Полная версия
Пером очерченная даль… Поэт о поэтах
Евгений Глушаков
Пером очерченная даль… Поэт о поэтах
© Глушаков Е.Б., 2022
© Издательство «ФЛИНТА», 2022
Поэт о поэтах
Стихи и проза, по пушкинскому выражению, столь же несхожи между собой, как «вода и камень», «лёд и пламень…». Тем привлекательней возможность представить Жрецов Рифмы и Блюстителей Размера не внешне – прозой, как нечто Чуждое, Запредельное, а изнутри – стихами, как Близкое, Родное.
Заметим, что и литературная критика не всегда довольствовалась рамками научного, лишённого ярких эмоций анализа. Так статьи Белинского – безусловный пример поэзии, благоухающей красками, полемически страстной. Отсюда их живость и обаяние.
А здесь, по сути, нечто внутрицеховое: поэт пишет о поэтах.
Иногда с горестным трагизмом, иногда весело с юмором. Исторические факты перемежаются игрой фантазии, нарочитая серьёзность оборачивается шуткой.
Автор посчитал необходимым включить в книгу и раздел «О себе», дабы представиться публике. А ещё и рассказать о своей поэтической судьбе, во многом типичной не только для его творческого поколения, но и вообще для каждого поэта.
Судьба как вызов, как путь к мастерству, к читателю, к себе.
Взять томик и, налив бокал,Подсесть к огню поближе,И призадуматься, покаПоленья пламень лижет.Открыть. Прочесть стишок, другойПод стук дождя по крышеИ ногу перевить ногой,Глоток-другой отпивши.И снова – пару чудных строк;И, в образе изгоя,Взять кочергу, что возле ног,И помешать уголья.Вздохнув, подумать: «Пустяки,Но прятать в стол не гоже…»И это что же вам – стихи?Поэзия, быть может?Нет, не почитывать да пить,В камин кладя поленья —Стихи положено любитьДо умопросветленья,До пробужденья лучших чувствИ небывалых мыслей,Покуда в свет не облачусь,В сиянье горних высей!Об александре Пушкине
Саша в Арзамасе
Батюшков упёр пятуВ изразцовый свод камина,Где плясала КоломбинаСквозь метели маяту.Вяземский взгрустнул слегка,Зарумянился Жуковский…А Сверчок себе сверкал,А Сверчок и был таковский.Пламя – нежный язычок,И глазёнки – не иначе;Оттого сверчит СверчокИ по креслам чуть не скачетСтрочка – не на всякий нрав,Слабой счёл её Жуковский:На пол бросил, оторвавВ виде узенькой полоски.А Сверчок – за строчкой шасть,Ажно вытянулись лица:«Что Жуковскому – не в масть,Для моих стихов сгодится!»И нахмурил было лобДля серьёзности для пущей,Но сейчас же в хохот – хлоп,И – кататься, будто пучит.Скалил зубы – даже взмокВ общем хохоте и гаме.Стихнул: «Знаю свой шесток…»Сел. И заболтал ногами.«Там, где ветром дороги повязаны…»
Там, где ветром дороги повязаны,Бечевою унылых кочевий,Драный табор приткнулся под вязамиВозле барских высоких качелей.Над испившей кваска деревушкою,Над речушкой, чей норов смирили,Перелёты курчавого ПушкинаИ восторженно-юной Марии.Ах, без этого, верно, и лета нет,Без улыбок и прочих банальностей…Рада Саше, но ведать не ведаетО великой его гениальности.Приезд в Михайловское
– Саша, милый! Вот не ждали!Спас, голубчик, от тоски.К нам теперь?.. И наши далиГневу царскому близки.Погляжу – совсем красавец:С бакенбардами, кудряв…Милый наш поэт, и в славеПричастись родных дубрав.Закружил! Уронишь, право!Подсадил, шалун, куда…«В славе, няня, меньше славы,Чем позора и стыда».– Бог с тобой, сними скорее!«А – не сладко быть в чести?Няня, няня, побыл где я,Что я видел…»– Опусти!..Чай, намаялся по свету?«А не быть без синяковСреди чванных эполетовИ вельможных дураков.Дар мой им неинтересен:Что им в сказках, что им в снах?Знатным, няня, не до песенПри богатстве и в чинах».– И не пой для них – пустое,В гордых ли искать любви?Нет им счастья, нет покоя.Господи, благослови!Барышни ломливы, едки…Разводи амуры с ней…Чай, Михайловские девкиЛасковее да красней.«Няня, выпить бы, согреться?»– Саша, и не смей любитьТех, кто сердце твоё, сердцеНе умеют оценить.Радость моя, милый Саша,Приезжал бы навсегда?И в опале жить не страшно,А среди чужих – беда!Плащ сниму, дружочек милый…Заболталась – бабий грех.Ладно хоть на стол накрыла.Ну, давай… За твой успех!»Тригорское
