Любовь в холодном климате

Перед моим отъездом из Хэмптона утром в понедельник Полли повела меня наверх, в спальню матери, чтобы я попрощалась. Часть гостей отбыла накануне вечером, другие уезжали сейчас, все они катили в громадных, богатых автомобилях, и дом был похож на большую школу, разъезжающуюся на каникулы. Двери спален, мимо которых мы проходили, были открыты, обнажая горы мусора в виде использованных бумажных салфеток и неубранные постели, слуги сражались с чемоданами, а гости торопливо и с превеликим трудом натягивали на себя пальто. Казалось, все вдруг в срочном порядке вдруг ввязались в какую-то борьбу.

Комната леди Монтдор, как мне помнилось еще со старых времен, была огромной, больше похожей на бальную залу, чем на спальню, и украшенной в соответствии со вкусами эпохи ее молодости, когда она была еще невестой. Стены обиты розовым шелком, отделанным белым кружевом, на возвышении покоится грандиозная плетеная кровать с занавесями из розовой переливчатой ткани. Мебель белая, с пухлой розовой атласной обивкой, окаймленной розами из лент. Серебряные вазы для цветов на всех столах и множество фотографий в серебряных рамках, большей частью с изображениями королевских особ. Сердечность надписей на фотографиях была обратно пропорциональна реальной значимости персонажа. Царствующие монархи довольствовались просто именем, данным при крещении, буквой R[38] и иногда датой, тогда как изображения бывших королей и королев, эрцгерцогинь и эрцгерцогов были усеяны словами «дражайшей» или «дорогой Соне» и «с любовью», написанными на их шлейфах и форменных брюках.

В центре всего этого пышного обрамления сидела в кровати леди Монтдор, окруженная массой кружевных подушек, и пила крепкий чай, представляя собой довольно комичную фигуру с жесткими седыми завитыми волосами, облаченная, судя по всему, в куртку от мужской полосатой фланелевой пижамы, на которую был накинут украшенный перьями палантин. Полосатая пижама была не единственным неуместным штрихом в комнате. На кружевном туалетном столике с большим зеркалом из чистого серебра, среди серебряных и эмалевых щеток, флаконов и коробочек с бриллиантовыми монограммами лежала простая черная щетка для волос и баночка кольдкрема «Пондз», а среди изображений членов королевской семьи валялись ржавая пилка для ногтей, сломанный гребень и клочок ваты. Пока мы разговаривали, вошла горничная и, недовольно цокая языком, собралась убрать все эти вещи, но леди Монтдор велела их оставить, так как она еще не закончила.

Ее одеяло было усыпано газетами и распечатанными письмами, в руках она держала газету «Таймс», аккуратно сложенную на рубрике «Придворный циркуляр» – вероятно, единственной части этого издания, в которую она когда-либо заглядывала, поскольку новости, как она говорила, всегда можно собрать по крупицам и в гораздо более занимательном виде от тех, кто их создает. Думаю, ей было приятно, когда она, словно с молитвы, начинала день с сообщения о том, что Мейбл, графиня Эйрли, сменила леди Элизабет Моушн в качестве фрейлины королевы. Это означало, что мир по-прежнему вертится в соответствии с законами природы.

– Доброе утро, Фанни, дорогая, – сказала она, – полагаю, тебя это заинтересует.

Она протянула мне «Таймс», и я увидела, что наконец-то объявлено о помолвке Линды с Энтони Кресигом.

– Бедные Алконли, – продолжала леди Монтдор тоном глубокого удовлетворения. – Неудивительно, что им это не нравится! Какая глупая девочка, что ж, она всегда такой была, по моему мнению. Совершенно неуместно. Богат, конечно, но ведь это банкирские деньги, они приходят и уходят, и как бы много их ни было, выйти замуж за «все это» – нечто совсем иное…

«Все это» было любимым выражением леди Монтдор. Оно не означало всю эту красоту, этот странный, словно сказочный, дом, расположившийся на пересечении четырех больших аллей, взбегающих по четырем искусственным склонам, упорядоченные пейзажи из деревьев, травы и неба, видимые из его окон, или радость, даруемую сокровищами, которые он содержал, ибо леди Монтдор не была наделена эстетическим чувством и если уж чем-то восхищалась, то восхищалась так, как это делают биржевые маклеры. Она устроила себе в парке маленький садик, скопированный с сада, увиденного на цветочной выставке в Челси, в котором вьющиеся розы, незабудки и кипарисы были сгруппированы вокруг итальянского колодца, и часто удалялась сюда посмотреть на закат. «Так красиво, что хочется плакать». Она обладала сентиментальностью, свойственной ее поколению, и эта сентиментальность, покрывая душу леди Монтдор, словно зеленый мох, помогала скрывать ее каменную текстуру если не от других, то по крайней мере от самой себя. Она была убеждена, что является женщиной глубоко чувствительной.

