bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Ну, что ж, подумал он, сыграем.


– Скажи… каким ты меня видишь?..

– Нет-нет, это слишком, так сразу я не готова!

– Это не по тексту, – продолжал он обольстительным голосом Гордея и придвигаясь все ближе.

– Ты что?! – отскочила она.

– Не по тексту… хотя там дальше и нет никакого текста, так что давай целуй меня.

– Ты же меня еще совсем не знаешь, а уже лезешь целоваться!

– Я лезу?! – тут Андрей вышел из образа и с искренним недоумением спросил: – А кто мне всю спину обслюнявил, а??

– Это не считается, это я в роль вживалась… – тут девушка замолчала и перевела дух. – Простите, Андрей… Юрьевич.

Он, наконец, смог рассмотреть ее более детально. Тогда, во время арбалетного поединка, ему было совсем не до этого.

Первое, что бросалось в глаза – это огромные глаза. Да, они были такие же огромные, как у него самого, что само по себе большая редкость. Живые, любопытные, какие-то детские и, одновременно, нежные женские глаза. У нее была неординарная, несколько старомодная прическа – челка, как у Лайзы Минелли.


О, точно! она на Лайзу похожа. И что-то в ней есть такое… не русское… а, ну да, она же итальянка. Большой рот, припухлые губы приятной формы; не сказать, чтоб красавица, нет, но взгляд притягивает. Длинная изящная шейка, круглый вырез, что-то вроде легкого, короткого халатика на пуговицах, в каких-то бледно-сиреневых разводах. И стройные ноги, да, очень… ну надо же.


– Что вы так смотрите?

– Ну… изучаю. Должен же я понимать, кому принадлежу в ближайшие трое суток. Ты … прости, не помню, как зовут…

– А, ну да… я Фиби.

– Что за странное имя?

– Моей маме очень нравился Сэлинджер, «Над пропастью во ржи», это имя оттуда, вы читали?

– Нет, и давай все же продолжим на «ты», так будет легче.

– Я постараюсь. Ты голоден?

– Вообще-то, зверски.

– Тебе какую еду, русскую, европейскую или восточную?

– Хм. Тащи все, что есть. – С ней было легко разговаривать, так что он совсем не чувствовал необходимости любезничать.

– Тащить? – она засмеялась. – Тебе разве папа не писал, что тут все автоматизировано?

И Фиби подошла к экрану на стене величиной с планшет, вдруг засветившемуся матовым светом. Поколдовав над ним с минуту – видимо, выбирала блюда из меню – она сказала вслух:

– Третий лифт, пожалуйста.


Ага, еда приедет на лифте. А кровать, интересно, тоже приедет? Или спустится на вертолете сквозь крышу?..


Еда оказалась привычная, вкусная, горячая. Он не стал притворяться хорошо воспитанным английским лордом, только буркнул «приятного»» и набросился на пасту и суши, попутно констатируя, что это его любимые блюда.


Мм-да, девушка подготовилась.


Пока он ел, она сидела напротив и смотрела.

– У тебя проблемы со зрением?

– Нет, а что?

– Ты смотришь на меня, не отрываясь. Сама есть-то будешь? Или только смотреть?

– Посмотрю, если ты не против. Ты всегда так красиво ешь…

– Да, я очень красиво ем, – сказал он, накручивая пасту на вилку с помощью ложки. – Этот аттракцион, вообще-то, дорого стоит… ну да ладно, смотри, раз уж ты меня купила, – сказал он и смачно втянул в себя пару макаронин, обмакнул лепешку в кетчуп, запихнул ее в рот, уронив кусочек в тыквенный суп-пюре, брызги которого полетели прямо на белоснежный шелк рубашки; он принялся их вытирать грязными, в соусе, руками, что-то попытался сказать с полным ртом, и часть пищи вывалилась из него в тарелку; он выудил ее руками и запихнул обратно.

– Ну как, тебе нравится? Скажи, красиво?..

Фиби наблюдала эту сцену, не сводя с него восторженных глаз:

– Потрясающе!..

– Это ты еще не видела, как я пью.

– Ой, что это я! Налить тебе вина?

– Давай. Для храбрости.

– А… зачем тебе храбрость? Я такая страшная?

– По-моему, ты очень даже симпатичная, – он, громко сёрбая, отхлебнул вина и закашлялся, пролив при этом половину себе на грудь. – А храбрость нужна определенного вида – та, что пригодна при принудительном соблазнении. Время идет, а мы еще не приступили к основной программе вечера.

