Keep out 2

– В добрый час, Джонатан! – Алекс и Лиза прокричали эти слова одновременно.

Джонатан побежал от радости. Он вскидывал руки к небу и крутился вокруг своей оси.

«Уверен, эти дети спокойно и счастливо гуляют пятьдесят лет легкой и неунывающей походкой по миру, не зная тревог, хлопот, зла, сомнений. Бытовая жизнь под куполом. Как будто я уже всё знаю. «Ничего сложного».

Практически убежден, что здесь ждет меня именно жизнь бытовая. Такое невероятное спокойствие во всем! Насколько смиренны эти дети!

Нужно постараться или должно повезти, чтобы в пожилом возрасте мы сохранили ясный ум и хорошую память либо стали лучше или мудрее самих себя из более юного периода жизни. Ведь в сущности мы навсегда можем остаться детьми, только изрядно уставшими и заплывшими. Борода, седина и лысина, морщинки, заученные манеры сути особо не меняют».

Виктория была другой. Было у нее какое-то важное внутреннее качество, которое рождается вместе с нами при первых проблесках зари жизни и по большей части умирает к рождению сознательного и самостоятельного существования. Это то важное качество, которое при наличии солнца и регулярного полива теплой водой произрастает в прекраснейший цветок. Доброта ли искренняя, нежность ли, волшебные волнистые волосы, от которых веяло чем-то истинно женским, милым, или еще что-то – Джонатану лучше было знать. Пусть это будет его личным секретом.

За расщелиной, которую Вудворд преодолел за 10 минут, следовала гористая местность, покрытая обильным лесом (сосны, кедры, дубы, пальмы, вязы, секвойи, березы) и прочей бурной растительностью, что являлось, в сущности, неплохой комбинацией элементов флоры со всех континентов планеты Земля. Звуки ночных живых существ. В темноте Джонни шел по тропинке около трёх часов. Лишь луна позволяла ему ориентироваться на местности. Есть пока что не хотелось.

Меж деревьев в ночи…

Джонатан Вудворд явно волновался из-за предстоящей встречи. «У меня даже уши горят. Признаюсь, трушу. Неловкости юных лет вернутся. Сердце застучит, руки затрясутся. Влюблюсь, как будто никогда не было опыта влюбленности… Как школьник, юное дитя».

Эта замечательная жизнь! Идти можешь хоть вечность, главное, чтобы ждала конечная цель, которая тебя как минимум устраивает, а лучше – нравится. А любовь тянет тебя к цели стальными тросами. Уверенность в себе рождается…

Джонни стал веселее идти, как бы пританцовывая, и припевать что-то.

Темнота не устрашала.

А потом нарадовавшись предвкушением и утомившись (утомившись!), что бывает с каждым обыкновенным человеком, идешь, еле ноги тянешь. Попить бы воды, съесть чего-нибудь горячего, поцеловать бы Викторию. Давно не виделись! Она, наверное, будет очень рада.

Где-то, где-то любовь. Где-то, где-то ждут. Уже рядом. Я люблю! Сколько жизненных сил, сколько энергии!

4:44 утра.

Ход по дороге привёл к табличке-указателю: «Солнечная сторона, 0.1 мили».

Глава 5. В которой Джонатан выступает в роли счастливого мальчишки

И вот с тобой сошлись мы вновь.

Твоя рука – в моей.

Я пью за старую любовь,

За дружбу прежних дней!

Роберт Бернс

Вот и пришли. Табличка при входе.

Добро пожаловать в «Солнечную сторону» – бывший лагерь «Держись подальше», телепортировавшийся в неизвестное пространство. Хорошая адаптация. Переименование случилось одним замечательным майским днем 1959 года. Разумеется, какого-то другого 1959-го.

Светало. Ясно и очень тихо, только чуточку стрекотало что-то в чаще.

