Полная версия
Северное сияние
Я теперь тоже стыжусь своего тела – мне достался неудобный тип кожи, когда живот после родов остаётся немного сдутым воздушным шариком. Он сморщен, как старое яблоко, вокруг пупка. Каждый раз, когда смотрю на себя в зеркало в ванной, думаю о том, как расстроится Лео, увидев его. Раньше ему очень нравился мой живот, он любил гладить его и целовать не меньше, чем зарываться лицом в мои волосы. Если б только моя кожа была растянута его ребёнком… и моё отношение к своему телу было бы другим. Я была бы ему благодарна за то, что оно вырастило и выносило в себе дитя для любимого мужчины.
Я занимаюсь спортом, делаю всё что в моих силах на случай, если ему вдруг захочется прикоснуться. А Лея просто живёт. Она совсем не заботится о том, что видят его глаза, чувствуют его руки. Она сказала, что ей теперь нельзя ставить эксперименты над весом и питанием, запрещены серьёзные физические нагрузки. Даже рожать она не может сама. Я понимаю её, но и его мне жаль: каким бы хорошим человеком она ни была, она толстая и вся в шрамах. Непривлекательная, как женщина.
А ты насильно себя к ней привязал, Лео.
Когда мы были вместе в последний раз, мой живот всё ещё был плоским и ровным. Сексуальным. Мы занимались любовью. Да, даже с поломанной ногой, оказывается, можно, если так сильно хочется, как мне тогда хотелось. Казалось, если не почувствую твои руки на себе, тебя внутри себя – умру. Тогда – в момент своего краха, уязвимости, когда боль в душе была несравнима с болью в сломанной кости – я любила тебя так сильно, как никогда.
Я попросила тебя больше никогда меня не оставлять. Даже если потребую, считать полной, круглой дурой и игнорировать.
– Я тупая – ничего не смыслю в хороших парнях и чувствах, – сказала я тебе.
Ещё просила прощения, много раз. Шёпотом и голосом. Даже пела тебе. Просила любить меня сердцем и физически. Я первая обняла, первая поцеловала, первая расстегнула твои джинсы, помня, что женат, и поэтому безумно, болезненно ревнуя, но и зная, что не оттолкнёшь, не откажешь, потому что любишь. Ты всегда был моим, чтобы ни случалось. Твоё чувство ко мне всегда было таким упорным и непотопляемым, что я смело ставила над ним эксперименты. Мне тогда казалось, оно будет вечным, а сама я «слишком» для тебя.
В нашем прошлом в постели я смеялась над тобой. Да, стыдно, да, теперь адски больно самой, но это было. Дура, с промытыми мозгами. Слушала и внимала не там, и не тем. А ты был очень нежным в сексе, ласковым, медлительным, потому что твоя медлительность нужна была моему телу, и ты знал об этом. Но не я.
Что, если сейчас я признаюсь тебе вслух, Лео, что все мои оргазмы остались в прошлом? В юности, где у меня был ты? Что ни с одним парнем после тебя мне не было хорошо в постели? Сладко, как с тобой? Рассмеёшься ли ты мне в лицо? Вспомнишь ли, как требовала от тебя жёсткости и доминантности, как называла размазнёй и ты, разозлившись, хлопал дверью и уезжал на месяцы? А возвращался всегда другим. И ты трахал меня, как я и просила, долго, и наматывая на руку мои волосы, и у меня всё горело внутри, но не от страсти, а от трения и пота, который лился с нас ручьями. И я снова корила тебя, упрекала, что не умеешь, что не дано тебе быть любовником, и ты снова уезжал. Но всегда возвращался ко мне. Всегда.
Я говорила тебе страшные вещи. Я требовала от тебя много всего, и не задумывалась о том, как сильно обижаю. И знаешь, теперь и я поняла, что секс – не скачки на ипподроме. Не важны в нём позы, и как долго мужчина способен держать темп. Всё, что в нём особенно важно, оказывается, у меня было. У нас с тобой было.
В наш последний раз ты снова был нежным и осторожным, как в юности. Мне впервые за годы было хорошо, до конца хорошо. И хотя на тебе был презерватив, я почему-то верила, что не мог мой ребёнок быть зачатым в случайном сексе в вонючем туалете клуба, а только в такой сладости, которая была у меня с тобой. Я целовала твой подбородок и твою шею в первые секунды после. И я просила тебя остаться со мной. Ты ответил, что останешься, но только на пару дней – больше не можешь. Ты не смотрел на меня. Мне было горько. Я рыдала, а ты спросил, что ещё можешь для меня сделать? И я захотела горячего молока. Пока ты искал его на кухне и грел в микроволновке, я пережила пик боли и решила, что и два дня – это, на самом деле, много. По крайней мере, достаточно, чтобы твои планы на мой счёт могли измениться.
Когда у изголовья кровати заверещал твой телефон, ты спросил из кухни, кто звонит.
– Номер неизвестный, мошенники, наверное. Поднять?
Ты ответил:
– Как хочешь.
Я не подняла. Он зазвонил снова, и я вдруг испугалась. Я испугалась, что и двух дней может не стать. Выключила его совсем. Ты заметил это не сразу, разозлился и спросил, зачем я это сделала. Накричал. Мне стало ещё больнее, и я ответила тебе, что не хотела, чтобы что-то помешало нашему второму медовому шансу. Тебя как будто передёрнуло – не физически, а где-то внутри. Ты челюсти сжал так, что скулы выпятились, и даже посерел весь.
– Какому медовому шансу, Карла? Я женат, ты забыла? То, что сейчас произошло…
Я опять зарыдала, но ты больше не обнял. Молчал и снова не смотрел на меня. Мне хотелось спросить: «Насколько у тебя к ней серьёзно?», но не посмела. Внутри всё тянуло, было страшно получить не тот ответ. А ты был подавлен все те дни, хоть и старался это скрыть, и больше не соглашался на секс. И ты уехал, как и планировал. Вернулся к ней, правда, напоследок сказал, что я всегда буду оставаться близким и потому дорогим для тебя человеком.
Глава 5. Closure
Когда Лео входит в кухню, у меня мурашки – он словно услышал эту обращённую к нему тираду-речь и спустился. Его тянет ко мне даже на таком мистическом уровне.
Уже поздно, я думала они давно спят – посижу на кухне с чашкой горячей воды, приведу мысли в порядок, утихомирю чувства. Меня рвёт на части от ощущения, что что-то ускользает, просачивается, как песок сквозь пальцы.
На Лео пижамные штаны, опущенные так низко, что, кажется, вот-вот будут видны лобковые волосы. Он тотчас их поправляет, как только замечается меня. Но торс его всё равно остаётся голым, и я впервые вижу его шрам – клин. Зрелище не для слабонервных… у меня наворачиваются слёзы, и собственные причитания по поводу растяжек на животе теперь кажутся смешными. У Лео распорот и заново сшит бок, словно он мешок с зерном, который случайно за что-нибудь зацепился. След не грубый и не страшный – он как-то говорил, что агентство оплатило ему коррекцию шрамов, но она практически ничего не дала. Самые существенные гонорары у него, как у модели, бывают за обнажённую съёмку, но из-за шрамов ему доступна в основном работа только в одежде. Но и она долго не продлится. Лея сказала, что это хорошо – он ненавидит эту работу. Ему плохо, когда его снимают и публикуют. Она считает, он теряет из-за этого энергию.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.