Кассетный клуб

Да полными стаканами, но Фредди не пил со мной водку, а тянул томатный сок через соломинку, ведь ему возраст всего ничего, он всё время говорил, говорил без умолку.

Мне пьяному, во время общения с ним стало казаться, что он обычный молоденький дурачок, несет какую-то чепуху и полную бредятину. Сначала я его спросил: «Ты кто такой вообще?»

Он ответил: «Я историк по жизни. Знаешь, люблю истории, очень люблю рассказывать их другим слушателям».

От нечего делать, между выпиванием водки, я подначил его:

«Ладно, хрен с тобой, расскажи-ка какую-нибудь историю».

Тут его глаза загорелись каким—то безумным блеском, он придвинулся ближе, тихонько осведомился: «Значит, ты готов, тогда слушай…»

Я стал слушать эдакого чудака, подперев голову, прикрыв глаз, чтобы вникнуть в смысл, хотя, что тут скрывать, – чтобы попросту задремать, уйти от своих наваждений.

Фредди принялся бубнить вполголоса:

«1930-е годы безоговорочной партийной власти большевиков.

Ночь тоскливого октября ледниковой эпохи.

Советская Россия. Секретная московская тюрьма, расположенная на Кузнечном Мосту. Так называемая «Лубянка-2» для политзаключенных. Как во всех тюрьмах, продуманная система угнетения. В камеры, арестованных поднимали на грузовом лифте, оглушительно лязгавшими шестеренками, как адскими жерновами, или вели мрачными лестничными маршами. Пролёты между лестницами затягивались проволочной сеткой, чтобы заключенный не мог броситься вниз, покончив жизнь легким самоубийством.

Такой вид «побега» становился обычным делом во времена массовых репрессий. Стены между камерами, сделаны пустотными, чтобы приговоренные не пользовались тюремным телеграфом.

Здесь же в подвалах тюрьмы приводились в исполнение смертные приговоры. Бетонный коридор с подслеповатым освещением, лестничным маршем, ведущим на нижний ярус секторов пыточных казематов, со склизкими стенами от постоянной сырости.

Серые ступени, потертые, выщербленные от передвижения множества обреченных людских ног, познавших, что такое ад на земле. Узкий туннель без искорки жизни, остальное вокруг без надежды на спокойное будущее.

Везде застывшая тишина, нарушаемая шагами сапог безмолвных конвоиров, с глухими вскриками попавших жертв в паучью сеть окаянного времени.

В нижнем ярусе подвальных помещений, продолжается выпытывание информации в отдельной допросной камере.

Под потолком с овальным сводом Берия, Лаврентий Павлович. Начинающий инквизиторское восхождение по партийной иерархии, к трону всесильного наркома.

С красными ромбами в петлицах, означавших старшего майора госбезопасности, на распоясанном кителе.

В плотно посаженных очках-глазницах, точно приросшим к носовым крыльям, раздувавшимся при каждом нервном отклике на окружающую действительность, взбудораженных зловещим ореолом вокруг него.

Наводивших ужас на всех советских людей, при одном упоминании об этих непроницаемо стеклянных очках-человеке.

Он самолично ведёт бесконечный допрос подозреваемого в тяжком проступке.

Обмахиваясь вафельным полотенцем, с красными пятнами, Берия прохаживался по ограниченному пространству.

Скрипя сапогами, начищенными ваксой до блеска с подворотами, он задал очередной вопрос, с едва заметным кавказским акцентом:

– Так значит, вы, японский шпион? Или, кхе, масонский агент? Гмм, товарищ Бокия?

Прошелестела жухлая листва где-то вокруг непроницаемой клетки. Одинокая осень бродила по небу, опадая павшими листьями. Быть снова полной весне, быть листве распустившейся на веточках: только этим сухим и палым, какой барыш с того?!

Желтый огонек потолочной лампы заколебался горящей свечой, вбирая в себя дыхание жизни. Игра. Вопрос – ответ.

И у первого игрока козыри на руках.

Говорящие сами за себя, до хруста, в переливающихся желваках на лице. Когда надо докладывать «наверх» Самому.

А второй игрок проиграл. Он всё проиграл. В придуманные карты. Не только жизнь, может даже бессмертную душу.

– Где же находится Шамбала, или Беловодье? Где страна тибетских учителей Махатм?

– Чёрт возьми, тебя, и всех вас, – с трудом сипло отвечал Бокия.

