
Полная версия
История войны 1813 года за независимость Германии
Генерал Барклай предполагал вытеснить французов из этих строений и сжечь мост. Но между тем лед снес мост, и неприятельские войска укрылись в замке.
12 (24) февраля главнокомандующий Западной армией, получив донесение, что осадная артиллерия, долженствовавшая к нему прибыть из прусской крепости Грауденца, уже была погружена на суда и готовилась к отплытию, приказал немедленно приступить к сооружению ниже Торна моста на Висле с целью иметь надежное сообщение между частями блокадного корпуса, разобщенными рекой. Для прикрытия этой работы было приказано находившемуся при Западной армии капитану 2‐го ранга Дотту, с 75‐м морским экипажем, вооружить в Бромберге артиллерией 6 больших лодок. Эта небольшая флотилия, успевшая изготовиться к 15 (27) марта, должна была пресечь сообщение крепости с замком и прикрыть правый фланг наших апрошей от неприятельских вооруженных лодок. В этот самый день гарнизон сделал сильную вылазку с несколькими орудиями и открыл канонаду по нашим лодкам, но, будучи встречен генерал-майором Рудзевичем, с 10‐м и 22‐м егерскими полками и с 6 орудиями, был опрокинут с большим уроном.
По плану осадных работ, составленному инженер-подполковником Мишо[185], предполагалось в первую же ночь, тотчас по открытии траншей, соорудить батарею на Газенберге, но 26 марта (7 апреля), в тот самый день, когда готовились привести в исполнение эту диспозицию, прибыл из главной квартиры императора Александра инженер генерал-лейтенант Опперман, который, одобрив общую идею Мишо и сделанный им выбор фронта для атаки, полагал, что предположенные работы не могли быть окончены в течение одной ночи и что при таком способе действий неприятель, узнав место, на котором мы намеревались построить батарею, мог в следующую ночь сосредоточить огонь на наших рабочих и нанести им сильный урон. На основании этого мнения было решено открыть траншеи в ночь с 26 на 27 марта (с 7 по 8 апреля), отложив впредь сооружение батареи на Газенберге.
Осадой вообще распоряжался сам Барклай-де-Толли; осадным корпусом командовал генерал от инфантерии Ланжерон; начальником инженеров был полковник Мишо; а генерал Опперман ограничивался наблюдением за осадными работами; когда же, в продолжение осады, Мишо был тяжело ранен, Опперман принял на себя управление всей инженерной частью; начальником артиллерии был полковник Веселицкий; а прислуга при 38 осадных орудиях, прибывших из Грауденца, состояла из прусских артиллеристов под командой поручика Рона. Число войск блокадного корпуса простиралось в начале марта до 18 000 человек[186].
Со времени войны 1799 года осада Торна была первой школой для наших инженеров; в особенности же эта осада могла послужить в пользу войскам Западной армии, прибывшим из Турции, где крепости не отличались искусной защитой. Главнокомандующий считал себя обязанным воспользоваться этим случаем, чтобы дать понятие на практике своим войскам об осадной войне, веденной против искусного противника, и потому, присутствуя почти постоянно при сборе войск, назначенных в траншеи, давал им наставления, поправлял недосмотры и предупреждал ошибки. Несмотря на неизбежные в подобных обстоятельствах затруднения, осада облегчалась ослаблением гарнизона утомительными работами, беспрестанными вылазками и заразительными болезнями. В половине марта (ст. ст.) число защитников крепости не превышало 2000 человек.
Как только попечением офицеров инженерного ведомства было собрано надлежащее число шанцевого инструмента и приготовлены в значительном количестве туры, фашины и прочие материалы, то положено приступить к открытию траншей.
27 (8 апреля) рабочие и части войск, назначенные для их прикрытия, собрались в 5 часов пополудни в главное инженерное депо, где, получив шанцевый инструмент, отправились по пробитии зари в малые депо, устроенные в соседстве тех пунктов, откуда надлежало начаться работам. Там были розданы рабочим туры и фашины, и вслед за тем войска направились на места, назначенные для работ, с соблюдением совершенной тишины и порядка. Тусклое освещение луны, покрытой легкими облаками, способствовало скрытному движению колонн. Направление каждой колонны было заблаговременно означено колышками с наверченными на них пучками соломы. Работа шла весьма деятельно и успешно. К рассвету рабочие уже были совершенно прикрыты, все четыре батареи почти окончены и кессель-батареи[187] снабжены орудиями[188]. Батареи были построены: № 1 на правом фланге, у берега Вислы, на четыре мортиры; № 2 на 8 осадных 12-фунтовых пушек и 8 полупудовых единорогов; № 3 на 6 мортир и № 4 на левом фланге, на 8 осадных 12-фунтовых пушек и четыре ¼-пудовых единорога. Утром 28 марта (9 апреля) неприятель, заметив заложение 1‐й параллели, открыл по ней канонаду, на которую отвечали ему обе кессель-батареи. В продолжение дня расширены траншеи и ложементы[189] и сделаны из фашин банкеты[190],[191].