Он понимал, что грубит и задирается, и вообще ведет себя неприлично с малознакомой девушкой, но если заглянуть в подсознание, то там он, пожалуй, обнаружил бы тайное желание, чтоб его просто выгнали вон – и проблема бы решилась сама собой. А проблема была: Фиби ему нравилась, и это ему не нравилось.

– Андрей…

– Можешь звать меня Андрюш.

– А я всегда называю тебя Даш… хорошо, пусть будет Андрюш.

– Хорошо, пусть будет Даш. Побуду девочкой.


Это даже хорошо, что она меня будет звать не так, как Ольга.


– Хорошо, Даш. А почему ты решил, что я буду… как это говорится… к тебе приставать? Для меня есть более важные вещи, которыми можно заняться с таким гостем, как ты. Разве ты сам уже хочешь со мной в постель?

– Нет, что ты… ну то есть… – он явно смутился.


Ну что я за идиот! Поймала меня, как кильку в сачок.


– Если ты хочешь… я в твоем распоряжении, конечно…

Фиби зачем-то встала, завела руки за спину, будто хотела что-то спрятать. Она не улыбалась.

– Я… ты, скорей всего, не поверишь, ты же секс-символ и все такое, но… я так не хочу. То есть… все будет, если… вернее, когда… когда ты сам захочешь. Когда ты мне об этом сам скажешь, только тогда. А так, за деньги… мне не надо. Вот. Мне ведь и так с тобой хорошо. А деньги… ну, это был просто папин привычный способ. Он у меня очень хороший и добрый, но… Как бы я еще смогла тебя заманить в гости?? кто я такая для тебя, пустое место, одна из миллионов твоих фанаток. Поэтому я и поставила ему условие – ты. Чтобы просто прожить с тобой рядом эти три дня. Всего лишь три дня… Я мечтала, я готовилась, много чего придумала и передумала, но сразу все пошло не так, потому что ты стоял спиной, и мне пришлось на ходу… но все равно здорово! Мне все нравится, что ты делаешь – и как ты специально ешь, как невоспитанный подросток, и как ты мне грубишь, чтобы не выдать своей… растерянности что ли… Я права?

– Ну… да. А если…

– Если ты не захочешь?

– Да.

– Ничего и не будет. Пусть будет то, что будет. Как сложится. Не заморачивайся… давай просто поживем рядом, как в отпуске – спешить некуда, работать не надо, готовить не надо, можешь ты себе позволить просто отдохнуть и не думать о всяком таком?

До него, наконец, дошло, что она еще, в каком-то смысле, ребенок, и что она действительно такая – непосредственная, открытая, совсем не кокетка, говорит, что думает, а думает так необычно для девушки…

Внезапно мелодичный звонок известил, что пришел очередной лифт – и это было как нельзя кстати: Фиби пошла вытаскивать из него тележку с фруктами и десертом, а Дашков кинулся ей помогать, и вопрос о постели и всяком таком замялся сам собой. Они пересели на диван, причем Фиби забралась туда с ногами (всё же, какие чудесные ноги… ровные маленькие пальцы на них, ну надо же), и вгрызлась зубами в персик, жестом предлагая ему сделать то же самое. Он вгрызся, заляпался для полноты натюрморта еще и соком, и, продолжая эротично всасываться в оранжевую мякоть, сказал:

– Расскажи что-нибудь, я же тебя совсем не знаю, а ты меня – как облупленного. Несправедливо, не находишь?

Фиби перестала жевать.

– Хорошо, Даш. На самом деле, это наш дом, а не снятая вилла. Но то, что мы с папой его покидаем, это правда. Папа не возражает, чтобы я говорила тебе правду. Он только хочет сохранить инкогнито. Поэтому его фамилию и кто он, я сказать не могу, потому что обещала.


Вот же честное семейство, одобрительно подумал Андрей.


– Сколько тебе лет?

– Двадцать три. Представляешь, я родилась в один день с тобой, только ровно через двенадцать лет, здорово, правда? Я тоже крыса и скорпион!

– Значит, мы с тобой два скорпиона в одной банке. Это плохо.

– Почему?

– Потому что по закону естественного отбора очень скоро там останется один скорпион. – Он принялся за абрикос.

– Не обязательно. Это могут быть скорпионы из одной шайки, или отец и сын, или брат и сестра, или они вообще собирались пожениться, а их в банку!

– Резонно. В банке, кстати, тоже можно нормально "пожениться".

