Видоизмененный углерод. Такеси Ковач: Видоизмененный углерод. Сломленные ангелы. Пробужденные фурии

– Простите, мистер Ковач. Я забылась. Как вы могли заметить, полиция не проявляет никакого сочувствия. Случившееся выбило нас из колеи, мы до сих пор не пришли в себя. Полагаю, вы можете представить…

– Можете не объяснять.

– Поймите, мне очень неудобно. Такое бывает со мной очень редко. То же самое можно сказать про всех нас. – Она махнула рукой на двух вооруженных телохранителей, словно желая сказать, что в нормальной обстановке у них вместо автоматов на шее висели бы венки из цветов. – Пожалуйста, примите мои извинения.

– Ничего страшного.

– Мой муж ждёт вас на веранде, она выходит на море. Я сейчас же провожу вас к нему.

В доме было светло и просторно. Встретившая нас у входной двери горничная без слов забрала у миссис Банкрофт теннисную ракетку. Мы прошли по выложенному мрамором коридору, на стенах – картины, на мой непросвещённый взгляд, старинные. Портреты Юрия Гагарина и Нила Армстронга, эмфатические образы Конрада Харлана и Ангины Чандры. В конце этой своеобразной галереи, на невысоком цоколе, стояло что-то вроде вытянутого вверх дерева, сделанного из красного камня. Я задержался перед ним, и миссис Банкрофт, уже свернувшей налево, пришлось вернуться.

– Вам нравится? – спросила она.

– Очень. Это ведь с Марса, правда?

Краем глаза я увидел, как изменилось её лицо. Теперь она думала обо мне иначе. Обернувшись, я посмотрел женщине в глаза.

– Я поражена, – призналась миссис Банкрофт.

– Бывает. Это ещё я сальто не делал.

Она пристально взглянула на меня.

– А вы действительно знаете, что это такое?

– Если честно, нет. Когда-то я интересовался искусством и архитектурой. Камень узнал по снимкам, но…

– Это Поющая ветвь.

Шагнув мимо меня, миссис Банкрофт провела пальцами по одной из верхних веток. Камень еле слышно вздохнул, испуская слабый аромат вишни и горчицы.

– Она живая?

– Никто не знает. – Её голос неожиданно ожил, за что я проникся к ней ещё большей симпатией. – На Марсе они вырастают до ста метров, у корня бывают охватом с этот дом. Их песни слышно на несколько километров. Запах тоже разносится очень далеко. Судя по характеру эрозии, им должно быть около десяти тысяч лет. Вот эта ветка, например, ровесник Римской империи.

– Должно быть, это стоило больших денег. Я имею в виду, доставка на Землю.

– Деньги не главное, мистер Ковач.

Маска вернулась на место. Пора двигаться дальше.

Повернув в коридор налево, мы ускорили шаг, вероятно, чтобы наверстать время, потраченное на незапланированную остановку. При каждом шаге грудь миссис Банкрофт подпрыгивала под тонкой тканью майки, а я с мрачной сосредоточенностью разглядывал картины на противоположной стене. Опять работы последователей эмфатизма – Ангина Чандра, положившая изящную руку на вздыбленный фаллос ракеты. И здесь нет успокоения.

Веранда с видом на море находилась в самом конце западного крыла. Миссис Банкрофт провела меня через непритязательную с виду деревянную дверь, и нам в глаза ударил яркий солнечный свет.

– Лоренс, это мистер Ковач.

Я поднял руку козырьком, прикрывая глаза, и увидел, что у веранды был второй уровень. Наверху устроен балкон, отгороженный стеклянными дверями. Там, у парапета, стоял мужчина. Должно быть, он услышал, как мы вошли; впрочем, он точно слышал, как приземлился полицейский транспорт, и понял, что это означает. Тем не менее, мужчина не тронулся с места, продолжая смотреть на море. Иногда такое настроение возникает при возвращении из мертвых. А может быть, всё объяснялось простым высокомерием. Миссис Банкрофт кивком предложила мне идти вперед, и мы поднялись по лестнице со ступенями, сделанными из той же породы дерева, что и обшивка стен. Только сейчас я обратил внимание, что стены во всю высоту заполнены полками с книгами. Заходящее солнце окрасило корешки ровным оранжевым светом.

Мы вышли на балкон, и Банкрофт повернулся лицом. В руке он держал книгу, заложив пальцем место, на котором остановился.

