Песнь ветра

Константин Гуляев

Песнь ветра

Тот, кто ходит меж мирами (И. Кайбанов)

У каждого из нас есть загадка, необъяснимое происшествие, необычный случай. Более того, порой взрослый – это случайно выживший ребенок. Наша с вами жизнь подтверждает это слишком часто, чтобы просто отмахнуться. Жизнь несправедлива, но при этом чудесна и полна неожиданностей. И кто скажет, что порою книга – не величайшее из событий? Слишком велика бывает власть фантазии и сопереживаний. Иногда ты ошеломлен тем, что подсматриваешь в форточку чужого мира, где страхи становятся назойливыми и такими привычными привидениями, целый мир рушится из-за сбежавшей тени, а знакомый Серега с воодушевлением фитнесзависимого исполняет роль Сизифа в античной преисподней.

Порой можно забыть, что это всего лишь фантастика. Ее написал петербургский автор – симпатичный, молодой, молчаливый мужчина с приятной улыбкой и умными умелыми руками инженера. Фантастика? Что-то это слишком похоже на записки путешественника между мирами. Иногда это шарж, набросок событий без конца и начала, ошеломляющий своей живой и контрастной картиной. И вдруг – лирические истории, в которых ученица жрицы культа вуду становится взрослой, а солдат, пришедший с войны, возвращается в строй, потому что армию и специальность закачивают в мозги через нейротерминал и это напрочь избавляет от первой любви и свободы делать выбор.

В записках того, кто ходит меж мирами, есть остров бессмертия и жертвенность выбирающих судьбу, дороги и порталы, ведущие в мир возрождения магии и наоборот, открывающие не двери, а силу любви и привязанности. И неожиданно – взрыв Эйяфьятлайокудля с последующим отсроченным Армагеддоном и все из-за чувственного поцелуя Эрота Стрелкова, избегающего назойливости Психеи Душегубовой. После такого антипедагогичного рассказа стихийное воплощение читателя в непонятном мире, где орда высаживается в месте, похожем на побережье Америки, уже не сносит крышу. Ты хочешь еще этого треша, невзирая на мелькающие клипы и концовки новелл, убегающие в неведомое вместе с княжьими скороходами. И ведь веришь в то, что гонца зовут Колода, бежал он сквозь пространство и время и тот чувак, который пожал ему руку, похож на одного из твоих наглых соседей-тинейджеров.

Впрочем, компьютерный фиксик, делящий выручку за ремонт авто с женой хозяина этого самого средства передвижения, будет покруче иных поворотов тинстори. Молодо, неожиданно, непонятно, хлестко разворачиваются маленькие миниатюры. Про космоинквизитора, капитана добра, проспавшую утренник настоящую Снегурочку… Да, Константин Гуляев отжигает не по-детски. В одном из рассказов первопричиной реальности становится игровой супружеский дуэт Хаоса и Гармонии и догадайтесь, кто из них стремится навести хоть какой-то порядок? Никто. Афтор, пиши исчо!

В миниатюре «Шедевр» К.Гуляев физически обижает литературного критика, поэтому не будем в предисловии перечислять все рассказы, имена героев и литературные приемы. Ограничимся порицанием автора в том, что книжек нам нужно хороших чаще и побольше, в связи с чем поздравляем и требуем продолжения серии неожиданных и порою сновидческих историй.

С уважением,

критик Игорь Кайбанов

Без права на попытку

Рано или поздно какой-нибудь бойкий ухарь оседлает, наконец, етицкую силу – старт, разгон, пару витков вокруг Солнца, и вперед к центру Галактики, килопарсеков эдак восемь; за S-второй – налево и резко затормозить, а то в черную дыру утянет. Где-то здесь, в бездонной, мерцающей утробе Стрельца, на дне той самой черной дыры содержится вся общегалактическая информация: местные двоякосуществующие осьминожки ее сортируют, компонуют, сжимают и хранят в природных условиях. Однако же в эту дыру периодически сыплются разные аномалии – одна из них устроила сущий хаос в аналитическом отделе головоногов: кто-то из них, видать, вздрогнул от восторга, и нажал не ту псевдокнопку в реестре планет со псевдоразумным населением.

