На замёрзшем стекле продышу я кружок… Поэтическая повесть

Вдруг она почувствовала, что Буча тянет её за пояс. Тогда она осторожно высвободила одну руку и, упёрлась ею в сиденье. Это позволило повернуться на бок. Втянув в кабину ноги, она попыталась приподняться и высвободить вторую руку. И это ей, в конце концов, удалось сделать. Она села. Прямо на неё смотрел через зеркало Гоберидзе. Глазами он показал на переговорную трубку. Она наклонилась к ней.

– Ты что там, – зло начал Буча, – чай пыла чтолы?! Эщё пят мынут, ы мы бы валалыс в этам снэгу мортвыэ! В лучшэм случаэ! Какого чорта ты папёрлас в дом, когда там и слэдов-то чэлавэчэскых нэ был выдно?

– Так ведь ты сказал…

– Что сказал!? Что сказал!? А у самой мазгов нэт что лы?

Люська обиженно отвернулась в сторону и тут же заорала не своим голосом: «Башня, башня!» Гоберидзе резко наклонил самолёт вправо и увидел уплывающую за них еле заметную во вновь начинающейся метели башню. «Так, теперь нужна железная дорога. А вот и она. Ещё кружок. Да, похоже, что это то, что мы искали, только с другой стороны!» Он прошёлся на бреющем5 вдоль станции. В одном из вырытых капониров6 разглядел танк со звездой на борту. Только после этого решил садиться.

– Садымся, – крикнул он Люсе в переговорную трубу. – Ыз машыны нэ вылазыт!

Самолёт приземлился на окраине станции. Сразу же к нему из ближайших разрушенных домов выбежали два человека в ватниках. Гоберидзе достал и передёрнул пистолет.

– Кто такие? – подбежав к самолёту крикнул один из них.

– А вы кто? – спросил Гоберидзе.

– Командир роты лейтенант Филиппов!

– Нам нужэн штаб дывызии.

– Да здесь он, – сказал Филиппов, и кивнул на разрушенные дома.

– Лудмылка, давай! – приказал Гоберидзе.

Она вновь выбралась на крыло самолёта, спрыгнула вниз к встречающим их бойцам, и они побежали к домам. Там, найдя начальника спецчасти, она передала ему под расписку пакет, получила новый и побежала обратно к самолёту. А по станции уже била немецкая артиллерия. Свистели осколки, летела мёрзлая земля и комья снега, но она видела только свой маленький, но такой, как ей казалось тогда, надёжный самолётик.

Уже в воздухе Гоберидзе сказал: «Луса, то, что с намы случылась у той дэрэвны – забуд. Ныкаму ны слова, а то мы с табой пападом пад трыбунал. Залэтэлы то мы в тыл к нэмцам. А зачэм?»

– Так ничего же не было видно… – начала было оправдываться Люся.

– Ты всо понял? – оборвал её Буча. – Эта тэбэ нэ в куклы ыграть! Шлопнут нас и всо. Ны кто ы разбыратца нэ будэт.

А погода, между тем, разошлась. Светило солнышко, и видимость была «миллион на миллион», как говорили лётчики. Настроение у Люси значительно улучшилось. Задание выполнено, от страха не осталось и следа. Показался и их аэродром. Буча выключил мотор и, обернувшись, спросил: «Споём?» Они частенько, возвращаясь после выполненного задания, пели в самолёте. У Бучи был не очень сильный, но приятный баритон. А про Люськин голос и говорить было нечего. Так что обслуживающие аэродром солдаты и вольнонаёмные, которые трудились в столовой, прачечной и санитарной части, с удовольствием слушали их импровизированные концерты.

И вот в воздухе, над засыпанным снегом аэродромом и штабом полилась их любимая песня:

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀«Вечерний звон, вечерний звон,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Как много дум, наводит он».

И надо же было такому случиться, что в это время в их штабе находился командир дивизии, заехавший узнать, удалось ли передать срочный пакет командиру соседней дивизии.

– Это почему у вас патефон7 так орёт? – спросил он у командира батальона. – Вам что делать тут нечего? Или война закончилась?

