Без тормозов

Внезапно тишину салона прорезает звонок телефона, я перевожу взгляд на экран, и сердце ускоряет свой бег. Проще говоря, оно срывается в галоп и лупит, как ненормальное, когда я вижу на дисплее одно короткое слово «Ангел». Да, я внес ее номер в телефонную книгу, и это всего лишь один из длинной вереницы пиздецов, которые творятся со мной.

– Вера, – выдыхаю, ответив на звонок.

– Здравствуйте. Вы мне звонили.

Закатываю глаза. Кажется, я могу слушать этот голос вечно. И да, это тоже раздражает.

– Это Тимур.

– О, – только и произносит она. Даю руку на отсечение, сейчас она вспоминает наш вчерашний поцелуй, как и я.

– Звонил спросить, будет ли сегодня занятие.

Вера что-то невнятно мычит в трубку, а потом прочищает горло и уверенно отвечает:

– Будет.

– Откуда тебя забрать?

– В каком смысле?

– Я в городе, на машине, могу тебя забрать.

– О, не нужно, я сама могу…

– Вера!

– …добраться, – заканчивает она слегка дрогнувшим голосом.

– Откуда тебя забрать? – настойчивее спрашиваю я, чеканя каждую букву.

Вера молчит еще пару мгновений, а потом тихим голосом называет станцию метро, возле которой будет ждать меня. Мы договариваемся встретиться там через полчаса, а потом заканчиваем звонок. Забросив телефон в карман, я выхожу из машины и возвращаюсь в кофейню. Снова покупаю для Ангела стакан кофе – на этот раз со сливками – и все те же маффины. Свой съедаю по дороге до станции, которую назвала Вера, а ее кекс оставляю в коробке на переднем сиденье. Сам не понимаю, что творю, но почему-то мне хочется сделать ей приятное. Скорее всего, причина в чувстве вины, которое я до сих пор испытываю за вчерашний выпад. С другой стороны, блядь, ну мне что теперь, повеситься, раз я так сильно хочу ее? Это всего лишь природа. Уверен, после пары сеансов секса я потеряю к Вере всякий интерес. Во всяком случае с ее предшественницами именно так и бывало.

Такую знакомую хрупкую фигурку я вижу издалека. Сегодня Вера одета в серое платье-рубашку, но цвет совсем не подходит Порочному Ангелу, в нем она кажется какой-то бесцветной. Ей нужны яркие цвета или пастельные, но благородные. Останавливаюсь у самой кромки тротуара, и Вера отскакивает на пару шагов. Опускаю стекло и, наклонившись, смотрю на Веру. Заметив меня, она робко подходит к машине и, открыв дверь, садится на пассажирское сиденье сразу после того, как я успеваю поднять коробку с ее маффином. Будь я джентльменом, мог бы выйти и открыть ей дверь, но это явно не про меня.

– Добрый день, – не глядя на меня, здоровается она.

Переставив коробку на переднюю консоль, тянусь рукой к ее ремню безопасности, пока стекло на двери медленно поднимается вверх. Чтобы закрепить ремень, мне приходится нависнуть над Ангелом, но именно этого я и добиваюсь. Уткнувшись носом в ее волосы, которые сегодня собраны на затылке в замысловатую прическу, напоминающую пучок, я делаю шумный вдох. И все, на этом моменте все разумные доводы, которые я приводил себе раньше, рассыпаются в пыль. Практически не глядя, я блокирую двери, защелкиваю замок ремня безопасности, а потом, положив ладонь на щеку Веры, поворачиваю ее лицом к себе.

– Дыши, Ангел, – тихо произношу я.

– Ангел? – выдыхает она, впервые за сегодня установив со мной зрительный контакт. И теперь я не вижу ничего вокруг, кроме больших серо-голубых глаз.

– Да, – отвечаю практически шепотом, а потом подаюсь вперед, и наши губы наконец встречаются.