Таким образом, некая планета под десять в двадцать шестой степенизначным номером общегалактического резерва, из закрытых заповедников перешла в статус планет, открытую всем контактам, – вследствие чего тысячи межзвездных кораблей, лодок, барж и яхт тут же развернулись оверштаг, врубили маршевые и на всех парах ломанулись во вновь открывшийся сектор космоса, так как кто первым явится, того и контакт со всеми ресурсами.

Первым в Солнечную систему вошел пиратский корвет гоблиноподобных приматов – и, судорожно скидывая форсаж, переливаясь всеми цветами звездной пыли, направился к третьей планете, от местной звезды направо наискосок. Командующие, впопыхах напяливая праздничные мундиры, попытались выяснить, кто на этой планете главный, но, не найдя таковых и ругаясь как сириусяне, решили садиться, где придется.

Если бы наш бойкий ухарь, разминувшись с черной дырой и едва не попав под пагубное излучение той самой аномалии, на таком же бешеном форсаже вернулся на Землю – то в точке рандеву он увидел бы степенного старичка с пацаном – на завалинке, безмятежно смотрящих в небо.

– Деда, смотри, звезда падает, – почесывая плечо, обронил парень.

– Станция это очередная их космическая, голова ты садовая, – прищурившись, всмотрелся в летящее чудо дед. – Вишь, у ней раскоряки торчать… главно, шоб на поле не грохнулась… картошка еще не поспела.

Десантная шлюпка зависла примерно в фемтопарсеке от поверхности планеты, и из нее, раскинув руки в стороны, начал медленно снижаться человекоподобный индивид, ярко сверкая парадным мундиром.

– А это наш космонавт? – открыл рот парень.

– Не… кажись не наш – форма чужая, – зевнул дед. – Чичас всю картошку помнет, ирод…

Тут рядом со спускающимся возникла вспышка, и тот, словив ударную волну, закувыркался в воздухе. Вновь прибывший десантный бот хищно развернулся к шлюпке правым бортом, и, лязгая автобойницами, ощерился аннигиляторными орудиями.

– Кто это, деда? – нахмурился парень.

– Мериканцы, видать, учения проводят. Ща наши по ним жахнуть, и точно нам в этом году картошки не видать, —крякнул дед. – Бабку, шоль, позвать, она по-ихнему немного кумекает… али обрез доставать с-под половицы…

– Визит ваш дерзким полагаю пред взором нашим умудренным! – донесся злобный рык с бота, усиленный инопланетной акустикой, если бы бойкий ухарь мог понять о чем идет речь.

– Ваши не пляшут! – заорал спускающийся. – Мы первые!

– Калибром главным не шмальнуть ли по неразумному неспешно…

– В дюзы себе шмальни! Наша планета!!!

Немного правее послышался надсадный гул, и в новой вспышке показалась яйцевидная махина, раскаленная усиленным торможением. Это на прогулочной яхте подлетела семья с альфы Змееносца. Сквозь детские вопли: «мам, я хлору хочу!» – и: «пап, мне нужно удалить продукты жизнедеятельности», – отец семейства тщетно силился понять, что творится у него перед носовой присоской. Но вновь закувыркавшийся пират оттягивал на себя все возможное внимание.

– Комету вам в кормовой, мы первые прилетели! – хрипел он, стараясь переорать движки трех кораблей, – когда кончится этот беспредел?!

Тут всех парящих в воздухе накрыла потусторонняя синева.

– Лишь спиноруких не хватало, явились ни возьмись откуда… – процедил капитан бота.