– Здравствуйте, мистер Ковач. – Он переложил том, чтобы пожать мне руку. – Рад наконец встретиться с вами. Как вы находите свою новую оболочку?

– Замечательная. Очень удобная.

– Да, хотя я и не вдавался в подробности, но мои адвокаты получили указание подобрать что-нибудь… подходящее. – Он оглянулся, словно отыскивая на горизонте транспорт Ортеги. – Надеюсь, полиция действовала не слишком официально.

– Пока жаловаться не на что.

Банкрофт выглядел, как Человек Читающий. На Харлане есть кинозвезда по имени Ален Мариотт, больше всего известный по роли мужественного молодого философа-куэллиста, бросившего вызов жестокой тирании начала Эпохи Поселений. Не знаю, насколько достоверно передано восстание куэллистов, но в целом фильм хороший. Я смотрел его дважды. Так вот, Банкрофт чем-то напоминал Мариотта из этого фильма. Только постаревшего. Он был изящным и стройным, с густой седой шевелюрой, забранной сзади в хвостик. А книга в руке и библиотека казались естественным окружением для могучего ума, светившегося в жёстких чёрных глазах.

Банкрофт тронул жену за плечо, небрежно и как бы случайно, и от этого движения мне, в моем теперешнем состоянии, захотелось плакать.

– Опять та же женщина, – сказала миссис Банкрофт. – Лейтенант Ортега.

Банкрофт кивнул.

– Не бери в голову, Мириам. Полиция просто принюхивается. Я предупреждал, что поступлю так, но на меня не обратили внимания. Что ж, теперь, когда мистер Ковач прибыл, ко мне будут относиться серьёзно. – Он повернулся в мою сторону. – В этом деле полиция не пожелала сотрудничать со мной.

– Да. Насколько я понял, именно поэтому я здесь.

Мы посмотрели друг на друга. Я пытался решить, злюсь ли я на этого человека. Он перетащил меня на другой конец обитаемой вселенной, засунул в новое тело и предложил сделку, обставив так, что я не мог отказаться. Подобные выходки характерны для богачей. У них есть власть, и они не видят причин ею не пользоваться. Для богатых люди – товар, как и всё остальное. Их можно поместить на хранение, переправить, выгрузить. «Пожалуйста, распишитесь внизу».

С другой стороны, на вилле «Закат» ещё никто не исказил мою фамилию, да и выбора у меня не было. Опять же, не надо забывать о деньгах. Сто тысяч долларов ООН. Эта сумма в шесть-семь раз превосходила то, что мы с Сарой рассчитывали получить, обчистив винный склад на Миллспорте. Доллары ООН, самая твердая валюта во вселенной. Свободно обмениваются на всех обитаемых планетах Протектората.

Ради этого можно и потерпеть.

Банкрофт снова коснулся тела жены – на этот раз за талию, показывая, что ей пора уходить.

– Мириам, ты не могла бы ненадолго оставить нас вдвоем? Не сомневаюсь, у мистера Ковача масса вопросов, и мне бы не хотелось, чтобы ты скучала.

– На самом деле у меня есть несколько вопросов и к миссис Банкрофт.

Она уже направлялась к двери, и мои слова вынудили её остановиться на полпути. Склонив голову набок, миссис Банкрофт перевела взгляд с меня на мужа и обратно. Банкрофт беспокойно заёрзал. Я понял, что ему не хотелось разговаривать в присутствии жены.

– Наверное, будет лучше, если мы с вами поговорим попозже, – поспешил исправиться я. – Отдельно.

– Да, разумеется. – Встретившись со мной взглядом, её глаза тотчас же, словно танцуя, убежали в сторону. – Лоренс, я буду в библиотеке карт. Когда закончите, пришли мистера Ковача ко мне.

Мы проводили её взглядом. Как только закрылась дверь, Банкрофт предложил мне сесть в удобное кресло на балконе. Рядом пылился старинный телескоп, нацеленный на горизонт. Посмотрев под ноги, я увидел, что половицы стерты от времени. На меня опустилось ощущение старины, будто покрывало. Неуютно поморщившись, я сел в кресло.

– Пожалуйста, мистер Ковач, не считайте меня шовинистом. После почти двухсот пятидесяти лет брака наши отношения с Мириам более чем уважительные. Честное слово, будет лучше, если вы переговорите с ней наедине.

– Понимаю.

В этом случае у меня не будет гарантии, что она скажет правду. Но выбирать не приходилось.