1«Прасковья Александровна, мой свет!Ваш скромный обожатель и сосед,Аннетке и Зизи целую руки.Коль не упьюсь чернилами от скуки,То, верно, прискачу к обеду я.Мой дом у вас! По духу мы – родня,Нас породнили жжёнка и шарады.Вам одиноко. Знаю, вы мне радыСердечно, без жеманства и затей.В степи и куст благодарим за тень…»2Ботвинья, ростбиф, с поросёнком каша…Проездом заглянула генеральша,С хозяйкой состоящая в родстве.Прелестна. И мечтает о вдовстве.И благоволит к ссыльному поэту.В Михайловское возвратясь к рассвету,Трепал по гриве аргамака он,Как никогда – и счастлив, и влюблён.3Мы все ханжи. И с ревностным испугомПодглядывать готовы друг за другом.Но, ежели утешился поэтС женой чужою, возражений нет.Сочувствуем, конечно, генералу,А шалуна простим мало-помалу,Как будто на почтенных наших жёнИзвестные права имеет он.4Уздою крепкой осадив с галопаИ под присмотром сонного холопаГнедого в пене бросив жеребца,Являлся Пушкин с заднего крыльцаВ господский дом, пропахший дёгтем, краской,Где пол грозил любовникам оглаской,А полотна льняного сладкий духЩадили сквозняки столетий двух.И горы нашинкованной капустыМерцали в хрустале наборной люстры.5Тут, выйдя в парк, вы созерцать могли бВерсаль газонов и аббатство липИ на кругу с цветочными часамиМеняться с эхом звучным голосами,И ласкам тайным находить приют,И навещать заречные туманы…Узнав, как близко Пушкин жил от Анны,Я ощутил блаженнейший уют.6Но к нашему несчастью (или к счастью?)Интрига всех романов такова,Что верх берут на собственность права,Ленивой не оспоренные страстью.Влюблённость, как простудная болезнь —Чихнул, и нет, и след не обнаружу.Жена покорно возвратиться к мужу,А хахалю – с тоски хоть в петлю лезь.7Но тут хозяйка (предположил кто бы?)Поэта, как беспутного зятька,Приревновала. Равно неудобныСтаруха пылкая и мылкая пенька.Захлопнув недочитанную книгу,Поправив нервно съехавший бандаж,Сказала Анне: «Выезжаем в Ригу!» —И удалилась собирать багаж.8Фортуны баловень и чадо славы – Пушкин,Потягивал метель из винной кружкиИ нянюшки своей веретеноТак слушал, как другому не дано.А утром, ледяной отведав ванны,Грыз ногти, перья; ждал письма от Анны,В котором обсуждалось, например,Кузен милее или офицер?И, визави распутного кузена,Не сомневался Пушкин: тут – измена.9И снова принимался грызть перо.Так наша жизнь устроена хитро,Что от желудочного несвареньяИ то, глядишь, родишь стихотворенье.Но перлами ярчайшими, увы,Обязаны обманутой любви,А не прокисшей на окне ватрушке.Вскочив с постели, одевался Пушкин,10Коня седлал!.. А некуда скакать.И в сюртуке бросался на кроватьК виденьям, что роились в изголовье,Невыносимым для арапской крови:То генерала, то кузена с ней,Поди, представь и думай, что тошней.Не был ли сам он ширмой образцовойРаевскому с графиней Воронцовой?И тоже в генеральском чине муж,И тоже ссылка, бестолочь и глушь.11На выдумку не очень жизнь богата.Но прихоти любовного развратаИ вовсе на фантазию бедны —Опустошенье прочат нам они.И Пушкин, в череде своих любовейЕдва кокетку в Анне угадал,Как помирился с дряблою Прасковьей,Раскинув: «И старушка – Божий дар!»12Тригорское!.. Как будто дуновенье,
Прошелестело чудное мгновеньеИ ласточки стремительной крылом,Мелькнув над садом, юркнуло в пролом.Тригорское!.. Не жди его к обеду.Он оплатил над ревностью победу,С лицом открытым встав под пистолет,Как волен всякий поступить поэт.Письмо другу
Павел Воинович[1], милый!Грустно, горько, тошно мне,Будто я перед могилойПриготовленный вполне.И при сабле, но без уса,И при глотке, но хрипим,И играл, да весь продулся,И люблю, да нелюбим.Что за бестолочь такая?Сроду не было скучней.Шепчут все, не умолкая,Всё о жёнке, всё о ней.Кто с издёвкой, кто с насмешкой,Кто жалея, кто браня;На зуб каждому орешком,Бедная, пришлась она.Пёсьи морды, а не лица,Шерсти вздыбленной клока.Окружают. Не отбиться.Тут Господняя рука.Ну, да пусть! Развязка скоро.То-то лаю по степи,Если всех нечистых свораС адской спущена цепи.Лишь с тобою, мой сердечный,Я утешился бы вдруг.Но в Москве своей, конечно,Бед моих не знаешь, друг.Прикатил бы – умный, добрый.На ошибки не пенял —Тихой ласкою бы обдал,Боль тоскливую унял.Укрепил бы светлой силой,Не подмяли б нас оне…Павел Воинович, милый,Одиноко, пусто мне.«Наскучило клеток деленье…»
