12 лучших рассказов о Шерлоке Холмсе (по версии автора)

Мой друг был музыкантом-энтузиастом, не только очень способным исполнителем, но и незаурядным композитором. Весь вечер он просидел в партере, окутанный самым совершенным счастьем, размахивая длинными тонкими пальцами в такт музыке, в то время как его улыбающееся лицо и томные мечтательные глаза были так непохожи на глаза Холмса-сыщика, Холмса-охотника – безжалостного, остроумного, готового к схватке с преступниками в любое мгновение. В уникальном характере моего друга поочередно проявлялась двойственная природа, а его невероятная проницательность была, как я часто думал, реакцией на поэтическое и созерцательное настроение, которое иногда преобладало в нем. Колебания характера приводили Холмса от полной расслабленности к вспышкам бешеной энергии. Он никогда не был таким деятельным и опасным, как в дни беспросветного безделья, которые он коротал в своем кресле, среди скрипичных импровизаций и пачек свежих газет. За всем этим видимым спокойствием скрывались искрометный азарт и страстное желание погони за диким зверем, а блестящая способность рассуждать поднималась до невероятных высот. Я смотрел на Холмса, растворяющегося в музыке в Сент-Джеймс-холле, и понимал, что охота началась и тот, по чьему следу устремился сыщик, обречен проиграть.

– Вы, несомненно, хотите пойти домой, доктор, – заметил он, когда мы вышли из зала.

– Конечно. А вы разве нет? – удивился я.

– У меня есть дела, которые займут несколько часов. Это дело на площади Саксен-Кобург сулит большие неприятности. Там готовится серьезное преступление. У меня есть все основания полагать, что мы успеем остановить злодея, но сегодня суббота т это несколько усложняет ситуацию. Думаю, позднее вечером мне понадобится ваша помощь. Скажем, часов в десять.

– Хорошо, я буду на Бейкер-стрит в десять.

– Прекрасно! Но дело нас ждет опасное, поэтому не забудьте зарядить свой армейский револьвер.

Он махнул рукой, повернулся на каблуках и растворился в толпе прохожих.

Никогда не считал себя глупее прочих, но в присутствии Холмса меня буквально угнетает ощущение собственной глупости. Я слышал то же, что и он, видел то же, что и он, и все же Холмс уже сообразил, что именно произошло и что произойдет дальше, в то время как для меня это дело было совершенно запутанным. По дороге домой в Кенсингтон я снова и снова вспоминал необычную историю рыжего переписчика «Британской энциклопедии» и наш визит на площадь Саксен-Кобург. Но даже представить не мог, что за экспедиция нас ждет и зачем мне вооружаться? Я получил намек от Холмса, что этот гладколицый помощник владельца ломбарда – человек опасный, но это не приблизило меня к разгадке ни на йоту.

В четверть десятого я выехал из дома и направился через парк, а затем через Оксфорд-стрит на Бейкер-стрит. У дверей стояли два кэба, и когда я вошел в коридор, то услышал голоса. Войдя в гостиную, я обнаружил, что Холмс оживленно беседует с двумя мужчинами, в одном из которых я узнал Питера Джонса, полицейского агента. Другой был длинным, худым человеком с грустным лицом, в блестящей шляпе и угнетающе-респектабельном сюртуке.

– Ха! Пора начинать вечеринку, – сказал Холмс, застегивая куртку и снимая с вешалки тяжелый охотничий хлыст. – Ватсон, вы знакомы с мистером Джонсом из Скотланд-Ярда? Позвольте представить вам мистера Мерривезера, который будет нашим спутником в сегодняшнем приключении.

– Вот видите, доктор, мы снова охотимся вместе с Холмсом, – сказал Джонс снисходительно. – Он замечательный человек, но без старой ищейки эту погоню не осилит.

– Главное, чтобы вы не гонялись за собственным хвостом, – мрачно заметил мистер Мерривезер.

– Вы можете в значительной степени доверять мистеру Холмсу, сэр, – высокомерно сказал полицейский. – У него есть свои методы, в которых, на мой взгляд, слишком много фантазии. Но в нем есть задатки детектива. Иной раз, как, например, в деле о сокровищах Агры, Холмс доказывал свою правоту там, где полиция ошибалась

– О, если вы так говорите, мистер Джонс, то все в порядке! – сказал незнакомец, с почтением. – Тем не менее, я признаюсь, что скучаю по карточному клубу. Это первый субботний вечер за двадцать семь лет, который я провожу не за зеленым сукном.

