Замкнутый круг

– Ты сведешь меня с ума, – горестно всхлипнула мама, прижимая меня к груди, – а если бы пожар? Что тогда, дверь ломать?

– Все нормально, – я с показной бодростью похлопала маму по вздрагивающей спине, – сейчас проветрим как следует, и папа ни о чем не догадается…

– Я дома уже почти целый час, – не предвещающим ничего хорошего тоном сообщил отец откуда-то из глубины квартиры, – похоже, ты так увлеклась своим непотребством, что совсем потеряла счет времени. Ничего не хочешь объяснить?

Я резко отлепилась от мамы и стремительно повернулась вокруг своей оси. Вот так из огня да в полымя! Неужели мое общение по душам с хрустальным шаром настолько затянулось, что я совершенно перестала замечать, как тикают настенные часики, неумолимо отмеривая оставшиеся до прихода отца минуты? Кстати говоря, беглый осмотр не выявил на прозрачной поверхности сферы ни малейших признаков видимых повреждений, и сей факт меня немалым образом порадовал, потому что эксплуатировался шар сегодня как никогда жестко и безжалостно. Да с таким запасом прочности мне этого реквизита с лихвой хватит до завершения карьеры, а учитывая, что вслед за полюбившимся столичным жителям образом роковой красотки я через несколько десятков лет собираюсь примерить личину классической бабки-гадалки, вышеуказанный уход на покой состоится крайне нескоро. Впрочем, если я не погашу в зародыше разгорающийся конфликт с отцом, мне придется в добровольно- принудительном порядке отправляться на заслуженный отдых, уже начиная с завтрашнего дня. Ладно, была не была – у лжи все равно короткие ноги, так что беру на вооружение исключительно правду и вперед, на баррикады!

–Пап, это все из-за Кирилла, – ничтоже сумняшеся поведала я с невероятно честными глазами, – я не смогла бы есть и спать, если бы не узнала, что с ним произошло…

– Узнала? – лаконично осведомился отец, брезгливо наблюдая, как мама второпях сгребает со стола свечные огарки.

– Кое-что, – мастерски уклонилась от прямого ответа я. Мама неуверенно протянула руки к хрустальному шару, осторожно приподняла подставку, быстро передвинула реквизит на подоконник и лишь затем позволила себе вздохнуть свободно. И чего она, спрашивается, так боится? Сколько можно повторять, что кусок горного кварца изначально мертв по сути своей, и только энергетика истинного мага способна вдохнуть в него жизнь. У всех остальных нет ровным счетом никаких оснований шарахаться от ни в чем не повинного минерала, словно черт от ладана.

– Пап, я очень волновалась за Кирилла, у нас только-только начало все налаживаться, и тут вдруг такое! Что мне было делать? Он в больнице, я вообще в другом городе, не вылетать же мне срочно в столицу! Начала себя накручивать, нервы сдали…

– Нервы? У тебя? –с откровенной ехидцей хмыкнул отец, – не вешай мне лапшу на уши, Изольда, я тебе не мама, мне ты так просто голову не задуришь. Скорее всего Кирилл полез в драку по твоей вине, а ты теперь пытаешься замести следы, чтобы тебя не привлекли к ответственности. Попробуй докажи мне, что я не прав!

–Откуда ты знаешь, может, наша дочь здесь не при чем? –машинально вступилась за меня мама, готовая в любой момент закрыть меня от неминуемой расправы собственным телом, -я сама тому свидетель, как Изольда звонила в столицу – то врач на обходе, то телефон отключен…

–Не защищай ее, Света, -недвусмысленно шикнул на маму отец и перевел на меня пышущий праведным гневом взгляд, -думаешь, я не понимаю, что ты водишь нас за нос, Изольда? Твой внезапный приезд, несчастье с Кириллом, гадание – все это звенья одной цепи. Рассказывай, что ты натворила в столице, или можешь немедленно возвращаться обратно!

Как не прискорбно мне было это констатировать, ситуация постепенно выходила из под моего непосредственного контроля. Я все просчитала до мельчайших деталей, но форс-мажорные обстоятельства напрочь спутали мне карты: мне еще только предстояло выяснить, как Те Ранги вышел на Кирилла и какую роль здесь сыграла Вероника-Барби, но даже сейчас очевидным для меня являлось главное: мои проблемы плодились и размножались, как кролики, а количество вариантов их решения, наоборот, таяло с катастрофической скоростью. Мало того, путей к отступлению у меня, по всей видимости, также практически не осталось.