Не знаю, чего я ждал. Наверное, наивно полагал, что Вера тут же кинется мне на шею и ответит на поцелуй, но этого не случилось, и теперь к прежнему раздражению примешивается уже новое, с другим оттенком. Я хочу, чтобы она отзывалась на поцелуй с той же жаждой, с которой я набрасываюсь на ее губы. Отстраняюсь на пару миллиметров и шепчу:

– Ответь мне.

Она распахивает глаза и смотрит на меня испуганно, потом косится на лобовое стекло.

– Окна тонированные, – говорю севшим голосом, потому что, кажется, понимаю, чего именно она боится.

Пронизываю Ангела взглядом, побуждая услышать меня, а потом аккуратно прикасаюсь к ее губам, удерживая своего внутреннего зверя, чтобы не напирать на Веру, не пугать еще больше. Секунда, и она наконец отвечает, а у меня голова идем кругом от этих ощущений. Робкий, словно девичий, поцелуй, так не похожий на поцелуй взрослой замужней женщины. Что мы, мать твою, творим?! Зачем нам все это? Ей, у которой уже наверняка устоявшаяся жизнь, и мне, который за пару дней помешался на женщине старше себя. Не знаю, зачем, не хочу анализировать и думать. Меня тянет к Вере, как не тянуло ни к кому другому. То ли это ее запах творит нечто невообразимое с моими гормонами, то ли прерывистое дыхание, а может виной тому этот невинный взгляд опытной женщины… Не знаю, но стоит мне лишь взглянуть на нее, как меня накрывает с головой. Я словно бреду в плотном тумане, видя только ее в конце пути.

Мы не отрываемся друг от друга, поцелуй становится порывистым, жадным.

– Такая сладкая, – шепчу ей в губы, и тут мою щеку накрывает прохладная ладонь. Глаза сами собой закрываются от этих ощущений, и я крепче сжимаю затылок Веры, пытаясь вжаться в ее губы своими. Поглотить без остатка, смаковать и пожирать, пока не оставлю от нас обоих только тонкую, как пергаментный лист, оболочку.

Через силу отрываюсь от Веры и ловлю ее расфокусированный взгляд. Хочу ее так сильно, что сводит внутренности. Вот такую размякшую, растерянную, теплую и сладкую.

– Поехали? – мой голос окончательно сел от возбуждения, и из меня выходит только хрип. Вера кивает и поворачивается лицом к боковому зеркалу, а я завожу машину и срываюсь с места. Всего один поцелуй, но теперь во мне столько энергии, что я могу подпитать пару районов в этом паршивом городе. Страшно представить, что со мной станет, когда я смогу по-настоящему коснуться своего Порочного Ангела.

Глава 7

Саундтрек к главе: Straniza feat Kesh – Остановись

Вера

Что я творю?! Зачем мне все это? Тимур же совсем мальчишка, любые действия которого продиктованы низменными инстинктами. Но как же он все это преподносит… Каждый раз, когда он напирает, я как будто вылетаю из реальности, запирая суровую действительность на огромный навесной замок. Потому что здесь, рядом с ним, мне впервые за много лет хорошо. Я наконец чувствую себя желанной, обласканной женщиной. И пускай эта ласка грубая и не имеет ничего общего с нежностью и глубокими чувствами, но кому они вообще нужны? Хочется ответить, что мне, но мои желания не берутся в расчет уже долгих четырнадцать лет. В следующем году мы с Лешей отпразднуем пятнадцать лет нашей совместной жизни, и я даже примерно представляю, как пройдет этот праздник. И не хочу. Ни праздников, ни дней рождения, ни вообще каких-либо событий. Хочу просто тихонечко плыть по течению, слиться с водой, чтобы никто меня не заметил. Но мимо Тимура, судя по всему, проплыть не удастся.