– Головоногих, с вашего позволения, – прозвучал в голове вкрадчивый шепоток, который однако же был отлично слышен всем присутствующим. – Мы смиреннейше просим прощения, произошла досадная ошибка – она уже исправлена и планета остается закрытой. Все могут стартовать к Альдебарану на рога, или ваши атомы вскоре вступят в диффузию с местной пасленовой плантацией.

Через милисекунду исчезла шлюпка, за ней яхта, а за нею и пиратский бот, в спешке на ходу силовым полем втягивающий сверкающего командующего верх ногами. С двоякосуществующими шутки плохи, это даже на Змееносце понимали.

– Деда, а… – начал парень и замолчал, судорожно вспоминая, о чем они только что беседовали. Дед некоторое время тупо таращился в

пустое небо, потом перевел взгляд на парня.

– Желание-то загадал?.. А то звезды редко падают, с ума сойдешь ждать следующей…

– Не, не успел. Оседлать бы етицкую силу, да к звездам… – расплылся парень в мечтательной улыбке.

Пирамида

– Вот он, белый, – ткнула МомГанги в бледное свечение. – Таких еще здесь никто не видел, – после чего отошла и с интересом стала глядеть: войдут – не войдут?

Портал туманно мерцал, его еле заметные отсветы лениво скользили по стенам коридора. На Тонга иномирянское марево нагоняло тоску. Сонливая унылость, скука, апатия, затерянность. Нахлынувшие ассоциации глушили зрительное восприятие, обесцвечивали действительность дальше некуда. То ли дело порталы в жилых районах: яркие, разноцветные – вот в гости Тонг ходить любил. Там ассоциации навевались всегда праздничные и энергичные. Нажористые.

Тонг еще помялся перед тем, как шагнуть в портал. Ой, как не хотелось… Тинги всей кожей чувствовала: у Тонга дрожат поджилки. Ей-то самой порталы иных миров – плюнуть и растереть, тоскливые ассоциации ее нисколько не заботили по причине отсутствия у женщин тоскливой хромосомы.

– Тонги, что ты встал? – дернула она его за рукав. – Почему не входишь? Ты боишься? Или передумал? Тонг, почему ты молчишь?

Муж, противно кривясь, продолжал молча коситься одновременно на Тинги, на ее сестру МомГанги и на проклятущую дыру в пространстве. Ассоциации, навеянные вопросами Тинги вообще ни в какие порталы не лезли. Тонг и правда подумал: а не передумать ли ему сегодня?

Но всем известно, что мужчины никогда не меняют своих решений. И уж тем более из-за дешевых женских подначек.

Тонг взял руку жены, пригвоздил взглядом очередной вопрос, чуть не слетевший с ее губ, и сделал шаг к порталу. Тинги с МомГанги радостно ахнули. Муж раздраженно скрипнул зубами и первым скрылся в бледном мареве.

Путешествие, приуроченное к тринадцатой годовщине свадьбы, началось.

Тонг вообще-то собирался отпраздновать годовщину чесом по родственникам – застолье, веселье, досуг, койка, – но благоверная снова припомнила, что муж давным-давно не бросал вызовов судьбе. Не проявлял должной расторопности при планировании активного семейного досуга, не выказывал большого желания постоянно сражаться за любимую, да и вообще часто пропадал на работе. Тинги каждый год громко жаловалась кухонному потолку, что будь муж помоложе, то обязательно сцапал бы ее, тоже молодую, стройную, красивую – и унес на руках на самое дно миров! «Где тот, – горестно стенала она, – который много лет назад вырвал меня из привычной обеспеченной жизни, посулив небо в алмазах?! Все три Луны на ужин и россыпь созвездий по выходным!? О, небо, неужели он меня обманул?..»

Небо и потолок безмолвствовали, а на тринадцатый год Тонг решил-таки вывести Тинги в иной мир. Он понятия не имел, как о том проведала жена, но ассоциации грядущего путешествия начали поганить предвкушение от рандеву со дня судьбоносного решения. Чужие миры, потерянность, голод, смерть. Шагая в злополучный портал, Тонг мечтал об одном: чтобы второй портал, ведущий в родную столовую, вот прямо тут же, марево к мареву, стоял за первым. К сожалению, вожделенного портала не оказалось ни за порталом входа, ни вообще в радиусе видимости мгновенно затосковавшего Тонга. За порталом царила непроглядная тьма. Тьма, опасность, потерянность, голод, смерть.