Она, наконец, засмеялась.

– Интересно, а ты помнишь день своего рождения, когда тебе исполнилось двенадцать?

– Ага, еще как помню! В тот день с утра я участвовал в соревновании по стрельбе – из арбалета, кстати – и не взял первый приз. Помню, ревел, как девчонка! С детства ненавижу и не умею проигрывать.

– Ахаха, я знаю! – засмеялась Фиби.

– А вечером – в порядке компенсации свыше, что ли – пришло известие, что мой пейзаж победил в конкурсе рисунков! Так что я запомнил этот день рожденья, угу. День поражения и победы одновременно.

– Это так удивительно!.. а в это время в Санкт-Петербурге рождалась маленькая девочка…

– А твои родители…

– Мой папа итальянец. Он приехал по делам фирмы в Россию и встретил маму, она была его переводчицей. Ну, обыкновенная история. Потом он уехал, а у мамы родилась я. Нет, ты не подумай, папа не отказывался от меня, правдами-неправдами передавал деньги, но пожениться они тогда не могли, а потом, когда стало можно… не успели. Мама умерла… Папа очень переживал за меня, забрал к себе во Флоренцию, дал хорошее образование, стал проводить со мной больше времени… ну, старался всячески утешить. Мы смотрели много русских фильмов – он с субтитрами, а я так. Однажды он показал мне фильм про студентов, угадай какой?

– «Хороший мальчик», к гадалке не ходи. – Абрикосовая косточка полетела в ближайшую напольную вазу, брошенная меткой рукой баскетболиста.

– Бинго!! – захлопала в ладоши Фиби. – Я как тебя увидела, в очках, с короткой стрижкой еще… все остальные мальчики в этом фильме – да и в последующих тоже – для меня перестали существовать. Любовь с первого кадра.

Она улыбнулась. Не было никакой неловкости в этом признании, как будто речь шла вообще не о присутствующих.


Хороший ход, подумал Андрей и кивнул, надо запомнить, пригодится для какой-нибудь роли.


– Кстати, очень киношный прием, не находишь?


Ну ни фига себе! Она что, телепат?!


– Мне тогда десять лет было, а тебе, значит, двадцать два… Ты уже во всю звездился!

– Ага, «звезда востока». Ненавидел это прозвище! Просто до жути выводило оно меня…

– Я знаю, – Фиби улыбнулась. – А теперь спокоен?

– А какой смысл раздражаться? Людей же этим не исправишь и не заставишь. Меня Евгений Витальич научил…

– Миронов?

– Ну да. Говорит, скажи себе просто «ну и что?». Попробовал – помогло. Причем, сразу, с первой же попытки! А как ты к нам в кино попала?

– Из-за тебя. Вернулась в Россию, поступила в университет, потом папа мне помог – познакомил с режиссером, у которого ты снимался тогда, и он меня взял на должность «принеси-подай». Вроде, у меня хорошо получалось, ну и пошло-поехало…

Они болтали о всяком-разном, пили вино и грызли орехи, и ему стремительно становилось как-то легко и беззаботно. В какой-то момент он вдруг заметил, что смотрит на нее, как… в общем, как на женщину. Она это тоже, кажется, заметила.


А ведь она мне нравится. Как я должен себя вести? Какие вопросы я должен себе задать в этой ситуации? А как же Ольга, так что ли? Нет, так вопрос не стоит, это же совсем другое – ответил он сам себе. – Совсем? ты уверен?.. И зачем она меня отпустила? Хотела проверить себя, поиграть в жмурки с самой собой? Или хотела, чтоб я переспал с другой – зачем? Чтобы сделать меня виноватым в том, что она меня разлюбила?..

Глава 3. Смотри в зеркало

– Знаешь что, Даш… давай раздевайся.

Огромные удивленные глаза уставились на нее, не мигая, рука застыла с бананом наперевес:

– Ммм… в смысле??.. ты же вроде собиралась…

- Прости, но, насколько я тебя знаю, ты предпочитаешь быть в чистом, – она, улыбаясь, потянула его за край рубашки.

– А… ну… да, конечно… где-то там моя сумка.

– Она там… где-то, короче. Но тебе она вряд ли понадобится, у меня полно твоей одежды!

– То есть??

– Мой папа… в общем, у него неограниченные связи и возможности в мире шоу-бизнеса. Так вот, он скупал (за баснословные суммы, кстати) вещи, в которых ты снимался, пел или фотографировался. Не такие же, как это делают фанаты, а именно те самые. Некоторые даже так и висят нестиранные, с запахом тебя.