– Проклятые экспедиции РГО (русское геогр. общество) в Тибет, оно находиться там. Иди, забери, если сможешь взять…, – радостно засмеялся с хрипом Бокия, отбитыми легкими.

Чего тут: всё одно помирать теперь.

Что останется потом – лишь труха воспоминаний.

Измученный побоями Бокия умер в камере, в тот же день посещения будущего наркома.

Не рассказав никому, что там случилось в конце путешествий,

унеся с собой в неизвестность, тайны загадочных походов в Тибет и на Север…»

Тут молодой человек перестал рассказывать.

– А, что? И всё? – очнувшись от дремы, спросил я.

– Почти, – ответил Фредди.

– Да к черту ахинею! – заорал, полностью пробудившись от полудремы. – Берия, Бокия, большевики… фигня какая-то.

Ты рассказываешь то, чего сам поди не знаешь. Ты же там не был, ещё не…

Фредди с горячностью перебил меня:

– При чем тут: был, не был. Может был, кто знает.

Пойми смысл, Джоник: ставка больше на кону, чем авантюрная жизнь Бокия, других искателей приключений.

Ведь что есть игра, как не сама жизнь. Можно красиво сыграть, будучи нормальным семьянином, роль отличного мужа или жены. Или поиграть в путешествия, как один знакомый на двадцать тысяч рублей путешествует четыре месяца по горам, каких только красот он ни повидал. Можно поиграть в выращивание, образование детей, дать им то, чего не дали тебе, как вырастили чемпиона фигуриста Плющенко.

Поиграть, обустраивая быт, делая евроремонты в загородном особнячке, или на садовой даче. Сыграть в пьесе Шекспира, трагичным актером на сцене театра.

Или написать книгу про то, как «играл».

Стать летчиком-космонавтом, надев сверху ещё один скафандр. В конце концов, можно поплавать с коралловыми рыбками на рифах. Можно всё в этой жизни.

Только многие не умеют играть, им видите ли скучно.

А ещё большая часть людей «заснули», закаменели в рефлексах жизненной роли, потеряли пластичность мышления, от чего придали Важность и Серьезность своим проявлениям…

– Да-да, красиво-прекрасиво: игра, жизнь, чемпионы.

А причем тут я? Ты, и все другие?! Мы же обычные люди, которые прозябали и прозябают дальше. Нам доступен лишь кусочек хлеба, немного зрелищ, кусочек любви, кусочек счастья: одним словом объедки со стола, а не витать в облаках. Вот что я думаю об этом!

– Окей, тогда скажи: что ты хочешь от жизни, что хочешь найти или потерять?

– Что если я…, – тут Фредди запнулся. – Дам тебе небольшой шанс…

Давно наступила безлунная ночь на улицах, я стал совсем нетрезвым.

– Фредди, помоги.

Я, шатаясь, оперся на подставленное щуплое плечо.

– Идем же. – Фредди подхватил меня под руку.

Я сшибал столы и стулья в заполненном до отказа ночном зале, валил людей, что-то говорил, кого-то обнимал, хлопал по плечам, пожимал руки.

Но людям насрать на тебя, на меня, им по барабану всё вокруг. Заверните дерьмо в красивую обертку, они сожрут эту упаковку с начинкой как голодные гиены. Будьте покойны.

Я вывалился на крыльцо, перед этим от души пнув и широко распахивая дверь на выход.

Фредди тянул меня дальше и дальше, к моему жилищу, расположенному в доме барачного типа, на окраине Эн-ска.

В кромешной темноте улицы, я обо что-то мягкое споткнулся, чуть не свалился на землю. Оно тявкнуло в ответ, потом заскулило и затаилось. Тут я догадался, наконец, включить карманный фонарик, который всегда был в моей куртке. Блеснули глазёнки, из волосяной завесы.

– Ты откуда тут? – спьяну удивлённо поинтересовался у мохнатого существа, оказавшейся собакой.

Обычным псом, помесью крупного пуделя с алабаем, размером с овчарку. Естественно, он не мог говорить, поэтому пес пролаял, чуть куснул ладонь, когда я его потрепал по загривку, покрытому курчавой сырой шерстью.

– Слушай, – обратился я к Фредди. – Надо его взять с собой.

– Этого что ли зверя? С такой грязной образиной! Фуу! А у меня кот есть, где я сейчас живу.

– Ничего не грязный, он мокрый. Утром обсохнет, придет в порядок. Видишь, вроде умный и понимает, а так пропадёт, или пристрелит кто-нибудь ради забавы.