– Не желаете чего-нибудь выпить? Спиртное?

– Нет, благодарю вас. Если можно, фруктовый сок.

Меня не покидала дрожь – последствие выгрузки; к этому добавился неприятный зуд в пальцах ног – как я понял, результат никотиновой зависимости. Если не считать сигарет, которые я время от времени «стрелял» у Сары, последние две оболочки я вёл здоровый образ жизни. И не имел желания отходить от этого правила. А сейчас алкоголь, добавившись ко на всему остальному, прикончил бы меня.

Банкрофт сложил руки на коленях.

– Разумеется. Я распоряжусь, чтобы вам принесли сок. Итак, с чего бы вы хотели начать?

– Вероятно, будет лучше, если вы объясните, чего ожидаете от меня. Я не знаю, что обо мне рассказала Рейлина Кавахара, и что представляет собой Корпус чрезвычайных посланников у вас на Земле, но предупреждаю сразу: не ждите чуда. Я не волшебник.

– Это я понимаю. Я тщательно изучил литературу о Корпусе посланников. А Рейлина Кавахара сказала лишь то, что вы человек надежный, хотя и излишне разборчивый.

Я вспомнил методы Кавахары и свое отношение к ним. Разборчивый. Точно.

Тем не менее, я принялся расписывать себя Банкрофту. Я чувствовал себя странно, хвастаясь перед клиентом, уже взявшим меня на работу. Перечислил то, что умею делать. Преступное сообщество не отличается излишней скромностью, и чтобы получить серьёзное предложение, приходится до предела раздувать репутацию. Я ощущал себя так, словно вернулся назад, в Корпус посланников. Длинные полированные столы, и Вирджиния Видаура разносит в пух и прах нашу команду.

– Корпус чрезвычайных посланников был создан в рамках колониальных частей специального назначения ООН. Это не значит…

Это не значит, что каждый посланник является бойцом спецназа. Но с другой стороны, а что такое солдат? Какая часть подготовки бойца спецназа высечена в физическом теле, а какая – в сознании? И что происходит, если одно отделить от другого?

Космос, если воспользоваться расхожей фразой, бесконечен. Ближайший из обитаемых миров находится в пятидесяти световых годах от Земли. Самые отдаленные – вчетверо дальше. Некоторые корабли с первопоселенцами до сих пор в пути. Если какой-нибудь маньяк начнет размахивать тактической ядерной бомбой или другой игрушкой, угрожающей существованию биосферы, как ему помешать? Данные передаются посредством гиперкосмического пробоя практически мгновенно, настолько быстро, что учёные всё ещё спорят по поводу подходящей терминологии, но, цитируя Куэллкрист Фальконер, «дивизии таким способом не переправишь, чёрт побери». Даже если отправить корабль с войсками в минуту, когда заварушка началась, десантники прибудут на место, чтобы допросить внуков победителей.

Не лучший способ управлять Протекторатом.

Ладно, можно переслать оцифрованное сознание бойцов отряда быстрого реагирования. Давно прошли те времена, когда самым главным в армии была численность. Последнюю половину тысячелетия победы одерживали компактные, подвижные войска чрезвычайного назначения. Можно загрузить оцифрованный разум в оболочку, прошедшую боевую подготовку, с усовершенствованной нервной системой и накачанную стероидами. Ну а что дальше?

Солдаты окажутся в незнакомых телах, на незнакомой планете. Им предстоит сражаться на стороне совершенно чужих людей против других совершенно чужих людей ради целей, о которых они, скорее всего, не слышали и которые точно не понимают. Климат другой, язык и культура другие, растительность и животный мир другие, атмосфера другая. Проклятие, даже притяжение другое. Солдаты ничего не знают. Если же загрузить в их сознание сведения о местных реалиях, объём информации будет настолько большим, что они не успеют его обработать. А ведь уже через несколько часов после выгрузки в новых оболочках им придется вступить в смертельную схватку с врагом.

И вот тут приходит очередь Корпуса чрезвычайных посланников. Нейрохимическая стимуляция, кибер-вживленные интерфейсы, наращивание тканей – это физические усовершенствования. Большинство из них не имеют никакого отношения к сознанию, а пересылается именно рассудок в чистом виде. Вот с чего начался Корпус посланников. Были взяты духовно-психологические приемы, больше тысячи лет применявшиеся на Земле у народов Востока. На их основе создали систему подготовки, настолько совершенную, что в большинстве миров прошедшим полный курс тотчас же законодательно запретили занимать любые политические и военные должности.