– Надеюсь, не трусы?!

Она покатилась со смеху, и ему ничего не оставалось, как хохотать вместе с ней.

– Ну, трусы не трусы, а полотенца, которыми ты обвязывал свои… ну, скажем, бедра и все остальное – тоже есть. И не в одном экземпляре: с «Перехода» и с той фотосессии в гримерке, помнишь?..

– Неужели?

– А то!

И Фиби повела его в гардеробную. Вся огромная комната была в зеркалах, но на самом деле, это были раздвижные двери шкафов. Она открыла один из них.

– Ну, выбирай. Вот рубашка с фотки, ты там на постели лежишь, такой…

– Какой такой, договаривай…

– …ну… скажем, привлекательный. Хотя белую не советую, опять измажешься, – она прыснула в кулачок. – Ой, сори-сори!..

Вот моя любимая кофточка 2012-го… А вот красная повязка из «Всадника»… Ботинки твои – те самые, кстати, со знаменитого постера, который фанаты с презентации украли. Прямо от фотографа! Или вот – белая курточка из «Стилиста». Как я плакала! Даже над «Миллионом за звезду» так не плакала… правда, я тогда еще была сентиментальным подростком…

– Мм. – Он кивнул. – А сейчас ты кто? Несентиментальная фетишистка?

– Нет, ты что, это просто такой музей имени тебя! Но сегодня это первый раз, когда вещи пригодятся хозяину, разве это не круто?! Смотри, вот секси-рубашка с кружевной вставкой с концертов 2015-го… вот еще более секси-майка в сеточку, ты в ней танцевал так умопомрачительно с девушкой из бэк-данса, а я так ревновала! ты еще там сползал вниз по ее животу…

– Да помню я, и ничего не по животу, – притворно рассердился он. – Я даже к ней не прикасался лицом, специально попросил операторов со спины снимать! Умела бы танцевать, я б тебе показал…

– Да? – оживилась она. – Давай, а? Я умею, честно! Я все твои танцы выучила, я люблю танцевать вместе с тобой – включаю на всю твое соло на большом экране во всю стену и работаю в качестве подтанцовки.

Во время ее монолога он перебирал вешалки с одеждой.

– Хм, а что… – Андрей держал в руках синий блузон и штаны из его любимого танца. – Этот знаешь?

– Обижаешь, начальник! – возмутилась она. – У меня и женский прикид оттуда же имеется. Я его называю «Танец в синем».


Надо же. Я тоже…


Они переоделись – между зеркальными дверями оказались кабинки для переодевания. Фиби управилась первая.

– Эй, гример! Тут нет расчески, – раздалось из кабинки солиста.

Фиби схватила расческу, слегка отодвинула дверь кабинки и просунула руку с расческой.

Он схватил ее за запястье, и она мгновенно включилась в сцену знакомства из «Миллиона за звезду».

– Кто вы? – спросила она голосом главной героини Арины.


Какая все-таки умница.


– Так вот какой у тебя голос…

– Мы не знакомы?..

– Мм.

– Но мы уже встречались?

– Разве можно назвать встречей то, что я взял тебя за руку…

– Тогда почему вы не выходите?

– Потому что сейчас я буду… с тобой…– он резко раздвинул створки двери и оказался с ней лицом к лицу – …танцевать!

Она вскрикнула от неожиданности и зачем-то закрыла рот руками.

– Это не по тексту… – пробормотала она.

– Зато правда. Ну, где там твой экран во всю стену?! и гитару, гитару тащи!.. и медиатор не забудь!..

– Да знаю я, мог бы и не напоминать!.. И вот это еще… да не так, ну что ты как маленький, эти сними, тогда у тебя таких еще не было, а эти вот надень!


Она знает мою жизнь лучше, чем я сам, – подумал он, пока она стягивала с него серебряные браслеты и надевала кожаные.

Как он прекрасен! в этой синей блузе с какой-то кометой вместо сердца, в браслетах на изящных запястьях, с медиатором во рту… – подумала она…


…и потащила его в огромную пустую комнату. Скорее, это был кинозал. Три стены были явно экранами, а четвертая зеркалом.

– Вот. Тут я танцую, когда тебя нет дома, – сказала она.

– Понял, – он сделал вид, что не заметил этого "дома", но почему-то это было приятно. – Давай, становись рядом. Смотри в зеркало. Главное в нашем деле – синхрон.

– Да знаю я… Но там же еще сначала ты один поешь под гитару!..