Я поворачиваюсь лицом к нему и блуждаю взглядом по мужественному профилю. Надо же, такой молодой, а внешность и взгляд уже как у взрослого мужчины. Слишком серьезный, напористый, а еще чересчур рассудительный для своего возраста. Да, ему, как и любому молодому парню, присущи импульсивность и вспыльчивость, что можно объяснить еще и горячей кровью. Судя по всему, это у него от отца. Но при этом от него исходит такая сила и властность, что его отцу впору поучиться у сына. Георгий Матвеевич тоже не хлюпик, но до сына ему явно далековато.

Тимур, замечая мое внимание, кивает на переднюю консоль, с которой вот-вот слетит небольшая коробочка.

– Твой маффин.

– Мой? – удивленно спрашиваю я. Давно мне никто не покупал сладости.

– Твой. И кофе, – он показывает на бумажный стакан, стоящий в подстаканнике между креслами.

А я не знаю, что сказать. У меня как будто отнялся язык. Когда последний раз я получала такие простые знаки внимания, что ценнее любого шикарного подарка? Наверное лет двадцать назад, если не больше.

В детдоме, воспитанницей которого я была, жил мальчик по имени Костя. Сначала он по классике дергал меня за косички, толкал, бил портфелем, на что я жутко обижалась. А потом, когда мы подросли, и этот странный, свойственный детям способ демонстрации симпатии сошел на нет, Костя начал ухаживать по-настоящему. Помогал мне во всем, воровал из кухни сладости, которые нам выдавали поштучно. Его за это наказывали и даже закрывали на сутки в изоляторе, оставляя без какой-либо еды, но он упорно продолжал носить мне вкусности, аргументируя это тем, что я слишком худая и никогда не понравлюсь мальчикам, а мне надо устраивать свою жизнь. Так он рассуждал, когда нам было примерно по шестнадцать. Сейчас эту заботу я вспоминаю с теплом и улыбкой, и каждый раз кляну себя, что, когда встал выбор между ним и Лешей, я выбрала не Костю. А ведь он любил меня до самого выпуска. Нежно, трепетно. Никогда не посягал на мою честь, не оскорблял и не провоцировал, в отличие от того самого Алексея. Уже тогда мой будущий муж брал желаемое нахрапом, как сейчас это делает Тимур. Он не позволял мне вздохнуть, заполняя собой все пространство. Будучи уже тогда довольно хитрым, он не воровал из кухни сладости, за него это делали другие, они же и отдувались, если их ловили. И только Леша оставался чистеньким, но не помыслами. Благодаря ему, я рано лишилась девственности и забеременела еще до выпуска, а потом совершила страшную ошибку, за которую расплачиваюсь по сей день. Именно тогда Леша убедил меня в том, что никому кроме него не нужна испорченная девочка Вера. А я ведь поверила. Господи, какой же я была дурой! Костя умолял меня бросить Алексея и выйти за него. Обещал, что никогда в жизни я не буду ни в чем знать нужды, и в первую очередь, в ласке, в которой нуждается каждый детдомовский ребенок. Но я сделала свой выбор, и моя жизнь сложилась именно так, а не иначе.

Рассматриваю маффин в уже открытой, стоящей на моих коленях коробке, и мне хочется кричать. Вот так просто открыть рот и сорвать голос от вопля, который рвется изнутри. Но я, проглотив его, как всегда сдерживаюсь. Бросаю быстрый взгляд на Тимура, он улыбается, но выражение его лица говорит о смятении, и я пытаюсь понять, кто он: Костя или Алексей? Судя по поведению, он больше похож на моего мужа, и внезапно ловлю себя на мысли, что не хочу снова проходить через все это. Да, этот маффин никто не крал, за него заплатили, как и за ароматный кофе в высоком стакане, и я ценю то, что Тимур позаботился обо мне. Но не настолько, чтобы во второй раз войти в эту воду.

– Спасибо, – наконец произношу я негромко.

– Ешь, Вера. И кофе пей, он и так уже остыл. Хочешь, остановимся и купим новый?

– Не хочу, спасибо, Тимур.