– Я думаю, – сказал Шерлок Холмс, – что сегодня вы сыграете с самыми высокими ставками, чем когда-либо, и что игра эта будет более захватывающей, чем ваш привычный роббер. Для вас, мистер Мерривезер, ставка равняется тридцати тысячам фунтов, а ваша ставка, мистер Джонс, – человек, которого вы давно хотите упрятать за решетку.

– Джон Клей, убийца, вор и фальшивомонетчик, – кивнул полицейский. – Не смотрите, что он молод, мистер Мерривезер, этот негодяй – один из самых коварных преступников. Его дед был герцогом, а сам он учился в Итоне и Оксфорде. Его мозг так же быстр и ловок, как и его пальцы. Мы встречаем следы Джона Клея то здесь, то там, но поймать его не сумели ни разу. Этот мерзавец постоянно меняет тактику. Сегодня провернет кражу со взломом в Шотландии, а на следующей неделе умыкнут деньги на строительство приюта в Корнуолле. Я гоняюсь за ним уже много лет, но никогда не видел его!

– Я познакомлю вас сегодня же вечером, – пообещал Холмс. – У меня тоже была одна или две небольших встречи с мистером Джоном Клеем, и я согласен с вами, мистер Джонс: это очень изобретательный преступник. Нам пора ехать, господа. Вы двое берите первый кэб, а мы с Ватсоном последуем за вами.

Шерлок Холмс не прибавил ни слова. Во время долгой поездки он насвистывал мелодии, которые слышал на концерте. Мы пробирались через бесконечный лабиринт лондонских улиц, пока не вышли на Фаррингдон-стрит.

– Мы уже близко, – заметил мой друг. – Самое время объяснить вам кое-что. Мистер Мерривезер – директор банка и лично заинтересован в этом деле. Но для того, чтобы заинтересовать его, пришлось подключить Джонса. Впрочем, я рад, что он с нами. Он храбрый, как бульдог, хотя и абсолютный идиот в своей профессии… Ну, вот мы и на месте.

Мы оказались на той же многолюдной улице, где были днем. Кэбы уехали, и мы, следуя указаниям мистера Мерривезера, прошли по узкому проходу и вошли в банк через боковую дверь, которую он открыл собственным ключом. Внутри был небольшой коридор, который заканчивался массивными железными створками. Директор банка открыл и их, после чего мы спустились в подвал по каменным ступеням извилистой лестницы. Мистер Мерривезер остановился, чтобы зажечь фонарь, а затем провел нас по пахнущему землей коридору к еще одной стальной двери, ведущей в огромное хранилище, сплошь заставленное массивными ящиками.

– Сверху вы не очень уязвимы, – заметил Холмс, поднимая фонарь и осматривая каменную кладку.

– Снизу тоже, – сказал мистер Мерривезер, ударяя палкой по плите на полу. – Боже мой, звук такой. Будто под ней – пустота, – воскликнул он удивленно.

– Я должен попросить вас вести себя тихо, – строго сказал Холмс. – Иначе вы поставите под угрозу весь успех нашей экспедиции. Могу я попросить вас проявить доброту, чтобы сесть на один из этих ящиков и не мешать?

Мистер Мерривезер сел на ящик с оскорбленным выражением лица, в то время как Холмс упал на колени и стал внимательно осматривать трещины между плитами пола, подсвечивая себе фонарем. Через несколько минут он снова вскочил на ноги.

– У нас впереди, по крайней мере, час, – сказал он. – Едва ли грабители отважатся начинать, пока почтенный хозяин ломбарда не уснет. Тогда они поспешат сюда, потому что чем раньше они проникнут сюда, тем больше времени останется, чтобы скрыться и замести следы… Ватсон, вы несомненно догадались, что в настоящее время мы находимся в подвале городского отделения одного из главных лондонских банков. Мистер Мерривезер объяснит, что есть причины, по которым самые дерзкие преступники Лондона проявляют особый интерес к этому подвалу.

– Все из-за французского золота, – прошептал директор. – Нас предупреждали, причем неоднократно, что его захотят украсть.

– Французское золото? – удивился я.

– Да. Полгода назад нам потребовалось укрепить свои фонды, и мы заняли для этой цели тридцать тысяч золотых наполеонов в Банке Франции. Пока их везли из Парижа, необходимость в средствах отпала, и мы даже не стали распаковывать золото. Ящик, на котором я сижу, содержит две тысячи наполеонов, уложенные столбиками между слоями свинцовой фольги. Наши запасы золота в настоящее время намного больше, чем обычно хранятся в одном отделении, поэтому я, как директор, был обеспокоен по этому поводу…

– Это беспокойство вполне оправдано, – кивнул Холмс. – Я ожидаю, что в течение часа дело достигнет критической точки. А пока, мистер Мерривезер, мы должны завесить чем-нибудь этот фонарь.