В следующую ночь построение заложенных батарей было совершенно окончено, а поутру все батареи вооружены. Затем русская артиллерия действовала с большим успехом по крепости и по блокгаузу на Бекерсберге, находившемуся против правого крыла 1‐й параллели. Рекогносцировка, предпринятая в этот день нашими инженерами на левом крыле, впереди 1‐й параллели, убедила их в возможности вытеснить неприятеля из неоконченного люнета и поставить там кессель-батарею, в 250 саженях от главного вала, на продолжении одной из куртин. Для обстрела этой куртины, которую нельзя было рикошетировать по причине высокого кавальера в Кульм-бастионе, решено построить на сем пункте кессель-батарею на 8 мортир, а для анфилирования[192] некоторых частей атакованного фронта и для сбития других прямыми выстрелами соорудить впереди правого крыла 1‐й параллели батарею на Газенберге[193].
Но так как для обеспечения постройки этих новых батарей надлежало сбить неприятеля на правом фланге с Бекерсберга и на левом из недостроенного люнета, то в ночь на 30 марта (11 апреля) были собраны две команды: одна, из 13 саперов и 100 охотников, под начальством адъютанта графа Ланжерона, поручика Шульца, поддержанная отрядом подполковника Жохова, назначена для овладения блокгаузом на Бекерсберге, а другая, из 100 охотников, под начальством другого адъютанта графа Ланжерона, поручика Рюля, поддержанная отрядом майора Бланова, должна была овладеть люнетом. Подполковники Мишо и Клименко, с несколькими инженерными офицерами и рабочими, сопровождали правофланговый отряд для построения батареи на Газенберге; а инженер-капитан Гулковиус и прусский капитан Гайетт, со своими офицерами и рабочими, следовали за прикрытием левофлангового отряда.
На правом крыле Мишо и Клименко, по достижении Газенберга, трасировали батарею и приступили к построению ее летучей сапой, между тем как поручик Шульц выбил неприятеля из блокгауза, разорил это строение и раскидал засеку. Неприятель сделал вылазку и открыл сильный огонь с главного вала по рабочим; но, несмотря на то, им удалось довести почти до надлежащих размеров постройку батареи на 8 12-фунто-вых пушек и два единорога, между тем как прикрытие удерживалось на Бекерсберге до самого рассвета. Урон осаждавших был значителен, и, к общему сожалению, оторвало ядром правую руку храброму и искусному инженер-полковнику Мишо. На левом крыле, как только поручик Рюль, оттеснив неприятеля, занял назначенный ему пост, то капитан Гулковиус отрядил поручика Брауна, с 50 охотниками, поручив ему прогнать неприятельский пикет с возвышения, на котором было предположено заложить ложемент. Когда же пикет был сбит и размещена цепь впереди высоты, капитан Гулковиус заложил летучей сапой ложемент и соединил его с сообщением, выведенным из 1‐й параллели капитаном Гайеттом.
На следующий день, 30 марта, канонада, прекратившаяся с рассветом на короткое время, возобновилась с еще большей силой. Мортиры с батареи № 1 были перевезены на батарею № 5, сооруженную на месте неоконченного неприятелем люнета. В этот день на атакованном фронте, близ кульмского бастиона, был взорван неприятельский пороховой погреб. Батарея подполковника Магденка, из двух мортир и двух единорогов, устроенная у Подгурже, на левой стороне Вислы, также удачно обстреливала город и вооруженные барки[194].
