стояла вся тюрьма. Дверь начальник тюрьмы открыл быстро, пропустил первым меня.

– Это он? – спросил неизвестный мне мужчина.

– Он, – ответил Геннадий Илларионович, закрыл за собой дверь и сел в кресло: – Антон Денисович, познакомься. Майор ФСБ Ковалев Владимир Валерьевич. В твоих интересах говорить все, как есть. Понял?

– Понял, – не особо понимая на самом деле, что происходит, ответил я: – Добрый день.

– Добрый, – майор говорил тихим мягким голосом: – Присаживайтесь. Как спалось?

– Думаю, это к делу не относится, – любезничать в планы не входило, поэтому пустой и бесполезный вопрос оставил без ответа: – Что стряслось? Куда пропал Калинин?

– А вот это, дорогой Антон Денисович, мы сейчас и будем выяснять. Так как спалось? Или не получилось выспаться из-за помощи заключенному?

Конечно, я слышал часто про издевательскую манеру общения ребят из федеральной службы безопасности, но повстречать такого на своем пути – совсем другое дело.

– Хотите в чем-то обвинить – действуйте. А пока я даже не в курсе, о чем речь.

– Антон, скажи спасибо, что я договорился на разговор, – как-то не очень добро вклинился в разговор начальник тюрьмы: – И радуйся, что на такси доехал, а не в автозаке. Давай, рассказывай, на кой ляд тебя Юрий подставляет?

– Ну если мне кто-то объяснит уже наконец, что происходит, смогу отвечать на вопросы.

И Геннадий Илларионович рассказал. В районе девяти часов утра произошел сбой, из-за которого на две минуты отключились камеры видеонаблюдения во всей “Белой Ночи”. По тревоге подняли всех, кто был на месте, однако никаких происшествий зафиксировано не было. В первую очередь дежурная смена наблюдения стала выяснять причину сбоя, параллельно просматривая состояние заключенных. Через четыре минуты дежурный Василий Бородин обнаружил, что камера Оливера Калинина пуста. На этот раз все входы и выходы были автоматически запечатаны, камеры заключенных переведены в режим слепоты, когда все четыре стенки затемняются. В сложившейся ситуации было принято решение все аквариумы закрыть белой непрозрачной подсветкой. Спросили бы об этом меня, точно бы раскритиковал, ведь по Юнгу белая комната с равномерной подсветкой – олицетворение смерти. Темный цвет был бы гуманнее, но кого это волнует в тюрьме для пожизненно заключенных?

Через сорок три минуты был завершен полный обход территории тюрьмы. Ни единого следа пропавшего заключенного. Техники проверили целостность камеры и подтвердили, что из нее выбраться без посторонней помощи невозможно. По специфике дела Калинина пришлось оповестить об исчезновении заключенного не МВД, а напрямую ФСБ.

Спустя полтора часа после инцидента дежурный Виктор Галягин увидел, что заключенный Юрий машет рукой в камеру наблюдения, привлекая внимание. С охранником мужчина говорить отказался, потребовав личную встречу с начальником тюрьмы.

– А президента тебе не надо? – ответил охранник и уже собирался уходить, но Юрий привел железный аргумент.

– Нет, нет, спасибо, с президентом как-нибудь потом. А вот побег Калинина может начальника твоего заинтересовать.

Откуда заключенный узнал об исчезновении Оливера, охранник решил не задумываться, но сразу же доложил Геннадию Илларионовичу. Естественно, начальник тюрьмы отложил все и прошел к камере Юрия.

– Доброе утро, Геннадий Илларионович. Сразу к делу?

– Говори.

– Оливер сбежал как раз тогда, когда камеры у вас отключились, – осведомленность заключенного обо всем, что ему было нужно, раздражала Геннадия Илларионовича с первых же дней прибытия Юрия в “Белую Ночь”.

– Ты же понимаешь, что я однажды узнаю, как ты достаешь информацию?

– Конечно, – без тени улыбки или сарказма ответил Юрий: – Не исключено, что сам расскажу в один прекрасный день. Так вот. Оливер сбежал где-то в девять утра. Извините, часы отобрали, не могу точно сказать. Думаю, вы уже в курсе, что камеры наши надежны, как экономический план страны на пятилетку, так что без посторонней помощи выбраться он не мог. Так?