–Ничего криминального, пап! –обезоруживающе улыбнулась я и беспомощно развела руками, – я подумала, что нам с Кириллом нужно отдохнуть друг от друга и уехала домой, а он в тот же день попал в травматологию. Конечно, меня замучило чувства вины, мало ли чего Кирилл там сдури выкинул. Поэтому я и обратилась к шару, чтобы хотя бы узнать, из-за меня это случилось или нет. А тебе, пап, надо детективы писать, а не в институте преподавать!

Все-таки правда – это и в самом деле смертельное оружие, наповал разящее гложущих сердце червей сомнения. Вопрос лишь в том, как именно необходимо преподносить истину, на каких аспектах заострять внимание собеседника, и среди каких подводных камней лавировать. Я в совершенстве овладела искусством словесных маневров и, нагло выдав в лицо отцу всю эту казуистику, буквально на лету ликвидировала нависшую над собой угрозу. По крайней мере, сегодняшним вечером мне вроде бы одинаково не светили как телесные наказания, так и незавидная перспектива быть выставленной за порог, а что касается завтра…Будет день, будет и пища!

Впрочем, за приуроченным к моему приезду ужину мама чуть ли не насильно запихала в меня столько разнообразной пищи, что я зареклась прикасаться к еде минимум в течение суток. В довершение к усиленной кормежке, я вынуждена была выслушать проникновенный мамин монолог на вечную тему моей бледности и худобы и мужественно вытерпеть отцовское ворчание относительно не выветриваемого запаха свечного дыма, прочно поселившегося на скромной мурманской кухне. Прекрасно понимая, что мне лучше помалкивать, я старательно делала вид, что семейные посиделки за столом вызывают у меня бурный прилив восторга и порцию за порцией выливала на родителей потоки свежих новостей из жизни столицы.

О моей работе и связанных с нею вещах мы вообще не говорили. В Мурманске «мадам Изольды» будто и не существовало вовсе, и я уже пять лет подряд делала все возможное, чтобы статус-кво оставался неизменным. Родители никогда не видели меня в гриме и наивно полагали, что знаменитая гадалка мало чем отличается от серой мыши, которая периодически приезжает к ним погостить, и я не видела объективных причин их разубеждать. Несмотря на то, что меня постоянно подмывало воспользоваться магическими способностями, я слишком явно ощущала свинцовую тяжесть сгустившихся надо мной туч и не позволяла себе вольностей за ужином. Передать солонку мне приходилось просить отца, сахар размешивать самостоятельно, а конфетные фантики разворачивать не усилием воли, а своими горячими от переизбытка энергии пальцами. Иногда мне даже нравилось самозабвенно изображать рядового обывателя, но порой бесконечные игры в нормальность раздражали меня до колик. В подобные моменты рядом со мной обычно и перегорали лампочки, но сегодня я просто обязана была подыграть родителям любой ценой, хотя и весь вечер буквально умирала от желания поскорей выскочить из-за стола, удалиться в свою комнату и попытать удачи с обитающими в карточной колоде венценосными особами.

Звонить Инне Матвеевне «проклятая ведьма» не хотела из принципа. Наши отношения с матерью Кирилла и дружескими-то можно было назвать с пребольшой натяжкой, Инна Матвеевна меня откровенно недолюбливала и даже особо не утруждалась, чтобы скрывать свою неприязнь. Мать Кирилла не переносила меня на дух, и если бы не увлеченность собственной личной жизнью, давно бы проела сыну всю плешь насчет неподходящей партии. Однако, великолепно сохранившаяся для своего возраста Инна Матвеевна недавно в очередной раз вышла замуж, причем, вышла весьма удачно, и большую времени проводила в разъездах по ведущим европейским столицам, сопровождая в командировках супруга – бизнесмена. Кирилл с отчимом не то чтобы не ладил, но без нужды не контактировал, и постепенно к продиктованному нормами приличиями уровню свелось и его общение с матерью.