Наскучило клеток деленье,Обрыдли стекло и металл.Давайте уедем в деревню,Как Пушкин когда-то мечтал.Поселимся в липовой роще,Зелёный поставив шалаш.И чтоб ни почтарь, ни паромщикПокой не нарушили наш.Прихватим любимые книги,Смешливых подруг и друзей,Вольнее любого расстриги —Живи, улыбайся, глазей!И, к мошкам имея участье,Да так, что с хлопушкой поврозь,Поверим, наивные, в счастье,Как Пушкину не довелось.«Оставим осень Пушкину! Пускай…»
«Унылая пора! Очей очарованье!»А. ПушкинОставим осень Пушкину! ПускайЛюбуется картинами распада;Нам – лучше лето: и поплавать надо,И обустроить огородный рай.Нет, мы не против золотой жары,Лететь за ней готовы хоть в Египет,А в честь того, что квас до капли выпит,Запустим в небо красные шары.Любимая! Ты только не болей!И зиму сбагрим Пушкину, пожалуй,Поскольку для саней и тройки шалойНе припасли горячих соболей.Чтоб умножались барские грехи,Нужны скакун, камин, отроковица,А что ему не к чёрту, нам сгодится,Ведь мы – народ попроще: от сохи.Весны не хочет? Заберём себе!И лишь затем, чтоб, улыбнувшись нежно,Нас поманила новая надеждаСладчайшей переменою в судьбе.«И с милой, и на дружеской пирушке…»
И с милой, и на дружеской пирушкеТы оживал – уныние к чертям!Ты лишь тогда и был собою, Пушкин,Умом – старик, а чувствами – дитя.Всех, всех насквозь ты видел быстрым оком,Всё проницал твой беспощадный взгляд.И вновь любовь в томлении глубоком,И снова жаркой ненависти яд.Потом женитьба. Пистолетов пара.Гроб на санях. Коней мохнатых бег…И люди говорят – звезда упала,А вещи знают – умер человек.«Кучерявые баки подрезал мерцающий иней…»
Кучерявые баки подрезал мерцающий иней,Утомлённые руки покойно сошлись на груди;Никого, ничего – ни предметов, ни звуков, ни линий,Лишь молчанье и тьма – на три стороны и впереди.Только белый цветок в кружевах приоткрытого лифаУ жены на дворцовом балу, что умолк вдалеке,Да, как привкус последних мгновений, елозила рифмаНа закушенном вечностью, мёртвом уже языке.Суд глупцов
«Услышишь суд глупца…»А. ПушкинУслышал. Было. Но – предупреждёнТобою, друг… Спасибо, Пушкин милый!Поэтам в помощь ты и за могилой,Тебя не зря избрали мы вождём.Ты освятил страданием наш путьСреди восторгов, кривотолков, сплетен,Когда, толпой приговорённый к смерти,Ты встал на крайний след, где не свернуть.И саблей обозначили барьер,Воткнув её, шутя, в сугроб январский.Всё в прошлом: женщин пламенные ласкиДа и ветрянкой рифм переболел.Заходишься, хохочешь озорноНад стихоплётством ханжеского века;И рад бы достучаться до эвенка,Ну а тунгус, калмык – твои давно.И поощряешь дерзких сорванцовПренебрегать уставом ударений;А между тем взопрел от вечных пренийПреважный, многомудрый суд глупцов.Пушкин в Михайловском
«И вновь я посетил…»А. ПушкинПод липами пройдусь аллеей Керн,Сверну к замшелым богатырским елям,Что дед мой славный посадил взаменПостриженной лужайке и качелям,Доволен я, что нет жандармов тут,Не врыты в землю бочки для окурков,Что новый туристический маршрутНе посулит нам тайная прогулка.Дом перестроен, подурнел фасад.Экскурсовод, решив, что это сцена,Учительницу с кучкою ребятПо всей усадьбе кружит вдохновенноИ пылко рассуждает обо мне:В ад угодил ли, удостоен рая?А чтобы деток усыпить вполне,Мои стихи бубнит, перевирая.Швырнуть перчатку? То-то заскулятИ вновь меня подвергнут осмеянью,Архивный червь, журнальный пасквилянт,Пробравшийся в супружескую спальню.Чужих вещей в телегах навезли,По комнатам свалили за барьеромИ самовар, и с тряпками узлы,Как реквизит в театре погорелом.Всё перекопано и вытоптано так,Что не осталось и следа былого;А если б ухватить умели слово,Сослали бы в запасник на чердакИ вместе с прочей рухлядью сгноили,Под инвентарный номер подведя,Как трость, перо, из-под «Клико» бутыли,С Языковым распитые шутя.Едва ли понят, вряд ли узнаваем,Хотя народом, кажется, прощён,Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Павел Воинович Нащокин – друг Пушкина.