В голове происходит совершеннейший бардак, а сердце постоянно то останавливается, то срывается в галоп. Я как будто бреду наощупь среди зарослей своих чувств, царапаюсь о некоторые из них, какие-то оставляют глубокие раны, от каких-то веет теплом. Не пойму, в какую сторону иду, но осознаю, что от соблазна лучше отойти подальше.

Пока доезжаем до дома Казанцева, я успеваю передумать десятки мыслей. Тимур периодически что-то рассказывает, про какие-то места, которые хотел бы посетить, о том, как он поражен контрастом городских застроек. Я слушаю его, где надо киваю, выдавливая из себя кроткую улыбку, но мыслями нахожусь очень далеко отсюда. Чувства, которые нахлынули на меня из-за близости и поведения Тимура, пугают. Точно так же я когда-то нырнула в подобный омут с Лешей. Поэтому, когда Тимур паркуется у входа в дом, я сажусь ровнее, мысленно приняв окончательное решение.

Тимур кладет руку мне на колено и скользит ею немного вверх. Я совру, если скажу, что его прикосновение мне неприятно, и мурашки, бегущие за его горячей ладонью, самое яркое тому подтверждение. Но все равно сжимаю его пальцы своими и снимаю чужую руку с колена.

– Тимур, это лишнее.

За секунду его довольное лицо превращается в хмурое. И меня снова прошибает ощущение дежавю. Леша тоже не любит, когда я отказываю. На всякий случай отодвигаюсь немного дальше от нависающего надо мной Тимура.

– В каком смысле – лишнее, Вера? – спрашивает он. – Если ты забыла, минут сорок назад твой язык был у меня во рту.

– А ты всегда считаешь, что, ответив на поцелуй, девушка априори выдает тебе индульгенцию на любые действия в ее сторону? – спрашиваю я. Пора осадить мальчишку, слишком много он о себе возомнил, кажется, даже решил, что я на все согласна.

– Вера, что не так? – негромко рычит он, отстраняясь. – Определись уже со своими границами и четко озвучь их мне, чтобы я понимал, где пределы дозволенного.

– Тимур, постарайся, пожалуйста, больше ко мне не прикасаться. В интимном плане. Если ты забыл, я замужняя женщина, которая счастлива в браке.

– Так счастлива, что жадно отзываешься на поцелуи постороннего мужика? – ехидничает он с кривой ухмылкой. Больше всего раздражает то, что по большому счету он прав, но ему об этом знать совсем не обязательно.

– То, что я на мгновение забылась, еще не повод препарировать мою личную жизнь.

– Услышал тебя, – цедит он сквозь зубы, а потом вылетает из машины, громко хлопнув дверью. От резкого звука я немного дергаюсь, но успокаиваю себя тем, что это всего лишь дверь.

Выбираюсь следом и иду в дом, где уже скрылся Тимур. Эта подработка нужна мне больше, чем воздух. Без этих денег я не смогу вернуть себе свою жизнь. Точнее, построить новую. В свете последних событий я понимаю, что остро в этом нуждаюсь, иначе… нет, не хочу думать о том, что может случиться, слишком все это печально. Захожу в кабинет Тимура, он уже сидит за столом и нервно стучит карандашом по блокноту. Перед ним стопка канцелярских товаров, на которые я стараюсь не смотреть. У меня слабость к такого рода вещам. Я обожаю всякие блокнотики, тетради, карандаши. Иногда, чтобы обрести душевный баланс, я иду в большой канцелярский магазин и долгое время брожу там, щупая каждую вещицу и нюхая свежие страницы новых ежедневников. Обычно я покупаю лишь какую-нибудь мелочь на распродаже или вообще что-то самое дешевое – ластик или простой карандаш – но время, проведенное в этом царстве канцелярии, помогает мне немного прийти в себя и собраться с мыслями.