В ночь на 31 марта (ст. ст.) обе батареи, заложенные на флангах, были совершенно окончены, и левая № 5 вооружена шестью 50-фунтовыми и двумя 10-фунтовыми мортирами; при ней построен пороховой погребок, и внутреннее пространство ее обеспечено траверсами. На батарее № 2, устроенной в 1‐й параллели, заделаны четыре амбразуры, направленные на Бекерсберг, а вместо их прорезаны другие четыре, для действия против кульмского бастиона. Капитан Гайетт утолстил и возвысил бруствер[195] сообщения со вновь устроенной батареей № 5, а также окончил, под сильным ружейным огнем, сооружение этой батареи на месте неоконченного люнета, в 80 саженях от другого люнета, еще занятого неприятелем.
В течение следующего дня работы ограничивались исправлением и довершением прежних построек. Канонада продолжалась весь день. С кессель-батареи № 5 на рассвете открыт огонь[196].
В ночь на 1 (13) апреля от батареи № 2 выведено сообщение к батарее № 6; бруствер левой кессель-батареи № 5 возвышен, и при ней построен еще один пороховой погребок.
1 (13) апреля весь день продолжался сильный огонь с обеих сторон. С батареи № 2 перевезены на Газенберг 8 осадных 12-фунтовых пушек и два полупудовых единорога, а на место их поставлены 10 полевых орудий[197].
В ночь на 2 (14) апреля исправлены прежние постройки, подвезены из главного депо к траншеям материалы для предстоявших работ, на левой кессель-батарее (№ 5) прорезаны две амбразуры и поставлены два четвертьпудовых единорога и две 10-фунтовые мортиры.
2 (14) апреля поутру было произведено генералом Опперманом с капитанами Гулковиусом и Гайеттом обозрение местности впереди левого крыла, с той целью, чтобы избрать место для ложемента и, соединив его траншеей с большой кессель-батареей, образовать левое крыло 2‐й параллели. При сем обозрении замечено, что избранный для атаки фронт был прикрыт водяным рвом, и потому немедленно приступили к запруде двух рукавов, которыми была проведена вода из болот и ключей в город[198].
В ночь на 3 (15) апреля приступили к занятию возвышения впереди левой кессель-батареи, отстоящего не более ста саженей от рва ближайшего люнета, и важной высоты Бекерсберга, на правом фланге осадных работ, против атакованного фронта крепости, следующим образом.
Отряды, под начальством полковника Селиверстова и подполковника Кондратьева, овладели, после упорного боя, Бекерсбергом и засекой правее этой высоты до берега Вислы. Саперные команды и рабочие, за ними следовавшие, достигнув Газенберга, нашли там заранее приготовленные туры и устроили параллель, длиной в 500 шагов, и два ложемента, один на Бекерсберге, а другой на высоте, лежащей правее сего пункта. В начале этих работ неприятель открыл ружейный огонь и сильную пальбу картечью и гранатами; затем сделал вылазку, но был опрокинут прикрытием; несмотря на все его усилия и на пальбу картечью и гранатами с главного вала, продолжавшуюся всю ночь, наши ложементы и служившие с ними сообщениями траншеи были окончены. Другие саперные команды направились за своим прикрытием на левое крыло к кессель-батарее, между тем как отряд майора Бланова сбил с лежащих впереди высот неприятельские пикеты и занял это пространство цепью своих постов. Пользуясь тем, саперы вывели сообщение до последних возвышений, на расстоянии 425 шагов от гласиса[199], и построили на них летучей сапой[200] ложемент длиной в 350 шагов. Неприятель, в продолжение всей ночи, действовал по рабочим картечью, гранатами и ружейным огнем, но, несмотря на это, еще до рассвета все постройки были окончены. На кессель-батарее инженер-капитан Бутковский соорудил бревенчатый, покрытый фашинами и землей и совершенно безопасный от бомб пороховой погреб.
Эти важные работы были совершены в присутствии самого главнокомандующего и графа Ланжерона на Бекерсберге, и генерала Оппермана, наблюдавшего, как и в прежние ночи, за ходом всех вообще инженерных работ[201].
3 (15) апреля со всех осадных батарей был открыт сильнейший огонь, причем бекерсбергские и левофланговые не только анфилировали линии атакованного фронта, но действовали в тыл некоторым веркам[202]. Это заставило осажденных выставить белое знамя и открыть переговоры о сдаче крепости. Но так как губернатор не соглашался на некоторые из предложенных условий, то на следующий день, 4 (16) апреля, был возобновлен по крепости жесточайший огонь, который в продолжение часа нанес неприятелю большой вред и заставил его согласиться на все требования русского главнокомандующего.