– А как ты его назовешь? Его надо назвать именем.

Я задумался. Да, верно. Надо наречь нового спутника.

– Что ж, пусть будет Арте…

Я хотел было проговорить «Артемон», как звали верного пуделя из сказки с Мальвиной.

Но понял, что так не пойдет.

– Пусть будет Арт. Пойдем с нами, Арт.

Пёс послушно поплёлся позади, соблюдая дистанцию.

Наверно, если бы вместо собаки оказался бродяга под забором, то вряд ли бы предложил помощь.

Человек не знает, не помнит, что такое добро, что такое верность, не говоря о других добродетелях. Не умеет пользоваться этим качеством, возможно, так было раньше, но не сейчас.

Хотя раньше тоже так было, поговаривали умные люди.

***

Примечания на полях.

Человек человеку – волк – «Homo homini lupus est».

Даже пресловутый Зигмунд Фрейд согласился с латинской цитатой римлян, написав в научной работе:

«Всегда есть искушение сделать ближнего своего средством удовлетворения агрессивности, воспользоваться его рабочей силой без вознаграждения, использовать как сексуальный объект, не спрашивая согласия, лишить имущества, унизить, причинить боль, мучить, убивать. У кого хватит смелости оспаривать суждение, имея весь опыт истории?»

Хочется тоже заметить к этой великой цитате римлян, Фрейд ошибся. Немного.

Люди—волки из Фрейдистского понимания, в современном обществе выглядят, по крайней мере честными, благородными рыцарями, или пушистыми фриками, которые делают всё напоказ. Волки вам не бумеры, не зумеры.

Общество опустилось до уровня этого определения людей в эволюционном прогрессе, в кавычках.

Теперь цитата звучит так: человек – человеку – зумер!

***

Когда Фредди волочил пьяного Джоника домой, он пытался ему объяснить что ему нужно. Сначала он вроде излагал мысли связно и четко, а потом, пошло лишь одно бормотание:

«… Фредди, дружище ты мой, я бесстрастен, как судья на процессе, когда от моего решения зависит чья та судьба.

Я не знаю – кто я. На самом деле.

Кто сотворил со мной, уже не узнать.

Это было, было… там. Я уже не помню кто я.

Не знаю, пройду ли тест Тьюринга.

Кто я, человек, или кибермашина, вернувшаяся с войны.

Нет, всё же человек. Новый человек.

У сейчас меня нет эмоций. Не заложено программой.

Приходится вот так нарабатывать.

Странное слово – нарабатывать, да, Фредди?

Наверно, когда мы делаем малозначительные поступки, или скоропалительный выбор, то мы, даже косвенно, влияем на судьбы других людей. Не побоюсь выразиться дальше: мысли, а точнее жёсткие намерения, тоже влияют.

Какая дикость, Фредди, пойми.

Будет жопа, так будет. Ведь я сам же её заказал.

В том последнем желании господину «г».

А он точно не обманывает. Как мое предчувствие.

Стинг, да пошёл он.

Вот зачем он приплел мою жизнь в песню.

Я отвечаю, Фредди. Пойми, я хочу слышать звуки.

Настоящие звуки.

И никто, вы слышите ублюдки, кроме меня, не должны слышать. Никто не посмеет мне указывать.

Ведь я самурай. Самурая убили. Всех убивают…»

Когда они, наконец, добрели до дверей, Джоник на минутку очнулся от забытья, обратился к молчаливому Фредди с исступленным возгласом.

– Ты говорил, что поможешь найти? давай найдем. А?

Фредди промолчал, что толку говорить человеку в таком состоянии. Дома пёс сразу устроился на коврике, наверно, задремал в тепле, в сухом месте.

Фредди кое-как дотащил пьяное тело до дивана, которое пробормотало:

– Так не бывает. О голос, о как объяснить: вроде пальцы щупальца. Они были добрые, не били… А где твои крылья, Ворона… – Потом тут же захрапело и уснуло.

Фредди отозвался совсем тихо, чуть с заметным акцентом.

– Крылья, крылья… К добру, или к худу.

Он пошарил по карманам кожаной курточки, вынул ручку, затем блокнот, выдрал листок, стал что-то писать.

Потом прошел к холодильнику, пришпилил листок к дверце детским магнитиком, на котором были изображены солнце, пальмы, море. После этого он погасил свет, затворил дверь, и ушёл.