«Все это» в ее устах означало положение, связанное с такими весомыми активами, как акры, угольные шахты, недвижимость, драгоценности, серебро, картины, первопечатные книги и другое имущество такого рода. Лорд Монтдор, к счастью, владел колоссальным количеством подобных вещей.

– Впрочем, я никогда и не ожидала, что бедная Линда вступит в достойный брак, – продолжала леди Монтдор. – Сэди, конечно, чудесная женщина, и я прекрасно к ней отношусь, но, боюсь, она не имеет ни малейшего представления о том, как воспитывать дочерей.

Тем не менее не успели дочери тети Сэди высунуть носы из классной комнаты, как их тут же обвенчали, путь даже и не с самыми достойными женихами, и, пожалуй, этот факт немного терзал леди Монтдор, чей ум, по-видимому, был погружен в матримониальные заботы.

Взаимоотношения между Хэмптоном и Алконли были таковы. Леди Монтдор питала раздраженную любовь к тете Сэди, отчасти восхищалась ею за ее цельность и надежность, которых не могла за ней не признать, а отчасти винила за «несветскость», которую считала неуместной в человеке такого положения. При этом она терпеть не могла дядю Мэттью и называла его сумасшедшим. Дядя Мэттью, со своей стороны, глубоко уважал лорда Монтдора – тот был, пожалуй, единственным человеком на свете, на которого он смотрел снизу вверх, – и до такой степени ненавидел леди Монтдор, что, по его словам, у него руки чесались ее придушить. Теперь, когда лорд Монтдор вернулся из Индии, дядя Мэттью постоянно видел его в Палате лордов и разнообразных организациях графства, которые они оба посещали, и порой, придя домой, цитировал самую банальную его реплику, словно то было высказывание пророка: «Монтдор сказал мне… Монтдор говорит…» Это была истина в последней инстанции, и подвергать ее сомнению представлялось бесполезным: мнение лорда Монтдора по любому предмету мой дядя полагал окончательным.

– Чудесный парень Монтдор. Не представляю, как мы вообще обходились без него в нашей стране все эти годы. Ужасная расточительность отправить его к арапам, когда этот человек так остро нужен здесь!

Он даже нарушил свое правило не посещать дома других людей в пользу Хэмптона.

– Если Монтдор нас приглашает, думаю, нам следует пойти.

– Это Соня нас приглашает, – ехидно поправляла его тетя Сэди.

– Старая волчица. Никогда не пойму, что нашло на Монтдора, когда ему пришло в голову на ней жениться. Видимо, он в то время не осознавал, какая она донельзя ядовитая чертовка.

– Дорогой… дорогой!..

– Чертовски ядовитая. Но если Монтдор приглашает, думаю, надо идти.

Что же касается тети Сэди, то она была всегда такой рассеянной, так витала в облаках, что было нелегко понять, что она на самом деле думает о людях. Но я уверена: хотя ей, похоже, и нравилось в малых дозах общество леди Монтдор, тем не менее она не разделяла дядиных чувств в отношении лорда Монтдора, потому что, когда говорила о нем, в ее голосе всегда звучала нотка пренебрежения.

– В его внешности есть что-то глупое, – говаривала она, когда дяди Мэттью не было рядом, потому что это чудовищно задело бы его чувства.

– Итак, Луиза и бедная Линда пристроены, – продолжала леди Монтдор. – Теперь на очереди вы, Фанни.

– О нет, – возразила я. – Никто никогда на мне не женится. – И в самом деле, я не могла представить, что кому-нибудь этого захочется, я казалась себе гораздо менее интересной, чем другие девушки, которых знала. И я ненавидела свою внешность – круглые розовые щеки и взъерошенные кудрявые черные волосы, которые никогда нельзя было заставить обрамлять лицо шелковистыми прядями. Как бы их ни смачивали и ни расчесывали, они упорно торчали вверх, как вереск.