Возле ворот лагеря по обеим сторонам дороги было закреплено несколько деревянных лавок, на одну из которых присел Джонатан. Прошло минут восемь-девять, он сполз с насиженного места на траву, лег на живот и начал ползти в сторону леса, подобно маленькому ребенку. У него было такое замечательное настроение, что хотелось целовать землю. Он и целовал.

Под лавкой нашел картонную вывеску-табличку. На лицевой стороне было написано: «Солнечная сторона». (Откуда такая любовь к табличкам-указателям?) С обратной же кое-что другое: «Что насчет непосредственно «Солнечной стороны»? Обычный лагерь, но с маленькою загвоздкой – с вечно молодыми обитателями. Ну, или как там правильно выразиться? Ничего предосудительного, совершенно ничего. Фантастическая шутка, ставшая долгосрочной обыденностью. Засасывает, быстро привыкаешь. Но здесь хорошо, правда. Семья. Не напрягает излишнею возвышенностью манер и обстоятельств, в том числе материально-географических. Свобода, весьма, кстати, осязательная. Уйти отсюда нельзя. В общем, добро пожаловать, и желаем счастья!!!» Оригинально.

Еще на траве валялись деревянные таблички с выжженной надписью «Keep out». Зачем? Кто знает! Их было много: KEEP OUT.

Вскоре Джонатан изменил направление и приполз к основанию ворот, где лег на бок, предварительно пригладив траву, которая немного бесновалась. Внешний вид ворот был вполне знакомым. Вудворд развернулся в сторону обратной дороги и с удовольствием о чем-то задумался, пока солнце начинало свою работу. Чуть поодаль переходили дорогу деловые мураши. Важными шагами разгуливали жучки. Хотелось просто полежать и отдохнуть, подумать. «Пять десятков лет всё сохранялось в первозданном состоянии, – подумал он. – Кто-то красил решетки, беседки, дома; чинил сломанное; сохранял дружественную и семейную атмосферу…»

6:08 утра, 21 июля 2008 года. Лучи игрались в зеленом мире. За спиной Джонатана, в лагере, по бетонной тропинке шла спокойная и улыбающаяся женщина средних лет. Звали ее Мелани, но она позже об этом скажет. Изредка царапались тарелки и ложки, грязную гору которых она несла. Чаще слышалось пение.

Вудворд перевернулся на другой бок. Затем встал и принялся выглядывать. Если бы вы посмотрели на ворота и виднеющийся за ними лес, находясь в лагере, то заметили бы голову смотрящего. Он забавлялся, ему хотелось чуточку повременить, насладившись предвкушением сбывающейся мечты.

Женщина подошла к открытому металлическому баку с водой, сложила тарелки и ложки на специальную подставку рядом с баком, открыла кран и начала мыть.

Джонатану Вудворду прочитали на ушко: «Мнемозина снизошла в царство противоречий, где так дерзко поносили ее, и обратилась к ним со следующими словами: «Прощаю вас, дураки. Но помните: без пяти чувств нет памяти, а без памяти нет ума».

«Какие умные речи! Наверное, это значит, что пора идти. Намёк понял», – подумал Джонни.

– А вот и Джонни! Джона-та-н! Пойдем с нами завтракать, – вдруг выкрикнула женщина, посмотрев ему прямо в глаза, – мы тебя ждали, дорогой.

Этот зов был каким-то родным. Вудворд прошел через ворота и закричал: «Хорошо!» Через несколько секунд он подошел к женщине, которая продолжала мыть посуду.

– Я вас знаю? – спросил Джонатан.

– Нет, но ты знаешь моих родителей, – ответила женщина лукаво, – меня зовут Мелани.

– Приятно познакомиться. Интересно, и кто же ваши родители?

– Пока не скажу, Джонни, потом узнаешь.

– Может, помочь?

– Не надо, Джонни, сама справлюсь.