***

Кассетный клуб.

Приемный котенок потерялся, когда он выскользнул за неплотно закрытую дверь временного жилья.

Иногда до этого случая, Фредди выводил котенка на улицу, под присмотром, где Дик носился по двору, вконец обезумев от радости, черно-белой молнией, поблескивая ошейником от блох. Котенок теперь решил, что он достаточно взрослый, для самостоятельной прогулки по неопрятным коридорам.

Или даже с целью знакомства, с какой-нибудь очаровательной кошечкой. Для маленького котенка Дик, становился разумен не по возрасту, познавая непростой мир. Хотя большее, что его здесь подстерегало: парочка облезлых матерых соперников котов и дворовая кошка, неопределенного возраста и окраса.

Насколько знал это Фредди по пребыванию, немногим больше двух месяцев вынужденного отпуска. Так что у Дика было мало шансов найти себе половинку среди прелестных кошек.

Фредди пришлось ступать за ним, отыскивая его следы.

Представляя самому себе, как мог бы идти, будь он на месте кошачьего подростка.

Здесь не безопасное место для проживания.

Не далеко от девятиэтажной общаги, стоят ряды кирпичных гаражей. В некоторых из них организованно разливается паленая водка, незамерзайка в ПЭТ емкостях, собранных тут же на мусорках. В самой общаге обитают полукриминальные личности. Вкупе с наркоманами, алкашами, прочими асоциальными элементами. Начиная с утра, они смолили дешевые сигареты, сидя на обшарпанных, давно не крашеных подоконниках. Или сидели на тротуарных бордюрах, за неимением сидений. Так как скамейки были давно сданы в пункты вторчермета. Потом прятались как мышки в подворотне от проливного дождя в дождливый полдень. Иногда стреляли мелочь на спиртосодержащие напитки, околачиваясь возле входа в подъезд. Они встречаются в повседневной жизни, тем паче в захолустном Эн-ске. Куда же без них?

Конечно, они приставали к Фредди, клянча немного денег.

Пару раз он давал им по сто рублей. Потом в подъезде произошла встреча, с несколькими отморозками.

Видимо ошибочно истолковав его доброту за слабость характера. Он же не местный, вот повод разобраться и подмять под себя. Окружающие люди всегда подсознательно остро чувствуют, кого можно загнать в рамки, переделать под себя.

Кто стремится быть удобным для всех, а кого нельзя сломать.

Встреча произошла на лестничной клетке подъезда общаги.

Фредди не любил сразу ломать руки.

Тут жить пока, таким принципом полагался он.

Одному на толпу лезть мало резона, даже если ты большой и сильный, не стоит начинать разговор с численно превосходящим противником, с позиции силы.

Всегда есть возможность сгладить ситуацию, разрешить её альтернативным путем.

Пусть живут: используя немного НЛП, он загнал шпану в легкий транс. По настойчивой просьбе, шпана отвела его к главному по общаге, к Флинту.

Ему было всё равно: пусть хоть сам пират Флинт встанет из гроба, напевая песенку про сундук мертвеца.

Местные короли улиц повели по этажам, дыша перегаром в спину. Сначала в комнату, где обитал Флинт, боязливо влетел шнырь, предупредить босса о визите. Потом затолкнули туда Фредди. Остальные остались наружу, в общем коридоре.

В небогатой обстановке прокуренного помещения, сидел на продавленном диване мужчина лет сорока с налетом щетины, в обедающей компанией за столом, состоявшей из малолетнего парнишки, женщины бальзаковского возраста.

В углу негромко мелькал картинками новостей неказистый телевизор. Флинт благостно попивал разливное пенное пиво, из запотевшего стакана.

Затем на мгновение глянул тяжелым взглядом на Фредди, тщательно оценивая, что он представляет собой.

Такой взгляд вырабатывается у тех, кто бывал «там».

Чтобы отслеживать постоянно ситуацию, меняющуюся каждую минуту возле себя. Как в волчьей стае. Наколок Фредди не заметил, но взгляда было достаточно.

Цвет лица, будто человек провел много времени, не видя солнечного света. Зона, тем более «крытка», накладывает землистый отпечаток на внешность. Уже неизгладимый никак.

Стоя на входе, – предложений пройти и присесть не последовало, – Фредди кивнул головой в знак приветствия, ожидая что будет дальше.