Обхожу стол и присаживаюсь на уже ставшее привычным место, достаю из сумки свои вещи, раскладываю их практически под линейку. Возможность поддерживать порядок вокруг себя – это чуть ли не единственная стабильная опция в моей жизни. Работа – сплошной фриланс, я все время завишу от заказов. Семейная жизнь – хаос, но об этом я думать не хочу. Так что контроль над собственными вещами дает мне возможность почувствовать себя человеком, который имеет власть хоть над чем-то в своей жизни.

Тимур протягивает руку и подталкивает кучку с канцелярией ко мне.

– Это тебе, – не глядя на меня, произносит он. – В коробке, – он и ее подталкивает ко мне, – сумка.

– Какая? Зачем? – выдавливаю из себя. Взгляд жадно блуждает по новым вещам, пока разум напоминает не привыкать к ним и не обманываться щедростью мужчины. – Мне не надо. У меня уже есть…

– Вера, – резко перебивает он, – если не нравится, сожги, выбрось, мне плевать. Я уже заплатил за все это.

– Просто купил или именно мне? – осмеливаюсь задать вопрос.

– Тебе. Посмотри на свой ежедневник, он скоро развалится.

Тут Тимур прав. Этому ежедневнику уже лет десять, он вдоль и поперек исписан заметками, а обложка крошится прямо в руках. И я бы с радостью поменяла его, будь у меня хоть одна лишняя копейка. А теперь вот… И как реагировать? Забрать? Так Леша будет задавать вопросы. Оставить? Тимур же наверняка выбросит, просто из вредности, таким образом мстя мне за то, что отказалась от подарка. Придется как-то объяснять все это мужу.

Настойчиво гоню от себя восторг и благодарность Тимуру. А еще чувство, переполняющее меня до краев и булькающее где-то в горле. Он заметил. Позаботился, купил. Для меня. И я была бы рада его отблагодарить, но знаю, какой именно благодарности он ждет. Ее я дать не могу, как бы сильно того ни хотела.

– Спасибо, – произношу тихо, не решаясь даже взять в руки один из купленных им карандашей.

Наверняка он и пишет лучше моего дешевого. И вон какой красивый, черный, с яркими блестящими цветами. А второй расписан под Гжель. На третьем какие-то забавные зайчики. Я проглатываю ком в горле и перевожу взгляд на Тимура. Он упорно смотрит в стену, но я чувствую исходящие от него тяжелые вибрации и хочу… не знаю, сделать что-нибудь, каким-то образом дать ему понять. Я не хочу, чтобы он думал, будто я не могу ответить на его чувства, потому что сама ничего не испытываю. Ведь это совершенного не так. Но да, как я уже сказала, для него подобное знание точно будет лишним.

Тимур резко вскакивает с кресла и тяжелым быстрым шагом направляется к двери.

– Пойду принесу воды, – бросает он через плечо и выходит из кабинета, хлопнув дверью так же, как хлопал дверцей в машине. А я вздыхаю и, не в силах устоять перед соблазном, тянусь к карандашу. Только попробую, как он пишет, и все.

Глава 8

Саундтрек к главе: MONATIK – Сильно

Наш урок проходит так же, как и вчерашний, и урок до этого. Я борюсь с собой, чтобы не начать снова напирать на Веру, а она делает вид, что ей чужды мои знаки внимания. Забавная игра, но мне она не нравится. Я хочу трогать моего Ангела, чувствовать ее запах, ощущать шелковистость волос и снова пробовать на вкус ее губы. Это какое-то наваждение которое накрывает меня с головой. Возможно мне кажется, но Вера стала лучше выглядеть. Как будто тщательнее собирается на встречу со мной. Сегодня, например, ее губы слегка подведены блеском, чего она раньше не делала. Он сверкает в лучах проникающего в кабинет солнца, постоянно привлекая мое внимание. И, если не ошибаюсь, ее губы немного пахнут клубникой. Интересно, блеск сладкий на вкус, или это просто аромат?