В разговоре как таковом не было необходимости, поэтому Джонатан перестал задавать вопросы. Он постоял в ожидании. Она вечно молодая? Или ее возраст застыл когда-то? Мелани закончила работу и сказала:

– Идем, все будут рады тебя увидеть.

– Все?

Они отправились в путь.

– Вот, вот, в наше старое здание, которое немного изменилось с момента, когда ты последний раз там был. Но ты многое сразу вспомнишь. Пошли.

– Вы меня правда ждали?

– Конечно.

– Разве бывает так, что люди кого-то так долго ждут?

– Бывает.

Они зашли в двухэтажный деревянный дом, на первом этаже которого располагалась кухня и столовая одновременно, а на втором – номера, включая бывший директорский, переделанный в особую комнату для ведения дел управления. Был еще подвал, где хранились игрушки, садовые инструменты и прочие вещи по хозяйству. Не можем не вернуться на второй этаж и не обратить внимание на левую часть коридора, где располагались окна на улицу с широкими ставнями и сказочно танцующими медленный романтический танец белыми шторами с бубенцами. Туда, сквозь окна, можно было заглянуть и полюбоваться природой.

Спустимся вниз и взглянем на Джонатана, который шел походкой человека, разгуливающего по своему дому после длительного отсутствия, но скрывающего радость так, как только можно, лишь проявляя учтивость, отображая на лице улыбку. Неужели правда? Неужели сбылось? Он пожирал глазами всё окружение. Сдерживай эмоции, Джонатан! Осталось чуть-чуть.

Они зашли в угол, где располагалась маленькая столовая. Был довольно длинный стол, являющийся суммой столов маленьких, покрытый белой скатертью. Бежевые мягкие стулья. Тарелки, вилки, ложки, ножи, некоторые блюда, которые можно выложить первыми.

– Садись, где хочешь. Вот, на коленки брось, чтобы не испачкать брюки. Какой ты нарядный! Будь осторожен и не торопись есть.

– Спасибо, – искренне улыбнулся он.

– Завтрак начнется в 7. Скоро начнут подходить. Посиди пока здесь. Скоро начнут подходить. Там и Виктория будет. Все подойдут скоро, я говорила? Могу тебе положить немного салата с картофельными котлетами, если ты голоден. Будешь?

– Да. Гулял, проголодался. Выглядит очень аппетитно.

– Секундочку.

Мелани засуетилась, начала бегать из стороны в сторону, доставляя Джонатану тарелки с блюдами.

– Кушай прямо сейчас, сорок минут ждать долго. Всё равно завтрак в твою честь.

– Вы знали, что я приеду именно сегодня?

– Безусловно.

Тикали минуты, Джонни немного подкрепился. Очень вкусно.

Остальные участники завтрака пришли почти одновременно где-то без десяти семь.

– Без музыки нельзя! Без музыки нельзя! Без той, которая нам больше всего нравится, – громко сказал какой-то мужчина. – Музыка нашей истинной молодости.

Зазвучали песни из промежутка 1930-1950-х годов. Все стали веселее. Подошли к столу и стали рассаживаться.

Некоторых Вудворд сразу же узнал. Алекс и Лиза – влюбленные пташки, которых он видел на кукурузном поле; пухленький Роланд Коллинз – бывший директор лагеря «Держись подальше», а ныне – какой-то управленец в хозяйственных делах, возможно, даже и главный; Николас Батерфлай – старый друг, повар, только что вышедший с душной кухни и раскрасневшийся (как обычно); других знакомых со стародавних времен, которые ничуть не изменились внешне, то есть в плане лиц и, кажется, талии. Одежда вроде немного другая стала. Все они были очень рады видеть Джонатана и рассказывали каждый свою новость, свою маленькую историю. О появлении его они были осведомлены заранее, как мы уже выяснили. Предупреждающие записки и тому подобное. Не так давно, конечно, но сюрприз с появлением был уже сделан. Это даже лучше. Лучше, чем лить слезы и философствовать. Или театрально охать от удивления.