– И сидеть в темноте?

– Боюсь, что так. Я принес колоду карт, чтобы вы чувствовали себя как в любимом карточном клубе. Но теперь вижу, что приготовления Джона Клея зашли слишком далеко, и нам нельзя рисковать. Если они заметят хотя бы слабый свет – сбегут, только мы их и видели. Нет, фонарь мы затемним. Хорошо бы выбрать укрытие для каждого из нас. Грабители – люди отчаянные, когда мы захлопнем ловушку, они будут биться насмерть. Ватсон, спрячьтесь за этим ящиком, а вы, мистер Джонс, встаньте здесь. Как только я освещу бандитов – хватайте их. Если они вооружены, стреляйте не раздумывая!

Я положил револьвер с взведенным курком на верхнюю часть деревянного ящика, за которым прятался. Холмс затемнил фонарь и оставил нас в кромешном мраке. Запах нагретого металла дарил надежду, что свет все еще горит, готовый в любой момент осветить подземелье. Мои нервы были напряжены до предела, во внезапно наступившей тьме и в холодном сыром воздухе хранилища было что-то угнетающее.

– У них есть только один путь для отступления, – прошептал Холмс, – обратно через дом на площадь Саксен-Кобург. Я надеюсь, вы сделали то, о чем я просил, мистер Джонс?

– Да, инспектор и два констебля с пистолетами наготове дежурят у входной двери ломбарда.

– Тогда мы заткнули все дыры. А теперь нам остается ждать.

Время тянулось медленно. Прошел всего час с четвертью, но мне казалось, что ночь уже на исходе и скоро наступит рассвет. Мои ноги затекли и окоченели, так как я боялся сменить положение, зато мой слух обострился до предела. Я мог отличить глубокое и тяжелое дыхание инспектора Джонса от тонкого присвиста директора банка. Глаза привыкли к темноте, и со своего места я отчетливо видел кусок пола в середине хранилища. Внезапно, я уловил отблеск света.

Сначала это была всего лишь мимолетная искра между плитами. Затем она стала удлиняться и превратилась в желтую линию, а потом, без какого-либо предупреждения или звука, плита приподнялась, словно крышка люка, и в проеме появилась рука – белая, почти женская, которая ощупала камни. Затем рука исчезла так же внезапно, как и появилась, и подвал погрузился в темноту, лишь зловещая искра отмечала щель между плитами.

Однако пауза была кратковременной. С резким скрежетом одна из широких белых плит перевернулась набок, и оставила квадратную зияющую дыру, сквозь которую струился свет фонаря. Из проема показалось мальчишеское лицо, которое внимательно оглядывалось вокруг. Грабитель подтянулся на руках, вылез, упираясь коленом в край отверстия. Через мгновение он протянул руку вниз и потащил собой товарища, гибкого и маленького, как он сам, с бледным лицом и копной ярко-рыжих волос.

– Порядок! – прошептал он. – Доставай мешки и зубила. Уж мы позабавимся… А, дьявольщина! Прыгай, Арчи, прыгай! Я не дамся им в руки!

Шерлок Холмс выскочил из укрытия и схватил злоумышленника за шиворот. Другой нырнул в яму, и я услышал звук рвущейся ткани. Свет вспыхнул на стволе револьвера, но охотничий хлыст Холмса ударил по запястью грабителя, и оружие упало на каменный пол.

– Бесполезно, Джон Клей, – спокойно сказал Холмс. – У вас нет шансов.

– Ясно, – ответил молодой человек с величайшим хладнокровием. – Кажется, что с моим приятелем все в порядке, хотя я вижу, что вы арестовали лоскут от его пиджака.

– У дверей ломбарда его ждут трое полицейских, – хмыкнул инспектор Джонс.

– В самом деле? Ну, значит, его сцапают. Примите комплименты, хвалю!

– А я могу похвалить вас, – ответил Холмс. – Идея с Союзом рыжих была оригинальной и эффективной.

– Скоро ты снова увидишь своего приятеля, в тюремной камере, – Джонс подошел поближе с наручниками. – Протяни руки, мозгляк.