Нет, это не солдаты. Не совсем солдаты.

– Мой метод работы заключается в абсорбции, – закончил я. – Я стараюсь впитывать в себя всё, с чем сталкиваюсь, и только после этого двигаюсь дальше.

Банкрофт заёрзал. Он не привык слушать лекции. Что ж, пора начинать.

– Кто обнаружил ваш труп?

– Наоми. Моя дочь.

Внизу раскрылась дверь. Банкрофт умолк. На лестнице, ведущей на балкон, появилась горничная, которую я уже видел. Она несла поднос с запотевшим графином и высокие стаканы. Похоже, у Банкрофта тоже была вживленная система связи.

Поставив поднос, горничная в механическом безмолвии наполнила стаканы и, дождавшись едва заметного кивка хозяина, удалилась. Он проводил её рассеянным взглядом.

Возвращение из мёртвых. Это не шутка.

– Наоми, – мягко подсказал я.

Банкрофт заморгал.

– Ах да. Она ворвалась сюда. Ей было что-то нужно – вероятно, ключи от одного из лимузинов. Возможно, я чересчур великодушный отец, но Наоми – моя младшенькая.

– Сколько ей?

– Двадцать два.

– У вас много детей?

– Да, много. Очень много. – Банкрофт слабо улыбнулся. – Когда есть время и деньги, растить детей становится ни с чем не сравнимым удовольствием. У меня двадцать семь сыновей и тридцать четыре дочери.

– Они живут с вами?

– Наоми в основном живёт со мной. А остальные только заглядывают в гости. Почти у всех уже есть свои семьи.

– Что с Наоми?

Я чуть понизил голос. Найти отца с размозженной головой – не самое приятное начало дня.

– Сейчас она в психохирургии, – коротко ответил Банкрофт. – Идёт на поправку. Вам нужно будет с ней переговорить?

– Не сейчас. – Встав с кресла, я подошёл к двери в комнату. – Вы сказали, она вбежала сюда. Смерть произошла именно здесь?

– Да. – Банкрофт присоединился ко мне. – Кто-то проник сюда и разнёс мою голову зарядом частиц из бластера. На стене видны следы от выстрела. Вон там, рядом с письменным столом.

Войдя внутрь, я спустился вниз по лестнице. Крышка массивного письменного стола была из зеркального дерева – судя по всему, генетический код переправили на Землю с Харлана, и растение прижилось. Стол показался мне такой же экстравагантностью, как и Поющая ветвь в коридоре, но только более безвкусной. На Харлане леса зеркальных деревьев покрывают три континента, и почти во всех забегаловках на берегу канала в Миллспорте стойка бара сделана из этой древесины. Подойдя к столу, я осмотрел след на оштукатуренной стене. Белая поверхность съёжилась и обуглилась, бесспорно свидетельствуя о попадании луча заряженных частиц. Выжженное место находилось на уровне головы, небольшой изгиб уходил вниз. Банкрофт остался на балконе. Я посмотрел на его силуэт.

– Это единственный след огнестрельного оружия в комнате?

– Да.

– Больше ничего не сломано, не испорчено, не переставлено?

– Нет. Ничего.

Было очевидно, что он хочет ещё что-то сказать, но ждёт, пока я закончу с расспросами.

– И полиция нашла бластер рядом с вашим трупом?

– Да.

– У вас есть оружие подобного типа?

– Да. Это мой бластер. Я храню его в сейфе под письменным столом. Закодирован на отпечатки пальцев. Сейф был обнаружен раскрытым, больше из него ничего не пропало. Хотите заглянуть внутрь?

– Нет, благодарю, пока что не хочу.

По своему опыту я знал, как трудно двигать мебель из зеркального дерева. Я подошёл к углу тканого ковра, лежащего под столом. На полу виднелся едва различимый шов.

– Чьи отпечатки открывают сейф?

– Мои и Мириам.

Последовала многозначительная пауза. Банкрофт вздохнул, достаточно громко, чтобы звук разнёсся по помещению.

– Ну же, Ковач, не стесняйтесь. Высказывайте всё, что думаете. Остальные именно так и поступили. Или я покончил с собой, или меня убила моя жена. Других разумных объяснений нет. Я выслушиваю это с того самого момента, как меня вытащили из резервуара в «Алькатрасе».