Невзирая на жеманность и склонность к неуместному кокетству, в сущности, Инна Матвеевна была далеко неглупой женщиной, как говорится, себе на уме, и ее житейской мудрости вполне хватало для поддержания стойкого нейтралитета с потенциальной снохой. Но все сказанное, как ни крути, было справедливо до инцидента с Кириллом, а что сейчас творилось в душе сидящей у постели сына матери я боялась даже предположить. Тем не менее, нездоровое беспокойство в меня вселяла отнюдь не морально-этическая сторона – я тщетно пыталась понять, что натолкнуло Инну Матвеевну на мысль о моей причастности к нападению на Кирилла. Инерция мышления или неопровержимые факты, о наличии которых известно всем подряд, кроме меня самой?

Отделаться от повышенного внимания несколько оттаявших за ужином родителей мне удалось лишь после участия в семейном просмотре телевизионных передач музыкально-развлекательного характера, в широком ассортименте транслировавшихся в вечернем эфире. Ровно в ту секунду, когда я уже собралась под шумок выскользнуть из гостиной и якобы сразу же залечь спать, мой мобильник вдруг разродился серией заливистых трелей. Номер определился мало того, что стационарный, так еще и со столичным префиксом.

–Изольда, пока мама вышла, мне дали телефон на пару минут, слушай внимательно и не перебивай, – сходу потребовал Кирилл торопливым, приглушенным шепотом, -этот дикарь каким-то образом вышел на меня и пытался выбить твой адрес. Не бойся, я ничего ему не сказал, он не знает, где ты. А теперь ответь, что ты ему пообещала? Почему он тебя преследует?

–Потому что у него не все дома, -в сердцах бросила я, – лучше расскажи мне, как ты себя чувствуешь?

–А как я по-твоему должен себя чувствовать? Твой любовник-дегенерат напал на меня прямо на улице, а я даже не могу заявить на него в полицию, так как знаю, что тебя тоже вызовут на допрос и не хочу подставлять тебя и твою семью. Ты довольна, Изольда? Ты мне, наконец, отомстила, да? Но зачем ты выбрала это животное, разве ты не понимаешь, что сама первая от него и пострадаешь?

–Кирилл, притормози на поворотах, – тихо попросила я, плавно перемещаясь в спальню подальше от всеслышащих маминых ушей, – возникло недоразумение, мне очень больно, что так вышло, и я прошу у тебя прощения. Но поверь мне, я никогда тебе не мстила, тем более с Те Ранги!

–Ты даже знаешь, как его зовут, – с интонациями зачитывающего обвинительный приговор судьи горько резюмировал Кирилл, -имей в виду Изольда, ты у него не единственная, а его подружку я недавно видел в твоем салоне.

–Сворачивайте базар, – гавкнул на заднем фоне санитар Петруничев, – если дежурный врач увидит, он с меня ползарплаты снимет.

–Кирилл, тебе вредно нервничать, не забивай голову всякой ерундой. Лечись, отдыхай, я приеду и мы обо все поговорим, – информации было чересчур много, чтобы анализировать ее параллельно с разговором, и я решила не распыляться на два дела одновременно, но перед тем, как отсоединиться, мой неверный возлюбленный, добил меня еще одной удивительной подробностью своей конфронтации с Те Ранги.

– А еще твой дикарь силой отнял у меня бумажник. Он просто взбесился, когда я отказался отдать ему портмоне. Подумай хорошенько, с кем ты связалась, Изольда, и ни в коем случае не возвращайся в столицу. Я видел его глаза – это не человек, это зверь!

ГЛАВА XV

По логике вещей, мне следовало на коленях благодарить Кирилла за проявленное благородство, однако, после прослушивания на ночь глядя подробностей нападения, явно противопоказанных людям с чувствительной психикой, у меня не только язык присох к нёбу, но заодно и полностью сперло дыханье в зобу. В итоге я виновато промямлила в трубку нечто маловразумительное и, оставив своего неверного возлюбленного на попечение санитара Петруничева, отрывистое гавканье которого мне за сегодняшний день посчастливилось услышать целых три раза, глубоко утопила кнопку отбоя, а затем резко набрала в легкие побольше воздуха и обреченно вернулась в гостиную держать ответ перед сгорающими от нетерпения родителями.