– Тонги, Тонги, – благолепно задышали справа, – где мы? Ты тут уже был?

Тонг ни разу тут не был. Он некоторое время перенастраивал зрение, стараясь не отвлекаться на вопросы жены. Вскоре выяснилось, что супруги стоят на открытой местности, а вперед убегает вполне сносная дорога. Дорога? Цивилизация, населенный пункт, жители, еда, сон. Присев, Тонг постучал костяшками пальцев по покрытию дороги и привычно засопел. Таких покрытий он не видел ни разу. И не слышал, и понятия не имел.

– Тонги, смотри какая красота! – ахнула Тинги, уже оказавшаяся слева. – Ты видел где-нибудь что-либо подобное?

Развернувшись, Тонг обозрел горные громады за спиной и начал прикидывать, какое тут время года. Лавин им еще не хватало. Холод, страх, опасность, падение, завал, удушение, смерть. Но дышалось легко, воздух, может, чуть холоднее, чем в их столовой. Следовало сделать так, чтобы Тинги, если и разговаривала, то только шепотом, и ходу отсюда. Максимально быстро. Впереди простирались преддверия пустоши, то и дело бугрящиеся одиночными холмами. В пустошь, там безопаснее. Если там пустошь, а не пропасть.

– Тонги, что ты молчишь!? Пойдем туда!

Тонг аккуратно развернул Тинги, взял ее за руку и непреклонно повел в противоположном направлении, вперед по дороге. Жена постоянно оглядывалась и ахала не переставая. Теребя мужа за злополучный рукав, она то и дело азартно тыкала пальцем куда-то за спину. Глаза Тинги вспыхивали, она была счастлива. Хорошее настроение, добродушие, молчание, покой, еда, сон. Это хорошо, что он ее вывел в белый портал, но плохо, что второго портала поблизости не наблюдается. Одиночество, потерянность, опасность, холод, голод, смерть.

Что это за дорога вообще? Жители, цивилизация… Мир обитаем, значит, их унесло не очень глубоко ко дну миров. Первоочередная задача: поесть и найти обратный портал. Дополнительная: вернуться живыми и невредимыми. Счастье достигнуто, путешествие объявляется успешным, и пора с ним заканчивать, пока везение осязаемо, настроение на подъеме, а эфемерная опасность остается лишь привычной ассоциацией.

Дорога заметно пошла вверх, но метров через двести опять ныряла куда-то за пределы видимости. Тонг поднажал, надеясь с холма увидеть признаки цивилизации. Уютные домишки, радушные жители, хлеб-соль, койка. Информация, обратный портал, милый дом.

Успех.

– Тонги, Тонги, ты такая лапочка! – Тонг сбился с шага. Тряхнул головой и укоризненно посмотрел на Тинги. Горы – это травматизм, холод, смерть! Неужели она не понимает!? О чем тут вообще можно думать, кроме как о безопасном отдыхе и ужине…

– Тонги, – замурлыкала Тинги и попробовала положить голову на ходящее ходуном плечо мужа. – Давай тут поселимся.

Ага, травматизм-холод-смерть. Еще чего.

Взобравшись на холм, супруги встали, как вкопанные. Под аккомпанемент восторженных вздохов и ахов, Тонг хмуро и настороженно взирал на практически правильный круг с курганом в центре, полукилометром ниже их точки наблюдения. Вот там-то и начиналась настоящая пустошь: ровная и голая, если не считать скудных кустиков то здесь, то там. Дорога равнодушно скатывалась с холма и тут же с разгона втыкалась в основание кургана, а может, пирамиды. Неизвестно, из чего состоял круг, но он прекрасно читался, чем-то неведомым отличаясь от всего остального унылого пейзажа.