– Здравствуй, друг! – сказал Николас Батерфлай.

– Здравствуй. Как давно мы с тобой не виделись, брат…

– Миллионы лет, Джонатан. Слушай, мне почему-то кажется, что ты какой-то грустный…

– Нет, друг, тебе это только кажется. Старая привычка к глупым и неправильным мыслям. Душа моя поёт, душа моя в предвкушении счастья. Я наконец там, где должен быть. Не переживай за меня, мне действительно очень хорошо.

– Я безумно рад, что мы встретились. Ешь всё, что хочешь. Это в твою честь!

Джонатан поднялся со стула.

– Ребята, я хотел бы сказать кое-что. Хотел бы сказать вам большое спасибо за эту встречу. У меня просто нет слов, чтобы выразить свои чувства. Честно скажу, ничего подобного я не ждал. Я вообще не знал, что произойдет со мной после вспышки. Думал, что, может быть, умру. И на том всё закончится. А вдруг я умер? Скажите, я жив? Правда-правда, не подумал о том, что, возможно, умер, и всё это происходит совершенно в иной реальности.

– Ты жив, Джонатан, – уверенно произнес Роланд Коллинз.

– Спасибо вам, родные, спасибо! Мне неловко. У вас такие искренние улыбки. Вы правда рады мне?

Джонатан не смог больше ничего сказать, он заплакал.

Глава 6. Разговор

Джонатан очнулся, напротив него сидела Виктория.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – она улыбалась.

– Я совсем не знаю, что сказать. Ты знаешь… ваша местность как будто лечит душу. В том мире я безумно устал, безумно запутался. Очень постарел внутри.

– А здесь вдруг опять стал молодым?

– Да. Ты совсем не изменилась.

– Я рада.

– Забавно, не так ли? Какая необычная жизнь получилась, какие необычные обстоятельства! Даже не знаю, как сказать. Ты как-то странно на меня смотришь. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Был ли тот мир, та жизнь? Или я всегда был здесь и видел, как ты улыбаешься… Хорошо ли тебе было здесь? Расскажи, как прошла твоя жизнь.

– Я жила словно в сказке, Джонатан.

– Это хорошо. Быстро ли пролетело время?

– Не слишком.

– Ждала ли ты меня?

– Ждала.

– Правда?

– Да, Джонатан.

– Я никак не могу поверить, что прошло столько времени… Но мне так неловко сейчас, так тесно среди этих сухих слов. Мне не нравится наш разговор. Мы как будто не говорим! Мне тесно среди этих стен. Мне не нравится мой голос, мне не нравится, что я говорю. Все эти банальные приветствия, вся эта крупица смысла в словах. Родная, научи меня любить, я совсем разучился. У меня были мечты, но я забыл. Всегда всё забываю. Умудрился забыть сущность чувства. Несчастливый человек! Разучился любить… Для меня это как будто игра. Как будто я просто как обязанность в себе включаю чувствовать и мечтать, но когда отвлекаюсь, то забываю эти чувства и мечты, словно их не было… Ты понимаешь меня?

– Всё это глупости, перестань.

– Я несчастлив, любимая. Не умею любить. Как жить мне, подскажи. Только у тебя и хотел спросить, на тебя надеялся.

– Так ты меня не любишь? Ты придумал любовь ко мне? – она нахмурилась.

– Нет, нет! Я так начал думать. От одичания все мысли. Моя жизнь была кошмаром. Кошмар длился полвека. Если бы я не был молодым, это было бы настоящей трагедией. Смешной, наверно.

– Ты говоришь это как-то спокойно, – неприятно удивилась она.