– Да это не патефон, – улыбнувшись, ответил комбат. – Это вон с того самолёта поют. Разрешите доложить! Ваше приказание выполнено! Пакет доставлен по назначению!

– Тебе что, известие сорока на хвосте принесла? Ведь только что ты не знал этого.

– Так вот те двое, что поют, и выполняли Ваш приказ. А раз поют, значит выполнили.

Генерал посмотрел в небо на летящий самолётик и вдруг, улыбнувшись, подмигнул комбату.

– А ведь неплохо поют, черти! – сказал он. – Кто такие?

– Рядовая Макеева – бывшая студентка Гнесинки8, и лейтенант Гоберидзе – бывший истребитель, но после ранения списан из истребительной авиации.

– Я же тебя просил, если появятся голосистые, сообщать мне. Ты же знаешь, что нашу концертную бригаду разбомбило. А командующий фронтом мне уже дважды замечание делал, что я совсем не занимаюсь организацией отдыха бойцов… Так! Этих двоих, как сядут, – ко мне!

Он повернулся и пошёл в штаб.

– Так, товарищ генерал! – заголосил ему в спину комбат. – Я же не могу остаться без лётчика, да и курьеров у меня всего двое с допусками. А пока других оформят…

– Ничего, – поставил точку комдив, – мы тебе нашими поможем. И пилота не хуже подберём.

Вот так Людмила и Гоберидзе попали в дивизионную самодеятельность, где она и встретилась со своим аккомпаниатором Колей Сверловым, играющим на баяне. Затем их перевели во фронтовую концертную бригаду.

Бригада выступала и на передовой, и в тылу. Частыми гостями они были в военных госпиталях. Конечно, молодая и красивая девушка не могла не нравиться солдатам и офицерам. За ней ухаживали и полковники, и даже один генерал, потерявший свою семью в самом начале войны. Но Люсе нравился только баянист Николай. Он ей чем-то очень напоминал её первую любовь – Валентина Штумпфа. А когда однажды во время очередных артобстрела и бомбёжки, частенько случавшихся посреди концертов, Николай прикрыл её своим телом и получил ранение, она для себя решила: «Вот он её принц!» А «принцу» было двадцать шесть лет. Он был лысый, «как девичье колено», – по его же высказыванию.

Николай был из поморов и до войны жил в Архангельской области и в городе Архангельске, где закончил лесотехническое училище по специальности бухгалтерия. Он играл практически на всех доступных ему инструментах, включая гармошки, баяны, балалайки и мандолины.

Начиная с весны 1943 года, Николай и Людмила стали жить вместе. Такое сближение не могло не закончиться беременностью. В начале 1944 года Люся была демобилизована из действующей армии, а в мае того же года родила сына, которого назвала Валентином.

Демобилизация спасла ей жизнь, так как буквально через месяц после её увольнения их концертная бригада, попав под артобстрел на передовой, почти полностью погибла. Остались живы руководитель бригады, танцор Колька-цыган, и раненые Гоберидзе и Николай Сверлов. После госпиталя Буча Гоберидзе вернулся в авиацию, а Коля попал в полковую разведку и закончил войну в Кенигсберге.

Демобилизация

Вернувшись в Москву Людмила поняла, что жить ей будет трудно. В 1939 году мама развелась с Аркадием Макеевым и вышла замуж за оперного певца Георгия Жданова, успешно выступавшего в Большом театре и находившегося в дружеских отношениях и с Леонидом Собиновым,9 и с Фёдором Шаляпиным10. В феврале 1941 года она родила вторую дочь – Катю.

Люся поселилась у отца. Он к тому времени сильно постарел, но даже в семьдесят один год продолжал оставаться регентом одного из церковных хоров, и это позволяло им хоть и впроголодь, но жить. Люся собирала по лестничным клеткам дома и на многочисленных помойках картофельные очистки, кожуру от апельсинов (были и такие люди кто не отказывал себе ни в чём в эти голодные, военные годы). Зато у новорожденного сына было вволю материнского молока. Люся даже сцеживала его в стаканы и подкармливала им папу, который в своём старческом неведении принимал его за козье.