– Глупости. И не выходите замуж абы за кого, по любви, – сказала она. – Помните, любовь никогда долго не длится, но если вы выйдете замуж за «все это», тогда оно будет на всю жизнь. Когда-нибудь, не забывайте, молодость пройдет, и подумайте, каково бывает женщине, если она не может купить себе пары бриллиантовых серег. Женщине моего возраста просто необходимы сверкающие бриллианты. А за едой придется вечно сидеть с разными незначительными людьми. И не иметь машины. Не очень приятная перспектива, знаете ли. Конечно, – прибавила она, словно в запоздалом раздумье, – мне повезло, у меня была и любовь наряду со «всем этим», но такое нечасто встречается, и, когда вам настанет пора выбирать, вспомните мои слова. Думаю, Фанни пора ехать, чтобы успеть на поезд. Когда проводишь ее, Полли, не могла бы ты найти Малыша и прислать ко мне? Я хочу обсудить с ним званый обед на следующей неделе. Ну, до свидания, Фанни. Теперь, раз уж мы вернулись, давайте будем видеться чаще.

Спускаясь по лестнице, мы наткнулись на Малыша.

– Мамочка хочет вас видеть, – с угрюмой серьезностью произнесла Полли, устремляя на него взгляд своих голубых глаз. Он положил руку ей на плечо и принялся массировать его большим пальцем.

– Да, – ответил он, – насчет званого обеда, полагаю. Ты придешь на него, старушка?

– О, думаю, да, – кивнула она. – Я ведь сейчас выезжаю, как вам известно.

– Не могу сказать, что с большим нетерпением жду этого события. Идеи твоей матери по поводу размещения гостей за столом становятся все туманнее и туманнее. Вчера вечером в столовой царила совершенно сумасшедшая атмосфера, герцогиня до сих пор из-за этого в плохом настроении! Право же, Соне вообще не следует принимать людей, если она не в состоянии обращаться с ними по-человечески.

Подобную фразу я часто слышала из уст моей тети Эмили – правда, в отношении животных.

7

Вернувшись домой, я, разумеется, не могла говорить ни о чем ином, кроме как о моем пребывании в гостях. Дэви это немало позабавило. По его словам, он никогда не знал, что я такая разговорчивая.

– Но, мое дорогое дитя, – сказал он, – разве ты не была ошеломлена? Советер и эта Чэддсли-Корбетт!.. Гораздо хуже, чем я даже предполагал.

– Ну да, поначалу думала, что умру. Но знаешь, никто не обращал на меня внимания, кроме миссис Чэддсли-Корбетт и леди Монтдор…

– И какое же, позволь поинтересоваться, внимание они на тебя обращали?

– Ну, миссис Чэддсли-Корбетт сообщила, что первым маминым сумасбродством был мистер Чэддсли-Корбетт.

– Это верно, – подтвердил Дэви. – Я совсем забыл про скучного старого Чэда. Но ты же не хочешь сказать, что Вероника прямо так тебе это и вывалила? Я бы не ожидал такого даже от нее.

– Нет, я слышала, как она рассказывала об этом.

– Понятно. Ну а что Соня?

– О, она была со мной мила.

– В самом деле? Это и впрямь зловещая новость.

– Что за зловещая новость? – спросила тетя Эмили, входя со своими собаками. – На воздухе просто восхитительно, не могу понять, почему вы оба сидите здесь в такой чудесный день.

– Мы сплетничаем о вечеринке, на которую ты так неблагоразумно позволила Фанни поехать. И я говорил, что, если Соня действительно прониклась симпатией к нашей крошке – а, похоже, так оно и есть, – мы должны остерегаться, только и всего.

– Почему остерегаться? – спросила я.

– Соня ужасно любит жонглировать человеческими жизнями. Я никогда не забуду, как она заставила меня пойти к ее врачу. Могу только сказать, что он чуть меня не убил. В том, что я сейчас здесь, с вами, ее заслуги нет. Она слишком неразборчива в средствах, легко привязывает к себе людей с помощью своего обаяния и престижа, а затем навязывает им свои ценности.

– Фанни это не грозит, – с уверенностью заявила тетя Эмили. – Посмотри на ее подбородок.

– Ты всегда говоришь, посмотри на подбородок Фанни, но я не вижу никаких других признаков того, что она самостоятельно мыслящий человек. Эти Рэдлетты заставляют ее делать все, что им заблагорассудится.

– Увидишь, – сказала тетя Эмили. – Между прочим, Зигфрид опять в полном порядке, он хорошо погулял.

– О, прекрасно, – обрадовался Дэви. – Оливковое масло – это вещь.

Они с нежностью посмотрели на пекинеса Зигфрида.