– Да знаю я! Песню хоть нашла? – он явно был доволен, что можно, наконец, поруководить. – Три, два, один, поехали!

И шоу началось! Он пел и слегка двигался – сначала без гитары, потом с гитарой – глядя на экран. Она переводила взгляд с него на экран и обратно, не веря своим глазам, но уже заведясь от музыки и двигая бедрами в такт. Потом, за неимением стойки, он положил гитару на пол ближе к экрану, а сам развернулся к зеркалу, приглашая ее встать рядом. Пауза… и… ДЭНС!

Боже, что это был за дэнс!..


Она видела его в зеркале напротив, чувствовала рядом с собой исходившую от него волну драйва, кайфа, харизмы, феромонов и еще черт знает чего… Эта волна захлестывала ее с головой, она двигалась на вдохновении, на каком-то невероятном адреналине!

Он следил за ней в зеркале – ни одного прокола, абсолютный синхрон, чудо что за девчонка!


Наконец, музыка резко оборвалась, и они застыли в одинаковых позах. С одинаково грохочущими сердцами.

Музыка вновь заиграла, но вместо продолжения Фиби вдруг упала на колени и, обхватив его ноги, прижалась к ним лицом. Фонограммный Дашков допевал свою песню.


Она что, плачет?..


Он осторожно погладил ее по голове. Она перехватила его руку, не дав ей уйти от ее губ:

– Спасибо, Даш…

Внезапно музыка смолкла. Андрей тоже опустился на пол. Фиби обняла его голову, прижала к себе. Сердце ее бешено колотилось у него под ухом, он чувствовал – еще немного, и он может натворить дел. Но Фиби спасла ситуацию, включив «Миллион»:

– Я рядом… я всегда буду рядом… Теперь, когда ты здесь, и я здесь… разве этого мало?.. – Она снова говорила голосом Марины Грушко, игравшей Арину.

– Это приятно… но вместе с тем, это больно, – он, конечно, помнил этот текст наизусть.

– Я чувствую, что это плохо кончится… – она перескакивала через фразы.

– Но я все равно хочу знать…

Они еще посидели немного на полу. Пора было выходить из образа. Он ничего не делал, и Фиби взяла инициативу на себя.

– Давай еще поиграем. Там, в шкафу, есть рубашка и кепка Гордея. – Они пошли в гардеробную. – И даже пистолет, представляешь? тот самый, из которого она его убила.

– Не может быть! Так что, сыграем финал? – Он взял в руки пистолет, прицелился в свое отражение в зеркале.

– Давай. Только стрелять придется не тебе, к сожалению.

– А он заряжен?

– Вот сыграем – там и узнаешь.

Игра становилась рискованной. Но… какой же русский не любит быстрой езды!

– Идет.

Он переоделся прямо при ней: после сидения на полу и объятий, пусть даже и киношных, ему казалось, что он с ней знаком очень давно и близко.

– Есть листок бумаги?

– Зачем? – удивилась она.

– Ну… ты же будешь плакать над моим трупом и читать предсмертную записку?

– А, ну да… Пойдем. В это надо играть не здесь.

Они прошли через гостиную, спустились по маленькой боковой лестнице на цокольный этаж, прошли по коридору, и она отворила дверь.

Это был точный макет старого дома Гордея, с паутиной, пылью, детской кроваткой, старым чайником на полу и даже шевелящимися листьями в окне с покосившейся рамой. Андрея слегка передернуло от ощущения дежавю.

– Потрясающе.

– Папа специально нашел тех художников, которые делали эти декорации. Это точная копия, можешь не сомневаться.

– А… зачем тебе это?

– Я люблю здесь сидеть.

– Momento more?

– Что-то вроде того… Понимаешь, когда мне становится очень больно, мне лучше думать, что тебя нет в живых, и поэтому ты не со мной. Чем что ты не со мной, потому что ты с другой… Ну, пиши свою записку.

С этими словами Фиби вышла за дверь. И тут его пронзила догадка:


Она что, задумала меня убить? По принципу «если не мне, то и никому». И ведь как остроумно: никто не знает, где я, связь заблокирована… Вот дятел!


Холодный пот струйкой пробежал по позвоночнику. Дашков осторожно взял пистолет и проверил патроны.

Холостые. Дважды дятел.

Закончив писать, он сел на пол. Вошла Фиби. Он тут же встал.