В январе 1945 года к ним домой совершенно неожиданно пришёл брат Николая Дмитрий. Он закончил военное училище в Архангельске и ехал с военным эшелоном на фронт. Эшелон остановился в Подмосковье, на станции Реутов, и молодой офицер решил найти и проведать жену брата. С собой Дима принёс хлеб, консервы, крупу, сахар, чай и мыло. Но самое главное – он оставил Люсе свой офицерский продовольственный аттестат, который во многом облегчил жизнь и Люсе, и её папе, а, в конечном итоге, и сыну, который рос крепким и здоровым мальчиком.

И вот наступил долгожданный День Победы.

Люся, оставив сына на попечение отца, помчалась на Красную площадь. Там собралась огромная масса людей. Ликование по случаю Победы было искренним, со слезами и улыбками, объятиями и поцелуями совсем незнакомых друг с другом людей. Такое запоминается на всю жизнь!

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀Бессмертие

⠀ ⠀ ⠀ Горит огонь священный над могилой,                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Стена Кремля.⠀ ⠀ ⠀ Стоит несокрушимой силой                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Страна моя.⠀ ⠀ ⠀ От древних елей чуть голубоватых                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Седая тень.⠀ ⠀ ⠀ Над прахом неизвестного солдата                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Весенний день.⠀ ⠀ ⠀ О сколько их известных, неизвестных?                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Могилы где?⠀ ⠀ ⠀ В каких степях, в каких ущельях тесных?                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  В какой стране?⠀ ⠀ ⠀ Откликнитесь, погибшие солдаты,                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  На голос мой!⠀ ⠀ ⠀ Вы слышите победные раскаты?                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Вставайте в строй!⠀ ⠀ ⠀ От древних елей чуть голубоватых                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Седая тень.⠀ ⠀ ⠀ Над прахом неизвестного солдата                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Весенний день.⠀ ⠀ ⠀ Победу празднует моя держава                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  В лучах весны,⠀ ⠀ ⠀ Вам, отстоявшим жизнь, навеки слава!                                              ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  Бессмертны вы!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Советскому солдату

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Давно покончено с войною,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Орудий залпы не гремят,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И над родной моей страною⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Со свистом бомбы не летят.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Умолк надсадный вой сирены,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И смерть, и кровь давно ушли,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Травой, черёмухой, сиренью⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Уже окопы заросли.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но не прошли года бесследно,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И наш народ не позабыл⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Всех тех, кто нам принёс Победу,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И тех, кто голову сложил.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В победном грохоте стократном⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Салют над Родиной гремит,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А в честь Советского Солдата⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В Берлине памятник стоит.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Стоит Солдат весь в бронзе звонкой,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Фашизма мрак собой закрыв,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Поднявши на руки ребёнка⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И меч тяжёлый опустив!

Глава третья.

ЧУКОТКА: БУХТА УГОЛЬНАЯ

Переезд

В сентябре 1945 года в Москву приехал демобилизованный Николай. Из всего скарба у него был вещмешок с двумя буханками хлеба, тремя банками рыбных консервов, полкило сахара и аккордеон, который, как говорил сам Николай, он «взял в плен» при штурме Кенигсберга. Работы в Москве не было, и Коля играл на аккордеоне по многочисленным пивнушкам, таким способом зарабатывая семье на жизнь.

Однажды в июле 1946 года в одном из таких питейных заведений он встретился со своим однополчанином Михаилом Алоничевым. Тот уговаривал Николая поехать вместе с ним, его семьёй и друзьями по оргнабору работать на Чукотку.

– Посуди сам, – говорил он ему, – Работы там полно. Раз! Деньги платят приличные и регулярно. Помимо окладов там есть двойной коэффициент, и каждые полгода прибавляется десять надбавок к окладу. Это два!

– Кто это тебе такое напел? – недоверчиво спрашивал Коля. – Прямо рай, а не Чукотка!