–Всё так, как я и предполагала, – дабы не позволить маме сходу обрушить на меня лавину бесчисленных вопросов, я решила нанести превентивный удар и публично озвучить полученную от Кирилла информацию с некоторыми поправками на строжайшую секретность определенной части сведений, – уличный грабитель хотел отнять кошелек, а наш супер-Рембо вздумал оказать сопротивление, но переоценил свои возможности. В общем, он еще легко отделался! Ну что, всем спокойной ночи?

–Надеюсь, Кирилл обратился в полицию? – местами основательно урезанная правда не вызвала у родителей серьезных подозрений, а отец даже озаботился скорейшим раскрытием совершенного преступления и неотвратимым наказанием посягнувшего на неприкосновенность конституционных прав разбойника. Но здесь истина, к сожалению, сворачивала на кривую дорожку, и если я не собиралась дополнительно отягощать свою и без того нагруженную, словно ломовая лошадь, совесть, пора было закругляться со скользкими темами.

–Я не спросила, пап, – вздохнула я, – я так переживала за его здоровье, что все остальное просто вылетело у меня из головы. Да и звонок был настолько неожиданным…

–Кирилл – хороший парень, и главное – он очень тебя любит, – мама поднялась с дивана и пристально заглянула мне в глаза, – человеку свойственно ошибаться, Изольда, не забывай об этом. Я бы не советовала тебе размениваться такими людьми, как Кирилл, никто не может гарантировать, что ты встретишь кого-нибудь лучше!

–Приятных сновидений, мама, – я демонстративно воздержалась от комментариев и галопом рванула в спальню. Мне ли не знать, что если мама оседлала любимого конька, то у меня нет иного выхода, кроме как поспешно ретироваться, иначе грядущий разбор по косточкам моей личной жизни вполне способен довести меня до белого каления, неизбежно влекущего за собой существенные неполадки в общедомовой электропроводке.

Вероятнее всего вызывающее у меня зубовный скрежет мамино поведение являлось в главной мере издержками советского воспитания, помноженного на собственный горький опыт. В стране тотальной уравниловки любая исключительность автоматически ставила клеймо на светлом будущем, и подвергшаяся в свое время всесторонней травле мама до сих пор не сумела задушить в себе этот въевшийся под кожу страх. С самого момента моего рождения система целенаправленно ломала в маме индивидуальность, и постепенно сформировала в ней устойчивую боязнь, не дай, бог выделиться из серой толпы. По возвращению из экспедиции гонения на маму приобрели характер эпидемии, на нее косились, ее чурались, ей отказывали в помощи, и если бы не железная воля вставшего на ее защиту отца, неизвестно, пережила бы она бы вообще эти невероятно сложные времена. Бесстрашная полярница, подающий надежды молодой ученый-гидрогеолог, мама долгие месяцы самоотверженно делила с коллегами спартанские условия дрейфующей станции, но практически сломалась под гнетом общественного давления. До моего появления на свет профессиональные амбиции родителей простирались гораздо дальше Мурманска, и у них имелись внушительные шансы продолжить научную карьеру в столице, но в итоге они предпочли укрыться за полярным кругом и избрать для себя скромную преподавательскую стезю.

Прошедшие двадцать пять лет мама провела в непрекращающемся страхе. За себя она больше не опасалась – жестоко терзающий ее душу ужас отныне переметнулся на меня. Мама до смерти боялась, что дочь в точности повторит ее судьбу – растеряет друзей, станет вечным изгоем в коллективе и, что хуже всего, не приведи господь, пойдет еще дальше и никогда не найдет свою вторую половину, ту самую пресловутую каменную стену, которая надежно укроет ее от вездесущих охотников за сенсациями. Мне повезло, что я с детства отличалась жутким упрямством и ни при каких обстоятельствах не поддавалась внушению. В противном случае, великолепная мадам Изольда непременно обзавелась бы ярко выраженным комплексом неполноценности в анамнезе.

С тех пор, как у меня начали проявляться паранормальные способности, мама перепробовала всё: уговоры, увещевания, угрозы. Будучи совсем ребенком, я ее не понимала, став старше – протестовала и возмущалась, а окончательно повзрослев – осознала глубинную первопричину ее граничащего с маниакальной страстью желания сделать из меня обычного человека или хотя бы научить меня виртуозно притворяться таковым. Когда я сбежала в столицу, где воплотила в реальность полный набор маминых кошмаров, отец полгода отпаивал ее валерьянкой, а в мои несчастные уши ежедневно вливался расплавленный воск проникновенных укоров по поводу моей самолично поломанной жизни. А летом я привезла в Мурманск Кирилла, и кажется, была, наконец, прощена.