– Почему? Моя душа тренированная. Я много дурного перелопатил, но стал сильнее, а всякие мелочи уже не беспокоят меня. К тому же я молод. Впервые в полной мере осознал мое преимущество. Я жил без цели, без любви, и поэтому вечная молодость была для меня страшной ношей. Я мучился. Прожил целую жизнь как маленькое чудовище. Плохое сравнение?.. Боль породила неправильное мышление. Не знал, зачем живу и хватался за всё подряд, как тонущий в океане. Мне было очень одиноко, любимая. Ты знаешь… Я убил человека. Я убийца. И сидел в тюрьме пятнадцать лет. Смешно, никто не верил, что я был в тюрьме… Я выглядел как юноша. Страшно запутался. Они заставили меня планировать, стремиться к непонятным целям.

– Кто они?

– А ты не знаешь?

– Знаю, – она кивнула. – Думаю, что знаю. Ты говоришь об инопланетянах?

– Мы потом поговорим с тобой об этом. Я всегда думал, что должен был переместиться вместе со всеми вами. Раз уж так сложились обстоятельства. Множественность пустых дней губит человека. Мне здесь хорошо. Почти обо всём забыл. У меня никого не осталось там. Там я никому не нужен. По прошествии большого количества времени я сам стал инопланетянином в обновившемся мире. Отныне и навсегда мире чужом. Мне там делать нечего. Как слепец бродить и раздражаться? Не надо. С тем миром я связь порвал окончательно. С миром воспоминаний он не имеет ничего общего. А видеть отголоски былого и знать, что ничего не восстановить, это боль. Обед очень вкусный, спасибо за гостеприимство. Теперь я точно знаю, что попал домой.

Джонатан встал из-за стола и подошел к Виктории. Она чуть-чуть отодвинулась, а он положил голову ей на колени.

– Родная, как мне вылечиться от этого бреда? – он плакал. – Как избавиться навсегда от ощущения, что ты впустую провел полвека?

– Ты молодой, молодость лечит, – заботливо говорила она.

– Но мозги всё портят.

– Успокойся, всё будет хорошо. Ты просто устал немного. У тебя было долгое путешествие.

– Я не знаю, как жить…

– Научишься. Только и всего нужно, что найти свой дом, свое место, где ты обретешь покой. Свое направление движения. Тогда и мир тебе покажется другим, более светлым. Ты не будешь в этом мире чужим. И найдешь сразу смысл всего. Это чудо, которое будет доступно только тому, кто это испытает. Ты жил и любил всё это время как бы в теории, ты привык мучиться…

– Я думал, ты ждешь меня… Не мог выбросить эту мысль из головы.

– Джонатан, не плачь. Ты очень чувствительный человек.

– Это доказательство, что я жив. Родная, здесь так мило. Солнце пробивается сквозь окна, комната наполнена ласковым светом. Здесь всё обновилось. Вы делали ремонт?

– Да, были усовершенствования.

– А дома тоже стареют?

– Глупенький, да, конечно.

– Но некоторые люди почему-то нет.

– Только некоторые. Вечная молодость, как ты выяснил, может принести не меньше боли, чем подползающая старость.

– Теперь я так не считаю. Теперь у меня есть смысл. Еще с душой надо поработать. Душа не справляется.

– Как ты думаешь…

– Да, любимая?

– Если бы ничего не случилось, я имею в виду взрыва, исчезновения и всего остального, было бы лучше?

– Думаю, что да. Всё, что случилось, было не нужно. Всё это лишнее. Секунда бессмысленного мучения уже вмиг обесценила всё это предприятие. Жизнь прожита напрасно. Много ошибок. Много потерь. И зачем всё это?

– Джонатан, ты смотрел на меня как на звезду. Видел во мне решение.

– Давай поженимся, как планировали когда-то. Сегодня такой прекрасный солнечный день. В комнате так уютно! Давай сегодня. 21 июля 2008 года.

– Джонатан.

– Что? Устроим праздник на улице. Расставим столы. У вас есть фейерверки или что-то в этом роде? Все переоденутся в праздничные наряды… Какой странный мир! Мне кажется, как будто кроме этого лагеря на планете ничего нет.