– Да никто не пел. Это всё прописано в договоре. И жильём обещают обеспечить. Чего тут-то делать? Играть по кабакам? А у тебя специальность есть. Да и Людмила со своим умением печатать там без дела сидеть не будет. Так что давай с нами!

После недолгих раздумий, а думать было о чём, так как Люся была беременна уже вторым ребёнком, они согласились с доводами Михаила, и Николай заключил договор. Только вот оформлять бронь на жильё в Москве на Николая мама Люси отказалась. Она не верила в надёжный и долгий брак Коли и Людмилы, считая, что муж бросит её на Чукотке и вернётся один в Москву на забронированную жилплощадь. А получить бронь на себя Люся не смогла, поскольку с ней, иждивенкой, да ещё и беременной, договор на работу по оргнабору заключать отказались. Они уехали на Чукотку в Бухту Угольную, где открылась угольная шахта, и был морской порт.

Аркадий Семёнович Макеев, отец Людмилы, после отъезда дочери быстро опустился и был направлен в дом престарелых, где умер в декабре 1946 года, так и не узнав, что первого декабря у него родился второй внук – Михаил.

Адаптация

В Бухте Угольной Николай устроился по специальности бухгалтером в военизированную охрану морского торгового порта (ВОХР). В эту же структуру входила и пожарная команда посёлка. В засыпном шестиквартирном бараке им выделили, как теперь бы сказали, однокомнатную квартиру. В неё входил холодный тамбур с угольником, прихожая, за ней шла кухня, из которой был вход в четырнадцатиметровую комнату. Ни воды, ни туалета в этом жилье не было. Воду набирали вёдрами в двухсотлитровую бочку из уличной колонки летом, и забивали снегом зимой. Туалет был с выгребной ямой на улице летом в наспех сколоченном из досок сарайчике, а зимой его заменяло элементарное ведро с крышкой.

Зимой все дома посёлка заносились снегом так, что посёлок превращался в заснеженное поле. Поэтому осенью трубы печей наращивались до трёх метров, а в тамбурах подпорками укреплялись балки крыши. На удлинённых трубах вешались обозначения домов и улицы. По ним пожарники и пограничники расположенной в посёлке заставы выкапывали шурфы11 к крышам тамбуров, где были сделаны люки, и люди выбирались по установленным в шурфах лестницам на улицу. Так они ходили на работу, так дети ходили в школу, а матери носили своих маленьких детей в ясли-сад.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ На местные темы

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Куда бежишь, тропинка милая?⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Куда ведёшь, куда зовёшь?⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В посёлке темень окаянная,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Никак домой не попадёшь.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Придёт зима, пурга закружится,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Пути-дороги заметёт,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А в темноте не только жители,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но даже трактор не пройдёт!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Мы в темноте по снегу тащимся,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Нет ни дороги, ни пути…⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ох, ты печаль моя безмерная,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ К кому же с жалобой идти?!

Здесь Люся впервые узнала и увидела, что такое Чукотские пурги. Иногда приходилось целую неделю сидеть дома – под толстым слоем снега, полностью заносившим их бараки. Пока наверху свирепствовали сильнейшие ветра со снегом, дома никто не откапывал. В эти дни она занималась с детьми, рассказывала им сказки, которых знала множество наизусть, учила старшего сына грамоте, разучивала и пела с ребятами песни.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀  ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Чай

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Сейчас чайку с тобой заварим⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И отогреемся чуток.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Сейчас мы душеньку попарим,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Эх, ну и славный же чаёк!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Мороз не так, чтобы уж очень⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Что на Чукотке за зима?!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ну, ты, дружок, смотри, как хочешь,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А выпить чаю я должна.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ветрище властвует всецело,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Ну, хоть утих бы на часок.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Он душу леденит и тело,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А на подмогу нам – чаёк!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Но есть такие… я не буду,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Да что о них и говорить…⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Они твердят везде и всюду?⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ «Спирт на Чукотке надо пить».⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Боль в голове на утро злая,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А глотка пламенем горит,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Я присягнуть могу, что с чая,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Уж голова не заболит.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ С вареньем чай, как дома летом,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Да здравствует горячий чай!⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А если градусов в нём нету,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ То за окном – хоть отбавляй!