Сцена началась. Вот она схватила со стола пистолет и приставила к своему виску…

Он дернулся так же как в фильме, чтобы отнять оружие, защитить ее… Потом отстранился, сел на пол.

– Ты лгал! Все было ложью! – Фиби воспроизводила голос Арины в точности до мельчайших интонаций. – Те слова, что ты говорил мне… те руки, что касались меня, когда ты был со мной… те глаза, тот голос… все было ложью?..

Голос ее дрожал, по щекам текли слезы.

– Не двигайся. – Она резко перевела пистолет на него.

Дашков был поражен, она играла потрясающе. Попытался улыбнуться, поднял глаза, опустил и снова поднял.

– Чему ты улыбаешься?.. Что веселит тебя в такой момент?

Он уже плакал, но лицо его было светло.

– Любовь… я не знал, что это такое. Но тебя я любил…

Последняя улыбка, последний взгляд на любимую… Попытка подняться ей навстречу…

Выстрел.

Он упал навзничь и затих.


Что это?! Как??


Пистолет действительно выстрелил, даже дым пошел.


Но этого же не может быть!!! о, боже…


Она отшвырнула от себя пистолет, бросилась к Андрею. Он лежал, не двигаясь.

– Даш! ты же… это же игра, да? ты просто шутишь, да?!

Нет ответа. Она подползла к нему, схватила за руку, упавшую на грудь – из-под нее вытекла красная струйка и стала расплываться по серой майке; пятно становилось все больше, все шире…

Фиби в каком-то смертельном ступоре смотрела на него. Потом жутко закричала, упала ему на грудь, стала тормошить, целовать его лоб, щеки, губы – бледные, как полотно, губы…

Он не дышал.

Ее слезы лились на него потоком, она уже рыдала в голос:

– Да-а-аш!.. не-е-ет!.. не надо!.. я не смогу жить!..

Вдруг она заметила торчащую из кармана его джинсов записку. Развернула. Буквы расплывались. С большим трудом она смогла сфокусировать взгляд и прочла: «Играть так играть. А здорово я тебя развел, скажи?!»

– Что?.. так ты жив?..

– А ты бы как хотела? – Андрей сел, поднял с пола свою пыльную кепку и стал отряхивать ее. – Только тебе, что ли, выигрывать? Я тоже, знаешь ли, не лаптем щи хлебаю… Фиби… Фиби, ты что… я же пошутил!.. прости, но я правда хотел пошутить!..

Фиби в ярости выхватила у него кепку и стала ею лупить его, куда попало:

– Ну что, получилось?? пошутил, да? пошутил?! я же чуть не умерла, я уже хотела застрелиться!.. А-а-а…

И она заплакала, как ребенок, всхлипывая и растирая по лицу слезы и все остальное.

Он обнял ее, прижал к себе, гладил по голове, по плечам, вытирал ей щеки своей "кровавой" майкой:

– Ну что ты, что ты, маленькая, это же просто клубника, ну помнишь, как у Ильи из «Чемпиона»?.. ну прости, ну я же не знал, что ты его так любишь…

Она вдруг отстранилась и взглянула на него с непониманием:

– Кого ЕГО?! Дурак ты, что ли, кого его?!? Тебя я люблю, тебя люблю… тебя…

Она вырвалась, поднялась и пошла к двери, все еще всхлипывая и приговаривая:

– …как дура… люблю, как дура, одного тебя…

– Фиби, постой…

Но она вышла из проклятого «дома», не обернувшись.

Глава 4. Зарождение любви

Это совершенно не то, что я ожидал. То есть, ожидал чего угодно, но только не такого. Ну, с ней-то, допустим, более-менее понятно, у нее все по плану, а тут что-то пошло не так, вот она и… Но я-то чего… мне-то что за дело – один день прошел, осталось два, уж как-нибудь… Стоп. Ну ты однозначно дурак. Ты ж трясешься весь! иди ищи сигареты-спички-водку.


Андрей вышел в коридор. Куда идти, непонятно. Пошел…куда-то. Вон дверь приоткрыта…


Ну ничёси! это ж точная копия его квартиры из «Пианиста», даже ящик с Бордо стоит…


Взял бутылку. Так и есть, 77-го. Год рождения главной героини. Да… здесь, похоже, муляжей не держат. Сел на «ее» полосатый диван, взял «свою» рюмку, подержал, посмотрел на свет. Налил вина, чокнулся с ее пустой рюмкой. Ожидал какого-то чуда, что ли, ну или хотя бы звука, или движения. Ничего не произошло.

На страницу:
2 из 3