– Прошу вас не трогать меня своими грязными руками, – заметил наш пленник, когда наручники лязгнули на его запястьях. – Вы, возможно, не знаете, но в моих жилах течет королевская кровь. Поэтому, обращаясь ко мне, всегда говорите «сэр» и «пожалуйста».

– Хорошо, – хихикнул инспектор. – Пожалуйста, поднимитесь наверх, сэр! Там мы возьмем карету, достойную вашей светлости, чтобы поехать в полицейский участок?

– Так-то лучше, – безмятежно сказал Джон Клей. Он широко поклонился нам троим, и тихо ушел под охраной Джонса.

– Мистер Холмс, я не знаю, как банк может отблагодарить вас, – сказал мистер Мерривезер, когда мы следовали за ними из подвала. – Нет сомнений в том, что вы обнаружили и пресекли дерзкую попытку ограбления банка!

– Я просто хотел свести счеты с мистером Джоном Клеем, – сказал Холмс. – Если хотите, то можете возместить небольшие расходы, которые я понес в связи с этим. Но главной наградой для меня является само расследование и занимательный рассказ о Союзе рыжих.

– Единственная цель Союза рыжих, как я понял с самого начала, заключалась в том, чтобы каждый день выгонять из дома хозяина ломбарда, – пояснил Холмс чуть позже, когда мы сидели на Бейкер-стрит, попивая виски. – Идея с переписыванием «Британской энциклопедии», конечно, весьма бредовая, но мистер Вилсон – человек не великого ума. К тому же четыре фунта в неделю! Солидные деньги. Поэтому он клюнул на эту приманку. Джон Клей проявил оригинальную фантазию и добился своего. Что ему четыре фунта, если он собирался украсть тысячи?! А идею с Союзом рыжих, наверняка, подсказал цвет волос Арчи, подельника Клея. Именно этот пройдоха назвался Россом, дал объявление в газету и снял контору на подставное имя.

– Вы сразу заподозрили нечистую игру, Холмс, – признал я. – Хотя у меня рассказ о Союзе рыжих вызвал только улыбку.

– Я заподозрил нечистую игру, когда узнал, что расторопный малый трудится в ломбарде за половину жалования. А уж когда узнал, что хозяина дома спроваживают каждое утро… Здесь можно было бы предположить любовную интрижку, но в доме нет женщин. Дела в ломбарде идут ни шатко, ни валко – стало быть, там нечем поживиться. На какую же добычу нацелились преступники? Тут я вспомнил, что молодой помощник мистера Вилсона увлекается фотографией и часто запирается в погребе. Когда же, по описаниям, выяснилось, что это Джон Клей – один из самых хладнокровных преступников Лондона – все стало на свои места. Этот молодчик затеял подкоп! Но куда? Помните, я постучал перед ломбардом по мостовой? Таким образом, я хотел выяснить, куда ведет подкоп. Перед домом пустот не было, значит, остаются задворки. Мы вышли на улицу, я увидел вывеску банка, и головоломка была решена.

– Но зачем вы стучались в ломбард, Холмс?

– Когда спрашивал дорогу до Стрэнда?

– Да! Вы ведь могли спугнуть преступника.

– Нет, мой дорогой Ватсон. Я пару раз шел по следу Джона Клея, но мы не встречались. Он не знает меня, а я никогда не видел его лица. Да и в тот день смотрел не на лицо, а на брюки. Вы заметили, как грязны были его брюки? Грязны, протерты на коленях – этот негодяй копал землю, в том не было сомнения. Поэтому после концерта я направился в Скотланд-Ярд, к инспектору Джонсу, а он свел меня с директором банка. Дальнейшее вам известно.

– Но как вы узнали, что они предпримут попытку ограбления именно сегодня?

– Они распустили Союз рыжих. Это было признаком того, что их больше не заботит присутствие мистера Джэбеза Вилсона в доме. Другими словами, они завершили подкоп. Им было важно воспользоваться подземным ходом как можно скорее, иначе его могли обнаружить и перевезти золото в более надежное место. Суббота подошла бы им идеально. До понедельника в хранилище бы никто не зашел – зачем, ведь банк закрыт. А к понедельнику грабители уже успели бы уехать на континент и затеряться там навсегда.

– Восхищаюсь вашей логикой, Холмс, – воскликнул я. – Впрочем, как всегда. Вы построили прочную цепь рассуждений, в которой нет слабых звеньев.

– Это спасло меня от тоски, – ответил он, зевая. – Жаль, что ненадолго. Я уже чувствую, что она снова приближается. Вся жизнь тратится на то, чтобы вырваться из плена обыденности. Эти маленькие загадки помогают мне в этом.