– Так и есть. Джонатан, я хотела…

– Я знаю, что ты хотела.

– Нет, не знаешь. Я хотела тебе сказать, что вышла замуж. У меня есть муж. И не стоило бы делать что-то противоестественное.

* * *

Джонатан перестал слышать слова. Он забылся. Он помнил, что многократно говорил Виктории: «А я думал, ты ждала меня, я думал, что нужен тебе, что ты любишь меня». Но ее ответов он не слышал. Не хотел слышать. Его разум погрузился во мрак. Он как-то выбрался из комнат и ограждений, оказавшись где-то в чаще дремучего леса. Он разговаривал сам с собой.

«Не тренированная душа у меня, значит. Я так и знал. Надо бы привыкнуть…»

«Правда в том, что я любила и ждала тебя».

«Но у тебя есть другой. И ты другого любишь».

«Но ведь прошло пятьдесят лет».

«Но ведь прошло пятьдесят лет. А я-то пришел, я думал, что ты любишь и ждешь меня. Ошибся. И что мне делать теперь? Ходить, смотреть под ноги? Натыкаться на стены? Уничтожаться? Надеть маску великой печали? Что делать? Как я буду жить здесь? Как я буду существовать в этом мире? Ничего кроме лагеря здесь нет!»

«Я не обязана была».

«В этом всё и дело. Никто ничего не обязан. Я не хочу жить. Зачем? Устал. Я устал! Мне нечего делать в жизни».

«У меня никого нет, я пошутила. Я проверяла тебя».

«О нет! Нет! Опять начинается. Опять эта болезнь! Я не успел излечиться, а теперь навсегда заболею. И сойду с ума окончательно».

«Ты много на себя берешь».

«Много. Ноша неподъемная».

Джонатан упал без сил где-то чуть в стороне от тропы. Кругом была глушь.

«Ты отсюда не убежишь», – повторял Джонатан надрывным голосом.

Солнце светило ярко. Был полдень.

Глава 7. В которой Джонатан бродит по окрестностям, потрясенный новостью

День прошел в странном смятении. Деревья, холмы, поляны, ручьи. Джонатан просто бродил как во сне по окрестностям.

А затем он пошел назад. Возвращение было неизбежным. Он слышал, что вечером веселая компания лагерных жителей будет отдыхать на берегу Санкрайского озера. В ту сторону он и отправился.

Испытав первое нервное потрясение, он начал стыдиться себя. Он испугался, как на него посмотрят другие люди. Безусловно, люди вежливые, интеллигентные, добрые. Вдруг столько обиды, непонимания, злобы вскипели в его душе! Казалось, что он с разбега прыгнул в воду и почти достал до дна, почувствовал, так сказать, близость дна. И как он будет смотреть в глаза другим людям после этого?

Но стоп. Ведь были причины. Он несколько десятков лет мечтал встретиться с одною женщиной, а встретившись понял, что она его не ждала, что у нее есть другой.

Джонатан, ты чего? Зачем ты так сильно переживаешь? Откуда, черт возьми, столько мнительности в одной голове? Успокойся, пожалуйста. Успокойся.

Так значит сны и боль ничего не значили?

Значит, миссия не имела значения?

Всё шутка?

Джонатан страшно боялся, что кто-то увидит эту некрасивую боль его души, эту боль, умноженную на бесконечность, эту страсть, пожирающую саму себя. Что люди будут с отвращением, с омерзением отворачиваться от него, как от преступника, человека, от которого дурно пахнет во всех смыслах слова, с вечно грустным лицом. Он будет лишним в этом раю. Он всё испортит.