Николай целыми днями пропадал на работе, а иногда во время пурги не появлялся дома по несколько суток. Для руководства ВОХРа в помещении пожарной части была выделена комната, в которой стояло четыре кровати, где они и «пурговали».

Люся и Николай принимали самое активное участие в художественной самодеятельности посёлка. Более того, их концертная бригада часто выезжала с концертами в ближайшее село Алькатваам, посёлок Нагорный, где была угольная шахта, и откуда в морской порт по узкоколейной железной дороге в трёх вагончиках возил уголь маленький паровозик «Кукушка». Местные артисты были частыми гостями и в войсковых частях, и на погранзаставах, расположенных в их районе.

В общем-то, их семья устроилась относительно неплохо. Вот только с питанием были определённые проблемы. В посёлке все завозные овощи были сухими: и картошка, и лук, и морковь, и свекла. Летом и осенью морским транспортом в посёлок завозилась мука, сахар и консервы, но, как правило, в недостаточном количестве, а посему продукты выдавались жителям по талонам. Поэтому приходилось экономить буквально на всём, чтобы дожить до новой навигации. А её приходилось ждать по 7—8 долгих месяцев, так как бухта замерзала уже в ноябре, а вскрывалась в конце мая – начале июня.

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Последний гудок

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Вот первый, второй и третий гудок…⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Причал покидает «Владивосток».⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Прощальный гудок над бухтой плывёт,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Уходит последний от нас пароход.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Он нас оставляет на долгие дни⠀ ⠀ ⠀ ⠀ В плену у суровой чукотской зимы,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И с палубы кто-то махнул нам рукой,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ И кто-то не справился с горькой слезой.⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Суровые сопки молчанье хранят,⠀ ⠀ ⠀ ⠀ А в бухте огни, отражаясь, дрожат…⠀ ⠀ ⠀ ⠀ «Прощайте! Прощайте! – гудит пароход. —⠀ ⠀ ⠀ ⠀ Мы встретимся с вами на будущий год!»

В посёлке руководство морского порта организовало своё подсобное хозяйство, где были коровы, а значит, и молоко для детского сада и яслей. Там же выращивался турнепс, который мальчишки посёлка постоянно воровали, регулярно получая от бдительных охранников небольшие заряды соли в место чуть пониже спины. На прибрежных песочных дюнах рос дикий лук и щавель, которые тоже шли в дело.

Некоторые любители сельского хозяйства умудрялись выращивать около своих домов в открытом грунте редиску, укроп и петрушку, но полноценно пользоваться всем этим богатством им регулярно мешали набеги вездесущих мальчишек.

Вещунья

Родившийся уже в посёлке младший сын и названный в честь своего деда по отцу Мишей, был крепким и горластым ребёнком, но на третьем месяце стал чахнуть на глазах. В те далёкие послевоенные годы молодым мамочкам разрешалось сидеть дома со своим новорожденным ребёнком только сорок пять дней. Потом необходимо было выходить на работу, а ребёнка на весь день отдавали в ясли. Там постоянно свирепствовала дизентерия и простудные заболевания, а больные и здоровые дети все вместе находились в тесных помещениях ясли-сада.

Родители работали. Все вставали по первому гудку паровозного депо, по второму – выходили из дома, унося своих малышей в детский сад, а старших отправляя в школу-интернат. По третьему гудку все должны были находиться на своих рабочих местах. И не дай Бог опоздать! За это работник строго наказывался.

Через полтора месяца посещения яслей Миша стал поносить, отказался от материнской груди, а прикорм вылетал из него, не перевариваясь в желудке. Он худел, слабел, и от слабости перестал даже кричать. Таких ребятишек в саду было несколько. Практически каждый день кто-то из них умирал, а врачи были бессильны.

Люся работала в морском торговом порту. Вот и в это зимнее утро она, отнеся Мишу в ясли, находилась на своём рабочем месте. Мысли о сыне не выходили у неё из головы. Она пыталась придумать, как и чем можно спасти своего маленького человечка. Но переживания о нём вызывали только слёзы.