– Ну, – подтверждать было неприятно, но Юрий говорил правду.

– Следовательно, кто-то помог. Да вот только кто?

– Ты в загадки меня позвал играть, – терял терпение начальник тюрьмы.

– Вот любите вы театральные паузы рушить. Может, я всегда хотел в кино играть? Ладно. Скажем так, импульс к побегу дал Оливеру ваш прекрасный психолог.

– В смысле?

– В прямом. Калинин так мирно и сидел бы в аквариуме, не обращая внимание на свое положение, ведь в нем еще и подружка-собеседник. Но нет, Антон Денисович помог Олли нашему. Извините, вашему.

Через пять минут после разговора с Юрием начальник тюрьмы и начал звонить мне. Как выяснилось, не возьми я трубку со второго раза, группа захвата от ФСБ оперативно доставила бы в “Белую Ночь”. Скорее всего, сразу на второй блок тюрьмы.

– И я так понимаю, меня уже проверили, – не впечатлившись рассказом, спросил я. Естественно, ответ был уже в самом вопросе.

– Конечно, – майор кивнул: – И это смутило больше всего.

– Интересно, чем.

– То ли мало копали, то ли хорошо алиби себе делал, но ты чист, как младенец.

– И вариант того, что я непричастен, вы не рассматриваете в принципе? – Ковалев раздражал, но это была его работа, так что обвинять не собирался.

Геннадий Илларионович и майор переглянулись – Ковалев кивнул. Начальник тюрьмы тяжело вздохнул.

– Антон, то, что ты сейчас услышишь, оставишь глубоко в своей голове. Сорвется с языка, суд будет закрытый и быстрый, а сидеть будешь сразу в третьем блоке. Понял?

– Может, мне и не стоит тогда это слышать? – попытаться стоило. Впрочем, когда начинают беседу с угрозы, которую завуалировали перспективами, отказываться уже поздно.

– Юрий – единственный в своем роде заключенный. Подобных ему нет ни в одной исправительной колонии страны.

– Они все уникальны, Геннадий Илларионович.

– Хотел бы я с тобой согласиться, но нет. 9 из 10 здесь – обычные преступники. Сброд на любой вкус. Юрий – профессионал своего дела. Не уверен, что мы его способны удержать в тюрьме, но у нас он хотя бы под контролем.

– Пока он этого хочет, – добавил майор ФСБ. В его голосе звучала какая-то детская обида.

– Возможно, – задумчиво протянул начальник тюрьмы: – Как бы то ни было, он здесь и такой он один.

– Почему? – если мужчины хотели нагнать таинственности, то у них получилось, но мне это благополучно надоело: – В чем его уникальность?

– Вряд ли ты когда-то слышал про организацию “Поисковики”. Однако это широкая сеть многофункциональных специалистов. Заказные убийства, поиск людей и информации, внедрение в структуры – все это их профиль.

– И не только, – добавил Ковалев. Я думал, он продолжит, что-то добавит, но майор замолчал.

– Так. И? – все равно я не понимал, в чем уникальность Юрия. Как будто это не работа МВД и ФСБ раскрывать подобные структуры. Будто я должен быть удивлен.

– И у нас до сих пор нет информации, почему Юрий сдался. Но активизировался он только после твоего разговора с Фадеевым и Калининым. Калинин пропал, Фадеев только и делает, что ходит по камере и спит. Владимир Валерьевич, я правильно понимаю, что уже все?

– Да, отчет пришел, – майор кивнул: – Чист. Антон, без обид, твою квартиру и домашний ноутбук тоже проверили. Да, обвинений нет. Тогда какого хрена Юра тебя подставляет, парень?

Удивляться или негодовать по поводу вряд ли законного обыска не стал. Да и куда деваться, если это все было сделано по принципу “Антон, а можно мы уже сделали?” Зачем мне надо было знать про “Поисковиков”? Спокойно ведь можно было обойтись без этого. Значит, это проверка реакции на новость.