По условиям капитуляции, заключенной 4 (16) апреля, положено: 6 (18) апреля сдать крепость русским войскам; гарнизон, сдав оружие в Торнский арсенал, за исключением генералитета и офицеров, сохранивших свои шпаги, получил дозволение отправиться в Баварию, приняв обязательство не служить против русских и союзников их во все продолжение кампании 1813 года. Гарнизон сей состоял в числе двух генералов, 135 штаб- и обер-офицеров и 1973 нижних чинов; сверх того, осталось в Торне больных 45 офицеров и 1532 нижних чина. В городе найдены 52 орудия, более 10 000 ружей, более 1 миллионов патронов, 600 пудов пороха и значительный запас провианта. Со стороны союзников в продолжение осады урон был следующий.
Русских войск: убито 28 нижних чинов; ранено 2 штаб-офицера, 5 обер-офицеров и 156 нижних чинов.
Прусских войск: убито два и ранено 4 обер-офицера[203].
В награду за покорение Торна Барклаю-де-Толли пожалованы алмазные знаки ордена Св. Александра Невского и 50 000 рублей.
По взятии Торна Барклай оставил там комендантом генерал-майора Падейского, с Апшеронским пехотным и 7‐м егерским полками, всего до 900 человек, с легкой ротой № 25 и с эскадроном Скаржинского, а сам с остальными войсками, в числе 11 700 человек, двинулся к Познани. Артиллерия, доставленная из Грауденца, была отправлена туда обратно, а равно послан туда порох в возврат прусского, израсходованного при осаде. Всего же по высочайшему повелению назначено отпустить из рижских запасов прусскому правительству 41 000 пудов пороха[204].
Цитадель Шпандау лежит в 2 милях (около 15 верст) к западу от Берлина, при устье реки Шпрее в Гавель. Город Шпандау отстоит от цитадели не далее 100 шагов. Цитадель окружена двойным рвом, образующим пространство, окруженное со всех сторон водами реки Гавеля. Она имеет фигуру квадрата, с четырьмя бастионами сильного профиля, весьма прочными казематами и наружными пристройками. По заключении Тильзитского договора цитадель была возвращена французами прусскому правительству и укрепления ее значительно усилены, но в 1812 году, при начале войны с Россией, король был принужден принять в Шпандау французский гарнизон, а в 1813 году, при движении русской армии от Вислы к Одеру, вывести свои войска из цитадели и предоставить ее в полное распоряжение французов. 20 февраля (4 марта) комендант генерал Бруни сжег часть форштадта. Гарнизон состоял в числе 3140 человек, большей частью польских войск, и был изобильно снабжен продовольственными и военными запасами[205]. По занятии Берлина русскими войсками был отряжен, 3 (15) марта, для обложения Шпандау небольшой отряд генерал-майора Гельфрейха; а 20 марта (1 апреля) поручена блокада генерал-майору Тюмену, с 1800 людьми[206], который, сменив Гельфрейха, оставил при своем отряде из русских войск только 400 человек кавалерии с одной легкой батареей, под начальством генерал-майора Загряжского[207], а генерал Гельфрейх немедленно двинулся на присоединение к главным силам графа Витгенштейна.
Поручение, данное генералу Тюмену, было весьма трудно: ему надлежало вести осаду крепости, окруженной водой и болотами и обороняемой превосходными силами. В особенности же его затрудняло сохранение связи между частями войск, разобщенными реками Гавелем и Шпрее и обширными болотами. Для этого были сооружены два моста на Гавеле – один выше, а другой ниже цитадели, и устроена переправа через реку Шпрее посредством парома. Но так как для обеспечения от неприятельских вылазок следовало построить мосты не ближе 4000 или 5000 шагов от цитадели, то посты осадного отряда занимали пространство около 20 верст, и для поддержки какой-либо части войск другой, ближайшей к ней, приходилось делать передвижения не менее полумили (до четырех верст).
Генерал Тюмен, выслав кавалерию генерал-майора Загряжского на правую сторону Шпрее, для обложения цитадели с сей стороны, и назначив для поддержки его, в случае надобности, две роты, расположенные в селении Пихельсдорфе, занял своим штабом и резервами Шарлотенбург, а прочую пехоту разместил по обе стороны Шпрее, на левой стороне Гавеля[208].