Их портал выхода возник на дороге, значит, логично предположить, что она приведет и к обратному порталу. Стало быть, переход там, внутри. Нутро пирамиды, лабиринты, ловушки, движущиеся плиты, западня, голод, смерть. А что делать – там должен быть портал! Лабиринт, выход, портал, милый дом, ужин, жизнь.

Тонг скептически крякнул и начал спускаться, изредка косясь на жену – не переломала бы ноги на ровном месте. Приплясывающая рядом глупая Тинги самозабвенно купалась в восторге и предвкушении удивительных, опасных приключений.

* * *

Дверь отсутствовала. Темный провал приглашающе зиял сразу за дорогой. Причем мгла, клубящаяся в проеме, была абсолютно непроницаема для ночного зрения супругов. Пока Тонг спускался к кургану, он перебрал кучу вероятностей развития ситуаций, и все они сводились к двум основным: смерть или возвращение домой. Может быть, они и правда попали в нижний мир и перед ними пуп мироздания? Может, сразу за темным провалом их ждет вожделенное возвращение, а может, и яма с крокодилами – к чему гадать? Ассоциации исчислялись бесконечностью, и эта бесконечность имела пессимистичный окрас: ошибся Тонг с обитаемостью мира, нет тут никого. Неведомые работники сляпали дорогу, странный круг, загадочную пирамиду, а после сгинули. И с большой долей вероятности они вдвоем тоже сгинут, и хорошо бы домой, а не в могилу или за тридевять земель в неизвестном направлении.

– Тонги, пошли, что ты встал, как вкопанный? Опять боишься?

Тонг пропустил очередную закономерную глупость мимо ушей. Мало того, что я боюсь, так еще и «опять боюсь»: воистину женский мозг не может рассуждать здраво, когда эмоции набекрень. А так как у Тинги они набекрень всегда…

– Тонги, не стой! Ну пошли же! Там столько интересного!

Вот откуда она знает, сколько там интересного? Ассоциации? Бред. У Тинги ассоциация одна: нужно сначала шагнуть в бездну, а потом… будет интересно. Но шагать и правда надо, не по пустошам же бродить.

И Тонг шагнул в проем. Именно в проем, вход не был порталом, это чувствовалось. Осторожно нащупывая дорогу вслепую, они прошли несколько шагов. Затем тьма рассеялась, и глазам их предстал знакомый коридор с бледными отсветами, похожий на тот, в который они шагнули час назад. В центре тупика коридора восхитительно и бесподобно мерцал белый портал. Коридоры во всех мирах однотипные? Какая разница! Плотоядно улыбнувшись, Тонг победно посмотрел на жену. Та разочарованно ахнула.

– Ты думаешь, это выход? Пойдем еще погуляем, я пока не хочу домой.

– Дома погуляешь, – облегченно разомкнул уста Тонг и вошел в портал, не отпуская руки жены.

Они опять оказались на дороге, в том же месте, откуда и начали путь. Позади горы, впереди холм, а за ним, надо полагать, пирамида. Тинги опять, обернувшись, начала восторженно причитать, а Тонг заскреб в затылке.

Так ничего и не придумав, он опять повел Тинги по дороге. Холм, пирамида, вход. Перед входом они задерживаться не стали, а когда их глазам снова предстал коридор с проклятущим порталом, Тонг остановился. Развернулся и повел Тинги по коридору назад. К темному входу, в который они вошли минуту назад. Вернее, уже к выходу. Если мы войдем в белый портал, мы, вероятно, снова окажемся на дороге. А если мы выйдем через темный вход, который выход?

Они вышли через клубящуюся тьму и оказались в том же коридоре, но на десять метров далее, в центре. Слева портал, справа – выход из пирамиды. То есть, в белом портале был хоть какой-то выход, а в клубящейся тьме, которая не портал, но очень на него похожа – зацикленный. То есть никакого.