* * *

Но какая-то чудесная сила (у нас здесь чудес хватало) решила материализовать великий завет «Успокойся». Душу Джонатана начали лечить. Лечили, вероятно, те, кто до этого ее уничтожал и мучал. Улетали дурные мысли прочь. Всё это было неправдой, домыслами. Всё это было ложной колеей. Кто-то спас Джонатана. Нужно иметь мудрость, чтобы понимать, что происходит.

Молодой человек смог взять себя в руки.

Был закат. Он шел по тропинке. Темнело. Солнце почти спряталось. Джонатан переключил внимание на засыпающую природу.

Удивительно, ведь полчаса назад ситуация была почти критической. Он проходил мимо холмов, то погружаясь в темноту сумерек, то вновь выныривая в поток встречных солнечных лучей.

Оставалось всего несколько сотен метров до местечка у Санкрайского озера, где были отдыхающие. Издали были видны свет костра и свет электрический. Уже были слышны голоса людей. Виднелось и озеро.

Начали наворачиваться слезы. Впрочем, их не надо было стыдиться. «Хорошо, – подумал Джонатан, – надо незаметно пройти через это, проплакаться, и как бы груз снимется вместе с этой водой. Ну вот и всё».

На месте. Пляж. Люди. Праздничная атмосфера. Почти карнавал. Приятно пахло чем-то вкусным. О, какая дружелюбная собака! Так ведь это Сэмми!

«Жизнь всё-таки прекрасна», – подумал Джонатан. И то ли это было умозаключение человека, вмиг ставшего сильным, то ли попытка самоуспокоения, то ли… Стоп! Нет никакого дальнейшего желания копаться в причинах. Давайте лучше отправимся на этот карнавал.

Глава 8. В которой Джонатан стремится расставить точки

Вечернее небо было безоблачным. Сосны шептались, радуясь теплу. Как и предполагалось, жарили сосиски, делали салаты, играли с мячом. Озеро блистало. Кто-то купался.

На побережье отдыхала большая группа людей. Ребята, которых Джонатан встретил первыми, показались знакомыми. Они были не из лагеря 1957 года. А откуда? Чьи-то дети? Но он размышлял недолго. Вспомнил, но пока не оформлял мысль словами. По пляжу важно вышагивали, будто делая какие-то условные замеры, «Лучшие скауты 1984 года». Их одежда была специально сшита, красовались логотип, название, характерные изображения. Как будто это была профессиональная и успешная футбольная команда. Они смеялись, активно разговаривали, играли в какую-то игру. Ходили друг за другом кругами. На песке лежал магнитофон, играла знаменитая песня Сьюзан Веги.

– Джонатан, привет! – отозвалась Аманда, старшая из команды скаутов (Они точно забыли о старом инциденте.)

– Привет, – ответил Джонатан и скромно улыбнулся. Он сказал: «Это место, где сбываются мечты?»

– Наша сбылась. Целенаправленное движение, – ответила Аманда, искренне улыбаясь.

– Тоже коллекция мечтаний, – прокомментировал Джонни.

– О прошлом не волнуйся, – добавила Аманда. – Мы всё понимаем.

Но он не всё и всех замечал. Последствия небольшого нервного срыва. Общая атмосфера веселая, было много людей, слышался смех. Ничего необычного. Джонатан и не думал сразу о великих свойствах всего, он просто гулял, внезапно успокоенный и в меру любопытный. Брал еду со стола, здоровался со всеми.

Джонатан перестал ощущать дискомфорт. Такое чувство, что он знал всех и все знали его. Он был дома.

Роланду Коллинзу было, наверно, больше ста лет, но чувствовал он себя прекрасно, хотя и выглядел точно также, как в момент перемещения. Если бы не явно застывшая внешность, мы бы сказали, что он стал моложе себя тогдашнего. К тому же был, безусловно, счастлив с Дороти Нолан – матерью Алекса Нолана – мальчика, которого мы знаем.

Какая-то компания молодых людей с рёвом и гоготом мчалась наперегонки по воде. Устраивались маленькие соревнования в плавании.