Но мне хотелось вытянуть из Дэви побольше интересных сплетен о Хэмптонах. И я умоляюще попросила:

– Продолжай, Дэви, расскажи еще про леди Монтдор. Какой она была в молодости?

– Точно такой же, как и сейчас.

Я вздохнула.

– Нет, я имею в виду, как она выглядела?

– Говорю тебе, точно так же, – ответил Дэви. – Я знаю ее с тех пор, как был крохотным маленьким мальчиком, и она не изменилась ни на йоту.

– О Дэви… – начала я, но на этом и закончила, поняв, что это бесполезно. Когда имеешь дело со старыми людьми, постоянно натыкаешься на глухую стену; они всегда говорят о ровесниках, что те нисколько не изменились, а разве это может быть правдой? Если так, то получается, что все они, вероятно, принадлежат к непривлекательному поколению – вечно иссохшие или, наоборот, толстые и краснощекие, и седые в восемнадцать лет, с узловатыми ладонями, мешками под подбородком, глазами в окружении сеточки морщин. Так сердито думала я, добавляя все эти неприглядные черты к лицам Дэви и тети Эмили, которые сидели рядом со мной, самодовольно полагая, что всегда выглядели одинаково. Совершенно бесполезно обсуждать вопросы возраста со старыми людьми, у них весьма своеобразные представления об этом предмете. «Совсем не старый, всего семьдесят лет», – слышишь от них или: «Совсем молодой, моложе меня, немногим больше сорока». В восемнадцать лет это выглядит величайшей бессмыслицей, хотя сейчас, в более зрелом возрасте, я начинаю понимать, что́ все это значило. Потому что Дэви и тетя Эмили, в свою очередь, кажутся мне точно такими же с виду, как были тогда, в моем детстве.

– Кто еще там был? – поинтересовался Дэви. – Дугдейлы?

– О да. Ну разве Рассказчик не чокнутый?

Дэви засмеялся.

– И распутный? – спросил он.

– Нет, должна признать, в общем-то, нет, во всяком случае не со мной.

– Ну, конечно, он не мог быть таким при Соне, он бы не осмелился. Он ведь, знаешь ли, много лет был ее любовником.

– Не может быть! – воскликнула я, заинтригованная. Вот что было изумительно в Дэви, – он знал все обо всех, совсем не так, как мои тетки, которые, хотя и не имели особых возражений против того, чтобы мы, теперь уже подросшие, слушали сплетни, сами всегда их забывали, потому что совершенно не интересовались делами людей за пределами собственной семьи. – Дэви! Как она могла?

– Ну, Малыш внешне очень привлекателен. Я бы скорее сказал, как он мог? Но вообще-то говоря, я думаю, что это – любовная связь из чистого удобства, она прекрасно устраивает их обоих. Малыш наизусть знает Готский альманах[39] и тому подобные вещи; он как чудесное дополнение к мажордому, а Соня, со своей стороны, дает ему интерес к жизни. Я это вполне понимаю.

Одна радость, подумала я, что такие пожилые люди уже ни на что не способны. Но опять-таки удержала это соображение при себе, потому что знала: ничто так не злит людей, как если их считают слишком старыми для любви, а Дэви и Рассказчик были ровесниками, они вместе учились в школе. Леди Монтдор, конечно, была еще старше.

– Давай послушаем про Полли, – предложила тетя Эмили, – а потом я должна настоять на том, чтобы ты вышла погулять перед чаем. Что, она действительно стала такой красавицей, как обещала Соня?

– Конечно, она красавица, – заметил Дэви. – Разве Соня не всегда добивается своего?

– Вы не можете себе представить, какая красивая, – сказала я. – И до того милая, самая милая из всех, кого я встречала.

– Фанни – такая идолопоклонница, – с улыбкой произнесла тетя Эмили.

– Тем не менее, думаю, насчет красоты это правда, – поддержал меня Дэви. – Даже если оставить в стороне то, что Соня всегда добивается своего, у Хэмптонов и в самом деле просто изумительная внешность. В конце концов, старушка тоже очень красива. В сущности, мне кажется, она улучшила их породу, добавив ей немного массивности. Сам Монтдор уж слишком похож на шотландскую овчарку.

– А за кого должна выйти эта чудесная девушка? – спросила тетя Эмили. – Это будет следующей проблемой для Сони. Не представляю, кто окажется для нее достаточно хорош.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В книге пэров Бёрка представлен список пэров Англии и их родословная.