Отношения с Кириллом символизировали для мамы мой первый робкий шаг навстречу будущему. Она спала и видела, как мы играем пышную свадьбу и обживаем семейное гнездышко, а наши дети растут на ее глазах, и каково же было ее разочарование, когда все вдруг пошло не по сценарию. Благопристойная совместная жизнь с Кириллом никоим образом не изменила моих базовых целевых установок, я осталась прежней, а мамины мечты остались мечтами. Канонический конфликт отцов и детей, с годами несколько сгладился: какой-никакой семьей я все-таки обзавелась, а моя работа, хотя и заключалась в хитроумных манипуляциях с энергетическими потоками, объективно не содержала в себе равным счетом ничего предосудительного. Наш с мамой «пакт о ненападении» все еще действовал, однако, в свете произошедших событий, я подозревала, что в ближайшее время мама будет вынуждена аннулировать его одностороннем порядке и выйти на тропу войны.

Моя комната в отчем доме, благодаря стараниям мамы, всегда выглядела так тепло и уютно, словно я никуда и не уезжала. Я с наслаждением растянулась на кровати, полежала пару минут без движения, рывком встала на ноги и на цыпочках подошла к окну. В поздний час на улице было тихо и безлюдно, лишь горел свет в окнах мурманских полуночников, да искрились во тьме разноцветные огни бывшей гостиницы «Арктика». Что ж, темнота не только общепризнанный друг молодежи, но и верный союзник разномастных гадалок, медиумов и прочей оккультной шушеры.

Для того, чтобы мое зрение максимально адаптировалось к отсутствию освещения и я начала постепенно различать отчетливые контуры выплывающих из мрака предметов, потребовалось около получаса бестолкового созерцания потолка, но мои ожидания полностью оправдались и вскоре я смогла приступить к осуществлению задуманного. Одинаково серые кошки, одинаково красивые женщины, одинаково пестрые карты – картина актуальная для кого угодно, но не для прославленной мадам Изольды. До полноправного никталопа мне, естественно, было также далеко, как и черепахе до спринтера, но я давно заметила, что в темноте я вижу намного лучше большинства людей.

Я не долго колебалась, выбирая карту, обозначающую Те Ранги. Маори мог быть только пиковым королем и никем иначе. Сосредоточиться и представить его лицо: золотисто-коричневую кожу, витиеватые спирали татуировки, иссиня-черные волосы, собранные высоко на затылке и, как финальный штрих, глаза – угольно черный и желто-зеленый. Я не надеялась выпытать у карт свое будущее, я намеревалась пойти окольным путем и выяснить, где и когда пересекутся наши с Те Ранги судьбы.

Расклад на маори вышел настолько похабным, что я всерьез усомнилась в своей квалификации. Карты упорно отказывались разговаривать со мной: короли кутались в пурпурные мантии, дамы смущенно закрывались веерами, а валеты низко надвигали на глаза украшенные перьями береты. И все же я нашла себя, причем в самом центре расклада. Наши судьбы были сплетены прочно и неразрывно, и, следовательно, мой побег из столицы больше напоминал движение по замкнутому кругу. Пикового короля окружало много женщин, в том числе и бубновая дама, известная мне под кодовым названием «раба любви», но основную линию определяла исключительно дама пик. На этом крайне неутешительном для меня факте, логика в карточных комбинациях благополучно закончилась: если верить картам, у Те Ранги вообще ничего не было – ни семьи, ни работы, ни будущего – только тяжелые испытания да сплошные дороги, ранние и поздние, трудные и легкие, но неизменно ведущие к той самой даме пик.

Я нервно сгребла карты в охапку и с раздражением затолкала их обратно в колоду. Мелькнула шальная мысль, повторить расклад на бис, но я вовремя вспомнила золотое правило гадалок о недопустимости повторного искушения судьбы, и мужественно преодолела обуявший меня порыв. Дело ясное, что дело темное, не более того. Никакой конкретики, будто карты добровольно приняли обет молчания и обязались держать рот на замке. И что теперь, сидеть до скончания дней в Мурманске и, покорно сложив лапки, дожидаться свершения пророчества? Или бросить вызов и посмотреть судьбе в лицо? Открыто взглянуть в ее разноцветные глаза, обведенные причудливыми линиями татуировки, или малодушно продолжать подводить под монастырь своих близких, виноватых лишь в том, что они имеют отношение к моей персоне? Достаточно ли у меня смелости, чтобы открыть Те Ранги правду и сказать, что его поиски завершились в тот день, когда он переступил порог гадального салона мадам Изольды, вернее даже раньше – мои неприятности начались с визита Вероники и мимолетного контакта с нефритовым амулетом. Кстати, об амулетах!