Начальник осадного отряда, желая избежать правильной атаки, неминуемо сопряженной с опасностью для жителей города, потребовал 22 марта (3 апреля) от коменданта сдаться на капитуляцию, в чем было отказано. На следующий день волонтеры 1‐го Восточно-прусского пехотного полка, состоявшие в отряде, были отправлены в армию графа Витгенштейна, а к отряду прибыли 8 12-фунтовых пушек. В ожидании присылки гаубиц и мортир работы до 27 марта (8 апреля) ограничивались заготовлением туров, фашин и прочих материалов, и построением батарей для прикрытия мостов, служивших сообщениями между частями отряда. Тогда же инженер-поручик Гюльзен выбрал места для батарей и определил расстояния от них до верков цитадели.
27 марта (8 апреля), ввечеру, прибыли четыре 10-фунтовые гаубицы. В следующую ночь построена батарея в 400 саженях от Шпрее-шанца, для затруднения неприятелю сооружения внешних укреплений; а 28‐я батарея, вооруженная тремя 1-фунтовыми пушками и одной гаубицей, открыла пальбу по неприятельским рабочим.
30 марта (11 апреля) прибыли из Берлина отлитые там 6 50-фунтовых мортир. Но из них нельзя было действовать по неимению снарядов, которых недоставало также и для единорогов.
1 (13) апреля была заключена конвенция с комендантом цитадели, который обязался: во-первых, очистить 1 мая (н. ст.) город и отвести войска в цитадель; во-вторых, признать город нейтральным. На основании этого условия осаждающие не должны были вести атаки, а осажденные – делать вылазки на стороне цитадели обращенной к городу. Коменданту было предоставлено послать офицера с известием о заключенных им условиях к вице-королю. Эта конвенция доставляла союзникам возможность обеспечить город Шпандау от разорения, которое могло его постигнуть в случае блокады его союзными войсками. К тому же неприятель, отступив в цитадель, где в казематированных строениях могли поместиться не более 1000 человек, или одна лишь треть его войск, подвергался большей опасности, нежели занимая город, и в особенности от действия бомб на тесном пространстве цитадели. Признание города нейтральным было весьма выгодно для слабого осадного корпуса, потому что гарнизон мог делать вылазки только из горнверка[209] на Юнгфернгейде, и осаждавший, пользуясь тем, сосредоточивал там свои силы.
4 (16) апреля офицер, посланный с донесением о заключении конвенции к графу Витгенштейну, возвратился с приказанием немедленно начать бомбардирование цитадели. Так как между тем пришел парк со снарядами для навесной стрельбы, то в ночь с 4 (16) на 5 (17) апреля были заложены 3 батареи, каждая на две 50-фунтовые мортиры, со стороны Ораниенбурга, за небольшой высотой Шилербергом, на расстоянии 1000 шагов от цитадели. 5 (17) апреля, в 7 часов утра, открыто бомбардирование и в продолжении суток брошено в цитадель 380 бомб. В следующую ночь построена еще батарея, на четыре 10-фунтовые мортиры, со стороны Рюлебена, между бастионами Короля и Королевы, для анфилирования куртины; а утром 6 (18) апреля вместе с траншеей, проложенной вдоль герцовской рощи, сооружена гаубичная батарея на дороге, ведущей к лесной страже. С самого утра открыта пальба со всех батарей, следствием чего было несколько пожаров в цитадели; в полдень взорвало пороховой погреб попавшим туда ядром и разрушило часть бастиона Королевы; образовалась большая брешь, и гарнизон, в ожидании взрыва большого порохового погреба под горевшей Юлиевской башней, был приведен в смятение и ужас. Если бы осаждавшие тогда пошли на штурм, то, без всякого сомнения, овладели бы цитаделью. Но они пропустили этот благоприятный для них момент, не заметив образовавшейся бреши.
В ночь на 7 (19) апреля со стороны Рюлебена была построена еще одна батарея на 3 единорога, соединенная траншеей с гаубичной батареей; а также со стороны Шилерберга поставлено две гаубицы. В 7 часов утра открыт огонь со всех батарей; тогда же замечена брешь, вследствие чего генерал Тюмен потребовал от коменданта сдачи, но не получил никакого ответа. На следующий день рекогносцировка бреши убедила осаждавших в том, что значительная часть вала обрушилась в ров, а боны[210] на Гавеле у бранденбургского моста были разорваны. Неприятель тогда еще занимал наружные пристройки, и потому брешь, случайно образовавшаяся от взрыва, не представляла осаждавшему такой выгоды, какую доставляет брешь, пробитая по взятии наружных укреплений и по достижении гласиса. Но, несмотря на это, генерал Тюмен, надеясь воспользоваться смятением гарнизона, решился штурмовать цитадель.