2

Справочник Дебретта – справочник о британской королевской семье и других аристократических семьях Соединенного Королевства. Содержит сведения о членах этих семейств, их истории и состояниях.

3

Дарья Христофоровна Ливен (1785–1857) – княгиня, тайный агент русского правительства в Лондоне и Париже. Вошла в историю как первая русская женщина-дипломат.

4

Томас Фуллер (1608–1661) – английский историк, богослов, писатель, доктор богословия в Кембридже.

5

Битва при Креси (1346) – одно из важнейших сражений Столетней войны, произошедшее в Северной Франции и ознаменовавшее конец рыцарства.

6

«Белый корабль» потерпел крушение 25 ноября 1120 года в проливе Ла-Манш у берегов Нормандии, при этом погибло большое число англонормандских аристократов.

7

Одностороннее обязательство – юридическая процедура в Британии, в ходе которой человек легально и официально меняет фамилию.

8

Уильям Адам (1689–1748) – шотландский архитектор, каменщик, основоположник неоклассического стиля и законодатель архитектурной моды.

9

Тайный совет Великобритании – орган советников британского короля. Изначально был могущественным учреждением Британской империи, однако в настоящее время носит во многом церемониальный характер.

10

Ежегодно в день рождения британского монарха воздаются особые почести ряду британцев за их достижения или хорошую работу.

11

Саксен-Кобург-Готская династия вступила на британский трон после смерти королевы Виктории в 1901 г., когда королем стал Эдуард VII – ее сын от Альберта Саксен-Кобург-Готского. В конце Первой мировой войны сын и наследник Эдуарда Георг V избавился от немецкого названия, переименовав династию из Саксен-Кобург-Готской в Виндзорскую.

12

Понт-стрит – модная улица в Королевском районе Кенсингтон и Челси в Лондоне.

13

Аскот – населенный пункт в Англии, где ежегодно проходят Королевские скачки – самое яркое событие британского светского календаря.

14

Сардинки – вариант игры в прятки.

15

В соответствии с похоронной традицией индуизма вдова подлежит сожжению вместе с покойным супругом на погребальном костре.

16

Ниоба – супруга фиванского царя Амфиона – имела семь сыновей и семь дочерей. Похвалялась своими детьми перед подругой Лето, у которой было только двое – Аполлон и Артемида. Раздраженная высокомерием Ниобы, Лето обратилась к своим детям, которые своими стрелами уничтожили всех детей обидчицы.

17

Так чьим сыном был герцог Мэн? (фр.)

18

Ну, конечно, Людовика Четырнадцатого (фр.).

19

Разумеется, а его мать? (фр.)

20

Да-да-да, совершенно верно, мадам герцогиня (фр.).

21

Между прочим, у нее было два сына, герцог Мэн и граф Тулузский, и Людовик Четырнадцатый их узаконил. А его дочь вышла замуж за регента. Все это правильно, не правда ли, мадам герцогиня? (фр.)

22

Анри Сен-Симон (1760–1825) – французский философ и социолог, основатель школы утопического социализма.

23

Мученики Толпаддла – шесть сельскохозяйственных рабочих из деревни Толпаддл в Дорсете, в 1834 году осужденные за принесение тайной присяги как члены Дружественного общества сельскохозяйственных рабочих.

24

Когда-то я был очень близок к герцогу де Суппу, что с ним стало, мадам герцогиня? (фр.)

25

Он все еще живет в этом прекрасном отеле на улице дю Бак? (фр.)

26

И старая герцогиня еще жива? (фр.)

27

«Пора плодоношенья и дождей…» – строка из «Оды к осени» Дж. Китса.

28

Строка из гимна английского священника Исаака Уоттса (1674–1748).

29

Джеймс Скотт, 1-й герцог Монмут (1649–1685) – внебрачный сын короля Англии Карла II.

30

Светские женщины (фр.).

31

Деклассированной (фр.).

32

Стремятся выставить себя в выгодном свете (фр.).

33

Светские женщины, только и всего (фр.).

34

Мамашу (фр.).

35

Кеджери – жаркое из риса, рыбы и пряного порошка карри.

36

Эдит Томпсон была повешена в 1923 г. вместе с любовником за убийство мужа; считалось, что веревка повешенного приносит удачу.

37

Новая Шотландия – юго-восточная приморская провинция Канады. Столица – Галифакс.

38

R – rex, regina – царствующий король или королева.

39

Готский альманах – самый авторитетный справочник по генеалогии европейской аристократии.