Я заставил себя обвести взглядом комнату и лишь затем посмотрел Банкрофту в глаза.

– Что ж, вы должны признать, это значительно упрощает работу полиции, – сказал я. – Всё предельно чисто и аккуратно.

Банкрофт фыркнул, но в презрительном звуке прозвучал смех. Я поймал себя на том, что помимо воли проникаюсь симпатией к этому человеку. Поднявшись обратно наверх, я вышел на балкон и прислонился к перилам. На лужайке перед домом расхаживал взад и вперёд человек, облачённый в чёрное, с висящим на плече оружием. Вдалеке переливалось силовое ограждение. Какое-то время я стоял, уставившись в одном направлении.

– Нелегко поверить, что кто-то проник сюда, преодолев охранные системы, взломал сейф, доступ к которому есть только у вас и вашей жены, и убил вас, оставив всё на своих местах. Хотя вы человек рассудительный, и, следовательно, у вас есть основания так думать.

– О, можете не сомневаться. Оснований достаточно.

– Однако полиция не приняла их в расчет.

– Да.

Я повернулся к Банкрофту.

– Хорошо. Давайте их выслушаем.

– Одно из оснований у вас перед глазами, мистер Ковач. – Он тоже повернулся ко мне лицом. – Я здесь. Я вернулся. Меня нельзя убить, просто уничтожив память больших полушарий.

– Ваша память хранится на внешнем носителе. Это очевидно, в противном случае сейчас вы бы не стояли передо мной. И как часто происходит обновление?

Банкрофт улыбнулся.

– Каждые сорок восемь часов. – Он похлопал себя по затылку. – Прямая пересылка отсюда в защищённый банк данных центра хранения психической информации на острове Алькатрас. Мне не нужно даже задумываться над этим.

– Кроме того, в холодильнике хранится ваш замороженный клон.

– Да. И не один.

Гарантированное бессмертие. Какое-то время я молчал, размышляя, как к этому относиться.

– Наверное, это очень дорого, – наконец заметил я.

– Вовсе нет. Центр хранения принадлежит мне.

– О…

– Так что, Ковач, как видите, ни я, ни моя жена не могли нажать спусковой крючок бластера. Нам обоим известно: чтобы меня убить, этого недостаточно. Каким бы невероятным это ни казалось, убийство должен был совершить кто-то посторонний. Не знающий о внешнем носителе.

Я кивнул.

– Хорошо, а кто ещё о нем знает? Давайте сузим круг.

– Помимо моей семьи? – Банкрофт пожал плечами. – Мой адвокат, Оуму Прескотт. Ещё два-три юриста, её помощники. Директор центра хранения психической информации. Наверное, это всё.

– Однако, – сказал я, – самоубийство – поступок не для нормального человека.

– Именно так и сказала полиция. Этим же утверждением она попыталась объяснить остальные неувязки в своей теории.

– Какие, например?

Вот о чём хотел рассказать мне Банкрофт. Слова хлынули потоком.

– Например, то, что я предпочёл пройти последние два километра до дома пешком, проник незамеченным на территорию, а перед тем, как покончить с собой, сверил внутренние часы.

Я недоуменно заморгал.

– Прошу прощения?

– Полиция обнаружила следы приземления воздушного транспорта на поляне в двух километрах от наружного ограждения виллы, за пределами системы охранного наблюдения. И, кстати, именно в этот момент наверху не было спутника слежения.

– Полиция проверила такси?

Банкрофт кивнул.

– Проверила, только толку от этого немного. Законы Западного побережья не требуют от компаний, занимающихся пассажирскими перевозками, хранить данные о местонахождении машин в каждый момент времени. Разумеется, солидные фирмы регистрируют передвижения своего парка, но есть и те, кто этого не делает. Наоборот, кое-кто так даже завлекает клиентов. Делает упор на конфиденциальность услуг. – По лицу Банкрофта пробежала мимолетная тень. – В некоторых случаях и для некоторых клиентов это является большим преимуществом.

– Вам в прошлом приходилось пользоваться услугами подобных фирм?

– Да, время от времени.

Следующий по логике вещей вопрос повис в воздухе. Я не стал озвучивать его вслух, дожидаясь, когда Банкрофт сам ответит. Если он не собирался делиться со мной причинами, побуждающими его пользоваться конфиденциальным транспортом, то и я не буду давить – до тех пор, пока не обозначу ещё кое-какие вехи. Наконец Банкрофт кашлянул.