В определённое время она сбегала в ясли и попыталась накормить сына, но тот даже не взял в рот её грудь. Она вернулась на работу, но всё валилось из рук. Ближе к концу рабочего дня из яслей, после кормления своей девочки, вернулась её подруга Катя Варламова. Они вместе пели в художественной самодеятельности посёлка и таким образом проводили вместе всё своё свободное время. Она как-то странно смотрела на Людмилу, тяжело вздыхала и тихо плакала.

– Что случилось? – не выдержав, спросила подругу Люся. Та только махнула рукой и вышла из комнаты. Минут через десять туда зашёл их начальник.

– Вот что, Людмила. Давай-ка собирайся ты домой. Вы с Катериной свой план уже выполнили, и больше нечего тут делать. – Он как-то странно шмыгнул носом.

– Савельевич, что происходит? – с тревогой спросила Люся.

– Тут такое дело… Вроде бы твой сынок в яслях скончался, – он начал покашливать. – Ты того, беги туда.

У Люси остановилось сердце. Она не могла ни двигаться, ни дышать. Всё завертелось перед её глазами, и она упала на пол.

– Ну что ты, что ты, девонька, давай приходи в себя, – услышала она причитания Савельевича над собой, а затем его сердитый крик в сторону, – Катерина! Что ты, клушка, еле тащишься с водой?

Люся открыла глаза.

– Вот и умница, – увидев это, сказал Савельевич. – На-ка, попей водички, – и он протянул ей кружку с водой, которую принесла Катя.

– Я сейчас, сейчас, – сказала Люся, поднимаясь с пола. Оттолкнув руку мужчины, она, шатаясь, подошла к вешалке, сняла с неё тёплый шарф, пальто и, не надевая их, выбежала на улицу. Мела метель, но она, ничего не видя вокруг, плача бежала к ясли-саду. Ворвавшись туда, Люся столкнулась со старшей воспитательницей.

– Ты чего такая растрёпанная? – удивлённо спросила та.

– Что с Мишей? – задыхаясь, спросила Людмила.

– Да ничего, – ответила воспитатель. – Только он у тебя не жилец. Сегодня Костик помер, а завтра, видимо, время твоему. – И увидев, как Людмила присела на маленькую, детскую табуретку, добавила, – Ничего. Ты молодая, здоровая деваха. Родишь ещё не одного сына, а то и дочь вместе с ним.

– Дайте мне сына, – попросила её Люся.

Та вышла и через несколько минут принесла запеленованного в одеяло ребёнка. Людмила откинула уголок одеяла с пелёнкой и увидела синюшного цвета лицо своего сына. Глазки были закрыты, и он прерывисто тяжело дышал. Она прижалась губами к его головке. Это был огонёк. У ребёнка была большая температура. Заплакав и прикрыв его голову, Люся вышла на улицу. На её руках умирал маленький, беззащитный сынок, и она ничегошеньки не могла для него сделать. Слёзы застилали глаза, и она в полуобморочном состоянии шла, сама не ведая куда.

– Это что ещё за слёзы? – неожиданно услышала Люся. Перед ней в пурге стояла незнакомая женщина и смотрела на неё.

– Что это там у тебя на руках?

– Это мой сын, – тихо сказала Людмила, – и он умирает. Сказали, что не доживёт до завтра, – и она снова заплакала.

– Ты эту сырость брось, – сказала женщина. – А ну-ка, покажи мне красавца. Люся приоткрыла уголок одеяла. Женщина подошла с правой стороны и вдруг откинула его совсем, посмотрела на Мишу.

– И где ты видишь умирающего мальчонку? Да он у тебя богатырь! Если хорошо постарается, то сто лет проживёт. Иди корми его. Он у тебя голодный, как волк.

– Да не ест он ничего, – ответила Люся, прикрывая личико сына от снега и ветра. Она оторвала от него глаза. Рядом никого не было. «Что за чертовщина? Куда женщина девалась? Я что, сама с собой начала разговаривать? Надо скорее домой», – подумала она.