– Думаю, здесь проблема иного рода – проблема восприятия. Если Геннадий Илларионович повторил диалог с Юрием максимально четко, значит, речь шла не о помощи заключенному, а именно об импульсе, о зачатке мыслей о побеге. Осталось только понять, как я мог это сделать, какими словами или действиями. Все разговоры с заключенными записываются как на видео, так и на аудио. Давайте разбираться. Заодно прошу уточнить, что если ко мне есть недоверие и я скомпрометирован, отстраните и поместите под наблюдение, потому что пойти за соучастие не горю желанием.

Ковалев подмигнул Геннадию Илларионовичу.

– Да, Гена, прав ты был. Башковитый студент.

– Пятнадцать лет уже не студент, – не весело отозвался начальник тюрьмы: – Ну и что? В аквариум Антона и сошьете дело?

– А можно? – оживился майор.

– Нельзя. Сам сказал – чист психолог.

– Тоже верно. Антон, карты мы тут раскладывали. Нагадали они тебе дорогу к Юрию и обстоятельную беседу. Вытащи из него все, что сможешь. А что не сможешь, уже попробуем потом мы. Своими, так сказать, методами.

– Когда приступать? – в голове образовался вакуум. Я даже не представлял, с чего начать общение с самым скрытным заключенным тюрьмы.

– Ну вот как выйдешь из кабинета, прямой наводкой и иди. Охрану надо?

– Нет. Это будет лишним.

– Хорошо, – майор скосил глаза на Геннадия Илларионовича: – Если будет надо, дай знак. Ток по полу пустим, заговорит охотнее.

– Думаю, это тоже будет лишним.

– Тогда вперед. Сегодня будет долгий день.

Из кабинета я выходил на ватных ногах. Если бы вокруг не было камер, я бы присел где-нибудь у стены и просто глубоко дышал минут пять. Все же, изображать спокойствие при майоре ФСБ и начальнике, когда хочется от паники обмочить штаны, – не самое простое занятие. Как бы то ни было, нужно взять себя в руки и сделать все возможное, чтобы получить ответ ровно на один вопрос: какого черта происходит?

Глава 7. Импульс

– Надеюсь, вас не сделали подозреваемым, – вместо приветствия сказал Юрий, приветливо помахав рукой.

– Добрый день, Юрий. Пока что нет, как говорится, вашими молитвами.

– Неверующий, – развел руками мужчина.

– Бывает, – вступать в религиозную полемику не входило в планы: – Так что за импульс? Судя по всему, вы больше знаете, чем я.

– Антон Денисович, не принижайте свои интеллектуальные способности, пожалуйста. Вам это не идет. И девушки не оценят, даже на кассах в магазинах.

Почему из всех возможных примеров Юрий выбрал именно этот, для меня стало загадкой, которая заставила нервно сглотнуть слюну.

– Юрий, вы сказали начальнику тюрьмы, что я помог Оливеру бежать. Думаю, не стоит спрашивать, откуда вы вообще в курсе об инциденте.

– Начальник, инцидент. Я вот своего начальника всегда шефом называл. Как-то теплее звучит, приятнее, по-дружески. А побег из самой современной и защищенной тюрьмы страны – это не инцидент, а вполне себе катастрофа.

Заключенный откровенно издевался, не продвигая разговор ни на шаг. Пора бы уже и привыкнуть, но сегодня надпочечники выделили в кровь слишком много адреналина.

– Юрий, я понимаю, что вы никуда не торопитесь, да и плевать по большому счету на меня, но зачем-то, все же, вы сказали Геннадию Илларионовичу о том, что есть моя вина в случившемся.

– Нет, – Юрий нахмурился: – Я не обвинял вас. Я говорил, что вы помогли Оливеру принять решение. Так и не поняли, как?

– Не понял, – честно ответил я.

– Вы заставили Алису задуматься о том, что для ее существования есть угроза извне даже здесь.

– Алиса – плод воображения Оливера, Юрий. Давайте не будем рассуждать о том, чего не понимаем до конца.