– Вот чего-то похожего я и ожидал, – крякнул Тонг, усаживаясь на пол. Тинги засмеялась, присела рядом и обняла мужа:

– Так именно этого я и хотела, глупенький! Пойдем в горы. В пустоши. Пойдем назад, вбок, обойдем пирамиду – у нас богатый выбор!

Уловив логику в речах жены, Тонг изумился. Оказывается, от женской логики он очень сильно отвык.

Он с кряхтением поднялся и смерил жену подозрительным взглядом. Может, и правда подскажет дельный выход, почему бы и нет? Он снова взял Тинги за руку и вошел в портал.

Они снова оказались на дороге.

– Ну, веди, – ухмыльнулся он.

– Куда? – растерялась Тинги. – Ты мужчина, – и увидев, как ее мужчина, закатив глаза, снова побрел к пирамиде, поспешно воскликнула: – Нет-нет, пойдем в горы!

Они пошли к горам. Дорога ныряла с холма на холм, извивалась и вела куда угодно, но только не к горам. Примерно через час она опять уткнулась в курган. Темный вход исправно зиял в наклонной стене. Тонг опять уселся на дорогу.

Во имя какого дна они поперлись в неведомый мир!? Вот дома им не сиделось, а возле дома не гулялось! Не отдыхалось, не елось, не спалось. Так, ладно. Все дороги, которая суть одна, ведут в пирамиду. В пирамиде есть выход, но он ведет обратно на дорогу. Почему?

Он слышал про порталы, обладающие разумом. Такие порталы ведут туда, куда хотят входящие. Этот портал явно безмозглый, так как даже выходя из дома, я уже хотел попасть только домой.

Может, дело в Тинги?

Тонг подозрительно покосился на жену, прикидывая: попадет ли он домой, если войдет один? Ничего не подозревающая Тинги стояла к мужу спиной и восторженно вздыхала, обозревая проклятые горные вершины. Тонг мрачно понаблюдал за счастливой женой и пока отмел бегство в одиночку. Пусть повздыхает. Отвлечение внимания, отсутствие вопросов, молчание, краткий миг покоя. Но делать-то что, куда идти?

Так. Дом мы пока оставим в стороне, первейшая задача – поесть. Надо найти здесь еду. Без каких бы то ни было порталов. Без порталов, без беготни, без нервотрепки, без убийственных разочарований.

Он, кряхтя, поднялся на ноги; обернувшаяся Тинги озарила его сияющими глазами.

– Тонги, – благоговейно продышала она, – какая прелесть. Пойдем в горы?

Они снова пошли к горам. Шли неторопливо, Тонг пристально изучал чахлые кустики вдоль обочины. С одной горки он выцелил невдалеке более пышную растительность и повлек жену за собой. Чудо! Растительность оказалась леском, в леске журчал ручей и росли ягоды. То ли ягоды, то ли овощи, Тонгу было решительно все равно. Рот его наполнился слюной, в животе заурчало. Вторя животу, зловеще заурчал и сам Тонг, потянувшись за ножом. Срезав один плод с кустарника, он с равной степенью жадности и брезгливости ополоснул его в ручье, лизнул, кусил, сглотнул, поморщился, зажмурился и съел целиком. Он хотел выждать какое-то время перед второй порцией, потом махнул рукой. Помирать уже все равно от чего: от голода, яда или жадности.

Плоды оказались съедобными и питательными. Тонг в кои-то веки повеселел, его потянуло в сон. Рядом насыщавшаяся Тинги не замолкая нахваливала пищу, горы, весь новый мир и – больше всех – мужа. Странно, но Тонга это совершенно не раздражало. Завалившись на чахлую травку, он сунул под голову снятый с ноги ботинок и закрыл глаза. Его уже не беспокоил ни щебет жены, ни опасность схода лавин, ни возможный дождь, ни внезапное нашествие злючих муравьев-людоедов. Программа минимум выполнена и катись все грядущее на дно миров.