– А вы помогаете людям! – воскликнул я.

Он пожал плечами.

– Ну, может быть, и от меня есть какая-то польза, – скромно заметил он. – Человек – ничто, дело – все! Кажется, так писал Гюстав Флобер Жорж Санд?

Пляшущие человечки

Холмс просидел в тишине много часов, склонившись над ретортой с химикатами, в которой он нагревал какую-то чудовищно-зловонную жидкость. Голова его была прижата к груди, и из кресла, в котором я читал газету, знаменитый сыщик казался нескладной птицей с тускло-серым оперением и черным хохолком на голове.

– Итак, Ватсон, – внезапно сказал он, – вы уже не хотите инвестировать в ценные бумаги Южной Африки?

Я вздрогнул от удивления. Несмотря на многолетнее общение с Холмсом, я все никак не привыкну к его любопытным способностям, и это внезапное вторжение в мои самые сокровенные мысли было необъяснимо.

– Откуда вы это знаете? – воскликнул я.

Он повернулся на стуле с дымящейся пробиркой в руке, и в глубоко посаженных глазах блеснули веселые искорки.

– А теперь, Ватсон, признайтесь, что вы совершенно опешили, – усмехнулся он.

– Совершенно.

– Я должен заставить вас подписать документ об этом.

– Что? Документ? Холмс, я никак не возьму в толк, что вы хотите сказать. И при чем тут какой-то документ?

– Потому что через пять минут вы скажете, что все это до абсурда просто, – снова усмехнулся мой приятель.

– Уверен, что ничего подобного не скажу, – пробурчал я, начиная обижаться.

– Видите ли, мой дорогой Ватсон, – он поставил пробирку в штатив и начал читать лекцию с видом профессора, обращающегося к нерадивым студентам, – на самом деле нетрудно построить цепочку выводов, каждый из которых необычайно прост сам по себе. Если после этого отбросить все центральные выводы и представить своей аудитории только отправную точку и заключение, можно произвести поразительный, хотя, возможно, и призрачный, эффект. Итак, слушайте. Осмотрев канавку между указательным и большим пальцами вашей левой руки, я убедился, что вы отказались от мысли вложить свой небольшой капитал в золотые прииски.

– Но… Я не вижу связи.

– Разумеется, не видите. Но сейчас я покажу все недостающие звенья цепи, и вы убедитесь, что все мои выводы тесно связаны. Когда вы вернулись из клуба прошлой ночью, я заметил мел между пальцами вашей левой руки. Далее. Мелом вы пользуетесь, когда играете в бильярд, чтобы кий не слишком ерзал. Далее. Вы всегда играете в бильярд с Торстоном. Далее. Четыре недели назад вы сказали мне, что у Торстона есть опцион на некий южноафриканский прииск, срок действия которого истекает через месяц, и которой он предложил разделить с вами. Далее. Ваша чековая книжка заперта в моем бюро, а вы не просили ключ. Следовательно, вы не собираетесь вкладывать свои деньги в эту авантюру с золотыми рудниками.

– Но… Ведь это до абсурда просто! – хмыкнул я.

– Именно так! – подтвердил Холмс. – Любая загадка кажется пустячком, когда ее тебе объясняют. Но есть и необъяснимые. Посмотрите, Ватсон, что вы можете сказать об этом.

Он бросил лист бумаги на стол и снова вернулся к химическому анализу.

Я с изумлением смотрел на абсурдные иероглифы.

– Да ведь это детский рисунок, Холмс! – произнес я, наконец. – Обычная шалость.

– Вы так думаете?

– Ну да, а что же еще это может быть? Какие-то пляшущие человечки…

– Разгадать эту загадку меня попросил мистер Хилтон Кубит из поместья Райдинг-Торп в Норфолке. Он отправил письмо, а сам должен был последовать за ним на следующем поезде. Вы слышите, Ватсон? Звонят у дверей. Я очень удивлюсь, если это не мистер Кубит.

На лестнице послышались тяжелые шаги, и мгновение спустя вошел высокий, румяный, чисто выбритый джентльмен, чьи ясные глаза и красные щеки доказывали, что живет он вдали от туманов Бейкер-стрит. Когда он вошел, казалось, что вместе с ним в комнату ворвалось дуновение свежего, бодрящего воздуха с восточного побережья. Пожав руки каждому из нас, посетитель собирался сесть, но тут его взгляд остановился на бумаге с любопытными рисунками, которые я только что изучил и оставил на столе.