– Давайте, – быстро согласился заключенный: – Не рассуждайте. А я, все же, повторю, что Алиса задумалась. И вам было бы очень неплохо эту мысль развивать, чтобы понять, как и куда мог деться Оливер. К примеру, есть ли слепые зоны у камер наблюдения в тюрьме? Или существуют ли другие выходы из наших блоков помимо известных вам? Хорошие вопросы. Нужные. Я бы даже сказал, важные.

– Вам известны ответы.

– Конечно, Антон Денисович. Стены иногда рассказывают очень полезные вещи, без которых жизнь была бы скучна и пресна.

– Где Оливер? – шумно выдохнув, спросил, не особо рассчитывая на ответ. Его и не последовало.

– А где Алиса? – передразнил Юрий.

– Алиса в голове Калинина.

– Так вы будете долго доходить до сути. И в итоге будете огорчены простой истиной – все элементарно. Намного проще, чем вы думаете.

В голове вертелись десятки вопросов, на которые не получил бы ни одного ответа. Не важно, откуда Юрий знал информацию, суть в том, что он ее имел, а мы – нет. Он не ощущал себя скованным, даже не выглядел, как другие заключенные, у которых есть хоть капля понимания своего положения. На языке вертелось сравнение, которое никак не могло сформироваться в мысль.

– Юрий, зачем вы это делаете?

– Что именно? – это было маленькой победой. Он явно ожидал продолжение разговора про Алису, но никак не посторонний вопрос, в котором не было конкретики. К чести Юрия, он быстро подавил изумление.

– Зачем вы в тюрьме?

– О, Антон Денисович, вы умеете удивлять. Правда. Без иронии и сарказма. Вы начали задавать правильные вопросы, на которые не будет ответов. Но если продолжите мыслить в этом направлении, жить станет намного проще.

– Думаете, Юрий? Кстати, почему Юрий? Это же не ваше имя.

– Любимый певец детства, Антон Денисович, – развел руками заключенный. Кажется, этот вопрос он тоже посчитал правильным.

Вопросов больше не оставалось, пришлось попрощаться и уйти. Пока шел до кабинета Геннадия Илларионовича, думал о подсказках Юрия. Я не эксперт в системах безопасности, но заключенный видел то, что очевидно, значит, и у меня получится. Камеры есть как в коридорах, так и в аквариумах, тогда о каких слепых зонах говорил Юрий? Я остановился и осмотрелся. В целях моей безопасности все заключенные сейчас находились в непрозрачных аквариумах, но я знал наверняка, что обзор камеры внутри не оставляет слепых зон. Тогда о чем речь, если коридоры просматриваются, как говорится, навылет?

Уже на выходе из блока меня осенило – между камерами заключенных не просматривается пространство. Какой смысл, если туда никто и никогда не заходит, кроме уборщиков? Чуть не подпрыгнул от своей гениальности, но резко осадил себя мыслью о том, что мысль пришла только с подсказки заключенного. Вот на второй вопрос Юрия был абсолютно четкий ответ: других выходов из подземных блоков тюрьмы не существует.

– Мы все слышали, – сказал Геннадий Илларионович, когда я вернулся в кабинет: – Жаль, что ничего не получилось выудить. Как думаешь, пару поглаживаний печени его разговорят?

– Как это ничего не получилось? – момент торжества я оттягивал и наслаждался этим: – Все получилось. Я знаю, где Оливер.

– В смысле? – Ковалев нахмурился. Да, с театральными паузами надо завязывать, а то у ребят из ФСБ большие проблемы с юмором.

– Калинин до сих пор находится в “Белой Ночи”.

– Мы все обыскали. Дважды.

– Сколько охранников заходили за камеры заключенных? – сдержать улыбку стоило титанических трудов.

– За? – переспросил Геннадий Илларионович и моментально все понял. Он тут же поднял телефонную трубку, нажал кнопку “2” и гаркнул: – Семенов, поднимай всех. Осмотр. Да, третий, а скажу пятидесятый – пойдешь и пятидесятый. Только на этот раз обходить каждый аквариум вокруг, понял? В смысле, “обходили”? Сейчас по камерам посмотрю, если увижу, что врешь, по статье пойдешь за халатность. Вот и я о чем. Быстро.

Положив трубку, Геннадий Илларионович поскреб подбородок.