На следующий день в леске появился навес из срезанных веток, а еще через день – шалаш. Через неделю – подобие кухни, через две —другой шалаш, хозяйственный. В пустошах обнаружились тушканчики, Тонг изобрел силки и гордо ходил в пустоши на охоту. Каждый день.

Однажды, переходя дорогу, он вдруг остановился, задумался и свернул к пирамиде. Очутившись в коридоре, когда-то набившем оскомину, Тонг потрясенно остановился. Портал мерцал зеленым, тем же цветом, что и в их доме. Тонг машинально протянул руку, едва не касаясь туманной поверхности – руку окутало знакомое свечение. Застыв, как изваяние, Тонг вяло шевелил рукой, любуясь игрой родных оттенков на коже и думая о чем-то своем. Затем резко развернулся и поспешил к шалашу.

– Мы уходим, – крикнул он издали. – Там зеленый портал, собирайся.

Из шалаша послышалась возня, затем высунулась всклокоченная голова заспанной Тинги.

– А? – переспросила она, – давай утром. Я очень хочу спать.

– Ты и так целыми днями спишь! – взвыл Тонг. – Собирайся, а то я уйду без тебя! Дома доспишь.

Обреченно вздохнув, Тинги скрылась в шалаше и, судя по всему, начала одеваться. Тонг едва не приплясывал от нетерпения.

Почти бегом они направились к пирамиде. Тонг – бегом, Тинги – едва поспевая, сонно ворча и запинаясь на каждом шагу. Влетев в коридор, Тонг чуть не лопнул от злости. Портал снова был белым.

Теперь ему стало ясно – дело в проклятой Тинги! Она не хочет домой! И что, уговаривать ее? Напомнить про Роззи, Баззи, МомГанги и ПопМанги? Про родню, друзей, подруг, соседей? Про пряный глинтвейн по вечерам, про ее родную кухню, любимый диван, сад за окном? Она все забыла, или тощий лесок лишил Тинги рассудка?

Тонг смотрел на жену и желваки на его скулах ходили ходуном. Он не станет ничего ей напоминать – мужчины лишены болтливой хромосомы, а Тинги, если не совсем дура, должна сама все понять. Видит небо, если портал сейчас не позеленеет, то завтра он уйдет один. Жена с каким-то обиженным удивлением смотрела на мужа и, похоже, не понимала в чем дело. Тонг скрипнул зубами:

– Он был зеленым. Захоти домой, Тинги. Сильно и поживее.

Тинги распахнула глаза. Ошарашенно вздернув брови, она попыталась захотеть домой. Но на лице ее, сначала сосредоточенном, все более отражалось разочарование. В конце концов она виновато посмотрела на Тонга, и вздрогнула. Тот сиял. Посмотрев на портал, Тинги робко улыбнулась. Портал снова был зеленым.

– Умница! – завопил Тонг, схватил жену за руку и подскочил к порталу. Многозначительно подмигнув Тинги, он скрылся в зеленом мареве. Она за ним.

Они снова вышли на дорогу. Сзади горы, впереди круг, пирамида и чертова дыра в бездну. Тонг застыл, напряженно соображая. Портал был зеленый, домашний. Но вышли они опять здесь – это что же, теперь их дом? Вероятно, потому что благоверная так считает? Ну, хорошо.

Он вырвал руку из ладони жены и решительно направился к шалашу. Тинги торопливо семенила следом и виновато вздыхала.

Раскатав все шалаши по жердочке – по веточке, размозжив о ближайший ствол сложенные припасы, зашвырнув силки с самодельным коробом в разные стороны, Тонг остервенело начал топтаться по плодоносящим кустам, одновременно пытаясь вырвать их из земли. Раздирая руки в кровь, он бушевал минут десять, уничтожая и сравнивая с землей все, что было в леске ценного и что они создали за все это время. Тинги лишь молча вздрагивала, в глазах набухали слезы обиды.