– В любом случае, есть основания считать, что данный транспорт не относился к такси. Как сказала полиция, рисунок следов на земле характерен для более крупного аппарата.

– Всё зависит от того, на какой скорости совершено приземление.

– Знаю. Тем не менее, от места приземления ведут мои следы, и, насколько я понял, состояние обуви соответствует пути в два километра, пройденному по пересечённой местности. И, наконец, ночью, когда меня убили, в три часа с небольшим, из этой комнаты был сделан телефонный звонок. Проверка времени. Не было сказано ни одного слова. Просто дыхание в трубке.

– И полиции это тоже известно?

– Естественно.

– И как там это объясняют?

Банкрофт едва заметно усмехнулся.

– Никак. По мнению полицейских, пешая прогулка в одиночестве под дождём вполне соответствует духу самоубийства. Никому не показалось странным, что человек, перед тем как размозжить себе голову, сверяет внутреннюю микросхему времени. Как вы сами сказали, самоубийство нельзя считать нормальным поступком. В истории масса подобных случаев. Похоже, на свете полно недоумков, налагающих на себя руки и просыпающихся на следующий день в новой оболочке. Мне это долго и пространно объясняли. Недоумки забывают о том, что память больших полушарий можно считать. Или же в момент самоубийства это кажется им несущественным. Наша любимая система здравоохранения возвращает их к жизни, невзирая на предсмертные записки и просьбы. По-моему, это вопиющее нарушение прав личности. У вас на Харлане такие же порядки?

Я пожал плечами.

– Более или менее. Если просьба нотариально оформлена, самоубийц не оживляют. В противном случае неоказание медицинской помощи считается уголовным преступлением.

– Полагаю, это разумная предосторожность.

– Да. Она не дает убийцам выдавать дело своих рук за самоубийство.

Облокотившись на ограждение, Банкрофт посмотрел мне прямо в глаза.

– Мистер Ковач, мне триста пятьдесят семь лет от роду. Я пережил войну корпораций, последовавшее затем крушение моих промышленных и торговых интересов, настоящую смерть двоих сыновей и, по крайней мере, три крупных экономических кризиса. Но я до сих пор здесь. Я не тот человек, который будет лишать себя жизни. Однако если бы я решился на такое, то не допустил бы подобных глупых ошибок. Если бы я вознамерился умереть, вы бы сейчас со мной не разговаривали. Это понятно?

Я выдержал взгляд его жёстких чёрных глаз.

– Да. Понятно.

– Хорошо. – Он отвернулся. – Продолжим?

– Мы говорили о полиции. Она вас не слишком-то жалует, так?

Банкрофт улыбнулся, но в его улыбке не было веселья.

– У меня с полицией проблемы перспективы.

– Перспективы?

– Именно. – Банкрофт направился к двери. – Пойдемте, я вам покажу, что имею в виду.

Следуя за ним, я задел рукой телескоп, развернув его наверх. Шок загрузки требовал выхода. Двигатель позиционирования телескопа, недовольно взвизгнув, вернул оптический прибор в исходное положение, нацелив на горизонт. На старинном цифровом дисплее замигали значения высоты и приближения. Я задержался, наблюдая за тем, как телескоп восстанавливает настройки. Клавиатуру покрывал многолетний слой пыли.

Банкрофт или не заметил мою неловкость, или вежливо промолчал.

– Это ваш? – спросил я, ткнув указательным пальцем в оптический прибор.

Банкрофт рассеянно взглянул на телескоп.

– Когда-то это было моим увлечением. В те времена, когда на звёзды стоило смотреть. Вам не понять эти чувства. – Это было произнесено мимоходом, без какого-либо намерения оскорбить или унизить. Голос Банкрофта лишился жёсткости, словно затухающее сообщение. – Последний раз я смотрел в эти линзы почти два столетия назад. Тогда многие корабли ещё летели к своим колониям. Мы до сих пор не знаем, что с ними стало. Ждём, когда вернутся сквозные лучи. Так ждут свет маяка.

Он забыл обо мне. Я вынужден был вернуть его к действительности.

– Проблемы перспективы, – мягко напомнил я.

– Ах да, проблемы перспективы. – Кивнув, Банкрофт махнул рукой в сторону поместья. – Видите вон то дерево? За теннисным кортом?

Не заметить такое дерево невозможно. Тень от раскидистого старого чудовища высотой с дом была больше теннисного корта. Я кивнул.