– Малой, поставь музон, – обратился Флинт к пареньку, как бы пока не замечая гостя. Прикурив сигарету, натужно откашлявшись, Флинт откинулся на диван, наслаждаясь моментом.

Из динамиков музыкального центра устаревшей модели низко зазвучало «Кино», резкими ритмичными аккордами наполняя пространство комнаты. Флинт, снова кратко взглянув на Фредди, как настоящий психолог уловил состояние ностальгии юношества:

– Уважаешь современную классику?

– Да, есть такое, – согласился Фредди, тотчас предложил Флинту:

– А хочешь историю расскажу?

– А давай. А я послушаю.

Фредди приступил к рассказу: «Это было в бездонной глухомани, где я появился на свет. Представьте картинку. Мне 15 лет. На излете солнечное лето. Полупустой автобус «икарус» песчаного цвета, пылящий по летнему асфальту. Вот я почему-то оказываюсь рядом с рослым парнем, средних лет, с длинными черными волосами. Красиво спадающими завитками до плеч и на смуглое лицо.

Образовалось свободное пространство в середине «икаруса», я неосознанно переместился туда, держусь за вертикальную стойку, прикрепленную к сиденьям.

Парень необычно высокий, на голову выше всех, он держится за верхнюю перекладину стойки. Даже положил загорелый локоть на нее, потом посмотрел на меня сверху вниз. Как-то так изучающе. Я узнал что это Цой. И понял кто. Рядом со мной.

Музыку я слушал, в частности «Кино», как вся молодежь того времени. Видел по допотопному телеку клипы.

Цой, как всегда весь одет в черное. В стильной куртке, с «молниями», с засученными рукавами. Видимо он сюда заехал, в поисках творчества для песенных баллад. Я не посмел с ним заговорить. Что мог сделать? Ведь кто такой – простой пацан с деревни. Мы стояли рядом, раздумывая о своем.

Проезжая дорогу как все пассажиры, которых свела судьба на короткий промежуток пути. Виктор вышел на вокзале. С тигриной повадкой спрыгивая с подножки «икаруса».

Сразу закуривая сигарету от спички, окутываясь сизым дымом, как корейский шаман. Скрываясь в дыму окончательно, легкой походкой он исчез на перроне вместе со спутниками. Они находились где-то в конце автобуса. А через месяц его не стало…»

Флинт отвернулся в сторону, помолчал, потом проговорил, тем тоном, каким говорит Горбатый из фильма «место встречи» засланному в банду Шарапову:

– История хорошая, сам ты складно поешь, будто был в том «икарусе». Только вот ведь какая штука: ответь-ка на один вопрос – годков то тебе сколь? А, казачёк ты засланный?

Фредди широко улыбнулся, в свое время смотрел этот шедевр, читал книжку, поэтому он в ответ подхватил тон Шарапова:

– Что за предьявы, дядь? История ведь хорошая – сам признал. А то, что выдумал или нет, за это отдельный спрос.

Я рассказал, а ваше дело – верить, или нет. Так, или нет?

Немного задумавшись, Флинт произнес соображения от визита, без воровского сленга, что тоже выдавало человека с образованием специфичным:

– Я вижу, ты человек с понятием, хотя не нашенский. Косяков за тобой пока нет. Хорошо, давай так; мы не лезем в твои дела: кто ты, что ты, почему здесь объявился, а ты, не лезешь в наши занятия. Как понимаешь, лишние уши ни к чему.

– Что ж, я согласен с вами, – миролюбиво высказался Фредди.

– Тогда иди с миром. Я скажу братве, чтобы тебя не трогали больше. Если будут проблемы, то обращайся, – утвердил решение Флинт. Разбора не случилось, уже два месяца Фредди не задевали.

Такая вышла «эра милосердия», переходя из книжки в реальную жизнь. Почему же он тогда жил в общаге Эн-ска?

Одинокий человек, хотя с котом, ощущает себя лучше, когда в бытовом плане приходится жёстко.

Как известно, аскетизм закаляет дух человека.

К тому же Фредди знал, что рано или поздно придётся платить по счетам, в том числе за сверхспособности.

Когда придет время делать выбор между жизнью и смертью, то он будет нетрудный, если человека ничего материальное не цепляет. Хотя было ещё одно: здесь легко затеряться, мимикрируя под обычного человека, на которого мало кто обращает внимания. Иногда популярность, тоже не есть хорошо.

Можно сказать, вообще плохо.

***

История Фредди начиналась с видеокассет в конце 90-х годах.