Мне изначально показалось довольно странным упоминание Кирилла о похищенном бумажнике, слишком уж откровенно портмоне выпадало из сложной мозаики произошедшего. Имитировать ограбление Те Ранги не стал бы в девяноста процентов случаев, подобные изыски столь же чужды маори, как и ослу тонкий музыкальный слух, это первое, а во-вторых, я сильно сомневалась, что недавно вышедший из «обезьянника» Кирилл носил в кошельке баснословные суммы. Бумажник интересовал Те Ранги сам по себе, и сейчас до меня дошло, почему. Заговоренные лавровые листики, которые я вложила Кириллу в портмоне на удачу, были насквозь пропитаны моей энергетикой, и маори просто не мог ее не почувствовать.

Чем грозил мне данный вывод? Мне, возможно, пока и ничем, а вот Кирилла Те Ранги уж точно не оставит в покое, пока не вышибет с него сведения о создателе талисмана, а учитывая, что придерживаться принципов гуманизма в своих методах маори, вероятнее всего, не станет, моему неверному возлюбленному лучше не попадаться ему на глаза. Звучит, как форменное издевательство, если принять во внимание, что Кирилл находится в больнице с закрытой черепно-мозговой травмой и навряд ли способен бегать от маори по всей столице.

–Инна Матвеевна! Простите, что разбудила! – своей несостоявшейся свекрови я звонила из ванной, включив на полную мощность воду, и толком не слышала даже саму себя, но так как я справедливо опасалась, что мой ночной разговор невольно станет достоянием родителей, из двух зол пришлось выбирать меньшее.

–Кто это? – сухо поинтересовалась Инна Матвеевна. Действительно не узнала или просто решила меня таки образом задеть?

–Это Изольда, – проглотив обиду, сообщила я, – я не могу вам сейчас рассказать всего, но я очень прошу вас сделать так, как я скажу. Выслушайте меня, пожалуйста…

–Знаешь, Золя, – Инна Матвеевна специально выделила последнее слово, ибо прекрасно помнила, как я ненавижу, когда меня называют уменьшительным вариантом имени, – не нужно было мне звонить. Мне твои оправдания не нужны, хочешь очистить совесть – лучше позвони в полицию. Я стояла за дверью палаты и отлично слышала, как Кирилл разговаривал с тобой по телефону. Мне очень неприятно сознавать, что он тебя покрывает, вместо того, чтобы написать заявление на твоего любовника и призвать вас обоих к ответственности. Спокойной ночи, Золя.

–Инна Матвеевна, мы с Кириллом сами разберемся в этой ситуации, я не запрещала ему обратиться в полицию, это было его решение. В любом случае, завтра к вечеру я уже буду в столице. Вас я прошу об одном –предупредите всех в больнице, чтобы к Кириллу никого не впускали, кроме родственников.

Инна Матвеевна молча положила трубку, но я была уверена, что она поступит в точном соответствии с моей рекомендацией. Не доверять «проклятой ведьме» можно было сколько угодно, но лучше все-таки лишний раз подстраховаться. Не знаю, правильно ли я поступила, но когда в деле замешан Те Ранги, меры безопасности лишними быть физически не могут.

Но как ни крути, маори была нужна я, а не Кирилл, и не позднее, чем до завтра мне предстояло придумать работающий способ не только доходчиво объяснить потомку новозеландских каннибалов, что я категорически не собираюсь принимать участие в его безумных планах, но и требую немедленно прекратить мое преследование. Впрочем, главная сложность состояла в другом: объяснения необходимо было подкрепить убедительными доказательствами наличия у меня возможности достойно ответить на самый дерзкий вызов. Пора прогуляться по ночному Мурманску и ощутимо подзарядиться – чует моё сердце, скоро меня ждет колоссальный расход энергии.