– Тимур? – зовет Вера, и мне приходится оторвать взгляд от ее губ и посмотреть ей в глаза. – Ты меня слушаешь?

– Честно? Нет.

Ее глаза на мгновение расширяются.

– Почему?

– Потому что думаю о твоих губах. Блеск на них сладкий?

Вера неосознанно облизывает губы, показав мне кончик розового влажного языка, и мне хочется застонать при виде этого зрелища. Ну как может так рвать крышу от женщины, которую знаешь всего ничего? Вчера я позвонил девушке, с которой периодически встречался в Стокгольме. Мы не состояли в отношениях, скорее, были друзьями по перепиху. Вот и вчера я решил, что мне надо отвлечься. Раньше мы частенько баловались виртуальным сексом, и именно с этой целью я и позвонил ей. Думал вытравить из головы Порочного ангела. Вытеснить ее с помощью другой девушки. Бесполезно. Все то время, пока Кристина стонала и произносила хриплым голосом пошлости, а я скользил рукой по члену, мои глаза были закрыты, а перед ними стоял образ Веры. Голой, хотя я никогда и не видел ее без одежды. Но у меня оказалась очень бурная фантазия, которая сама дорисовала образы всех нужных изгибов ее тела.

– Тимур…

– Просто ответь, Ангел.

Я сверлю ее глазами, пытаясь проникнуть в самую глубину ее мыслей и узнать о том, как ей нравится наша игра. Потому что уверен на сто процентов, Ангел тоже наслаждается ею, только Вере по статусу не положено сознаваться в этом.

– Сладкий, – выдавливает она из себя, и между нами снова повисает тот странный момент, когда жизнь вокруг замирает, оставляя только нас двоих.

Я сам не замечаю, как подаюсь вперед. Ангел слегка дергается, но не отстраняется. Она испуганно смотрит на меня, взгляд мечется от глаз к губам – и обратно. И я кайфую от этого момента, потому что только так, с помощью этих крохотных реакций понимаю, ей не все равно. Я жду, что Вера оттолкнет. Но она этого не делает. Застыла, как изваяние, и не двигается, только чуть-чуть подалась назад, словно сама себя останавливая.

– Тимур, разговор есть! – рявкает отец у двери, и Ангел резко отъезжает от меня, а мне хочется рычать на предка, который прервал интимный момент.

– Срочно? – спрашиваю недовольно.

– Срочнее некуда. Жду тебя в своем кабинете.

– Не дом, а офис какой-то, – бубню я, поднимаясь. – Вера, никуда не уходи, я сейчас вернусь.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но под моим тяжелым взглядом закрывает его, продолжая послушно сидеть в кресле. Я быстро преодолеваю расстояние до отцовского кабинета и вхожу без стука. К счастью, его соски нет рядом, так что я спокойно прикрываю за собой дверь и подхожу к столу, за которым сидит мой папаша. Смотрит на меня исподлобья, просверливая дыру в моем лбу, но мне похер.

– Слушаю.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто две предыдущие преподавательницы сами к тебе приставали? – недовольно ворчит он, а я пожимаю плечами.

– Ну в Бога же ты веришь.

– Ты мне не… – он щелкает пальцами, подбирая слово на английском, и я решаю смилостивиться и подсказать:

– Не дерзи.

– Да, не дерзи. И вообще пора уже начать разговаривать на русском. В конце концов, ты занимаешься каждый день по три часа. Даже в субботу.

Я склоняю голову набок.

– Ты зачем меня позвал?

Отец вздыхает и откидывается на спинку кресла.

– Тимур, Вера замужняя женщина и гораздо старше тебя.

– Двенадцать лет не такая уж и большая разница. Еще аргументы?

– Я сказал, что она замужем. Ты пропустил это?

– Нет, я прекрасно слышал. Одного не могу понять: с чего ты решил, что я должен тебя послушать? Двенадцать лет ты не сильно волновался о том, с кем я свяжусь и что буду делать, а сейчас вдруг проснулись отцовские чувства? – рычу я, когда детская обида вырывается на поверхность.