Именно старомодных носителей фильмов: зарубежных боевиков и порно, находящихся в картонной коробочке с красочным постером. Кассеты были запакованы в хрустящую тоненькую пленочку, как у рекламируемых презервативов фирмы «дюрекс». С едким запахом запрещенного, хотя это всего-навсего пластмасса и магнитная пленка, отштампованная в Китае.

Процесс снятие защитной пленки с кассеты, был сравним с актом лишения девственности юной девушки.

Счастливчик, раздобывший кассету с новейшим фильмом, сломя голову бежал домой. Подрагивающими руками, он срывал блестящую пленку, аккуратно вытягивал кассету из тугой коробочки, с бешено сокращающимся сердцем, вставлял её в кассетоприемник электронного ящичка. Со сбросом адреналина в кровь, он нажимал кнопку «плей» видеомагнитофона. Ничего не напоминает?

Сначала их было всего трое: Макс, Ден, подросток Киря, который вскоре переименует себя в Фредди.

Чем они занимались? Они доставали видеокассеты.

У Фредди был словно нюх на это дело.

Но они не производили «пиратки» в гараже, не приобретали у перекупщиков. Они выуживали их из ниоткуда, раздавали кассеты подходящим людям, которые сразу врубались в тему.

Кассеты появлялись в неожиданных местах, раз в месяц или в два, словно загадочные древнерусские иконы.

Разбросанные в разных уголках планеты.

Каждая найденная кассета вела к следующей.

Давая невидимую наводку на неё.

Как игровой квест – найти следующую видеокассету, завербовать нового члена клуба.

Тут к ним присоединилась Мэри.

Впоследствии Фредди часто будет вспоминать их знакомство, сначала во сне, как навстречу ему подходила девушка.

Его взгляд, мимолетно кинутый на случайных прохожих, задел стройную фигурку, остановился на ней.

Залипнув на несколько долгих мгновений.

Она показалась ему беззаботной.

Нет, было не так наяву. Осенний день, 2000 года.

Вокруг стихло, шагала девушка, которую он видел во сне.

Невесомо переступая точеными ножками, едва касаясь воздушной походкой тротуара проспекта, она задумалась о чем-то. Озабоченность тенью укутало её лицо.

Печаль, грустинкой затаилась в глазах раненым зверем.

В ней было необычное, выделявшее её из всех, вместе с беззвучной погодой, которая обволакивала притихшие улицы.

Нет, с внешностью и одеждой, у неё находилось в неукоснительном, идеальном порядке.

Легкое, черное пальто, на плечике ремешок от сумочки, которая свободно покачивалась у бедра.

Вкупе с небрежно повязанным шарфиком, рдяного цвета, ниспадающий вниз язычком пламени, наступившей осенней поры. Дополняли облик роскошные каштановые волосы, локонами свободно раскиданные по овалу лица.

Девушка очень быстро шла навстречу.

Фредди уже приостановил шаг, но она неожиданно обернулась к окну с вывеской и прилавком, где сбывали свежесваренный кофе в картонных стаканчиках.

Напротив, места где они повстречались, стоял дом, где на первом этаже была устроена мини кофейня. Рядом с окном на улице находился пластиковый стол, несколько стульев, для желающих выпить кофе не на бегу. Девушка нерешительно подошла, чуть ли не споткнувшись, взошла на крылечко состоящего из двух ступенек обитые зеленым резиновым ковриком, потом нагнула головку, с кем-то заговорила в открытом окне.

От резких движений её сумочка оперлась об прилавочный край, она приоткрылась, из неё выскользнул какой-то предмет вниз на крылечко. Фредди уже знал, что за предмет, более не раздумывая, подошел к ней.

– Простите, не ваше? Из твоей сумочки упало, – с этими словами Фредди нагнулся, поднял предмет, оказавшейся видеокассетой. Она была с виду обычной кассетой; в целлофановой упаковке, с новым фильмом, только что недавно вышедшим в прокат. На обложке указано название «любовное настроение», от режиссера Вонга Карвая.

Девушка нервозно повернулась к нему, уже приоткрыла губы, попросить его и всех, чтобы они проваливали ко всем чертям, но встретила его озабоченный взгляд, потом перевела глаза на кассету, немного смягчилась:

– Нет, не мое.

– Как же так, я видел как из сумки выпало, – твердил Фредди.

– Вы ошиблись. У меня нет привычек таскать с собой видеокассеты, – ответила она безжалостно.