С этой целью были сделаны следующие распоряжения:
Артиллерия получила приказание обстреливать цитадель с утра до ночи, чтобы заставить гарнизон оставить занимаемые им укрепления, а в 7 часов вечера направлен был огонь из нескольких мортир на единственный мост, соединявший цитадель с городом. Затем войска, назначенные для штурма и снабженные лестницами, ломами и досками, направились с различных сторон, четырьмя колоннами, к цитадели, горн-верку, стреловскому форштадту и к воротам, на которые была поведена фальшивая атака. Но первая и третья колонны, долженствовавшие переправиться на лодках, прибыли на назначенные им места не прежде 2 часов утра; а между тем стрелки, следовавшие в голове второй колонны, сбились с надлежащего направления и попали в болото; когда же наконец эти войска пришли на указанный им пункт, неприятель успел приготовиться к упорной обороне и отразил колонну; таким образом, несмотря на основательность диспозиции и на мужество войск, покушение Тюмена не имело успеха. Урон прусских войск в эту ночь простирался до 50 человек. При всем желании союзников сохранить город, попало в него несколько бомб, отчего сгорело 60 домов.
Несмотря на неудачу приступа, комендант, отчаявшись удержаться в цитадели, на следующий день, 9 (21) апреля, сдался на капитуляцию. Гарнизон, в числе 244 офицеров и 2986 нижних чинов, получил дозволение отступить за Эльбу. В городе, кроме значительного количества жизненных припасов, найдено 115 орудий, 550 центнеров (около 1400 пудов) пороха, 5400 ружей и проч.
17 (29) апреля отряд Тюмена выступил к Эльбе на соединение с корпусом Бюлова.
Глава VI
Вооружения обеих сторон
Описав военные события от перехода русских войск за пределы империи до вторжения союзников в Саксонию, где предлежало им встретиться с собранной вновь армией Наполеона, считаю необходимым изложить административные распоряжения обеих сторон, относившиеся к образованию войск и к снабжению их боевыми и жизненными запасами.
Выше уже сказано, что силы, с которыми император Александр I решился вести борьбу за освобождение Германии, не соответствовали огромности этого предприятия. Надлежало укомплектовать действующую армию и приготовить средства на случай дальнейшего продолжения войны. Снабжение всем нужным войск за пределами империи представляло чрезвычайные затруднения, тем более что русские финансы были весьма расстроены, да и вообще средства государства истощены только лишь выдержанной борьбой.
Для укомплектования действующей армии была учреждена Резервная армия, под начальством князя Д. И. Лобанова-Ростовского, в состав коей назначено войти всем резервам, как пехотным, так и кавалерийским, а равно и всем находившимся тогда в западных губерниях артиллерийским ротам. Таким образом, в резервную армию поступили: 77 батальонов формирования князя Лобанова-Ростовского, находившиеся в окрестностях Белицы; 48 батальонов генерал-лейтенанта Эссена 3-го, в Бобруйске и Чернигове; 24 батальона генерал-майора Башуцкого, в Петербурге; 24 батальона генерал-лейтенанта Клейнмихеля, в Ярославле (потом в Витебске); 92 эскадрона генерала от кавалерии Кологривова, в Белоруссии, и гвардейские резервы в Петербурге; наконец, 37 артиллерийских рот и запасные парки. Резервная армия была разделена на четыре пехотных и два кавалерийских корпуса[211]. Для расположения сей армии было назначено пространство между Гродно, Лидой, Минском, Игуменом, Слуцком, Пинском, Ковелем, Люблином, Венгровым, Остроленкой и Щучиным; а главная квартира командующего армией находилась в Белостоке[212]. В продолжение похода сих войск к границам и далее, в действующую армию, поставлено первейшей обязанностью сохранение людей, и с этой целью повелено производить всем войскам, как действующей, так и резервной армии, мясную и винную порции три раза в неделю, наблюдая, чтобы нижние чины получали мясо и вино не деньгами, а в натуре[213]. Князю Лобанову-Ростовскому присвоена была власть главнокомандующего Большой действующей армии, за исключением наград и влияния на гражданскую часть, потому что губернии, в которых стояли его войска, находились на военном положении и были подчинены князю Кутузову[214].