– Ну, мистер Холмс, что вы думаете об этом? – воскликнул мистер Кубит. – Все говорят, что вы любите загадки и всякого рода тайны, и не думаю, что вы сможете найти более причудливую головоломку, чем эта. Я отправил письмо заранее, чтобы у вас было время изучить иероглифы до моего приезда.

– Безусловно, это довольно любопытная история, – сказал Холмс. – На первый взгляд надпись может показаться детской шуткой. Что мы видим? Ряд гротескных фигурок, танцующих по бумаге. Но вы придаете столь большое значение рисунку, что даже отправились в Лондон на утреннем поезде, а для этого пришлось проснуться ни свет ни заря. Почему?

– Я не знаю, мистер Холмс. Этот рисунок напугал мою жену. Она не признается в этом, но я прочел смертельный ужас в ее глазах. Вот почему я хочу разобраться, что тут, черт возьми, происходит.

Холмс поднял бумагу так, чтобы на нее падал солнечный свет. Это была страница, вырванная из записной книжки. Разметка была сделана карандашом: пятнадцать крохотных фигурок – палка, палка, огуречик. У всех человечков ноги выделывали замысловатые коленца, а руки торчали под разными углами, более того, трое из пятнадцати высоко поднимали флажки.

Холмс некоторое время изучал рисунок, а затем, осторожно сложив бумагу, положил в карман.

– Это обещает быть интересным и необычным делом, – сказал он. – Мистер Кубит, вы сообщили несколько подробностей в своем письме, но я буду очень признателен, если вы любезно повторите все это еще раз для меня и моего друга, доктора Ватсона.

– Я не мастер говорить, – нахмурился наш посетитель, нервно сжимая и разжимая свои большие, сильные руки. – Но, пожалуй, начну с момента моего замужества в прошлом году. Хотя нет, прежде нужно уточнить, что, хотя я и не богатый человек, мои предки построили Райдинг-Торп пять веков назад, и в графстве Норфолк нет более известной семьи. В прошлом году я приехал в Лондон на юбилей. Поселился в пансионе на Рассел-сквер, потому что Паркер, викарий нашего прихода, как раз жил в нем. В первый же день я встретил молодую американку – ее фамилия Патрик, Элси Патрик. В каком-то смысле мы стали друзьями, но уже через неделю я был влюблен в нее так сильно, как вообще может быть влюблен человек. Мы тихо, без огласки, поженились в мэрии, и вернулись в Норфолк супружеской парой. Вы подумаете, мистер Холмс, что я поспешил? Да, со стороны может показаться безумием, что мужчина из древнего рода женился таким образом на девушке, о прошлом которой ему ничего не известно… Но если бы вы только видели Элси, о! Вы бы непременно поняли меня и не стали осуждать.

– Я и не думал осуждать вас, мистер Кубит, – успокоил его Холмс. – Однако скажите, почему вы особо подчеркнули, что ничего не знаете о прошлом вашей супруги?

– Потому что это правда. Я не знаю ровным счетом ничего. Как только я заговорил о свадьбе, Элси предупредила, что не потерпит расспросов о своей прошлой жизни. «Поверьте, дорогой Хилтон, я хочу забыть обо всем, что было прежде. Особенно о тех событиях, которые слишком больно вспоминать. Если вы согласитесь на это простое условие, я стану вашей женой. Вы приведете в свой дом женщину, которой не за что краснеть или испытывать. Но вам придется удовлетвориться моим честным словом и позволить мне хранить молчание обо всем, что произошло до дня нашей встречи. Если эти условия слишком тяжелы, то возвращайтесь в Норфолк, и оставьте меня навсегда». Мог ли я оставить ее? Конечно, нет! В Англии нет человека, который ценил бы честь своей семьи выше меня, но Элси… Она особенная, мистер Холмс. Я дал слово ни о чем не спрашивать. Мы поженились и жили счастливо целый год. Но потом появились эти каракули. Сначала мы увидели их на подоконнике, нарисованные мелом. Элси вздрогнула, но сразу стерла человечков и сказала: наверное, это проказы маленького конюха. Но вскоре я нашел на солнечных часах в саду вот эту записку, взглянув на которую моя жена побледнела и чуть не грохнулась в обморок! Я не рискнул отнести этот клочок бумаги в полицию, там надо мной просто посмеялись бы. Но вы сумеете во всем разобраться. Я не богатый человек, мистер Холмс, но если Элси угрожает опасность, я потрачу все до последнего медяка, чтобы защитить ее!