– Не смей так разговаривать со мной в моем собственном доме! – выкрикивает он, вскакивая и хлопая ладонями по столу. – Благодаря мне ты жил в достатке все эти годы!

– Потому что это твоя обязанность – кормить своего сына! Или у вас, блядь, законы поменялись?!

– Прекрати материться в моем доме!

– Ты уже второй раз произнес фразу про свой дом. Я не собирался сюда ехать, но ты практически зажал маме пальцы в дверях, чтобы я выполнил твое требование. Ты же знаешь, что она не сможет жить без лекарств, и намеренно поставил ее в такое положение! Ты сам пытаешься влиять на мою жизнь путем шантажа! Знаешь же, что я ни в чем ей не откажу.

– Тимур, – немного успокаивается он, – мои отношения с твоей матерью не имеют ничего общего с тем, что происходит между нами.

– Правда? Ты только что ткнул меня носом в свою отцовскую благотворительность! – рявкаю я, не в силах совладать с этими гребаными эмоциями. Сука, учился этому столько лет, но стоило долбаному донору спермы открыть рот, как из меня полилось все дерьмо, которое я держал в себе.

Поднимаю голову, чтобы прикрыть глаза и перевести дух, снова обретая равновесие, но тут замечаю в окне, как мой Порочный Ангел торопливым шагом огибает фонтан во дворе, спеша на выход.

– Блядь, – вылетает из меня, и я срываюсь с места.

– Мы еще не договорили! – кричит мне в спину отец.

– Позже! – отзываюсь я, уже выбегая в коридор.

Знаю, что далеко она не уйдет, но все равно не могу отпустить ее. У меня есть еще законные полтора часа занятий, и Вера не может это проигнорировать. Внутри клокочет лава, выплескиваясь на поверхность. Неудовлетворенность, невозможность взять то, что хочется, и обида на отца смешиваются в адский коктейль, который переворачивает мои внутренности, делая все ощущения острее, а проблемы – гораздо весомее.

Схватив ключ с тумбочки в коридоре, я выбегаю во двор и несусь к своей машине. Сердце грохочет так сильно, что я слышу его шум у себя в ушах. Там такой бит, которому позавидовал бы любой диджей, нарочно этот ритм не придумаешь. Он ускоряется, потом резко обрывается и снова набирает обороты. Гравий шуршит под колесами, когда машина, прибавляя ход, покидает двор. Ворота едва успевают отъехать в сторону, когда я пролетаю мимо ошарашенной охраны. Мне не нужно далеко отъезжать, чтобы увидеть Веру, она быстро переставляет ноги, торопясь подальше от этого адского места. И я увезу ее отсюда. Возможно, не так далеко, как хотелось бы, но хоть чуть-чуть отдалю от мрачного особняка.

Равняюсь с Верой, она не останавливается и не смотрит на меня.

– Вера, сядь в машину, – прошу я, притормаживая.

Она бросает быстрый взгляд в опущенное окно, а потом снова отворачивается и прибавляет шагу.

– Ангел, сядь в машину! – рявкаю я.

Сейчас у меня нет сил бороться с ней, но Вера не слушает. Тогда я немного разгоняюсь, перерезаю ей путь и резко торможу. Теперь ей приходится остановиться. Вылетаю из машины и перехватываю Ангела, когда она уже начинает обходить автомобиль. Хватаю Веру за плечи и рывком приближаю к себе. Ну все, я был терпеливым, но больше не могу. Перехватываю Веру за затылок и впиваюсь в ее губы жадным поцелуем. Адреналин, курсирующий по телу, не позволяет думать. Обычно в таких ситуациях хочется бежать и кричать, делать что-нибудь, выплескивая накопившуюся звенящую энергию. А мне хочется трахаться до звезд перед глазами. Чтобы каждое ощущение было такое, словно ты идешь по острию ножа, одно неверное движение – и ты труп.